«Привет, дорогой дневник. Это моя первая запись. ээ, в тебе? Можно так выражаться? Ну, наверное, да. Не знаю, что тебе сказать о себе, кроме того, что сегодня я поступил в колледж (запрыгнул в последний вагон на самом деле) и, как сказала мама, могу считать себя взрослым. Если это был намек на переезд от тебя, то весьма тактичный, мама. Удивительно.
Вообще, это действительно чудо, что я попал хоть куда-то. Спасибо тому парню, который отказался от обучения в последний грёбаный день лета.
Непривычно разговаривать с записной книжкой, поэтому прости, сегодня пишу коротко и мало. Надеюсь, мы подружимся, Мистер Розовая книжка. Пока. :)
P.S. Мистер Одинокий Эдгар. 23:02, 31.08.»
Щелкнула ручка, закрылся блестящий блокнот, украшенный чешуйками-пайетками яркого цвета…хм. Какой это оттенок розового? Эдгар думал, откинувшись на спинку стула. Старого стула. Скрипящего стула. Стоило ли так делать каждый вечер, рискуя своей спиной и здоровьем? Нет, ведь еще в детстве мама ругала, когда он так делал, и что же? Перестал ли Эдс? Ни в коем случае!
Эдгару было семнадцать. Вся жизнь впереди, а он тратит лучшие годы на «Интернеты» и качания на стуле по вечерам. Так говорит ему мама. Но она просто не понимает, ведь за этим скрывается глубокий мыслительный процесс! А вдруг его посетит гениальная мысль и Эд станет миллионером? Или вообще — миллиардером? Вот и всё на этом, не мешайте парню развиваться.
А если серьезно, то он действительно старается. Читает статьи по психологии до часу ночи, проходит тесты, разбираясь в своих чувствах в моменты отчаяния. Что, скажете, глупо, недостаточно старается? Зато он понимает себя. Ну, или очень хочет понять. А это уже похвально.
В куче мусора на столе трудно разобрать, где огрызки от яблок, а где обгрызанные карандаши несостоявшегося художника. Этим столом можно вкратце описать и всю остальную комнату Эдгара: хлам, хлам, что-то нервно выцарапанное на стене без обоев, красивый мусор. В дополнение к этому кровать, а напротив — кроваво-красные занавески и затерянный среди всей этой вакханалии шкаф. В общем, обычная комната, по мнению Эдгара.
— Мистер Записная Книжка, официально заявляю, Вы — цвета фуксии!
Завтра ему предстоит тяжелый день в обществе неизвестных людей, много шума и возни. Эдгар ненавидит все вышеперечисленное. От шума голова болит, люди — непредсказуемые, далекие ему существа, с которыми приятно общаться разве что в интернете… Почему же так трудно? Ведь ничего не произошло, а он уже трясется, как осиновый лист. Нужно прекратить думать об этом. Эдгар гасит светильник и его обитель погружается во мрак.
«Ритмично дышать… считать до ста… обратно… тогда я точно усну.»
И знаете, что? Он не уснул.
Рано утром Эдгара настигает другая проблема: к недосыпу прибавилась недовольная мать, готовая отчитывать за малейшие ошибки. Ох, какое совпадение! Вся жизнь Эдгара — большая ошибка.
— Что же, без книжек на учебу собрался?
Эдгар останавливается у входной двери.
— Ма, мне не успели выдать. Сегодня возьму в библиотеке, я пораньше выйти хотел. Я же только вчера зачислился.
— Вчера бы и взял. — ворчит женщина. — Ты не позавтракал, садись и ешь.
— Да когда бы я успел?! Я не голоден. До вечера.
Выходя из квартиры, парень слышит ругательства, очевидно, направленные в его адрес. Да, он, конечно же, неблагодарный, ведь отказался завтракать со взбесившейся матерью за одним столом и выбрал поберечь нервы! Это она еще беспорядок в его комнате не видела. Вовремя получилось уйти.
