Запретный плод

– Давайте вместе помолился, – сказала королева Алисента. Эймонд послушно сложил перед собой ладони и почтительно склонил голову. – Да озарит Матерь любящей улыбкой всех собравшихся… Эймонд с упоением погрузился в молитву, она успокаивала как привычный якорь посреди безумной суматохи этого дня. Словно почувствовав что-то, Эймонд поднял взор и увидел на дальнем конце Люцериса, который не прекращал пялиться на него с тех пор, как они сели за стол. Тот тоже молитвенно сложил ладони и опустил голову, как примерный мальчик, повторяя слова молитвы. И вдруг уголок губ дернулся в озорной ухмылке. Люцерис старался подавить ее, но губы снова насмешливо растянулись. Он приоткрыл глаза, оглядываясь по сторонам, а потом заметил, что Эймонд смотрит на него, и ухмыльнулся еще шире, словно заговорщик. Эймонд почувствовал, как на него накатывает гнев от подобной непочтительности. У него было множество причин чувствовать неприязнь к мальчишке, но это стало последней каплей. Злость и раздражение недоступно преследовали его весь день, едва проклятые бастарды появились во дворе во время тренировки. Он не думал, что его это так заденет, Эймонду казалось, что все яркие эмоции остались давно в прошлом, и вид племянников не вызовет ничего, кроме легкого раздражения. И вид старшего, Джейса, действительно оставил его равнодушным. Но вот Люцерис притягивал его внимание и не отпускал весь день. Эймонд ожидал увидеть всё того же противного мальчишку из детства, и не думал, что тот вырастет в такого же противного юнца, к тому же слишком смазливого. Его растерянное выражение во дворе и в тронном зале доставляло Эймонду немало удовольствия. А вот за ужином Люцерис осмелел, почувствовал себя в полной безопасности, да еще и обнаглел настолько, что не переставал ухмыляться Эймонду. Именно эта улыбка, ее неуместность и самоуверенность задели Эймонда. Если ли бы Люк был таким же тихим и напуганным, как в тронном зале, где прятался за мамочку, позволяя остальным родственникам защищать его, Эймонд не удостоил бы его вторым взглядом. Но Люк вел себя так, словно ничего не боится, имеет на это права и плюет на приличия. Эймонд всю жизнь старался быть хорошим сыном и достойным принцем, и это до глубины души задевало его. Особенно то, как легко и мимолетно бастард расковырял давние раны, о которых Эймонд думал, что забыл. Послушный милый мальчик, которого все так любят. Эймонд сразу же распознал мерзкую сущность этого гаденыша. Раздражение достигло высшей точки, когда принесли чертову свинью. Люцерис, уже не таясь, потешался над Эймондом, и тому нестерпимо хотелось стереть эту улыбочку своим кулаком, стиснуть пальцы вокруг тонкой шейки, и сжимать, пока глаза не вылезут, лицо не покраснеет от натуги, и он уже будет не улыбаться, а только жадно хватать воздух ртом. Самым досадным раздражением вечера стало то, что он так и не смог добраться до Люцериса. Проклятый Джейс попался ему по пути, пытаясь достать его своим смешным слабеньким ударом. И это Эйгон, а не Эймонд схватил Люцериса и ударил головой о стол. В этот момент Эймонд разозлился и на брата. По какому праву он посмел распускать руки, это Эймонд должен добраться до гадкого мальчишки, это у него к нему давние счеты… Эймонд представлял, как нагнул бы его над столом, вдавливая щекой в твердое дерево, сжимая пальцы на затылке, наслаждался бы беспомощным барахтаньем и мольбами о пощаде… Он слишком разволновался и был даже рад вмешательству Деймона. Для одного вечера слишком много сильных эмоций, бастард не заслуживал такого внимания. * Эймонд не считал себя глубоко религиозным человеком, но ему всегда нравился покой утренней службы в маленькой замковой септе. Он