Грехопадение

      Одно «за» и шесть «против».       Именно такое разгромное поражение потерпела идея Теодора Нотта, в рассуждениях над которой он провел последние две недели февраля.       Мысль пришла в ту самую секунду, когда по щеке Джорджии скатилась последняя слезинка в Выручай-Комнате. В тот момент, когда ее локон, накрученный на палец Тео, проник сквозь кожу и окутал огненными путами его давно дремлющее сердце. Тогда, когда он, последний раз прикоснувшись к ее губам, вновь пообещал, что найдет выход. Когда силуэт Нортон скрылся в недрах ее спальни, а Нотт так и остался истуканом стоять возле запертой двери комнаты, шальная идея просвистела пулей где-то в мозжечке, но тут же была подавлена каким-никаким, но все ещё здравым смыслом. С нервной усмешкой похоронив ее под ворохом бушующих эмоций где-то в сознании, Тео отправился к себе и рухнул на прохладные простыни своей кровати.       Той ночью он практически не спал, а когда изнеможенный событиями минувшего дня мозг все-таки позволил Теодору провалиться в сладостную дрему, в его голове невольно всплыло то самое «за», которому суждено было остаться единственным.       Каждые следующие сутки тянулись дольше предыдущих, что не могло не сыграть злую шутку с и без того нестабильными нервами Нотта. Головная боль ударила по темечку в первые двенадцать часов после того, как они покинули Выручай-Комнату, и продолжала давить с каждым часом все больше и больше, не давая вздохнуть. Она не проходила, лишь ненадолго утихала в те мгновения, которые Тео проводил с Джорджией. В те минуты он не мог думать ни о чем, кроме тонких девичьих пальчиков, нежно порхающих вверх по его мантии к темно-зеленому галстуку, что казался смазанной мылом веревкой. Кроме длинных дрожащих ресниц, трепещущих каждый раз, когда Теодор касался ее рук, ее лица. Румянца, который так чертовски шел Джорджии, Салазар свидетель. Нотт неустанно наблюдал за изменениями ее мимики, за дергающимся в измученной улыбке уголками рта, за еле заметными морщинками у каре-зеленых глаз.       Джорджии Нортон так шли эмоции.       Шли дни, его пергаменты, разложенные на школьной парте прямо перед самым носом, оставались пустыми. Уроки проходили мимо Теодора, голоса преподавателей, монотонно читающих лекции, гулкие смешки учеников, выкрики правильных и не совсем ответов — белый шум вокруг замкнутого сознания Нотта. Ни строчки не вывел Тео, ни слова не запомнил, подверженный тревожным раздумьям, которые словно слизь проникали в организм, закупоривая вены и дыхательные пути. К концу четвертого дня он едва мог нормально дышать от напряжения в теле. Организм требовал разрядки, требовал освобождения, и если раньше он мог спокойно получить желаемое раздвинув очередные женские бёдра, обтянутые чулками, то сейчас и это стало недоступным. Тео и Джорджия никак не обозначили те отношения, что скрепляли их, но Нотт просто не мог поступить так. Даже думать об этом не смел, и его и вправду пугало это осознание.       Он чувствовал себя ручным псом, а Нортон — дьяволица-хозяйка, что натягивала поводок лишь сильнее, вынуждая Теодора оставаться преданным и верным лишь ей одной. И не сказать бы, что он жаловался. Не сказать бы, что не рад был услужливо сидеть возле нее, пока Джорджия читала в библиотеке. Пока делала домашние задания, гуляла по кромке Запретного леса. Словно подгоняемый необузданной зависимостью, он вздыхал полной грудью лишь тогда, когда был рядом с ней.       