Порок

      Насколько сильно нужно любить, чтобы потом также сильно возненавидеть? Эта ненависть сильнее всех чувств, испытуемых человеком ранее, ведь подпитывается чистым, первородным чувством привязанности. В один момент ты буквально дышишь этим человеком, двигаешься вперед, покоряешь новые вершины, а в другой просто стоишь. Смотришь на жалкие ошметки прошлой жизни и осознаешь, что случившееся необратимо. Оно будет огромным грузом воспоминаний, давить на тебя всю оставшуюся жизнь и эту боль придется унести с собой в могилу.       Что чувствует человек, осознавая, что потерял не только самое ценное, что имел, но и самого себя. Один жалкий миг, ничтожная секунда, но цена ее неподъёмная и вот ты стоишь посреди выжженного поля в своей душе и не знаешь, куда двигаться дальше. Человека больше нет, но что делать с той любовью, что бурлит внутри? Куда теперь улетят все невысказанные слова и никому ненужные слезы? Тогда ты кричишь, срывая голосовые связки и раздирая горло в кровь, но все это бессмысленно.       Это конец наземной войне и начало твоей внутренней. Каждый вдох теперь, словно болезненный кинжал в легкие, а каждое биение сердца, удар кувалдой по органам. Все тело превращается в один сплошной раскалённый нерв, и ты ногтями начинаешь сдирать кожу до кровавых подтеков, лишь бы избиваться от зуда внутри. Эта боль чистая, словно слеза. В ней нет вины, разочарования или злости - она питается лишь чувством потери и необратимости.       Хосок роет руками землю, сжимая грязные комки между пальцами и смотрит на полыхающий огонь, который своими причудливыми языками, отражается в стеклянных от слез глазах. Запах гари и смерти болезненно забивается в ноздри, поражая дыхательные пути и выбивая оставшийся воздух из легкий. На языке оседает соленый привкус, вперемешку с металлическим, ведь альфа раскусил щеку, а возможно и губу.       В какой момент он свернул не туда? Почему из миллиона дорог, выбрал именно ту, что привела к такому исходу? Он никогда не был идиотом и знал, что старый должник у смерти, готовый однажды выплатить все без остатка. Эта цена оказалась неподъёмной, слишком великой и главное, уплаченной не им.       Холодный ветер трепещет перепачканные волосы, так что Хосок невольно переводит взгляд в сторону посадки. Снова она. Его близкая подруга с самого детства, стоит между деревьев, поглядывая на него без прежнего сожаления. Альфа постарел. Она постарела. Множество лет пройденных рука об руку и только сейчас он видит ее так близко, ощущает мертвенное дыхание на затылке, от чего волосы встают дыбом. — Мое любимое дитя. Столько раз я тебя предупредить пыталась, но ты не слушал, — будоражащий шепот над ухом раздается, от чего все окружающие звуки, мгновенно стихают. Хосок каждое слово сквозь сердце пропускает, чувствуя, как оно корочкой покрывается. — Теперь пора платить.       Костлявые пальцы его плеча касаются, а после в маленькую ручку превращаются. Теперь перед ним стоит Мару. В том же желтом комбинезоне, придерживая в руках любимого медведя. В карих глазах вместо ранней игривости, необъятная грусть плещет. Хосок руку вперед вытягивает, дабы коснуться маленького личика, но оно в пальцах растворяется, в дымку превращаясь.       Смерть отходит дальше, а около ее подола ребенок вьется. Они уходят в глубь посадки, а у альфы внутри все на тысячи осколков разбивается. Страх все тело сковывает, а мысль о том, что он последний раз любимого сына видит - ужасает. — Нет, пожалуйста, — он подскакивает с места, вслед за ними несясь. Ветки и камни ноги царапают, а желтое пятнышко лишь дальше становиться. — Пожалуйста, это мой сын, — кричит, горло в кровь разрывая, а слезы градом по щекам бегут, так что он их глотать не успевает. — Нет, умоляю, забери меня…       Только не Мару. Только не самый светлый лучик на планете. Он не должен за грехи отца платить. Если и существует высшая кара, то это именно она. Его резко под подмышки подхватывают, широкой грудью обзор закрывая. Альфа врывается, отпустить молит и все из-за плеча выглядывает, боясь, что больше никогда свою любовь не увидит. Хосок никогда не забудет тот момент, когда маленькое сердце остановилось, а его почему-то, продолжило биться. Чонгук удерживает брата крепко, сам в себе теряясь. Он видел как тот замер на несколько минут, словно статуя, а после в посадку бросился, не пойми кому в след крича. Картина дребезжащая и душераздирающая, самых печальных трагедий достойная. — Хосок, — резко встряхивает того, но альфа на него внимания не обращает, пытаясь с цепких рук вырваться. — Брат, пожалуйста. Мару где-то здесь. — Нет, он уходит. Мой мальчик уходит. — Никто не уходит. Пожалуйста, услышь меня, — вновь трусит, пока красные глаза своей взор на него не обращают. Хосок бегает по его лицу, сотни немых вопросов задавая, но ответа не находит. Искусанные, влажные от слез губы размыкаются, тихо шепча: — За что, брат?       У Чонгука от этого вопроса, земля из под ног уходит. Перед ним снова его маленький Хосок стоит, с верой в глаза напротив смотря. Тот кого он с рождения оберегал, кто тысячи дорог с ним прошел, сейчас разбитый и растоптанный, каждому слову его вникает, но ничего не слышит. Он уже тысячу раз пожалел о глупом плане, ведь видеть такого брата - пытка. — Ты бросил меня, — каждое сухое слово, словно кинжал в плоть вонзается, но Хосок продолжает говорить, с силой челюсти сжимая. — Тэхен бросил меня. Джин бросил меня. Я остался совсем один, с полуразрушенным государством в руках. Я стоял сколько мог, но не справился, — альфа глаза в пол опускает, а по щеке вновь слеза скатывается. — За это ты мне мстишь? За то, что я оказался слабым? За то, что сломался?       