ощущал себя цельным, молитвы приносили тишину в его мятежный разум. Эймонд любовался игрой света на гранях кристалла и короны септона, наслаждался блаженным умиротворением от сладкоголосого пения хора, и уносился мыслями от всех земных тревог. Матушка всегда говорила, что Семеро мудры и милосердны, они видят человека целиком, со всеми добродетелями и грехами, и если ты искренне благочестив, они примут и простят тебя, вознесут на Седьмые небеса. Он старался следовать всем наставлениям Семиконечной звезды, искренне молился о прощении за все грехи, и надеялся, что боги сочтут его достаточно праведным, когда он предстанет перед ними. Обычно утреннюю службу посещали лишь Эймонд с королевой Алисентой, несколько ее фрейлин и придворных. Эти тихие, немноголюдные службы нравились Эймонду больше всего, его не отвлекала пышность церемонии, и он мог сосредоточиться на истинной сущности обряда. Но сегодня он с удивлением заметил среди группы придворных Люцериса. Эймонд никогда бы не заподозрил, что тот настолько религиозен, чтобы добровольно, без своей семьи, прийти на раннюю утреннюю службу. Его сразу охватили подозрения, и вместо септона Эймонд стал то и дело смотреть на Люцериса. Казалось, мальчишка поглощен молитвой, руки примерно сложены у груди в почтительном жесте, а на лице выражение искреннего невинного восторга. Эймонд не мог отвести от него взгляд, его снедали раздражение и любопытство. Словно ощутив чужое внимание, Люцерис покосился на него, а потом на губах заиграла все та же проказливая улыбка, как вечером за ужином. Он раздувал ноздри и сжимал губы, словно с усилием давил рвущийся наружу смех. Эймонд яростно стиснул кулаки. Проклятый нечестивец откровенно насмехался над святым таинством! Неуважение к молитве за столом еще можно спустить, но это уже слишком. Люцерис косился на Эймонда и улыбался так, словно они разделяли какую-то общую тайну. Да как он смеет думать, что у Эймонда может быть нечто общее с этим избалованным сопляком, любимым маменькиным сыночком?! Умиротворенное настроение безнадежно ушло, и Эймонд едва дождался окончания службы. После он попросил прощения у матери, задержался и подкараулил Люка. – Зачем ты сюда пришел? – спросил он, резко хватая его за плечо. – Септа открыта для всех, разве нет? – невозмутимо ответил Люк Эймонду нечего было возразить, он не может запретить приходить, только потому что не хочет его видеть. – И что такого смешного ты увидел во время службы? – спросил он мрачно. – Твое лицо, – улыбнулся Люк, – ты такой серьезный, что сам похож на септона. Эймонду снова захотелось его придушить. – Не попадайся мне на глаза, если не хочешь неприятностей! – пригрозил он. Люк ничуть не испугался, и судя по огоньку в глазах, предвкушал эти неприятности. Эймонд ждал, когда конюх подготовит лошадей, и нетерпеливо высматривал Эйгона. Сегодня они договорились вместе отправиться на верховую прогулку. Эймонд предпочитал полеты на драконе, но принц должен хорошо держаться и в конском седле, поэтому время от времени он делал выезды. Эймонд больше любил делать это в одиночку, но у Эйгона иногда появлялось желание к нему присоединиться, чаще всего, чтобы просто позлить. Мама хотела, чтобы ее сыновья ладили хотя бы на людях, поэтому иногда Эймонду приходилось соглашаться. Но Эйгон как всегда не следил за временем и мог появиться, когда ему будет угодно. Эймонд уже жалел, что не уехал без него. Наконец он заметил брата на другом конце двора, вместе с которым шли и их племянники. Эймонд яростно стиснул кулаки. – Эймонд уже нас ждет! – радостно воскликнул Эйгон, заметив его, – давайте поспешим, пока он не начал нас отчитывать. – Добрый день, дядя, – мягко улыбнулся Люк, подойдя