И все то, что угнетало Теодора уже довольно продолжительное время, опасно отступало на задний план, рискуя остаться забытым. Лишь время предательски летело дальше, не оставляя им и шанса на то, чтобы не замолчать в неловкой паузе, когда доселе непринужденный разговор затрагивал их будущее.       — На самом деле,— как-то раз прошептала Джорджия, уткнувшись носом в шею Нотта,— ведь не имеет смысла, кто находится у власти.       Тео медленно поглаживал ее плечи, блуждая пустым взглядом в пространстве. Голос Нортон успокаивал, дарил запретное чувство безмятежности и счастья.       — И при нынешнем правительстве остаются убийства, грабежи и акты насилия,— бормотала она, а Нотт морщился от ее дыхания, щекотавшего шею,— и так было задолго до Фаджа. Так останется и при Волан-де-Морте.       Пальцы Теодора замерли на одном из ее шрамов на плече, он медленно моргнул. Девушка прильнула к нему ближе.       — И будет после него,— закончила она,— всех людей не истребить, а среди выживших всегда найдутся новые убийцы, воры и насильники, ведь люди жестоки по природе своей.        После него.       Небрежно брошенная фраза плотно засела где-то на ноттовской подкорке, и одинокое «за», спрятанное окклюменцией на дальней полочке сознания и покрытое тонким слоем пыли, неприятно нагрелось, вызывая жжение и внутренний дискомфорт. А что, если не будет этого самого после? Что, если Теодор, по глупости или же собственной неосторожности, сдохнет где-то на поле битвы? Будет убит, а тело его растоптано толпой воинов светлых и тёмных сил, пытающихся истребить друг друга? Что тогда будет с Нортон?       Доживет ли Нортон до смерти Теодора?       Десятки «против» необузданным потоком заполнили истерзанные мигренью нервные окончания мозга, вызывая бешеную пульсацию.       На принятие рокового решения у Теодора Нотта ушло две недели, что были последними в том феврале.       Одно «за» и шесть «против». «Против»: 1.Угроза очередного вмешательства в ход времени. 2.Параноидальные наклонности, которые усугубят моральное состояние. 3.Материальная плата будет, скорее всего, непомерно высокой. И речь вовсе не о галеонах. 4.Из всех, кто собирался провернуть подобное - мало кто выжил, чтобы рассказать подробности. 5.Темная магия такого уровня оставит на и без того чахлом организме непоправимый след. 6.Неоправданный риск.       Вдохнув ледяной февральский воздух, Теодор открыл глаза, впиваясь взглядом в край антиаппарационного барьера школы. Ветер неспешно встряхивал его кудри, выглядывающие из-под капюшона толстовки. Тлеющий бычок неприятно обжег пальцы. Мысленно выведенный список причин, почему ему бы стоило сейчас вернуться в свою комнату и забыть об этой идее, впечатался в сетчатку не пропадая из поля зрения ни на секунду. Ледяной порыв ветра лизнул позвоночник, пробравшись под ткань одежды.       Щелчком пальцев избавившись от сигареты, Теодор закусил щеку изнутри и опустил взгляд на свои ботинки. Их мыски искажались в сиянии барьера, окружавшего школу. «Не будь глупцом! Откажись! Ничего не исправить, если это уже предначертано судьбой! Развернись! Уйди оттуда!»       Вновь прикрыл глаза, набирая в легкие побольше свежего воздуха. Снег под ногами хрустнул, когда Теодор сделал шаг вперед и растворился в пространственной воронке. А пред закрытыми веками, испепелив ко всем чертям весь список клятых «против», огненно—красным цветом сияло одно единственное «за».

«За»: 1.Я буду знать и смогу исправить.