Ему жаль, что приходится так себя вести. А что еще остается? Она не уделяла Эдгару внимания в детстве, а теперь требует этого от него? И дело даже не столько в том, что он не хочет заботиться о матери, нет. Он банально не умеет. Стыдно. Но проявлять любовь к ней — еще стыднее.
Эдгар молчаливо шел до автобусной остановки, думая о том, что день обещает быть тяжелым. Лишь музыка спасала его в такие моменты. Вообще, он бы хотел быть музыкантом, но ровно так же он хотел быть психологом, художником, фокусником в цирке, архитектором и много еще кем. Но в итоге станет врачом. Да, его запихнули в медицинский, не в самый престижный, но «лечить людей — уже престижно», так говорит отец.
«Уж не проецирует ли он на меня свои несбывшиеся мечты?» — горько ухмыляясь думает Эдгар, — «Может, оно и к лучшему, что несбывшиеся…»
Парень тихо смеется, вставая под козырьком автобусной остановки. Рядом, на лавочке, весьма посредственная компания: седая бабуля с сумочкой (она пахнет кошками и черносливом), какой-то говнарь с подиком за три копейки и здоровенный мужик, который орёт на кого-то по ту сторону телефонной линии. А, и еще какой-то пацан, который выглядит слишком воодушевленным для своего юного возраста. Людям в шестнадцать положено грустить и слушать эмо-группы, разве нет? Или Эдгар отбился от моды и теперь всем нравятся позитивные добряшки с телом олимпийского чемпиона в глупых кепках? Хм, пожалуй, он предпочел бы отстать от мира.
Зато у школьника явно есть вкус в причёсках — он отращивает длинные волосы, и, видимо, красит их в иссиня черный. Неплохо, но учитывая все остальное выглядит все равно нелепо. К чему эта кепка, в которой от кепки лишь козырёк остался? Или, например, зачем одевать спортивные штаны в школу? У него что, первым уроком физкультура? Такое редко бывает, а вот без формы тебя в школу не впустят. Так что нет, парень явно приезжий и не в курсе, какие здесь нынче школы. Вот Эдгар конечно знает, он там учился! Ужасные условия! Правда, он прогуливал больше двух четвертей в свое время, но все же осведомлен о школьной жизни.
Вот и автобус подъехал. Эдгар кидает взгляд на вставшего парня, который, оказывается, выше него самого.
«Вот это школьники нынче пошли.»
«Школьник» замечает недоумение Эдгара, но не выражает никаких эмоций. Он спокойно прошел в дальний угол автобуса, бабуля с гопником сели спереди и Эдгар, дабы не рушить выдуманное его мозгом равновесие, уселся сзади. Не рядом со странным парнем, конечно, а на предпоследний ряд сидений. Автобус двинулся. И больше Эдс не думал ни о чем. Он медленно проваливался в сон, которого так не хватало после тяжелой ночи. Ох, сладкие розовые облака Морфеева мира! Как же Эдгар ждал вас и как был разочарован увидеть привычные серые тучи. Это разбивает ему остатки его раздробленного сердца на еще более мелкие крупинки. Все сны Эдгара со времен младших классов — ужасные кошмары, не знающие конца. Ему так редко снилось что-то хорошее, что было бы легче сдаться и утонуть в грязи своего собственного подсознания. Мысли набирают обороты. Да, Эд, давай же! Утопись в собственных страхах и отчаянии, умри здесь, чтобы не мучаться, не ездить в колледж, не видеть нелюбимых людей, не возвращаться в нелюбимый дом, где тебя не любят. Это же правда. Почему ты все еще держишься?
И Эдгар тонет. Черные тучи льют нефтяные дожди, каждая капля — новая порция боли, ожогом остающаяся на теле. Он не кричит, лишь злится и беззвучно плачет от бессилия. А воды становится все больше. Она вязкая и черная, мешает всплыть и дышать полными лёгкими, она — все страшные вещи, что Эдгару пришлось и придётся пережить в будущем. А ему нелегкая жизнь предстоит, он в этом уверен.