к нему. Эймонд лишь мрачно нахмурился. Как только племянники направились в конюшню, чтобы дать распоряжение насчет лошадей, Эймонд накинулся на Эйгона: – Зачем ты притащил их с собой? – Решил, что вместе будет веселее, – беспечно улыбнулся он. – Ты же знаешь, что нет. – Потому и пригласил, – рассмеялся Эйгон, – знал, что тебя это взбесит. Его брат ничуть не изменился с детства, когда потешался над младшим братом вместе с Джейсом и Люком. Эймонд недовольно сжал губы. Эйгона не только не злило присутствие их племянников в замке, он вполне охотно возобновил свою дружбу с Джейсом. В детстве они были неразлучны, к тому же их не связывала такая мрачная история, как с Эймондом. Да, порой Эйгон проходился по их происхождению, но это никогда не задевало его всерьез, потому он теперь общался с племянниками так, словно между ними никогда и не было никакой вражды, чем еще сильнее выводил из себя Эймонда. – Предатель! – выпалил он. – Да ладно тебе, сколько можно враждовать с ними. Пора бы начать общаться, они вовсе не так и плохи, как я думал. По крайней мере, Джейс. – Дружи с ними, сколько хочешь, только не втягивай меня в это, – предупредил Эймонд. – Вот и отлично! Спасибо за разрешение! Собираюсь показать им парочку своих любимых мест, – усмехнулся Эйгон. – Ты же не собираешься вести наших племянников туда, куда водил меня? – удивился Эймонд. – Сегодня нет, но думаю, в следующий раз обязательно, – наклонившись к нему, многозначительно проговорил Эйгон. Эймонду должно было наплевать, но почему-то он испытал отвращение, когда представил юного Люка в том непристойном месте. – Тебе не кажется, что они еще слишком молоды для этого? – Молоды? – Эйгон искренне рассмеялся. – По-моему, в самый раз. Ты был еще младше, когда я отвел тебя туда. Ты просто ханжа, который не умеет веселиться, – заключил он. – Тогда зачем брать меня с собой? – возмутился Эймонд. – На том ужине ты заметно повеселел, думаю, общение с племянниками пойдет тебе на пользу! Эймонд не стал устраивать скандал и покорно отправился на прогулку вместе с братом и племянниками. Настроение было безнадежно испорчено. Втроем они ехали впереди и весело болтали, а Эймонд плелся в хвосте, проклиная все на свете, за то, что согласился на это. Он замечал, как Люк то и дело оборачивается, словно хотел проверить, не отстал ли от них Эймонд. Эймонд старательно делал вид, что не замечает его, но когда Люк отворачивался, мрачно буравил взглядом его кудрявый затылок. Они не спеша ехали по улицам и махали приветствующим их горожанам. Эйгона и Эймонда сразу же узнавали благодаря их валирийским чертам, и Эймонд мстительно заметил, что без их компании племянников никто бы и не принял за принцев. На Ремесленной улице Эйгон убедил всех остановиться, чтобы заглянуть в разные лавки, где торговцы показывали им свои лучшие товары. В кожевенной мастерской Эйгон предложил племянникам выбрать себе в подарок от его имени все, что угодно, и торговец тут же стал уверять, что они могу выбрать все самое лучше, и он не посмеет взять с принцев денег. Втроем они с радостью начали выбирать друг другу подарки. Эймонд держался в стороне. Люк подошел к нему и протянул пару перчаток для верховой езды. – Смотри, дядя, я выбрал это для тебя! – воодушевленно сказал он. Беглого взгляда хватило, чтобы отметить искусную выделку. Это был хороший подарок, но Эймонд не собирался принимать его из этих рук. – Мне это не нужно, – сухо сказал он. Люк расстроено вздохнул. После прогулки по городу они отправились в таверну у Речных ворот, где подавали зажаренную на углях свежую рыбу, отличное молодое вино и яблочный сидр. Прежде Эймонд любил бывать здесь, но в такой компании просто не мог