***
С того момента мир словно потерял краски. Каждый день приносил лишь горькое разочарование, стоило ей зацепиться взглядом за мелочи, что напоминали о Джеймсе. Дни стали однотипными, и Джил словно потерялась в них, не способная отличить вчера от сегодня. Она не помнила, что было месяц назад, неделю, и даже вчерашний день не смогла бы описать. Ночи же были наполнены слезами, пустой кроватью и одиночеством. Изменения в её поведении и душевном состоянии не остались не замеченными. Каждый знакомый считал своим долгом спросить о её самочувствии и попытаться поддержать фразой: «Ты можешь обратиться ко мне в случае чего». Кэмпбелл хотелось лишь горько усмехнуться на это, но она заставляла себя натягивать на лицо благодарную улыбку. То, что страдает она, не означает, что другие люди тоже должны страдать. Также Джил каждые четверг и воскресенье ходит в церковь, надеясь, что молитвы и просто нахождение в святом месте помогут ей справиться с тяжестью на сердце. Джеймс бросил её. Оставил, уйдя ночью. Она отдала ему сердце и всю себя, а он ушёл. Ей было плохо, стоило начать смотреть на кровать, в которой они проводили свои ночи, наполненные похотью и любовью. Теперь этого не было. Была только она, ворох горьких воспоминаний и её чёртово разбитое сердце. Самое ужасное было в том, что она даже не имела понятия, куда он ушёл. Джил не была уверена, что справится, если его поймают. Страшно было представить, что будет с ним после этого. Может, его отправят в тюрьму, психушку или какую-нибудь ужасную лабораторию для изучения? Даже не ясно, что из этого лучше. Столько усилий, и ради чего? Чтобы просто уйти и быть пойманным?! Нет, она знает, что у него есть опыт, и, чёрт возьми, он один из самых опасных людей на этой планете. Но также Кэмпбелл знает из его немногих рассказов, что злодеи, как бы по-детски ни звучало это «звание», очень страшные люди. Они всегда добиваются своего. Особенно очень умные ублюдки, одержимые своими безумными идеями. Каждый вечер она перечитывала оставленное им письмо. «…надеюсь, когда-нибудь ты найдёшь кого-нибудь подходящего, того, кто действительно достоин такой прекрасной девушки, как ты. Потому что ты достойна лучшего, а я давно не вхожу в этот список». Ей хочется рассмеяться на этих строчках. Разве она не доказала ему, что никто, кроме него, ей не нужен? Разве она не говорила ему об этом? Разве её губы не шептали об этом ему на ухо каждую ночь? Разве её глаза недостаточно говорили о любви. Чтобы понять это? «Он — идиот!» — решает Джил через неделю после его ухода. «Позорного побега», — шепчет демон на плече. Теперь она зовёт его только так, потому что такое родное «Джеймс» обжигает язык, и ей кажется, что она сгорит в адском пламени, как только произнесёт это имя. Ты — ангел, которого я буду до конца дней называть «своим». Она читает строчку за строчкой и шепчет: «Идиот». Идиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиотидиот… Она стоит в церкви и молится, молится, молится. «Спаси его». «Сохрани его». «Прости ему его грехи». «Не забирай его». Каждое воскресенье она надевает тёмно-синее, отливающее чёрным платье и идёт в церковь. Священник даже спросил, умер ли у неё кто-то. Джил отрицает, но червячок в голове шепчет, что умирает здесь только она. Всю остальную неделю девушка работает, а по вечерам зачитывает до дыр оставленное им письмо. Я устал причинять боль людям, которых я люблю. А ты — самый главный человек среди них, если ещё не поняла. Джил хочется рассмеяться от абсурдности ситуации. «Если ты так любишь меня, то почему ушел?!» — пытается кричать она, но горло словно