Чонгук в немом шоке стоит, ощущая дикие спазмы в грудной клетке, там где когда-то сломалось, а теперь не так срослось. Он столько лет брата диктатором считал, разрушителем, а оказалось разрушал здесь только он. Альфа привык разрушать и строить, но что если разрушенное больше не подлежит восстановлению? — Ты победил, — губы регента улыбка трогает, но она лишь всепоглощающим отчаянием наполнена. — Чосок теперь твой. Только название измени, ибо мы больше не вместе.       Хосок разворачивается. Фигура его из статной, в сгорбленную превратилась, словно за несколько мгновений, альфа постарел на целую жизнь. Кончики его пальцев подрагивают, словно от ударов тока, а колени то и дело подкашиваются, но он продолжает уходить. Каждый шаг для него кинжал болезненный, но он отчетливо решил, что это был последний раз, когда он в глаза Бэмби смотрел. Это конец. Братьев Чон больше нет. — Надеюсь оно того стоило.       Чонгук смотрит ему в след, себя по кусочкам склеивая. Ком в горле тугим узлом стоит, неприятным горьким послевкусием язык опаляя. Он ведь ничего не сделал, Мару жив. Альфа поднимет руку вверх, тем самым отдавая приказ отпустить Тэхена, а сам следует прямо к Хенджину. Омега сломя голову прямо к Хосоку несется, но тот словно призрак, его поначалу не замечает. Когда же карие глаза, наконец, заплаканного лица касаются, альфа его за руку хватает, сжимая до заметных синяков. — Не уходи с ней, — шепчет мужчина, аккуратно по вьющимся волосам проводя. — Умоляю, только не уходи. — Я никуда не ухожу, — омега резко к его груди прижимается, к сбитому сердцебиению прислушиваясь. Хосок его не слышит, ибо не слушает, только продолжает руку сжимать, боясь, что и его потеряет. Наклоняется ближе к темной макушке, носом в нее зарываясь и блаженный запах цветов вдыхает. Альфа любитель своих холодных нарциссов. — Прости меня. Я так мало говорил, что люблю. Но я безумно люблю тебя Тэхен, пожалуйста, не уходи. — Я никогда тебя не брошу, — шепчет омега, сильнее в теплую грудь зарываясь. Ему столько всего Хосоку сказать нужно, но сейчас время неподходящее. Он даже представить не может, какие демоны сейчас его душу, когтями рвут. Чонгук в это время среди военных мечется, выискивая нужного человека. Хенджин сидит неподалеку на склоне, потягивая сигарету и задумчиво смотря на все еще догорающую виллу. — Где Мару? Веди сюда, — альфа подделает к нему зверем раненым, кончики его пальцев подрагивают от напряжения, а глаза ни за что зацепиться не могут. — Глава мертв, — констатирует Хенджин, делая глубокую затяжку. И не увидите вы в мире ничего более отвратительного, чем безразличие в его взгляде. Словно не он руки кровью ребёнка замарал, самолично в руки Бога передавая. — Что ты несешь? — рычит Чонгук, руки в кулаки сжимая, но они предательски, лишь сильнее дрожать начинают. — Где мой племянник? — Хосок не оставил нам выбора, — альфа поднимается, отряхивая несуществующую пыль со штанов. — Это была необходимая жертва, для достижения большой победы. — Ты говорил, что выведешь их, — Чон делает угрожающий выпад вперед, хватая мужчину за воротник и выдыхая пламенем прямо в лицо. — Иначе ты бы не согласился. Каким бы безразличным ты не пытался казаться, но я видел, что ты привязан к этой глупой семейке. Ты был таким самоуверенным, пока мы были за границей, но стоило вернуться сюда, как с каждым днем ты становился все мягче и мягче. Спасал омег, пожертвовал войной ради Чимина, а после привязался к глупому ребёнку, которого знаешь от силы пару месяцев, — выплевывает Хенджин все, что накопилось за это время. Привязанность друга к родным его раздражала, ведь с каждой секундой, Чонгук отходил все дальше от проложенного ими пути. В один момент он даже думал, что альфа откажется от войны и помирится с Хосоком, но благо тот оказался еще тем подонком.       Чонгук слушает и ушам своим не верит. Ублюдок, посмел против его приказа пойти, нацелившись на святое. Такое не прощают. Он множество лет друзей карал, которые в врагов обращались, интриги за его спиной плетя. Этот случай не исключение. За преступлением, всегда следует наказание. — Что бы ты не говорил, Хенджин, — мужчина делает шаг назад, скидывая пиджак на землю и терпеливо подкатывая рукава рубашки. — Я все равно остаюсь частью этой семьи. Напомни ка мне девиз семьи Чон?       Хенджин невольно кривит губы и изгибает бровь в немом вопросе. К чему все это шоу? Они победили, добились поставленной цели - континент теперь им принадлежит. — Кровь за кровь, — произносит с насмешкой, глаза в сторону отводя, благодаря чему не замечает, как сумасшедший оскал лицо напротив окрашивает. Чонгук бьет резко и точно в нос, от чего альфа назад отшатывается, но следующий удар, заставляет его на землю повалится. Грудную клетку моментально тяжестью спирает, от которой ребра полопаться норовят. Чон его не желает, бьет безжалостно, сидя сверху. Кровь из его носа градом льется, но глаза напротив яростью полыхают и именно в этот момент Хенджин осознает, что это конец. Чонгук не остановится, ведь волна агрессии разум застелила. — Все равно это ты его убил, — сплёвывает кровь, последние слова произнося, а удары альфы лишь сильнее становятся. Он выплескивает свою боль по другому. Хосок утопает в горе утраты, но Чонгук мстит. Хотя, мсти, не мсти - мёртвых не вернуть. И радости это не принесёт. Месть за себя или за кого-то - не более чем красивые слова и ублажение своего эго.       Когда грудь под ним взыматься перестает, он не останавливается. Когда под кулаками кровь хлюпать начинает, он не останавливается. Когда от прежде красивого лица, лишь месиво остается, он не останавливается. Его сердце огнем полыхает, а по венам чистая лава бежит. Эту боль он в первородный гнев обращает, только злиться тут можно только на себя.       