      Как только Нотт почувствовал поверхность под ногами, а по ноздрям ударил такой привычный запах гнили и темной магии, Тео вымученно открыл глаза и побрел по Лютному переулку, задевая плечами матерящихся бродяг. Дорога не заняла много времени, через семь минут он стоял возле старого кирпичного здания, сверля пустым взглядом неприметную ветхую дверь. Толкнув ее, Нотт сделал медленный шаг вперед, чувствуя, что проходит через какой-то барьер, наложенный на вход. Все внутренности стянуло неприятной судорогой, он схватился за живот, в глазах потемнело, а дыхание сбилось ко всем драклам. Вслепую нащупав рядом с собой каменную стену, Тео привалился к ней и уже был готов сползти вниз, дабы переждать действие охранных чар. Но едва уловимый хриплый смешок, эхом раздавшийся во мраке, окутавшем Теодора, подобно ветру на окраине Хогвартса лизнул его позвоночник. И вызвал не мурашки, а чувство страха, которого Теодор, как он считал, давно не помнил.       — Подойди ближе.       Тело упрямо протестовало: ноги подгибались, внутренности горели огнём, а в глазах была все та же тьма. Но Нотт все ещё мог разглядеть причину, по которой он, игнорируя здравый смысл, все же не вернулся в свою спальню и не отбросил безумную идею куда-подальше. Судорожно вздохнув, он выпрямился и застыл, вслушиваясь. Тишина была до ошеломления громкой.       — Верни мне зрение,— прошептал он.       Десятки черных свечей, что молниеносно зажглись в помещении, ослепили Теодора яркой вспышкой. Сквозь танцующие чёрные пятна он смог разглядеть темный силуэт в другом конце комнаты.       — А теперь подойди.       Помещение было пропитано темной энергетикой, старый пол неприятно скрипел под подошвой, запах гари и крови заполнил легкие, вытесняя воздух. Перед Теодором лишь небольшой круглый стол, на котором в беспорядке разбросаны старые пергаменты и ингредиенты, видимо, для зелий, названия которых Нотт и представить не мог. В центре хаоса покоился небольшой шар, возложенный на гранитный пьедестал, а поверх толстого мутного стекла лежала рука с длинными черными ногтями, показывающаяся из темноты дальнего угла. Шаг за шагом он приближался к силуэту, и чем ближе подходил, тем сильнее хотел развернуться и убежать отсюда.       — А я все гадала, когда же ты явишься,— от этого голоса бросало в дрожь,— но все же знала, что ты придешь, юный Нотт.       — Тогда ты прекрасно знаешь, за какими ответами я пришел, Ксенобия.       Тень шелохнулась, придвигаясь ближе. Из мрака на него смотрело женское бледное лицо, покрытое синими венами. Глазницы пустые, словно у самой Смерти, а губы искривлены в дьявольской усмешке.       — Померна ли для тебя цена?       — Сколько?       — Десять.       Теодор нервно усмехнулся.       — А если у меня меньше?       Женские губы раскрылись, выпуская наружу длинный раздвоенный язык, проскользнувший по ряду желтых клыков.       — Тогда сдохнешь прямо здесь,— выплюнула ведьма, улыбаясь.       Что бы смог успеть среднестатистический волшебник за десять лет жизни? Отучиться в Хогвартсе. Встретить любовь. Найти работу. Изобрести заклинание. Придумать несколько зелий. Отправиться в Румынию и узреть древних драконов. Завести семью. Завести кота или, может быть, нюхлера.       Что успеет Теодор за десять лет?       Воскресить темного мага. Развязать войну. Убить сотни тысяч людей. Потонуть в пучине пьянства и разврата, ослепленный обещанной Волан-де-Мортом должностью в своей армии.       Нотт коротко кивнул, засучивая левый рукав толстовки до локтя. Ксенобия, усмехнувшись, щелкнула пальцами, и перед Тео появился небольшой кинжал.       — Протяни руку.       Секунда — и острое лезвие скользнуло по коже предплечья, высвобождая поток чистой крови, что поспешила стечь по выступающим венам и каплями разбиться о хрустальный шар на столе. Ведьма зашептала что-то на древней латыни, шепот ее напоминал могильную тишину, но проникал в уши, минуя перепонки, прямо в сердце, отчего Нотт почувствовал жгучую боль в груди. Отведенные ему года покидали тело, черным столбом дыма устремляясь через глаза, рот и ноздри прямо в шар. И тот, приняв в себя уплату, осветил помещение тусклым светом, а на его поверхности принялись танцевать различные образы.       Ксенобия негромко фыркнула:       — Повезло, что хватило.       И Тео, не успев понять, что речь шла о годах его жизни, почувствовал лишь легкое дуновение ветра прямо у своего лица. Тонкая бледная рука выскользнула из широких рукавов мантии ведьмы и, вцепившись ногтями в затылок Теодора, неистово сильно надавила на него, разбивая хрустальный шар на столе прямо о лицо волшебника.       Время на мгновение остановилось Тео чувствовал, как толстые осколки раздирают кожу на лбу, щеках, подбородке, он зажмурился в попытке сберечь глаза, но стекло пронзило веки и проникло прямо вглубь головы, вырисовывая в сознании Нотта образы того, что ждало его в будущем.