расслабиться. За небольшим столом Эйгон устроился рядом с Джейсом, а Люк присел на лавку вместе с Эймондом. Тому немедленно захотелось отодвинуться, но места не было. Он сидел напряженно, стараясь не обращать внимание на Люка, но тот все время вертелся, словно не мог усидеть на месте, задевал его то локтем, то коленом под столом, наклонялся слишком близко, пытаясь что-то спросить. Чем дольше длились их посиделки, тем сильнее закипал Эймонд. Эйгон немедленно отдал должное вину и разговорился. Похоже, ему и в самом деле нравилась компания племянников, он вальяжно закинул руку на плечо Джейса, оживленно болтая и смеясь, словно давние приятели. – Итак, дорогие племянники, и сколько вы намерены оставаться в Королевской Гавани? – спросил Эйгон. – Думаю, мы задержимся тут надолго, – ответил Джейс. – Дедушка был очень зол на маму и Деймона, потому что они поженились без его разрешения, поэтому мы и не вылезали с Драконьего Камня. Но теперь все забыто и прощено, а мама считает, что нам полезно пожить тут и привыкнуть к придворной жизни. – Отлично! – Эйгон поднял свой кубок, – уже предвкушаю, как мы вместе повеселимся! Он многозначительно посмотрел на брата. Эймонд мрачно нахмурился в ответ. Он больше не собирался участвовать в развлечениях Эйгона. Когда Эйгон и Джейс увлеклись каким-то разговором, Люк наклонился к Эймонду, обдав его сладким запахом сидра, и сказал: – Ты очень хорошо сражался тогда, дядя. Наверное, ты уже участвуешь в турнирах? Он наклонился так близко, что его дыхание чуть коснулось виска Эймонда. Тот немедленно отпрянул. Попытка Люка втянуть его в непринужденную беседу казалась просто нелепой. – Мне плевать на турниры, – сквозь зубы сказал Эймонд. – Не пытайся его разговорить, Люк, – предупредил Эйгон, – сегодня он совсем не в духе. Да и в другие дни компания из него так себе. Эймонд сердито стукнул кулаками по столу. Больше, чем вынужденное присутствие племянников, его раздражало беспечное поведение Эйгона и постоянные попытки задеть его. Он прекрасно знал о чувствах Эймонда к Люку, нарочно все подстроил, и теперь наслаждался беспомощностью брата. Эймонду хотелось придушить их всех. – Это ты вдруг решил подружиться с бастардами, да еще пытаешься и меня втянуть! – выпалил он. Джейс и Люк посмотрели на него с укоризной. Эймонд оглянулся вокруг, посетители удивленно смотрели на них и отводили глаза. Ему стало неловко за свой срыв. – О боги, Эймонд, – проговорил Эйгон, – расслабься ты хоть ненадолго. Пора бы уже давно забыть свои детские обиды и вытащить палку из задницы. Он весело загоготал, и Джейс охотно к нему присоединился. Эймонду казалось, что он снова вернулся в детство, когда эти двое потешались над ним, придумывая обидные розыгрыши. Он быстро взглянул на Люка, встретив его сочувственный взгляд. Но сочувствие бастарда злило его не меньше, чем издевки. – Провалитесь вы все в Пекло! – выпалил Эймонд и вылез из-за стола. Когда он подошел к коновязи, чтобы забрать своего коня, к нему выбежал Люк. – Эймонд, подожди! – воскликнул он. – Я поеду с тобой, не хочу с ними оставаться. – Что тебе от меня нужно? – вспылил Эймонд. – Я же сказал, чтобы ты оставил меня в покое. – Что если я не хочу? – с улыбкой спросил Люк. Эймонд бросил на него мрачный взгляд и прошел мимо. Ему нужно поскорее убраться отсюда, пока он не побил надоедливого мальчишку. – Мы еще поговорим! – услышал он за спиной радостный голос Люка. * Мальчишка не унимался и не собирался оставлять его в покое. Эймонд решил, что это какое-то наваждение. Ему казалось, что теперь всюду, куда бы он ни пошел, он видит ненавистного племянника. На утренних службах, на занятиях, на тренировочном дворе, во время совместных