***
Дальше я не помню ничего, кроме рук, оттаскивающих меня от тела, и серо-голубого неживого взгляда. Глаза непроизвольно заслезились, отец, конечно же, заметил это, но не сказал ничего. И я очень благодарен за это. Вопрос назревал сам собой. — Он жив, но в критическом состоянии, Гарри. Мне очень жаль, — он поднял глаза на меня, но я не осмелился, — Он пережил клиническую смерть, потерял много крови, к тому же был под наркотиками. Переливание уже сделали, но я не буду обнадёживать, прости меня, но мы сделали всё, что могли. — Ты делаешь недостаточно, — наконец я посмотрел на отца красными от слёз глазами, — Я знаю, что ты не одобряешь всё это, не одобряешь мой выбор. — Не одобряю, верно, — подтверждение моих слов было очевидно. Отец встал, бесшумно поставил стул на место и развернулся к входной двери. Я не стал его останавливать, просто незачем. Он не поймёт меня, он другой. Луи для него очередной пациент, жизнь которого дорога разве что только мне. — Не одобряю, — он повторил, стоя уже у приоткрытой двери, — Но это не мешает мне любить тебя, Гарри.***
POV Автор Прошло семь дней. Семь долгих и мучительных дней. Гарри навестил Луи только один раз, ещё находясь в больнице. Стайлс зашёл в палату к парню, медленно, на ватных ногах, подошёл к больничной кровати, но тут же выбежал оттуда. Луи всё ещё был без сознания, его поддерживал аппарат жизнеобеспечения. На его щеках бесконечно глубокие впадины, огромные швы на всё предплечье, синяки под глазами. Он бледный. Стайлсу казалось, что даже его волосы окрасились в грязно-серый цвет, от той красоты, которую всегда замечал кудрявый, не осталось и следа. Только огромный сгусток боли и смерти. Гарри выписали на следующий день, а через три дня он уже смог пойти в школу, о чём сразу же сильно пожалел. Не успев переступить порог учебного заведения, он начал ловить на себе «сочувствующие» взгляды учащихся. Но ему совсем нет дела. Они даже имени его не знают, к чему весь этот спектакль. Все уроки проходят монотонно, брюнет не слушает и не запоминает, в голове пусто, эмоции выжжены горем и немым криком. Парень идёт в столовую, садится за тот стол, где всегда сидел Томлинсон, окружённый толпой зевак. Сейчас же это самое тихое место в оживлённом помещении, которое заставляет всех обходить стол стороной, бросая любопытные взгляды. Гарри садится на стул, кладёт перед собой батончик, но так и не притрагивается к нему. Боковым зрением он видит приближающиеся фигуры: Лиам и Найл. Друзья тихо подходят к нему, Лиам кладёт руку на плечо Стайлса, несильно сжимая. Пейн чувствует, как кудрявого начинает трясти: снова слёзы, снова невыносимая боль. — Нам очень жаль, — Хоран говорит тихо, он также выглядит уставшим и измотанным, — Всё будет в порядке, Луи сильный, он не сдастся, ты знаешь. Каждый раз, приходя домой, Гарри видит отца, сидящего на кухне с чашкой кофе. Взгляд парня говорит сам за себя. Каждый раз Десмонд встречает этот потухший взгляд и мотает головой, отвечая на так и не прозвучавший вопрос сына. Они не разговаривают, оба понимают, что это ни к чему. Кудрявый не делает уроки, не ходит на пробежку, не отвечает на сообщения и звонки, не ест, не живёт, только существует. И существование это с каждым днём всё невыносимей. Он засыпает с кошмаром, просыпается с кошмаром и всё повторяется вновь. Он понимает, что не справится с таким грузом боли и вины. Он чувствует её каждую секунду. Гарри думает, что именно он виноват в том, что произошло. Если бы не его истерика по поводу наркотиков, ничего бы не произошло. Едкое чувство с каждым днём пожирает его изнутри, оставляя только оболочку. Посреди ночи он просыпается от скрипа открывания двери. Это Десмонд. — Гарри, эй, ты в порядке? — мужчина выглядит возбуждённым. — Что случилось? Отец не говорит ничего, а только кивает головой в ответ. Через полчаса Стайлс уже стоит у двери палаты, не решаясь зайти. Он слышит равномерный звук пульса, через полупрозрачную дверь видит силуэт, но что-то останавливает его. «Постучать?», — появляется в голове у кудрявого, — «А для чего?». Сам того не понимая, он резко толкает дверь и входит внутрь. Луи лежит в той же позе, что и неделю назад, но атмосфера как будто изменилась. Он жив и в сознании. Услышав шаги, Томлинсон тяжело открывает глаза и долго смотрит на гостя. Пульс немного учащается, глаза как будто наливаются цветом, выступают неконтролируемые слёзы. Гарри подходит совсем близко и садится около шатена. — Привет, — начинает кудрявый. — Привет, — голос Луи слаб, он почти хрипит. — Хочешь пить? Принести воды? — старший кивает, — Конечно, сейчас. Брюнет помогает парню сделать несколько глотков, придерживая голову, затем ставит стакан с остатками воды на тумбочку, в зоне досягаемости. — Хазз, я виноват, — голос Томлинсона становится немного увереннее, хрипота почти исчезает, — Прости, что напугал. — Ты мог умереть, — Гарри подскакивает с места, разворачиваясь и поднимая голову, пытаясь сморгнуть наступающие слёзы, — Я мог не успеть, ты понимаешь? — Да, спасибо, что спас меня, — шатен дотрагивается худой рукой до парня рядом, прилагая усилия и превозмогая боль, — Если бы не ты, я бы… — Заткнись, — кудрявый возвращается на место, перехватывая руку, — Ты идиот и ёбаный эгоист, решивший играть с жизнью и чувствами. Ладонь Луи лежит в руках кудрявого. Он ощущает тепло и близость родного человека; на лице появляется улыбка. — Сможешь ли ты простить меня? Я могу всё объяснить, если позволишь. — Попробуй, хуже не будет точно, — Стайлс улыбается в ответ. И шатен начал свой долгий рассказ. Он не утаил ничего, признался во всём, что делал. — С Элеонор покончено, с… наркотиками тоже, я обещаю, — Гарри не прерывал его, — Хазз, я не говорил этого раньше, но, ты мне очень дорог, в том смысле, что… Я… Я люблю тебя. И не жду взаимности. Я мучал тебя столько времени, не передать и словами, как мне жаль. Если ты позволишь, я бы хотел начать всё с начала. Прости меня. Кудрявый пронзительно смотрел в глаза, которые так боялся потерять. Он простил его, ещё в тот самый день, когда уже всё решил для себя. Но об этом не знал никто, даже сам Гарри до сегодняшнего дня. — И я люблю тебя, Бу.