огненныйцветволостемноепоместьетемныйсвертоквспышкизаклинанийкабинетдиректоратеньтемноепоместьевоющаяхижинаясноенебопарящиеорлыкожапокрытаяшрамамиегогубынаеегубахегопальцынаеебедрахстароекладбищешрамналбукровькостьплотьскользкаякожааппарациячернаяметкапатронусзеленаявспышкавоскрешающийкаменьбитвастрахвкарезеленыхглазахзеленаявспышкачерныетеничерныеглазавзрывкаменныеобломкиеголадонинаееплечах

      Глухой удар о пол, боль в позвоночнике и железный привкус во рту. Теодор зашелся в яростном кашле, бордовые капли грязными брызгами оседали на деревянный пол. Он схватился за лицо зная, что поранит ладони торчащими осколками, но нащупал лишь невредимую кожу и влагу на губах, оставившую на пальцах кровавые пятна. Его взгляд испуганно скользнул к Ксенобии, от которой плавно исходили клубы чёрного дыма. Капюшон рваной мантии медленно соскользнул с черных сальных волос, являя взору безобразный череп. Чёрные глазницы неестественно шевелились, наружу выползали десятки многоножек, устремившихся в разные стороны. Ее рот был широко открыт, с треснувших губ капала черная кровь. Не в силах произнести ни слова, Теодор подорвался к выходу, на ходу поднимаясь на ноги, и как только дверь за ним захлопнулась, он сделал жадный вдох, наполняя легкие запахом гнили и темной магии, что витали в Лютном переулке. На негнущихся ногах, царапая ладони о каменные стены, он добрался до ближайшего поворота и, рухнув на колени прямо в лужу помоев, аппарировал к школе. ***       Когда на второй день Теодор не появился ни на одном из занятий, Джорджия поняла, что переживает. Ее ладони были постоянно влажными, а сердце стучало где-то в горле, мешая дышать. Она влетела в кабинет Римуса и, игнорируя его ошеломленный взгляд, упала на колени возле стола, молниеносно выдвигая один ящик за другим. Край старого пергамента неприятно рассек подушечки трех пальцев, но Нортон и не заметила. Ее глаза нервно бегали по парящим над множеством ступней свиткам с именами, в надежде найти то самое, что вынуждало внутренности выворачиваться наизнанку.       Но не нашла.       Сформулировать желание не получилось пять раз, Выручай-Комната не понимала, какой вид должна приобрести. Глубоко вздохнув, Джорджия закрыла глаза и представила не место, а его. До боли знакомая арка материализовалась на пустой стене и Нортон, не дожидаясь конца трансформации, ворвалась внутрь, встречаясь с гнетущей пустотой.       Ноги сами понесли ее к Запретному лесу. Солнце уже скрылось за горизонтом, оставляя после себя ярко-красную полосу, противно ударяющую по сетчатке. Корни деревьев, будто нарочно, появлялись в тех местах, в которых Джорджия их не помнила. Спотыкаясь, отодвигая тянущиеся к земле ветви, она шла по тропинке, которую успела выучить за те три года, в течение которых ходила по ней. Усмирив Иву небрежно брошенной Импедиментой, она скользнула в тоннель и лишь на верхних ступеньках осознала, что бежит. Дверь со скрипом отворилась, а пара карих глаз впилась в ее лицо.       И только сейчас Джорджия смогла выдохнуть.       Теодор сидел на полу, облокотившись спиной к старой кровати, на которой они когда-то лежали. Вокруг него были разбросаны бычки и пустые бутылки, взгляд был потухшим и затуманенным. Под ними залегли темные круги, а скулы, казалось, выделялись ярче, чем раньше. Нортон застыла в дверном проеме, не в силах найти хоть какие-то слова. И лишь тогда, когда пол заскрипел под ее осторожным шагом навстречу Теодору, он резко поднялся на ноги и молниеносно рванул к ней навстречу. Его руки обхватили Джорджию и прижали к едва вздымающейся груди так сильно, что воздух моментально выбило из легких. Она чувствовала, как дрожат ладони Нотта на ее спине, как они сжимают ткань школьной мантии. Тео уткнулся в ее макушку, скользя взглядом по огненным прядям, вдыхая аромат ее волос и тела. Чувствовал, как ее ладони нерешительно опустились на его поясницу и сомкнулись в замке, не давая сбежать.       