сдавливают чьи-то руки, и изо рта не вырывается ни звука. Лишь слёзы бегут по бледным щекам. Её уже бросали, это было не первое расставание в её жизни, но оно является самым больным для неё. Она хочет думать, что это из-за всей её любви к нему. На третий месяц она уже начинает сомневаться в том, что он её любил. В тот же день она перечитывает письмо, просматривает их совместные фотографии и ревёт в подушку, пока не засыпает от усталости. Прости и прощай, Джил Кэмпбелл. Она хочет самолично прибить этого идиота. С любовью, твой Джеймс. К четвёртому месяцу ей становится лучше. Улыбка уже выглядит не такой натянутой и пугающей. «Жизнь не заканчивается на мужчине», — твердит она себе истину, которую всегда знала. Пускай мать всегда твердила, что женщина зависит от мужчины, Джил никогда не принимала эту позицию. Пора себе напомнить об этом. «Я люблю его, он сделал мне боль, и я двигаюсь дальше. Это нормально». Она реже ходит в церковь, но, даже не находясь там, продолжает неизменно молиться за него. «Спаси его». «Сохрани его». «Прости ему его грехи». «Не забирай его». Шепчут её губы одно и то же. Ей хочется верить, что идиот в порядке и хорошо себя чувствует. На пятый месяц всё почти приходит в норму. Она сидит на смене, вполуха слушая включенный в кабинете телевизор. Коллеги-врачи с интересом смотрят новости, пока Джил пытается разобраться в медицинских документах. Глаза уже болят от прочтения корявого почерка доктора Фостон. Хотя у неё самой он был не лучше. Размашистый и больно узкий — так говорил идиот. Перед глазами всё плывёт, когда она слышит: «Зимний Солдат пойман! Сегодняшним вечером благода…» Дальше Джил не слушает. Она попросту теряет сознание.***
— Ты бы взяла выходные, — участливо советует доктор Фостон. Серафима Фостон, женщина пятидесяти лет. Её внимательный взгляд узких карих глаз из-под полукруглых очков и тонкие, практически всегда поджатые губы не раз вводили в заблуждение окружающих. Но, несмотря на кажущуюся педантичность, холодность и строгость, она обладала добрым сердцем и очень заботилась о своих коллегах. Когда-то Джил обучалась у неё. Теперь они были коллегами и имели тёплые отношения. — Не могу, — с зевком отвечает на её совет Джил, потирая глаза, под которыми залегли тени. — Я бы с радостью, но больные не ждут. Ночные смены не слишком хорошо сказывались на её внешности, но нехватка кадров в больнице и при этом большой поток пациентов не позволяли брать отгул даже на день. Как только выписывали одного, на его место приходили трое. Кэмпбелл знает, что это прекратится через месяц-два. Пару лет назад они с коллегами даже придумали название этому периоду: «лихорадка госпитализаций». Происходящее не было связано с какими-то праздниками или нехорошими событиями. Просто внезапно люди начинали толпами болеть, ломать себе что-нибудь, падать, травиться и получать другие травмы. — Замотала ты себя, — с неодобрением промолвила Серафима. — Совсем не думаешь о своём здоровье. Неделю назад в обморок грохнулась от нервов и недосыпа. Снова хочешь повторить? Конечно, Джил этого не хотела, но изматывание себя работой помогало на время забыть о больном брате, сейчас живущем в Канаде, и об… — Не хочу, — фыркнула блондинка, прикрывая глаза. Она опёрлась на спинку стула и потянула руки вверх, потягиваясь. Что-то в позвонках издало омерзительный хруст, и Джил выдохнула. — Зря ты так изматываешь своё молодое тело. Нашла бы себе кого-нибудь. Или с подругами бы вышла куда-то. — Нет у меня подруг, — промямлила Кэмпбелл, чувствуя, как сонная дымка обволакивает сознание. — С колледжа ещё. Лишь знакомые, с