Подобные сны его посещали часто, он то падает в пропасть, то — совсем как сейчас, — плывет в бескрайних водах своего некрепкого разума, проплывая знакомые места, уничтоженные потопом: многоэтажка в которой они с мамой живут, парки, его любимое место в городе, разрушенные дома. Весь город затоплен его переживаниями. Вот бы уплыть отсюда.
Но он лишь тонет,
тонет,
тонет…
— Ты в порядке?
Эдгар проснулся в душном, солнечном месте. Ах, да. Автобус. Парень оглянулся: теперь машина была полна народа. И кто из них потревожил его королевский сон? Да, королевский. Чёрта с два он признается, что благодарен тому, кто его разбудил!
Школьник в глупой кепке смотрел на Эдгара сверху вниз, выглядывая с заднего сиденья. Он был чем-то обеспокоен. Чем или кем? Эдгаром? «Да со мной всё в порядке!» — вертелось на языке у челкастого парня. Он был так зол!
— Все в порядке, ты зря меня разбудил.
— Судя по твоему лицу, ты явно не на радуге катался в своих сновидениях. — незнакомец указывает пальцами в собственные глаза, ухмыляясь.
— Я не… я плакал от радости!
— И дергался, словно эпилептик, от восторга, наверное?
Эдгар закипал внутри. Самодовольный пиздюк издевался над ним, а это хуже любых кошмаров. Люди — вот самый страшный кошмар.
— Твои шутки совсем не к месту. И ты проехал школу уже две остановки назад, так что выпрыгивай и беги. — Эдгар победоносно скалится, заглядывая в лицо странному компаньону.
Тот лишь с грохотом повалился на заднее сиденье, заливаясь смехом. Неспящая половина автобуса недовольно цокнула в унисон, тут же возвращаясь к своим смартфонам. Неодобрение почти видимым облаком витало в воздухе.
— Тебя солнышко пригрело? Может, подальше от окна сядешь? Я не школьник вообще-то,
— А ведешь себя именно так.
Неизвестно, сколько бы длилось их противостояние умов и острых языков, если бы не водитель и его громкий голос, оглашающий конечную остановку.
— Не попадайся мне на глаза.
Эдгар встал и гордо пошел к выходу, смотря по карте в телефоне местоположение своего колледжа. Солнце светило ярко, разглядеть что-либо едва выходило, но Эдгар шел по тротуару вдоль дороги, пока не заметил одну маленькую деталь. Вернее, достаточно большую, высокую деталь, выше (и шире в плечах), чем сам Эдгар.
— Это же шутка, да?
Парень, шедший сзади, чешет иссиня черный затылок в неловком жесте и смеется. Эдгару не нравится смех незнакомцев. Этот… громила. Он над Эдом сейчас смеется?
— Хватит смеяться надо мной!
— Я полагаю, нам в одну сторону? Здорово! Меня зовут…
— Слушай, я не хочу с тобой знакомиться, ясно? — Эдгар говорил холодно и уверенно. По крайней мере, старался это делать, потому что всегда срабатывало.
— Мне показалось, мы поладили.
— Нет! И больше тебе скажу: я без понятия, блять, куда идти и я опаздываю. — парень закипал от злости и нелепости всей ситуации. Ему правда нужно спешить, а тут это чудо в странном головном уборе со странной веселой манерой речи!
Незнакомец устало вздохнул. Он больше не кривлялся, не издевался, и даже не улыбался. Это сбивало Эдгара с толку.
— Куда ты так торопишься?
—…А?
— Я спрашиваю, куда тебе идти?
— А чё?
— Ничё. Я здесь часто бываю, знаю местность, а ты опаздываешь. Понимаешь?
Эдгар посомневался буквально пару секунд. Он не в том положении, чтобы отказываться от помощи. Да и спорить он устал, а этот парень не собирался от него отставать. Суммируя всё вышесказанное, личности в голове Эдгара единогласно решили — пусть поможет и катится на все четыре стороны. Он протянул парню телефон, на котором была открыта карта, но маршрут не был построен, попросту не успел прогрузиться из-за плохого интернета.