И он бы навсегда остался в плену ее объятий, но такая роскошь была недоступна такому монстру, как Теодор. Его путь — это бесконечные трупы, хаос и смерть. Ей не обязательно шагать за ним, вдыхая могильный смрад. Она достойна куда большего, чем быть рука об руку с убийцей и чудовищем. Она достойна лучшей жизни: без войны, без вечных сражений и опасностей.       Он обрёк ее на темное будущее, как обрек всю магическую Британию. Но разница была в том, что ему было плевать, пусть сдохнет хоть каждый из тех, кто жил в стране. Но только не она. Только не Джорджия.       И теперь он этого не допустит. Не допустит, потому что теперь знает, как убьет их обоих.       —Тео…       Нотт зажмурился, стиснув ее сильнее. Его ладони нашли лицо Джорджии и обхватили. Их взгляды встретились, а сердца, казалось, стали биться в унисон, словно были едиными. Он скользил взглядом по чертам ее лица, упиваясь красотой девушки. Нортон заметила паутину лопнувших капилляров, обнявших карюю радужку, и закусила губу. Его губы нашли ее раньше, чем она смогла вымолвить хоть слово. Поцелуй не был нежным, как раньше. Тео сминал ее губы жадно, будто от этого зависела его собственная жизнь, и жизнь Джорджии. Он скользил языком по ряду ее зубов, уверенно проникая глубже. Пальцы Нортон зарылись в его спутанных кудрях, надавливая на затылок. Воздуха катастрофически не хватало, грудь жгло так, будто внутри разверзлась настоящая преисподняя, но обоим было плевать. Мужские ладони скользнули вниз, оглаживая плечи, пробегаясь вниз по позвоночнику, и юркнули под мантию, задирая белую рубашку.       Джорджия сдавленно ахнула прямо в поцелуй и сжала волосы Теодора в дрожащих пальцах. Из его рта вырвался низкий хриплый стон, он, обуреваемый эмоциями, что разрывали на части, на мгновение отстранился, но только чтобы подхватить девушку под бедрами и поднять в воздух. Нортон скрестила лодыжки за его спиной и вновь ахнула, когда Тео вновь прильнул к ее губам.       —Держись,— пробормотал он прямо в поцелуй.       Пространственная воронка затянула их на короткое мгновение, прежде чем они оказались в комнате Теодора. Взмахом руки заперев дверь, он двинулся к кровати, не прерывая поцелуя. Они рухнули на матрас, продолжая жадно упиваться друг другом. Нотт навис сверху, внутри Джорджии все дрожало от тяжести его тела на своем. Ее ладони беспорядочно гладили шею Тео, слегка царапая ноготками кожу и каждый раз, Салазар, каждый раз он рвано выдыхал носом ещё сильнее впиваясь в ее губы. Его рука медленно скользнула под ее рубашку, а губы спустились к шее, оставляя влажную дорожку на подбородке. Джорджия еле слышно простонала, почувствовав легкий укус где-то под линией челюсти. Кожа горела в тех местах, где виляли пальцы Теодора под покровом белоснежной ткани.       Щелчок затвора.       —Просто фантастика!— взбудораженный голос с другого конца комнаты вернул обоих в реальность и они молниеносно обернулись к источнику звука.       Забини, скрестив ноги, сидел на своей кровати с колдокамерой в руках. Та тихонько жужжала, пока из встроенного принтера медленно показывался белый квадрат колдографии.       —Вот это страсть! Вот это эмоции!— он подцепил клочок бумаги пальцами и потряс им в воздухе,— Мисс Нортон,— прищурился, оценивая свою работу,— вы до умопомрачения потрясающе стонете.       — Черт бы тебя побрал,— наконец выдохнул Тео, устало опуская голову.       