Останавливается он лишь тогда, когда в затуманенном сознании детский голос слышится: «Дядя Гуки - мой герой». Альфа за голову резко хватается, желая от наваждения избавиться. У него словно все сосуды разом лопнули, каждую клеточку тела болью пронзая. «Я люблю своего дядю» — кричит, на бок заваливаясь, волосы с силой оттягивая, лишь бы голос заглушить. «Смотри какой кораблик, я сам сделал» — Пожалуйста, прекрати, — голосовые связки в кровь срывает, но должного результата это не дает. Этот призрак всю жизнь за ним ходить будет, о ужаснейшем дне напоминая. День, когда он потерял все.       Он должен был его защитить, самую маленькую жизнь уберечь. Единственный человек, который в нем чудовище не видел. Чонгук недостоин быть его героем, жалкий, убогий клоун, но не герой.       Как он теперь в зеркало смотреть будет? Там будет красивый, молодой мужчина стоять, но стоить помнить, что нет искуснее лжеца чем отражение. Оно тебе душу разбитую не покажет, а лишь красивую обертку, под которой конфетка с гнильцой скрывается.       Альфа захлебывается своими страданиями, кожу головы в кровь срывая. Но не это его плата за содеянное. Раскаяния недостаточно. Его расплата дома ждет. ***       Чонгук прибывает в особняк поздно ночью, сразу замечает сидящие на пороге две фигуры. Их в темноте практически не распознать, лишь тлеющие огоньки сигарет, выдает присутствие двух мужчин. Оба они сгорбленные, последними событиями побитые. Это был чертовски ужасный день, и что-то ему подсказывает, что это еще не конец. — Что вы здесь делаете? — альфа останавливается около них, выуживая из кармана знакомую пачку. В такие моменты, когда мир вокруг окутан дымкой сна, люди зачастую разваливаются на кусочки внутри, тихо выпуская дым в ночную гладь. Отвратительным запахом гари пытаются внутренности пропитать, лишь бы отвратительные ощущения выкурить. — Я приехал за своим мужем, — отвечает Намджун, щуря глаза, когда греющий огонь их неприятно пощипывать начинает. — А тут уже был Юнги. Чонгук быстро чиркает зажигалкой, от чего маленький огонек разгоняет на секунду тьму. У него тоже такое светило есть, оно сейчас наверху спит и еще не знает, что прямо на его пороге разрушение стоит. — Никто не брал трубку, а мне срочно деньги нужны, — произносит Юнги, сплевывая вязкую слюну на пол. Он выглядит побитым, сломленным, точь в точь как альфа напротив. Его мундир весь в грязи перепачкан, а на левой щеке алые крупинки красуются, словно кто-то ему в лицо кровью плюнул. — Меня ведь кое-кто ограбил, — слова его звучат без осуждения, а голос хриплый и надломленный. Чонгук ментально ощущает, что кое-что ужасное произошло, но даже знать не хочет, что именно. Ему сейчас и без того плохо, а еще сильно блевать тянет, но он держится. Будет еще одна плохая новость - боится сломаться. — Война закончена, я верну все, что забрал, — отвечает альфа, делая глубокую тягу, от чего голова сильнее кружится начинает. — Моего сына тоже вернешь? — резко подскакивает Юнги, сжимая руки в кулаки, а сигарету зажимая между зубами. — Макс должен был быть заграницей, в безопастности. Кто ты такой, чтобы моим решениям противиться и сюда его забирать? А если забрал, то обязан как зеницу ока беречь, а не на войну с собой тянуть, — Мин как дикий зверь рычит, и даже делает попытку на альфы кинуться, но Намджун друга удерживает. Понимает, что Юнги только себя в случившемся винит, но ему нужно на кого-то злость выместить. — О чем ты? — Чонгук выгибает бровь, искренне недоумевая о чем альфа говорит. — Я не брал Макса на войну. — Тогда как он там оказался? — Мин дышит тяжело, несколько больших затяжек делая. Он помнит как привез омегу в больницу, как дрожащими руками его с машины доставал. Макс обещания не сдержал. Глаза закрыл. Когда альфа покрытой мурашками кожи коснулся, то едва сам сознание не потерял. Он был холодный. Холод этот был неестественно отвратительный, до самых костей пробирающий. Страх каждую клеточку тела сковал, липкими путами органы опутывая. Мысли о том, что омега мертв он не допускал.       Кто же тогда утрами будет на кровати скакать, так что уже три матраса сменили? Кто будет ругаться, когда Мин на соревнования по стрельбе опаздывает? Он ведь столько на него злился, когда Макс до поздней ночи гулял где-то, а теперь всю жизнь об этом жалеть будет. Вспоминает как кричал, когда тот седьмую бездомную собаку домой притащил, а теперь готов всех животных мира у себя поселить, только пускай не умирает. Оглаживает бережно руку, по татуировкам проводя. Каждую из них он наизусть знает, ведь исцеловал каждый кусочек бархатной кожи.       Его маленький, но такой сильный омега, просто не может бросить его. Это было бы совсем не в его стиле. Вот прямо сейчас он должен глаза открыть и глупую шутку пустить.       Когда врачи пытались забрать маленькое тело из рук, он поначалу испугался, так что сильнее пальцами в омегу вцепился, к себе прижимая. Боялся, что если сейчас его заберут, то никогда больше не увидит любимые зеленые поля. Он пришел и весну, в замершее сердце военного, принес. Если сейчас он его бросит, то альфа на законодательном уровне эту пору года запретит. Потому что отныне, для него весны не будет.       Три часа Юнги волосы на себе рвал, сидя у операционной. На ресепшене его уже пугались все, потому что альфа без остановки кричал, чтобы лучших врачей везли. Когда молодой медбрат покинул палату, Мин его чуть с ног не снес.       У Макса открылось внутреннее кровотечение, а потеря сознания произошла из-за кровоизлияния в мозг. Так же из-за сильного удара в живот, произошел частичный надрыв селезенки. Во время проведения операции, омега пережил четырёхминутную клиническую смерть, но благодаря использованию дефибриллятора, шатена удалось откачать.       Медбрат докладывал Юнги о малейших изменениях, наблюдая как альфа бледнеет с каждой секундой. Целые четыре минуты, его любимый мальчик виделся с Богом, но оказался достаточно сильным, чтобы показать ему неприличный жест и вернуться назад.       