— До угла и потом налево до пешеходного перехода. Там нужно перейти дорогу, пройти через парк — так быстрее будет, — и ты на месте.
Парень ускорил шаг, оставив Эдгара в недоумении. Он сверился по карте. Именно сейчас ей стоило заработать, показывая кратчайший путь до колледжа. Да, действительно. «Школьник» был прав!
«Больше никаких социальных контактов на сегодня.» — думал Эдгар.
…но у жизни на него совсем другие планы. Наивный, наивный Эдс.
Стоило ему переступить порог колледжа, к нему тут же подошла милая тётенька, опрятно одетая и приятно пахнущая нежными духами.
***
— …Кружок?
— Да, у нас обязательно вступать в какой-нибудь кружок, как минимум на первый год учебы.
Это худший разговор с кураторшей, который мог произойти. Эдгар не боялся отчисления, не боялся вообще ничего, связанного с ответственностью за свою плохую учебу, но он чертовски (пиздецки!) боялся общения. А именно это кружки и подразумевали.
— У вас есть кружок, где не нужно много общаться и видеться с людьми?
— Но именно это кружки и подразумевают. — Эдгар переглянулся с кураторшей, высматривая в её глазах, не читает ли она его мысли прямо сейчас.
— Я знаю, да. Но есть ли… какой нибудь… где вообще общаться не нужно?
Кураторша Эдгара — женщина добрая, почти преклонного возраста, аккуратно выглядящая. В ее глазах сияли огоньки любопытства, но она ничего больше не спросила.
— Садоводство. Там всего двое участников. Можешь быть третьим. Сегодня в нашей оранжерее как раз Колетт работает, она глава и создательница кружка, поговори с ней.
Эдгар был признателен до глубины души.
«Если бы все в мире просто помогали и не задавали лишних вопросов, было бы куда проще.» — с такими мыслями темноволосый отправился на поиски нужного кабинета. Пары ведь никто не отменял.
8:11
— Извините за опоздание.
— Здравствуй! Проходи и присаживайся, я ввожу ребят в курс дела, ты тоже слушай.
— Ага.
Свободных мест было мало, но Эдгару повезло: любимое место у окна на заднем ряду было свободно. Этот кабинет не был лекционным, в нем стояли парты, в дальних углах шкафы и цветы, на стенах картины великих (возможно) биохимиков (наверное). Эд почувствовал себя первоклассником, пришедшим в обычный школьный кабинет. Ностальгия и неприятные воспоминания смешались в его голове. С одной стороны, первая учительница, хорошие оценки, за которые мама хвалила Эдгара первые несколько лет, с другой… истерики в туалете, одиночество и непонимание. Что он им сделал? Чем заслужил все это?
И он опять погружается в себя. Это похоже на сон наяву: все звуки приглушены, вместо людей — размытые очертания, открывающие рты, улыбающиеся, насмехающиеся. Все смотрят на него. Эдгар. Это его имя? Нет, это какой-то мальчик, лежащий перед ним на полу. Он корчится от боли и плачет, закрывает лицо челкой и тонкими ручками, в надежде, что от него отстанут.
Эд-гар. По слогам. Медленно, тихо произнесенное имя (кто его произнёс?), и как же кроет — он больше не тот зашуганный мальчик, он не имеет ничего общего с ним, но господи, блять, дышать выходит все хуже и хуже.
Плохие воспоминания всегда перевешивают все ностальгические ощущения. Эдгару стоит привыкнуть к этому и просто не вспоминать больше. Никогда. Он теперь не тот маленький мальчик, зажатый в углу хулиганами. Он еле сдерживает поток своих мыслей, боль не отступает, дыхание сбивается.
Как же хочется умереть.
— Эдгар, ты слушаешь? Я повторять не собираюсь, заблудишься в корпусах — сам виноват будешь. — парень в ответ лишь дёргается, скрипя стулом, привлекая к своей персоне лишнее внимание.
И все проходит так же внезапно, как и началось.
— Да, простите. Я слушаю, мисс Роза.
Поправив свою челку, парень наконец заметил любопытный взгляд девочки, сидящей спереди него.