Джорджия замерла, во все глаза глядя на улыбку Блейза. Кудри Нотта опустились на ее лоб и она, не зная как среагировать на ситуацию, тихонько рассмеялась, когда темные пряди защекотали лоб.       — Забини, клянусь Салазаром…—бормотал Тео, но тут же затих, услышав смех девушки.       Блейз, не веря своим ушам, раскрыл рот.       — Она умеет смеяться?       После долгих минут уговоров и пары угроз Обливейтом, Теодор и Джорджия добились того, чтобы Забини сохранил в секрете то, что он видел. А мулат, будто с цепи сорвался, не переставал закидывать их вопросами о том, как во имя всего пресвятого это вообще случилось. Пытаясь выпытать из них грязные подробности их отношений, он достал припрятанную бутылку Огдена и три стакана. Нортон, сделав несколько глотков, ощутила воздействие алкоголя на ослабший организм и, окончательно расслабившись, прильнула к груди Теодора, продолжая отмахиваться от расспросов Блейза. Да и сам Нотт, расслабившись, позволил себе хотя бы на один вечер не думать обо всем том, что происходило вокруг. На мгновение он задался вопросом: какого это, быть обычным?       День медленно перетекал в вечер, а разговоры в мужской спальне не утихали. И лишь легкий стук в дверь отвлек их от беседы. Махнув рукой, Тео снял запирающее заклятие с замка. Он почувствовал, как плечи Джорджии напряглись, когда на пороге появилась Паркинсон.       — Чего тебе, Пэнс?— спросил Забини, вытягивая сигарету из пачки.       Брюнетка рыскала зелеными глазками по комнате, лишь на секунду задержавшись на том, что Нортон лежала на груди Теодора. Джо внимательно наблюдала за ее лицом и ее брови слегка вспорхнули вверх.       — Искала Драко,— наконец ответила она.       Паркинсон, поймав на своих ногах затуманенный оценивающий взгляд Блейза, слегка одернула юбку вниз и, расправив плечи, перевела взгляд к Джорджии.       — Ну, как видишь, его нет,— ответил Нотт, затягиваясь,— так что проваливай.       Брови Пэнси лишь на мгновение дернулись к переносице, но она, слегка вздёрнув подбородок, вновь оттянула юбку и сказала:       — Передайте, что я искала его.       С этими словами она медленно сделала шаг назад и скрылась за дверью. Джорджия не помнила, как вскочила вслед за ней и, не сказав ни слова парням, выскользнула в темный коридор, направляясь за Пэнси.       — Эй,— позвала.       Девушка остановилась, ее плечи медленно поднялись и опустились. Вздохнула и повернулась к Джо. Та подошла ближе, не сводя взгляда с ее лица.       — Куда идешь?       — К себе.       Джорджия хмыкнула, скрещивая руки на груди.       — К себе,— эхом отозвалась Нортон, подходя ближе и хватая Паркинсон за локоть,— что ж, идем.       И потащила ее в противоположную сторону, быстро минуя множество дверей. Когда они вошли в спальню, Джорджия медленно обернулась.       — Ну? Чего стоишь?— кивком указала на кровать слева,— ты же шла к себе, так ложись.       Пэнси замерла в центре комнаты, закусив щеку изнутри. Она не сводила взгляда с глаз Нортон, что в ответ тщательно следили за ней. В груди Паркинсон что-то екнуло и она, вздохнув, подошла к указанной кровати и аккуратно села на ее край. Джорджия усмехнулась, устало потирая переносицу. Дверь позади нее распахнулась.       — Какого Салазара вы здесь забыли?       Дафна Гринграсс, вздёрнув бровь, окинула девушек взглядом, скрестив руки на груди. Нортон, натянув вялое подобие улыбки, все ещё глядя на застывшую Пэнси, пробормотала:       — Ошиблись дверью.       Блондинка захлопнула за ними дверь и Паркинсон и Нортон, вновь оказавшись в темном коридоре, несколько секунд смотрели друг на друга, пока Джорджия не закатила глаза и не направилась к их настоящей спальне.       Наложив на дверь заглушающие чары, она скользнула взглядом по металлической ручке и пробормотала:       — Где Паркинсон?       