Позже ему доложили, что ребенок погиб на месте, а также произошло сильное смещение матки. Юнги словно обвили колючей проволокой, которая глубокие раны на коже оставила, когда ему сказали, что детей он больше иметь не сможет. Боль от потери ребёнка невыносимая, но что чувствует человек, который сам его и убил? Он бы все сокровища мира отдал, лишь бы время вспять повернуть. Его нерожденное счастье, но уже такое любимое, теперь среди ангелочков пляшет. Макса перевели из реанимации, переместив в плату. Посещение омеги было запрещено, а перед Мином выложили огромные счета за лечение. Он ведь его в лучшую клинику страны привез, всех врачей на уши поднял. Тогда-то Юнги и начал всем друзьям звонить, но никто трубку не взял. Вариант оставался один, но требовал он через свою гордость переступить. Альфа не сомневался. Он уже достаточно гордым был и заплатил за это слишком дорого. Стоило его еще тогда, во время объявления нового главы, с собой забрать и запереть где-нибудь в доме, лишь бы от бед уберечь. — Где Макс? — спрашивает Чонгук, перебирая в голове все возможные варианты. Он уже догадался, что дикий омега снова что-то натворил. Ему только этого для полного счастья не хватило. Они ведь друзья. Чон на это надеется. Теперь Макс остался единственным человеком, к которому он мог за советом обратиться и на плече поплакать.       Только глупцы считают, что дружбы между противоположным полом не бывает. Чонгук уверен, что они никогда друг на друга влюбленно смотреть не будут, только потому что оба однолюбы и уже встретили своих предназначенных судьбой. Это все не отменяет того факта, что им чертовски хорошо вместе. Они обсуждали татуировки, смотрели бокс, выходили на пробежку утром. Макс даже научил его стрелять из лука, за столь короткий промежуток времени и оказался первым омегой, которому Чонгук позволил пользоваться любым автомобилем из своей коллекции. — В больнице, — констатирует Юнги, отбрасывая стлавшую сигарету на землю и сразу зажимая между зубов новую. — Он перенес клиническую смерть и потерял ребёнка. — Он был беременный? — альфа выпучивает глаза, только сейчас осознавая, что стоял в спарринге с беременным омегой. Этого Мину лучше не знать. — У меня осталось не так много денег, но я дам тебе все что есть. Если нужно продам недвижимость, — тараторит Чонгук, сильно распереживавшись. Он и все машины отдать готов, если это поможет омегу спасти. Слишком много потерь эта война принесла и если есть шанс хоть одну пресечь, то он им воспользуется. — Намджун уже все проплатил, — Юнги смотрит на друга, который все это время куда-то вдаль смотрел, кажется, даже не слушая. Они никогда не узнают, что он около Сопрано пережил. Это была дикая резня, в которой через разобранные конечности, альфа на каждом шагу спотыкался. Он столько крови в жизни не видал, а теперь она у него перед глазами веками стоять будет. Ад на земле, танец смерти, в котором аплодисменты услышит лишь выживший. — Война закончилась? — тихо спрашивает Джун охрипшим голосом, но в нем больше мольба слышится. Он не хочет туда возвращаться, еще раз старое сердце такое не выдержит. — Закончилась, — вздыхает Чонгук, поднося сигарету к предательски дрожащим губам. Этот вывод облегчения никому не принес, ведь война априори никому его не дает. Она лишь создает призрачную иллюзию величия и борьбы за благие цели. На самом же деле, благого в ней ничего нет. — Кто победил? Чонгук сбрасывает окурок на землю, проходя мимо альф и быстро поднимаясь по ступенькам. Когда массивная дверь со скрипом прикрывается, до слуха мужчин доноситься: — Смерть. ***       Чонгук тихонько следует в комнату омеги, боясь разбудить. Каждый шаг сюда, ему болезненным ударом в сердце отдавался, а кислород все больше покидал легкие. Ему нужно огромный груз правды на Чимина вывалить и как бы сильно он не хотел эту боль с ним разделить - не выйдет. Он не знает, что чувствует родитель лишаясь единственного ребенка и надеется никогда не узнать.       Если Чимин решит бросить его, то сделает правильный выбор. Пускай каждый день после, он будет в адской агонии метаться, но никогда назад вернуться не попросит. Он заслужил. Заслужил быть запертым в самой ужасной тюрьме мира - в самом себе.       Легкая улыбка искусанные губы трогает, когда омегу в его комнате не находит. Посреди спальни, обделанной темными и грубыми материалами, в ворохе одеял и подушек, громко сопит его чудо. Он спит в его комнате. Свесив одну ногу с кровати и сладко чмокая губами, он похож на настоящего ангела, запретного в царстве сатаны. Лунный свет божественное лицо освещает, а черные ресницы заметно подрагивают. Как бы сильно он хотел этот момент навеки продлить, затерявшись здесь рядом с ним, в блаженном чувстве спокойствия. Здесь все иначе. Словно не было рек крови и ужасной войны. Здесь умиротворение, рядом с обворожительным запахом меда в танце кружит.       Чонгук аккуратно к пухлой щеке прикасается, пальцами бархатную кожу обводя. Только не просыпайся. Побудь еще немного в неведении. Словно в самой дешевой мелодраме, омега в эту же секунду глаза разлепляет, маленькими пальчиками грубую ладонь обхватывая. — Ты пришел, — заспанный голос дребезжащую тишину нарушает, но альфа от него невольно улыбаться начинает. — Иначе и быть не могло, — Чонгук заваливается на кровать, совсем забывая, что в грязи и крови перепачкан, а чистый и пахучий омега все ближе к нему льнет, словно этого вовсе не замечает. — Мне столько тебе сказать нужно, — начинает синеволосый, утыкаясь носом ему в щеку. Альфа думает, что ему тоже нужно много сказать, но слишком страшно становится. Тут в постели все счастье мира сконцентрировано, у него даже душа меньше болеть стала, а ему это собственными руками разрушить нужно. Чонгук невольно набирает побольше воздуха в легкие, и оглаживает выпирающие лопатки омеги. Он расскажет. Дайте ему лишь несколько минут, запастись памятью о нем на всю жизнь. Он никогда не забудет ситцевую кожу и