— Что такое?
— Не знаю. Как тебя зовут? Ты выглядишь милым, нам обязательно нужно сфоткаться!
«Милым… сфоткаться? Я сейчас, наверное, как зашуганный зверёк выгляжу.» — едва не вырвалось у Эдгара, но он сдержался. Самобичевание людей отталкивает, это он знал прекрасно. Читал в какой-то книге по психологии, которую нашёл на мусорке. За что ж так с книжкой-то?
— Давай потом поговорим, ты мне немного… мешаешь. — и снова неправда. Эта девочка оказала ему огромную услугу, отрывая от собственных мыслей.
— Окей! Можно я к тебе сяду на следующей паре?
Никаких социальных контактов больше, да, Эдгар? Но ты только что познакомился с самой большой занозой учителей и школьных психологов (скорее уж «закомплексованных шарлатанов без образования», сказала бы она).
Эмили «Эмз» Вайолет — звезда интернета, королева вечеринок и самая крутая девушка в этом городе как минимум. Так она считает. И все, кто её знает — просто все — с ней чертовски согласны!
И вот, картина маслом: нервный Эдгар сидит и болтает всю следующую пару с самой притягательной и приятной (хотя, весьма раздражающей и шумной) девочкой в его колледже. Что за чудо? Неужели его жизнь сейчас координально изменится, он станет великим врачом, а она — гениальной помощницей хирурга (кого волнует, что учатся они на фельдшеров)?
—… Ну, я наболталась. Если честно, мне пора идти к своей подруге со второго курса, не скучай! А, и подпишись на меня в инстаграмме.
И всё ради подписчиков в социальной сети, серьёзно? Эдгар был слишком наивен!
***
День прошёл быстро, под конец пар Эдгар наслушался историй Эмз и, кажется, знает всю ее жизнь: от первой собаки до расставания с известным (почти) музыкантом в прошлом месяце, какая трагедия. Она, оказывается, действительно подсела ради подписки, но ей стало совестно, когда Эдгар сам всё спросил.
— Ты не расстраивайся так, но я со всеми познакомилась. Просто ты поздно пришел, вот и пропустил всё.
— Вот оно как.
— Да-а! — Эмз листала фотографии в телефоне, показывая Эдгару. Потом вдруг прервалась.
В это мгновение парень вспомнил о кружке, что ждет его уже завтра в своих оранжереевых объятиях.
— Слушай, Эмз, а ты в какой кружок записалась? — Эдгар смотрел куда-то вдаль, в окно.
— Я? В клуб фотографий, конечно же.
— Вот как? ........Здорово. Удачи тебе. — Эдгар слабо улыбнулся, изображая весёлого человека, который знает, как поддерживать диалоги.
— Я и есть удача, Эд. — а Эмз не изображала, она приросла к этому ощущению счастья. Такие разные, но хорошо сболтались.
— Я в кружок садоводства вступаю. Просто не хотелось ни с кем разговаривать. — Эдгар встал, собираясь идти и на прощание неуверенно помахал девушке рукой.
— Поосторожнее, там какие-то фрики обитают, по слухам.
«Слухи? Это первый, мать его, учебный день, когда она успела собрать столько бесполезной информации?» — думал Эдгар, в то же время благодаря Эмили, потому что информация, вообще-то, не такая уж бесполезная.
«Неужели настолько все плохо, что прям фрики?»
Ну, с другой стороны, Эдгара похлеще обзывали всякими словечками, после которых подобное — детский лепет. Аж в дрожь бросило от воспоминаний. Парень уткнулся в телефон, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, даже не смотря, куда идет. Он просто шёл, потом в один момент осознал, что стало как-то слишком тихо для колледжа. Ох, а он где вообще?
Эдгар смотрел, оглядывался, но он столько раз заворачивал за угол в коридорах, что просто сбился и не помнит, откуда пришел. Он стоял в темном холле в окружении швабр, ведер, старых досок и нескольких парт. Наверное, это этаж техперсонала. Все двери закрыты. Или не все?