которыми иногда можно поболтать и уместно поздравить с днём рождения и Рождеством. — А брат? И его жена? — даже не видя лица женщины, Джил знает, что она вскидывает брови и складывает руки на груди. — В Канаде. На лечении. Повисла секундная тишина, а воздух в комнате словно стал прохладнее. — Прошу прощения, Джил. — Ничего, — она сглотнула ком в горле. — Я… пожалуй, пойду, проверю новую пациентку, девочку, у которой проблемы с желудком. Помнишь её? — Да. Джил открыла глаза и взглянула на Серафиму. Женщина склонилась над своим столом, держа в руках чашку, скорее всего, наполненную очень вредным и горьким кофе. — Весьма плаксивая особа, — проворчала женщина. Блондинка усмехнулась, изогнув губы наподобие усмешки. — Это ещё мягко сказано. Но она — ребёнок, а я — врач, поэтому мне придётся сделать ей шарик из перчатки, чтобы она не плакала, а её мать смогла спокойно выдохнуть, как и медсестра, что меняет ей капельницу. Из кабинета Джил провожал приглушённый смех Серафимы, позабавленной словами девушки. Неприятная тема была ненадолго забыта, но осадок у Кэмпбелл всё ещё остался. Как будто вообще он уходил! Демонёнок на её плече ехидно улыбнулся, сверкая острыми клыками, но Джил лишь тряхнула головой и, постаравшись выкинуть все лишние мысли из головы, ушла выполнять свою работу.***
Проходит ещё время. Жизнь идёт своим чередом. По крайней мере, Кэмпбелл нравится так думать. Она не смотрит новости, но знает, что идиот сейчас в порядке. Он под защитой, со своим лучшим другом. Обо мне он точно не вспоминает, — уверяет себя девушка каждую ночь и ложится с мыслью, что и ей пора бы начать забывать о нём.***
Джил бездумно проводит пальцами по совсем недавно коротко подстриженным волосам, жуя во рту жевательную резинку, и посматривает на стойку выдачи. Она дожидалась своей очереди, чтобы забрать посылку, которую заказала пару месяцев назад до того, как… идиот решил сбежать. Да, она в открытую называет его уход побегом. Что бы он ни писал, иначе она видеть эту ситуацию больше не может. В помещении пахло бумагой, пылью и потом от большого количества людей, прошедших через это место. Тут и сейчас не протолкнуться. У девушки ощущение, что она стала килькой в консервной банке, заполненной под завязку. Это чувство не радует ни её, ни всех остальных «килек». Некоторые из них сидят, некоторые стоят, но у всех неизменно уставшие или раздражённые лица. Джил вздыхает и, опустив взгляд, рассматривает свои открытые ноги и красную юбку выше колен. Сегодня она решила надеть не привычные брюки или же джинсы, а костюм, состоящий из строгой юбки и пиджака с укороченными рукавами по локоть. Обычно она надевала его, когда уезжала в командировки или же ходила на мероприятия, связанные с работой, но в этот раз захотелось одеться красиво для себя. Сколько можно ждать? Досадно морщась, Джил снова глядит на стойку выдачи. Там копошится вся красная девушка лет девятнадцати, которая, скорее всего, является новичком и очень сильно нервничает. Мужчина, стоявший рядом с этой молодой девчушкой, раздражённо что-то кряхтит, тряся головой, когда работница качает головой, заливаясь ещё сильнее краской. — Подойдите следующей к стойке, пожалуйста! Джил облегчённо вздохнула, когда настала её очередь, и подошла к стойке, за которой до сих пор пыхтела розовощёкая девушка. — Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, своё имя и номер посылки. — Конечно. Посылка должна была придти на имя Джил Кэмпбелл, и номер посылки… — блондинка включила телефон, недолго ища в нём нужную информацию, и ответила: — Посылка должна была придти под номером «0119». Девушка за стойкой кивнула, что-то вбивая в свой компьютер. Джил спокойно ждала, облокотившись на гладкую поверхность стойки. Её глаза внимательно проследили за тем, как работница медленно хмурилась. — Извините, но… на это имя нет никаких посылок. Вы уверены, что она уже пришла? Или только должна придти? Да ладно, я думала, мы это уже прошли! Девушка сдержала раздражённое нытьё. — Нет, она уже пришла. Меня об этом оповестили, — Кэмпбелл заправила прядь коротких волос за ухо. — А вы написали моё имя с двумя «л» или одной? — С двумя, мисс, — округлила глаза девушка. Джил слабо приподняла уголки губ. — Моё имя пишется с одной. Правильно «Джил», а не «Джилл». Одна «л». Вот так вот. Та кивнула и снова начала что-то печатать на компьютере. — Джил… с одной «л»… угу-угу. Так, вот да! Извините. На это имя есть посылка! Прошу ещё раз прощения. Джил отмахнулась от извинений девушки, не став смущать её сильнее, и дождалась, когда посылка окажется наконец у неё в руках. — Вот, подпишите, пожалуйста, тут! Всё, спасибо. Благодарю, что выбрали нашу доставку! Доброго вам дня, мисс! — Спасибо! — Джил ярко улыбнулась и, покрепче подхватив посылку, вышла из помещения. К счастью, поездка обратно домой не занимает много времени. Улицы были практически пустые, а все светофоры — на её стороне. Наверное, карма всё-таки существует, и за свои сегодняшние страдания Джил получила заслуженную награду. Когда до дома остаётся всего ничего, звонит телефон. Стараясь не отводить взгляд от дороги, девушка рыскает рукой по соседнему сидению, пытаясь нащупать мобильник. — Да? — когда устройство оказывается в её руках, Кэмпбелл сразу же отвечает на звонок. — Джил, привет! — Мэгги! — удивлённо вздыхает девушка, слыша хрипловатый голос невестки. — Привет! Извини, не видела, что это ты звонишь. — Ничего страшного. Я тебя не сильно отвлекаю? Джил поворачивает руль вправо. — Да так. Не очень сильно. Я просто за рулём. Посылку забирала с почты. — Ты всё-таки заказала те шторы, которые я советовала? Со смешком задаёт ей вопрос Мэгги; в трубке слышно, как женщина копошится где-то. — Нет. Я заказала себе диски с разными фильмами. Решила… посмотреть их как-нибудь. Думала, будет хорошей традицией по воскресеньям смотреть новый диск… Как ваши дела? — Ой, да у нас всё так же. Твой брат продолжает изводить врачей, — Мэгги негромко смеётся. Кэмпбелл качает головой и улыбается. — А как твои дела вообще? Твоё самочувствие стало лучше? Джил прикусывает губу и придаёт голосу беззаботные нотки. — У меня всё отлично! Я в порядке. Самочувствие стало лучше. Больше не беру так много ночных смен. Лгунья. Внутренний голосок насмехался над ней. Лучше уж ложь, чем сказать ей правду. Джил морщит лоб. Машина подъезжает к её дому, и девушка прощается со снохой. Припарковавшись, Кэмпбелл прикрывает глаза, делая медленные вдохи и выдохи. Да, всё отлично. Я в порядке. В полном. Со мной всё хорошо. Просто лёгкий недосып. Угу, да. Всё прекрасно. Если бы она знала, что вся уверенность в собственной адекватности, так старательно выпестованная самовнушениями и дыхательными техниками, совсем скоро испарится, то не стала бы заходить домой. Заходя внутрь со своей долгожданной посылкой, Джил не осматривается вокруг. Она слишком утомлена для этого и погружена в мысли о том, что будет готовить на ужин. Через приоткрытое окно просачиваются рыжие лучики солнца, оповещающие о скором закате. Она отмечает это, немного удивляясь тому, что не закрыла его. Оставив коробку в гостиной, Кэмпбелл идёт на кухню, разминая на ходу шею. Её взгляд не сразу натыкается на странно задвинутый