мелодичный, правильно поставленный голос. Позвольте ему еще немного им насладиться, ведь он четыре года о Чимине бредил. Эти несколько месяцев, стоили всей его жизни и сейчас он с достоинством его отпустит. — Я люблю тебя. Или не отпустит. — Я столько думал о нас, пока ты был на войне. Переживал каждую секунду и даже представить боялся, что ты можешь не вернутся. Я принимал таблетки, как ты и велел и надеюсь, что мне становиться лучше, хотя сам этого понять не могу. Слишком долго за призрачной любовью гонялся, но с тобой все иначе. Я правда люблю тебя, Чонгук. Альфа сам в себе теряется, по красивому лицу напротив бегая. Он годами этого признания ждал, но почему оно именно сейчас к нему нагрянуло. Словно вся кара мира, решила на него свой вес обрушить. Он ведь хотел сказать, готов уже все разорвать был, а теперь ком в горле стоит. Неужели Чимин обречен чудовищ любить? — Чего ты молчишь? — спрашивает омега, после слишком затянувшейся тишины. С каждой секундой он волновался все больше, смотря на ошалевшего Чонгука и отчего-то в душу маленький червь сомнения закрадывается. Может альфа его разлюбил? Может осознал, что это не то чего он хочет? — Если ты хочешь еще повременить и неуверен в моих чувствах, то прости. Наверное я слишком тороплю события, просто подумал…       Омега тараторит как сумасшедший, нервно пальцы заламывая, но Чонгук неожиданно вперед подается, поцелуем глупую тираду прекращая. Его губы мягкие, чертовски манящие и такие родные. В них весь трепет мира сконцентрирован, от чего альфа невольно подрагивать начинает. Чимин отвечает моментально, обвивая руками шею напротив и всем телом к мощной груди прижимаясь. Закрывается пальцем в перепачканные волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Ему сейчас неважно, что мужчина кровью пахнет, главное, что он рядом. Живой и любит его.       Чонгук каждый сантиметр его кожи обводит, то и дело возвращаясь к бедрам и сжимая с силой. Эти выпирающие косточки ему покоя не дают, сознание будоражат. Скажите сколько ему отдать нужно, чтобы блаженные губы всю жизнь терзать. Он на любую цену согласен.       Чимин резко его назад толкает, от чего альфа на подушки падает, а после сверху усаживается. Дорожкой поцелуев по шее проходится, попой на мужчине ерзая, от чего Чонгук завыть готов. Он настолько не хочет это останавливать, но нужно, иначе омега подумает, что тот и воспользовался в последний раз. — Чимин, я воняю, — немного отталкивает его от себя, первое здравое оправдание придумав. — Мне плевать, — доводит руками широкую грудь, спускаясь прямо в ширинке, но альфа резко бедрами вздрагивает, пресекая все попытки. — Нам нужно поговорить, — нельзя тянуть. Если сейчас он ему правду не расскажет, то потом никогда не сможет. — Поговорим утром.       Омега вновь за поцелуем тянется, спешно пуговицы на его рубашке расстегивая. Он так сильно за ним соскучился и слишком счастлив, что свои чувства смог раскрыть. Такое чувство, словно он его всю свою жизнь ждал, ведь теперь любовью насытится не может. Чимин такая жадина. Он чертовски жадный до любви. Сильнее попой по штанам елозит, зная, насколько это заводит альф. Сжимается всем туловищем, продолжая руками, беспорядочно тело снизу изучать. Чонгук чертовски красивый. В меру спортивный, но не перекаченный и не огромный. Темная челка постоянно ему на глаза спадает, от чего мужчина часто зачесывает ее пятерней назад. Ровные черты лица и обворожительно прекрасные, черные глаза. Тьма в них ранее его пугала, а теперь он ее своим домом считает.       Он каждую его татуировку любит, зная секрет, который заметил по чистой случайности. Проснувшись однажды утром раньше, он смог рассмотреть оголенную спину Чонгука, которая также была покрыта различными рисунками. Тогда то он и заметил, что под левой лопаткой, набит сидящий на коленях ангел, на лицо которого спадали светлые волосы, а руках он сжимал огромный букет лилий. Прямо под ним, аккуратными, каллиграфическими буквами была выведена надпись: «… и любоваться я тобою не устану».       Чимин тогда не сдержался и потрогал обворожительный рисунок, от чего альфа сразу проснулся, а он поспешил убрать руку. Хотя этой секунды оказалось достаточно, чтобы понять кому именно посвящена татуировка. Тогда он понял, насколько сильно мужчина любит его и впервые усомнился, что действительно он похитил его четыре года назад.       Чонгук резко прикусывает омегу за нижнюю губу, от чего слышится тихий визг. Чимин недовольно отстраняется, проведя языком по ушибленному месту и грузно смотря на альфу. — Что не так? — Нам нужно поговорить, — мужчина скидывает его на бок, усаживаясь ровно на кровати и пряча лицо в ладонях. Тянуть больше нельзя. Как бы сильно не хотелось скрыть это навеки, но омега рано или поздно узнает и лучше пускай это будет от него, чем незнакомые наплетут всяких глупостей. Он побольше воздуха в легкие набирает, дабы немного сознание прояснить, но ком болезненно в горле встает. Как можно рассказать родителю, что его дитя больше нет? Как правильно эту информацию поднести? Как сказать, что это по его вине произошло? — С Мару кое-что произошло, — произносит на выдохе, боясь к Чимину лицом повернутся. — Он заболел? Поранился? — омега ему руку на плечо кладет, недоумевая от странного поведения мужчины. Его мальчишка всегда был резвым, поэтому содранные коленки и небольшая простуда не проблема. Неужели Чонгук настолько сильно любит его, что из-за таких глупостей переживает? Синеволосый от этих мыслей невольно зарделся. Он даже мечтать не смел о том, что альфа его в семью примет и как своего ребенка растить согласиться. Чонгук все же взгляд на него поднимает, а нижняя губа дрожит предательски. В карих глазах напротив топленный шоколад плещет и вся любовь мира собрана. Это высшая кара, наблюдать, как в них огонек гаснет. — Вилла взорвана, — вот и сказал. Теперь пути назад нет, как и места глупым переживаниям. Отныне ад на его глазах разворчатся будет и останется лишь в его котлах вариться, впитывая в себя страдания. — Что? — дрожащий голос больно по ушам режет, но он знает, что заслужил это. Готов, что Чимин сейчас уйдет, обвинит его во всем и оставит навеки одного. Это будет его расплата за содеянное. — Гуки, где мой сын? Рука омеги сильно его плечо сжимает и мелко подрагивает, от чего альфа поверх свою ладонь кладет. Маленькие, прозрачные слезинки начинают по большим щекам скатываться, обводя ровный профиль подбородка и опадая на постель. Все пути от тьмы в сердце мужчины, ведут к его карим глазам.       