Тяжелый вздох за спиной вызвал нервную ухмылку.       — В кладовке возле Большого зала.       Молниеносно развернувшись, Нортон впилась взглядом в до боли знакомое лицо, измененное зельем.       — Что за цирк, Грейнджер?       — Что меня выдало?       Джорджия вновь усмехнулась.       — Пэнси Паркинсон одергивает юбку вниз? Это просто смешно.       Гермиона поджала чужие губы и устремила взгляд в пол, нервно перебирая в ладонях ткань мантии. Сердце бешено колотилось в груди, оглушая гриффиндорку ударами пульса в ушах. Воцарившееся молчание было густым, мешающим вдохнуть. Нортон, лихорадочно соображая, пыталась понять мотив поступка Грейнджер, но каждая версия оказывалась безумнее предыдущей, а воображение рисовало ужасающие перспективы. Что если она догадывается? Что если копает под Теодора?       — Чего ты добиваешься?— тихо спросила Джо.       —Я..— рваный вздох, прямые плечи,— это, может быть, глупо, но я… я скучаю по нему и…       — И?— усмехнулась слизеринка.       Нортон хотела привести десятки аргументов, свидетельствующих о том, что Гермиона, черт ее побери, Грейнджер сглупила. Поступила чертовски необдуманно, что было совершенно на нее не похоже. И вдруг, что-то параноидальное вгрызлось в подкорку ее мозга. Что-то, что вынудило ее остановить себя, оставляя аргументы невысказанными вслух. Джо медленно подняла взгляд к лицу лже-Пэнси и впилась в кудрявый локон возле бледной скулы.       Если Джо обрушит на нее поток ее очевидных ошибок — она закроется.       — Мне тяжело без Драко,— просипела Гермиона, тупя взгляд в пол,— я думала может… может в облике Пэнси он… он…       — Эй,— Нортон поднялась на ноги и подошла к застывшей в центре комнаты Грейнджер,— ты выше всего этого, Гермиона,— прошептала она, окидывая взглядом проявляющиеся на лице веснушки,— я, конечно, совершенно ничего не смыслю в отношениях между парнями и девушками,— подняла взгляд к влажным глазам, цвет которых менялся со светло-зеленого на карий,— но я знаю тебя.       Гриффиндорка, смахнув с щеки слезинку, закусила дрожащую губу и подняла взгляд в ответ.       — Со временем должно стать легче,— пробормотала Джо,— дай ему время. Дай себе время, Гермиона.       И обняла ее, хмурясь из-за дрожи в плечах девушки. Нортон сверлила пустым взглядом стену позади Грейнджер и вслушивалась в тихие всхлипы в районе своей шеи. Полу-Паркинсон прижалась к слизеринке в ответ, пряча пылающие от стыда щеки. Слезы не были фальшивыми, Гермиона была в шаге от срыва. Ее трясло от чувства вины перед Джорджией за ту ложь и то притворство, которые Нортон так безоговорочно приняла как святую истину. Могла ли Гермиона ошибаться насчет Нортон? Совесть стягивала нервные окончания в тугой узел, мешающий дышать.       Она должна сделать то, что делает. Должна ради друзей. И если Джо попала под ее сомнения случайно, если Грейнджер, все же, надумала себе всякого, то вряд ли сможет отмыться от этого стыда. А если Нортон, не дай Годрик, узнает об обмане….       Прохладные ладони коснулись ее щек, Джорджия заглянула в полноценно карие глаза гриффиндорки и скупо улыбнулась.       — Оставайся собой,— оглядела ее лицо,— в прямом и переносном смысле. Нет нужды становиться кем-то другим ради того, кто нуждается в тебе настоящей.       Гермиона кивнула, утирая предательские слезы и, мазнув взглядом по собственному отражению в зеркале у стены, тяжело вздохнув, вздернула дрожащий подбородок.       — Спасибо,— полепетала Грейнджер,— и прости за…

«За то, что лгу. За то, что не доверяю. За то, что посеяла зерно сомнения на твой счет в голове Дамблдора и Снегга. За то, что ещё ни раз предам твое доверие. Но так нужно. Это правильное решение, которое, возможно, поможет спасти всех нас.»