стул. Когда она уезжала, он точно был в другой комнате. — Какого? — бормочет девушка, в душе очень надеясь, что она просто забыла о том, как отнесла стул на место. Сердце начинает быстрее биться. Паники ещё нет, но страх уже зарождается внутри. Джил делает шаг назад, быстро осматривая кухню в поисках ещё каких-то несостыковок. Она ничего не находит. Облегчённый вздох слетает с губ слишком быстро. Недостаточно быстро. Половицы в коридоре скрипят, Кэмпбелл ахает и тянется за столовым ножом, лежащим на сушилке. Пальцы ухватываются за рукоять холодного оружия, когда тень проскальзывает в её кухню. Она замирает. Как и человек, вошедший в её дом. О Господи. — Ты! — охает Джил, раскрывая рот в букве «О». — Как… как? Джеймс стоит перед ней, целый и невредимый. Со всё ещё длинными лохматыми волосами, неухоженно заплетёнными сзади в пучок. На нём надеты свободные джинсы и серая туника, облегающая всё, что только можно. И у него была не та бионическая рука. Другая. Джил бы узнала ту, которая была у него до того… как он бросил её. Бросил. Он бросил меня и сейчас вламывается в мой дом. Снова! Джил никогда не была человеком, любящим ругательные словечки и оскорбляющим людей, но… — Сукин сын! — Кэмпбелл всё ещё держит нож при себе и делает внушительный шаг вперёд. Их с Джеймсом разделяет только стол. Мужчина выглядит виновато, но Джил лишь поджимает губы на это. Ему вряд ли жаль. — Джил… послушай меня, пожалуйста. В его словах чувствуется вина? Или Джил лишь послышалось страдание в его голосе? В любом случае, она слишком зла, чтобы осмыслить это. Она даже не думала, сколько ярости накопилось в ней после стольких месяцев одиночества. Джеймс сейчас для неё подобно красной тряпке для быка. — Послушать тебя? Ха! А ты слушал меня? Точно, нет! Ты просто ушёл! Ушёл! Джил качает головой. Рукоять ножа нагревается из-за силы, с которой она сжимает её в ладони. Лицо Джеймса становится суровее, а взгляд не отрывается от оружия у девушки. — Джил, положи, пожалуйста, нож. Ты можешь навредить себе. Кэмпбелл сужает глаза и делает ещё один шаг вперёд. — Единственный, кому я хочу сейчас навредить, это ты. Зачем ты пришёл? Решил поблагодарить за помощь? Или за то, что я, как наивная дура, верящая, что между нами что-то большее, спала с тобой? Если так, то можешь снова уходить! Уходи! — Я думал, ты читала моё письмо. Джил вздрагивает. Прости и прощай, Джил Кэмпбелл. — Я читала его. Эти простые слова словно вернули её на несколько месяцев назад, окунув в тот водоворот боли и страданий. С любовью, твой Джеймс. Голубые глаза мутно смотрели на стоящего впереди неё Барнса, как-то успевшего тихо обойти стол. Джил сделала шаг от него, выставляя перед собой нож. — Не подходи! — взвизгнула она. Джеймс болезненно поморщился, и в его глазах заиграли тени прошлого. Он остановился, вытягивая перед собой руки. — Если ты читала, то не должна была так говорить. Я не… я не играл. Это было реальностью. Правдой. Единственной, которая случалась со мной за многие годы. Прости и прощай, Джил Кэмпбелл. С любовью, твой Джеймс. — Тогда почему? Ей кажется, что сердце разрывается на миллиарды кусочков. Боль и ярость — единственное, что она позволяет себе сейчас чувствовать. — Я хотел для тебя лучшего. Он вдруг надломленно усмехается. — Но забыл о том, что редко могу держаться от тех людей, которых люблю. Нож выпадает из её пальцев. «Которых люблю». «Которых люблю». Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. — Почему я должна тебе верить? — Потому что я никогда тебе не вру, Джи-Джи. Она прикрывает глаза, давая волю слезам. «Вот ты и нашёлся, Джеймс».