Чонгук понимает, что ожидания оправдать не смог. Теперь он в очередной раз вынужден гореть, умирая внутри. В этом ему мало равных. Разочаровывать всех, кто тебя любит - искусство. Единственное искусство, которое он познал. Хосок говорил о картинках, а он жег города. Чимин танцевал, а он убивал. Макс стрелял по мишеням, а он по людям. Тэхен разрушал барьеры, а он возводил. Каждый из них творил истинную вершину совершенства, создавал неповторимое, распуская цветы в легких. Он же познал другой венец человеческого творения - смерть. Разрушение его самый верный друг и каждый кто находиться рядом, так или иначе будет уничтожен. Это ему как взаправду.       Чимин на его глазах вновь ломается, с собственными демонами в душе воюя. В этом есть что-то красивое, что-то с привкусом ада на языке. Он развернул перед ним душу, открывая все свои слабости, словно мольберт молящий о живописи, Чонгук же там темными цветами все измазал, ведь это единственные краски ему знакомые. Его собственные звери ночами на куски рвут, уничтожая кожу и плоть в клочья. Каждый из клык заточен, играют на жилах, словно струнах скрипки.       Альфа лишь наклониться в силах, дабы из нижнего ящика сильные транквилизаторы вытащить. Он сам себе солгал. Никуда он Чимина не отпустит. Навеки его к себе цепями примотает, потому что эгоиста большего в мире не сыскать. Слишком сильно он в этом свете нуждается и если омега исчезнет, то его непроглядная тьма окутает. Тогда он всей вселенной отомстит, за сердце забитое и прольет реки крови, душу израненную леча. — Это Хосок его убил? — хрипло говорит синеволосый. Он все это время плакал не прекращая, стираясь от правды скрыть. Только от этого можно убегать, но убежать невозможно. Потеря о себе каждое утро напоминать будет, болезненными спазмами в сердце и глупой мыслью «почему я жив?». — Это он во всем виноват!       Чонгук от такого заявления моментально теряется, не зная, что стоит сказать в ответ. Чимина даже мысли плохой в его сторону не допускает, хотя война началась именно из-за него и маловероятно, что Хосок подрывал бы собственную виллу. Озарение резко бьет его по голове, словно кувалдой. Чимин и так понял, что это он во всем виноват, но хочет услышать ложь. Хочет, что альфа кого-то другого в этом обвинил, потому что словам любимых верить легче.       Бедный, разбитый мальчик, утонувший в такой пучине отчаяния, что сообщенными руками правду отвергает, лишь бы хоть каплю боли утолить. — Все будет хорошо, — шепчет альфа, моментально принимая условия игры, но точного ответа не давая. Они через все это обязательно пройдут, но начинать новый путь со лжи он не хочет. Хосок действительно плохой человек, но быть обвинёнными в смерти собственного ребенка, слишком. Чонгук запихивает ему в рот горсть таблеток, долго укачивая на руках, пока дикие вопли не превращаются в беспокойное сопение. *** Месяц спустя       Лучи утреннего солнца проникают в палату, разогревая весенним теплом все помещение. Лето совсем близко. Оно заглядывает в окна, играя солнечными зайчиками на стенах и дополняет приятную атмосферу, радостным щебетанием птиц. — Пожалуйста, еще одну ложку, — бурчит альфа, тыкая супом в губы напротив, от чего омега кривиться и отворачивает голову. Ему противна больничная еда, а надоедливый Юнги с его «правильным питанием» и постоянными заморочками уже в печенках сидит. — Все уже пришли, но я не впущу их, пока не доешь, — шикает, вновь поднося ложку ко рту, на что Макс все же сдается, открывая рот.       Он очнулся лишь две недели назад, но уже значительно шел на поправку. Юнги не отходил ни на шаг, постоянно поправляя подушку, ругаясь с врачами и время от времени, деловито прикладывая руку к его лбу, словно действительно что-то в этом смыслит.       Каждый день его навещали друзья, принося различные фрукты и подарки, а Чонгук даже втайне пронес пирожные, за что потом получил от Мина. Случившееся сильно ударило по нервной системе омеги, но он каждый день продолжал улыбаться, дабы сильнее не расстраивать альфу. Только самыми глубокими ночами, когда мужчина засыпал на соседней кушетке, он мог выплеснуть немного горя, ощупывая теперь впалый живот. Он не винит Юнги или кого-либо еще в случившемся, предпочитая переносить весь груз на своих плечах.       Когда последняя ложка отвратительно супа с брокколи исчезает у него во рту, альфа довольно гладит его по голове и приглашает друзей войти. Первыми на пороге показывается Чонгук, бережно придерживающий Чимина за руку. Весь последний месяц был для них настоящим адом и сейчас можно лишь порадоваться, что омега идет на поправку.       Поначалу Пак отказывался есть, разговаривать и только безостановочно целыми днями плакал, сжимая в руках маленькие детские вещи. Чонгук буквально силой запихивал в него лекарства, а в особняке практически поселилось несколько врачей психотерапевтов. Запирать его в клинике он категорически отказался, ведь считал, что ничего не лечит так хорошо как родные стены.       Чонгук выводил его на короткие прогулки по саду, дабы омега дышал свежим воздухом, закупил полный холодильник вкусностей, которые потом приходилось выбрасывать и главное, никогда не оставлял его одного со своими мыслями.       