Самая дальняя дверь таинственно приоткрывалась, выпуская лучик света бегать по полу коридора. Эдгару ничего не оставалось, кроме как зайти и спросить дорогу обратно.
«Все же стоило слушать мисс Розу повнимательнее.» — думал парень, стучась в кабинет.
Изнутри раздался грохот, видимо, Эдгар кого-то напугал. Господи, ну и денёк.
— Извините, все в порядке? Я вхожу.
Картина маслом: маленькая девушка лежит в куче металлических ведёр в проходе между партами, держа в зубах какую-то книжку. Ну ясно. Чудная.
— Аэм! —
Книжка, обклеенная всякими стикерами и заметками, падает на жестяное ведро, но девушка спешит ее поднять, прижимая к себе.
— Простите. Вам помочь?
— Н-нет! Не надо! Всё хо-орошо.
Девушка встает, поправляя растрёпанные волосы, выкрашенные в платиновый цвет.
«Красивые, особенно на солнце!» — думает Эдгар.
— Что ты здесь делала? О, и ты знаешь дорогу до оранжереи?
Парень подходит к незнакомке, садясь на один из стульев. Та повторяет действие, садясь напротив. Вёдра никто из них убирать не собирается.
— Так ты Эдгар, тот самый?
— Какой такой «тот самый»? — темноволосый хмурится, поправляя челку.
— Значит он! — радостно лыбится на него девушка. — Меня зовут Колетт, и я, конечно же, знаю, где находится моя оранжерея!
— Ох, Колетт, значит? Это многое объясня-
— Распишешься в моем дневнике?
— Что? — Эдгар в недоумении, но ему уже во всю суют толстую тетрадь. В нее много раз добавляли листы, так что непонятно, как они там держатся на двух хлипких скрепках, не отваливаясь.
Некоторые страницы пусты, некоторые имеют на себе чужие каракули (подписи), а какие-то изрисованы так, что закрывают надписи на соседних листах. Коллет открывает одну пустую страничку, подписывая сверху неаккуратным почерком: «Эдгар.»
Парень смотрит на всё это, после чего Колетт тянет ему ручку.
— Щщас дыру на мне прожжёшь! Подписывать-то будешь?
— Зачем?
— Тут подписи всех красивых первокурсников уже есть, твоей не хватает. Я коллекционирую подписи людей, похожих на кого-то знаменитого!
— И на кого же я похож? — Колетт задумывается на секунду, что Эдгар видит по ее лицу.
— На порноактёра. Хошь покажу, а?
— …воздержусь.
***
— Так что ты делала в том неиспользующемся кабинете? — Эдгар садится на удобную лавочку в саду. Удивительно, что здесь есть такое место. Студенты-медики очень занятые люди, зачем ещё кружки добавлять в их повседневную жизнь?
— Я искала свою книжечку. Поспорила с Фэнгом, что смогу продержаться без неё весь день. Не смогла. Видишь ли, там не только ваши подписи, но и мои комментарии к ним, хе-хе…
Эдгар видел в Колетт странную, но забавную девушку. Она чудесным образом располагала к себе, ведь, что уж тут говорить, даже замкнутый Эдгар проникся её чудаковатостью! Чудеса, да и только. Но всё-таки, работать с ней было приятно: после того, как она наговорилась, девушка приступила к объяснению обязанностей Эдгара. Тот внимательно слушал (старался слушать): ему предстояло целый год поливать тепличные растения, удобрять почву, подрезать, пересаживать их, любить и лелеять как собственных детей, заботиться так, как он о себе-то не заботился, в общем.
Эдгар разглядывал какие-то колючие цветы, но заметив интонацию, с которой говорила девушка, обернулся к ней и прислушался. В её глазах промелькнуло множество эмоций: от тёплой любви до сожаления и грусти. Казалось, что она рассказывает о старом друге, который по какой-то причине покинул её.
— …Она цветет два раза в год при хороших погодных условиях, но в этом году не будет. Даже весной не цвела. Умирает.