      —… за цирк,— нервно усмехнулась, удерживая внутри себя настоящие причины.       Джорджия сделала шаг назад и села на свою кровать, не сводя взгляда с мимики Гермионы. Салазар бы ее побрал, она успела узнать достаточно, чтобы не верить ни единому слову Грейнджер. Во что же она ввязалась? Что скрывает?       Гриффиндорка развернулась и пошла к двери, уверенно дергая за металлическую ручку. Ее губы уже разомкнуты в намерении наложить на себя скрывающие чары, чтобы покинуть гостиную чужого факультета не привлекая к себе внимания. Но застывает, словно античная статуя, с полураскрытым ртом.       — Грейнджер?       Бровь Теодора медленно поползла вверх, а взгляд плавно метался между двумя девушками. Гермиона застыла, забывая сделать такой необходимый сейчас вдох.       — Он не расскажет,— голос Джорджии из-за спины выталкивает из оцепенения.       Нотт, сощуривший глаза, не сводил взгляда с Нортон, пока медленно отступал назад, позволяя пройти Грейнджер и, услышав тихое заклинание рядом с собой, скрывшее Гермиону из вида, медленно прикрыл за собой дверь, облокачиваясь на нее затылком. Джо поджала губы и, взмахнув палочкой, наложила на комнату заглушающие чары.       — Я не помешал?       — Она что-то подозревает,- тут же тихо выпалила Нортон,— она оглушила Паркинсон и притворившись ею что-то искала в подземельях.        Уголок губы Теодора едва заметно дёрнулся вверх.       — Не удивительно,— ответил, проходя вглубь спальни.       Он молча мерил шагами комнату, сцепив руки за спиной и чувствуя взгляд Джорджии на себе. Это было довольно странным ощущением: словно щекотка где-то в венах. Словно кровь, бегущая по ним, дразнила каждую клетку тела изнутри, вызывая зуд. Чувство того, что Нотт уже видел все это. Видел в том хрустальном магическом шаре в закоулке Лютного. От осознания происходящего по телу разбегались мурашки. Сработало. Он видел, видел чертово будущее.       — Что будем делать?       Тео усмехнулся.       — Тебя послушать — так ты настоящий соучастник,— он остановился возле девушки и провел кончиками пальцев по ее скуле,— обескураживающе.       — Я серьёзно,— нервный взгляд на дверь,— Тео, это дело времени, пока она свяжет концы с концами. Нам нужно что-то предпринять.       — И какие идеи?— вновь усмехнулся Нотт.       Его завораживало желание Джорджии скрыть его темные тайны. Скрыть ото всех, прокладывая ему путь к цели. Хоть и знала, насколько та была ужасна.       Это любовь?       Если да, то она неправильная. Больная, не имеющая права на существование. На осквернение души Джорджии, ведь та заслуживала гребаных врат Рая с пушистыми белыми облаками и ангелами, что пели бы для нее целую вечность. Теодор знал, что поздно что-то менять. Чувства не выудить из тела, словно яд. Не вытащить.       Можно лишь заставить забыть, огородив от бед и невзгод, ждущих впереди. В ту самую секунду Нотт впервые задумался об этом. Но, почувствовав прикосновение на тыльной стороне своей ладони, что разбудило доселе дремлющий пожар внутри, мысль, единственная здравая и правильная, ускользнула в дальние уголки сознания, оставляя место азарту и желанию держать все под контролем. Таков был Теодор Нотт. И таков был его порок. Один из многих.       — Есть одна идея,— пробормотал он, наклоняясь к лицу Джорджии,— но не уверен, что она тебе понравится.       Легкое касание губ, дыхание на подбородке и темные пятна перед глазами, которые пророчили неминуемую смерть.       И не одну.