Можно только представить, насколько ему было тяжело. Параллельно с этим он решал множество дел государства и даже взял на себя похороны Мару, ведь Хосок после случившегося исчез. Его вместе с Тэхеном словно ветром сдуло и сколько альфа не пытался отыскать брата, поиски остались безрезультатными.       Чимин на похоронах не присутствовал. Чонгук позаботился о том, чтобы вести о месте захоронения разнеслись по всему государству, дабы в случае чего, брат смог наведаться на могилу.       С каждым приходом омеги, Макс замечал, что ему становится все лучше. Лицо постепенно приобретает более живой вид, и он даже изредка улыбается на особо смешные шутки. Конечно, процесс лечения еще совсем не закончен и возможно затянется более чем на полгода, но видеть даже малейшие изменения все равно приятно.       Следом за ними, в палату входит глава, а точнее президент, ведь первым его указом, стало приобретения государства демократической формы управления. Сокджин заносит огромный букет цветов, обворожительно улыбаясь. Намджун стоит немного позади и любезно поинтересовавшись самочувствием шатена, увлекается разговором с Юнги.       Чонгук отказался от отвратительного кресла, которое принесло в их жизни столько несчастья. Он четко осознал, что ранее им двигало сумасшедшее желания обладания и собственное раненое эго и теперь не хотел и пальцем прикасаться к политическим делам.       Тогда-то остро встал вопрос нового главы, на место которого по-началу он хотел усадить Юнги, но альфа отказался. Потом его взор пал на Намджуна, но тот и вовсе пожелал отойти от дел, углубляясь в какой-нибудь небольшой бизнес. Слишком он стар для всей это политической и военной мишуры и теперь хочет уделять больше внимания своей семье.       Интересно получилось. Кресло главы приносило множество привилегий и практически безграничную силу, а по итогу оказалось никому не нужно. Тогда его взор и пал на омегу, жизненные взгляды которого сильно отличались от его, но кажется именно они были верными.       Сокджин новой должности совсем не испугался, а тем более Намджун согласился поддерживать любое его начинание. Всего за один месяц омега провел медицинскую, военную, школьную и экономическую реформы, что должно сильно повысить уровень жизни в стране. Конечно, большинство жителей Чосока были довольно консервативны, поэтому не всем пришелся по вкусу президент слабого пола, но ведь за ним всегда стояли сильные альфы, которые с гордостью смотрели на процветание государства. — Ну как ты тут? — на кровать падает Чонгук, подпирая одну руку головой, а рядом с ним педантично присаживается Чимин, разглаживая мелкие складки на брюках. — Скучаешь за мной? — За тобой соскучишься, — наигранно кривиться Макс, щелкая того по носу. — Юнги своей заботой меня задушит. — Вот выйдешь и уедем все вместе на море, — альфа мечтательно вздыхает, прикрывая глаза. — Чимину будет полезен морской бриз. — Сам решу, что мне лучше, — бурчит синеволосый. — Он такой злой из-за таблеток. Вот наш президент всегда спокойный. Признайся Джин, ты сидишь на антидепрессантах? — Намджун лучше любых антидепрессантов, — шатен многозначительно играет бровями, намекая на тонкую, но довольно неприличную шутку.       Стоит заметить, что они никогда не обсуждали тему войны и Хосока. Этот разговор не был под запретом, просто никто не хотел будоражить еще не зажившие раны, хотя каждый тихонько надеялся, что потерянный брат вернется и они смогут все обсудить. Больше всех надеялся Чонгук. По правде говоря он искал его долго, обшаривая всевозможные места, но все безрезультатно. Ему столько всего нужно сказать, за многое извиниться и наконец-то попытаться наладить отношения, но он готов дать брату время. Он искренне верит, что когда Хосок будет готов, то явиться сам, а ему остается лишь покорно ждать. — Я кстати, распродаю всю свою недвижимость, — начинает Чонгук, радуясь, что может поделится маленькой идеей. — Думаю, построить небольшой домик в каком-нибудь престижном районе Параммо. Там природа просто восхитительная и залив недалеко. Чимину будет полезно больше дышать воздухом. — Сам решу, что мне лучше, — омега в очередной раз повторяется, от чего Макс тихо прыскает в кулак. Он действительно стал чересчур раздражительным, но альфа спокойно терпит всего его выходки, лишь нежно поглаживая руку, дабы немного успокоить.       Наконец-то между ними царит спокойная и дружеская атмосфера, которой каждый так желал, но из-за глупых предрассудков идти к ней оказалось слишком долго. Они пережили невероятно много событий, которые должны были разорвать их в клочья, сломав внутренний стержень, но каждый их них выстоял. Кажется они смогли поймать эту глупую птицу счастья за хвост и дальше их ожидает лишь светлое будущее. ***       Огромный пылающий шар исчезает за горизонтом, а легкий морской ветер треплет шоколадные волосы. Здесь так спокойно. Словно и не было всего ужаса, через который ему пришлось пройти, словно счастье прячется где-то за углом, но он никак не может его выследить.       Альфа прикрывает глаза, позволяя легкому бризу касаться разгоряченного лица и блаженно вздыхает, слушая шум волн. Утрата будет еще долго его сердце теребить, но кое-кто смог подарить ему веру в лучшее. — Паром отправляется через десять минут, — Тэхен подбегает к мужчине, придерживая рукой небольшую шляпку, чтобы ее не сдуло ветром. Темные кудри чересчур красиво обрамляют его лицо, так что Хосок желает любоваться воплощением чистого искусства вечно. Он тянет омегу к себе за руку, моментально зарываясь носом тому в макушку, а левой рукой аккуратно поглаживая маленький животик. Первую неделю после трагедии он закрылся в лесном домике, где ранее прятал Чимина и безостановочно топил горе в алкоголе. Бедный Тэхен лишь терпеливо наблюдал за мучениями альфы, зная, что ему нужно выплеснуть свою боль хоть куда-то. Тогда то его и начало сильно тошнить, а Хосок заметив бледность на лице любимого, быстро сменил бутылку на руль машины, отвозя того в близлежащую больницу. Там то он и узнал, о своей надежде, которой оказалось был уже месяц.       