— Оу. Это грустно. — от своей сухой реакции парню стало не по себе. Он ведь даже понятия не имел, о чём говорит девушка, потому что прослушал, разглядывая цветочки.
«Черт, ну опять ты ничего сказать не можешь, когда это нужно человеку. Соберись, мать твою, ты жалок!»
Мысли как обычно пристыдили его, но Колетт, казалось, вовсе не задел ответ Эдгара.
— Да… Но ты всё равно должен её поливать! Обеспечь ей хорошие последние деньки. Она на тебе.
Что-то в этих словах было до жути грустное. Эдгар не знал, что именно, не мог понять, почему и насколько сильно Колетт дорожит этим… эм. Чем-то. Но решил не расспрашивать девушку. Пока что.
***
Путь домой занял ещё больше времени, чем дорога в колледж утром. И нет, причина не в том, что Эд не хотел туда возвращаться (хотя, отчасти, это тоже): он споткнулся о камень, ударившись о мелкий острый гравий коленом. Море крови. Какое везение! Но что его волновало гораздо больше злосчастной коленки — его телефон. Точнее, отсутствие последнего. Во-первых, где он? Во-вторых, Эдгар тут же нашел ответ на своё «во-первых», хорошенько осмотревшись: карманное спасение от мира сего валялось с разбитым экраном неподалёку. Блять.
Как Эдгар добрался до дома, как он вообще решился туда придти — неясно, но, заходя в коридор, он тут же посмотрел на часы. Девять вечера. Что ж…
— И где тебя черти носят в такое время?
— Привет, мам.
Они начали говорить одновременно. Темноволосая пухлая женщина стояла в проходе в кухню, откуда вкусно пахло сладкой выпечкой. И почему в его семье принято начинать диалог с какой-то неважной хуеты, вместо предложения покушать за одним столом? Ах да. Сейчас ему припомнят утреннее…
— Мало того, что ты ушёл, не позавтракав с родной матерью, я что, чудовище какое-то… так ещё и вернулся весь избитый. Чем занимается мой сын? Кого я вырастила? Ну что ты, молчишь, а? Сказать нечего наверное. Я же тебе лучшего желаю, а ты… даже не завтракаешь со мной. Уходишь и черт знает где шляешься до вечера. Я прекрасно знаю, пары закончились три часа назад… И что у тебя с ногами? Ох, горе ты моё луковое!
Эдгару было стыдно, грустно и… противно. Он не испытывал злости, хотя где-то в уголках сознания он чувствовал её, притаившуюся, бушующую по ту сторону его души. Но эта блаженная злость никак не находила выхода из хитросплетённых извилин парня. Она скрывалась за тяжёлыми и мерзкими, почти ощутимо тягучими, тревожными мыслями и чувствами. Он не виноват, что опоздал. Он был в оранжерее, между прочим, из-за желания его мамы — сам бы он ни ногой в кружок. За что ему оправдываться? Зачем? Кто-нибудь его услышит, различит его голос среди своих собственных мыслей? Ответ, как всегда, Эд знал заранее.
Он снова ушёл глубоко в свои мысли, ничего не отвечая матери, а та, не дождавшись ответа, нырнула в кухню и быстро вернулась с аптечкой в руках.
— Мам, не надо, я сам обработаю…
Неловко. Неприятно. Стыдно.
— Знаю я, как ты обработаешь. Садись. — женщина достала бинт и перекись.
Эдгар послушно сел. Ничего не оставалось, кроме как терпеть и молча наблюдать за этой женщиной. Она ему словно и не мама. Кто она тогда? Почему она выглядит такой уставшей и одинокой? Рана больно щиплет, Эд сильнее впивается ногтями в кожаную обивку стула, но отнюдь не от физической боли — что-то щемит в груди. Он понял, что совершенно ничего не знает о своей матери и даже не пытается узнать. И она такого же мнения о нём.
Понять — не значит захотеть исправиться. Вот и Эдгар лишь продолжает смотреть на уставшую женщину, которую ему и мамой назвать трудно. Ни слова. Как будто ничего и не было, ни днем, ни вечером, никогда.