Сам Бог смилостивился над его уродливой душой, сделав обворожительный подарок судьбы. Когда ему сообщили радостную новость он упал на колени, прижимаясь лбом к еще плоскому животу и позорно заплакал прямо на глазах у всего медперсонала. Он уверен, что это его Мару. Его маленький мальчик решил не бросать родителя и теперь вернется вновь, дав ему еще один шанс. В ту же секунду он решил, что кто бы там ни был, имя ему будет Хоуп, что с английского означает надежда.       Последние несколько недель он возился с документами, опустошая все счета, а после выкупил небольшой домик за границей. Оставалось лишь самое незначительное, но невероятно тяжелое. Сходить попрощаться с Мару. Он трусливо пропустил похороны, как сделал и с Чонгуком, ведь боялся, что не сможет этого выдержать и бросится в могилу за сыном.       Когда он увидел маленькую каменную плиту, то даже не заплакал. В его душе осталось лишь огромное выжженное поле, а в сердце огромное количество любви, которую он теперь отдаст холодным нарциссам.       Альфа стоял там в тишине несколько часов, а после уже наведался на могилу отца, который умер два года назад. Все что ему оставалось это попросить приглядывать за своим сыном, и дать ему сил, чтобы он смог стать таким же хорошим родителем как и Чон Лисон.       Он много смотрел новости, слышал о всех изменениях в стране и кажется вздохнул с облегчением. Только лишившись статуса главы он понял, насколько сильно эта должность на него давила. Чонгуком он тихо гордился. Невероятная обида все еще бушевала в его сердце, но он искренне радовался, что у друзей все налаживается. Возможно однажды буря в его душе стихнет, а раны перестанут кровоточить и тогда он вернется сюда. Посмотрит брату в глаза, простив все старые обиды и наконец-то крепко обнимет. Это не произойдет через года, а возможно даже через два. Но это обязательно случиться, ведь время залечит старые шрамы.       Теперь они стояли на огромной причале, а неподалёку слышался громкий гул парома, который уже через несколько минут, увезет их в новую жизнь. Это был слишком тяжелый путь, но теперь они понимают, что иногда нужно коснуться самого дна, чтобы оттолкнуться и всплыть на поверхность.       Тэхен его настоящий подарок судьбы. Только благодаря нему он еще дышит. Он соткан из света и добродетели и лишь благодаря ему Хосок еще дышит. Просто омега умеет ждать как никто другой и теперь альфа приложит все усилия, чтобы с любимых глаз лились лишь слезы счастья. — Я столько думал, — вдруг произносит Хосок, прижимая брюнета ближе к себе. — За эти четыре года многое произошло, но одно оставалось неизменно… В каждом чужом взгляде и вздохе - я везде искал тебя. Понимаю, что я самый никудышный альфа на планете. Но это неудачник безумно тебя любит. Прости меня за это. Тэхен приподнимает уголки губ, блаженно прикасаясь к сухим губам. В целуем этом нет страсти и похоти, лишь вселенская любовь сконцентрирована. Кажется так они еще не целовались. — Тогда я люблю неудачника, — произносит прямо в чужие губы, нацепляя обворожительную улыбку. Он так долго его ждал, но теперь понимает, что не напрасно. Альфа каждую секунду быть лучше старается, в прекраснейшую версию себя превращаясь. Хосок неожиданно подхватывает его на руки, когда с перрона слышится третий гудок, означающий, что паром вот-вот отправиться. Омега заливисто хихикает, обвивая руками его за шею и покрывает лицо быстрыми поцелуями. — Черт возьми, Тэхен, — наигранно рычит альфа, поднимаясь по ступенькам в каюту. — Приплывем и я возьму тебя замуж. ***       Это была невероятно длинная история, наполненная горем и страданиями. Слишком много слез было пролито, бутылок коньяка выпито и выкурено сигарет. Братья Чон пробирались сквозь колючие заросли, разрушали на своем пути преграды, совсем не замечая, как случайно разрушили себя.       Они были великими политиками, генералами, альфами, но в первую очередь были людьми. Совершали множество ошибок, спотыкались, ломались, принимали неверные решения, потому что имеют на это право. Они дышат, а значит живут.       Смерть наблюдала за ними все эти годы, но теперь спокойно отправиться в свое царство, ведь ее любимые дети заслужили жизнь.       За Чонгуком она всегда присматривала издалека, наблюдая как невинный маленький герой, возжелал завладеть целым миром, хотя для начала нужно было покорить мир в себе. Он не был хорошим человек, а жестокость его определялась не ужасными поступками. Он был жесток в душе. Разрушал, ломал, заставлял всю землю содрогаться и каждый раз ломался сам.       Она позволила ему спасти Чимина, много лет тому назад, потому что знала, что не будь у альфы этого предохранителя, то на одном континенте он бы не остановился. Она видела миллионы невинных душ загубленных им и знала, что только омега, остановит его от этого.       Чимин давно должен был умереть, но она оставила его в живых, обрекая на долгие страдания, но этим самым спасла пол планеты. Быть рядом с Чонгуком его судьба, он его самый опасный враг и самое лучшее лекарство.       Хосока она любила всем сердцем. Она не позволила Тэхену отправиться к ней, потому что хотела, чтобы ее мальчик был счастлив. Она была уверена, что только этот омега сможет его сердце излечить и рада, что не ошиблась. Альфа человек невероятно умный, просто разбитый. Словно сломанная красивая кукла, но в нужных руках он прекрасным искусством обратиться. Тэхен ему в этом поможет.       История братьев Чон оказалась слишком утомительной для всех и они порядком устали. Может быть альфы и не заслуживают света, но определённо заслуживает покой.