трапез, где Люцерис как будто нарочно оказывался за столом напротив… С этим бастардовскими темными кудрями и бесовскими глазами, смазливым лицом и наглыми улыбками. Он весело смеялся, порхал, радовался каждой мелочи, словно его жизнь была легка и беззаботна, словно это не он проклял Эймонда тягостной печатью одиночества и увечья, и даже не раскаивался о содеянном. Мальчишка словно знал, что недосягаем для гнева Эймонда, и чувствовал полную безнаказанность. Эймонд только и ждал какого-то повода, чтобы к нему прицепиться, но ему не в чем было обвинить Люка, кроме невыносимого присутствия в своей жизни. Источник вечного раздражения и ненависти был постоянно перед глазами, но оставался все так же недоступен, как и те несколько лет, что они не виделись, а потому Эймонд не мог перестать думать о нем, отвлечься на что-то другое, оставить фантазии о жестокой расправе. Как только он снова видел эту дерзкую ухмылку, внутри поднималось яростное пламя, в котором сгорали все остатки самоконтроля. Матушка говорила, что гнев это страшный грех, и Эймонд старался усмирять его, обращался к богам, умоляя даровать ему мудрость и терпение. А потом снова легкий проблеск ухмылки, дерзкий блеск в глазах, взмах темных кудрей, и все его существо снова превращалось в клокочущий комок ярости. Эймонд боялся, что из-за проклятого бастарда он будет гореть в самом жарком седьмом Пекле. Последней каплей стала встреча во время уроков. Когда Эймонд вошел в комнату для занятий, Люк уже был занят переписыванием страниц. Эймонд сел поодаль, уткнулся в свою книгу, но мальчишка невольно притягивал взгляд, он не мог сосредоточиться на чтении. В этот раз Люк даже на него не смотрел и был полностью поглощен уроками. Он о чем-то задумался, взгляд устремился в пустоту, и пушистый кончик пера рассеяно поглаживал губы. Завороженный Эймонд не мог отвести взгляд, он не мог понять, делает ли он это нарочно или случайно, но от такого невинного жеста внутри, глубоко в солнечном сплетении снова начало разгораться яростное пламя. Люк почувствовал его взгляд, удивленно моргнул, словно только что заметил, посмотрел на перо в своей руке и усмехнулся. Он игриво пощекотал себе под носом и рассмеялся, потом провел по щеке, снова коснулся губ и пожевал мягкий кончик. Теперь он делал это намеренно. И хотя Эймонд был уверен, что Люк просто дурачится и не имеет в виду ничего непристойного, в голове вспыхнула яркая картинка, как эти мягкие розовые губы приоткрываются, выпуская кончик языка, как он касается им пера, соблазнительно облизывает, затягивает в рот, посасывает, не отрывая взгляд от лица Эймонда. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение, и резко встал из-за стола. Его мысли начали приобретать очень опасный оборот. Эймонд слишком часто наблюдал за Люцерисом, и сам не заметил, как пересек ту грань, за которой фантазии о насилии стали сменяться чем-то иным… Эймонд сразу отметал подобные мысли, он не может испытывать к проклятому бастарду ничего кроме ненависти, это просто нелепо. Его никогда не привлекало подобное, и сейчас он просто сбит с толку, путая ярость и вожделение. Но воспоминания о том, как перо легко поглаживает губы, воспламеняло его кровь. Его никогда не привлекали низменные удовольствия. Открытое распутство старшего брата отвращало Эймонда от подобных развлечений. Он уделял все время тренировкам, совершенствовал свои навыки и тело, чтобы стать идеальным бойцом, все иное время посвящал полетам на драконах и наукам. Ему хотелось быть идеальным сыном, чтобы мать гордилась им. И прежде у него не было ни одного повода подвести ее. Меньше всего он ожидал, что окажется подверженным подобному соблазну, потому и не верил, что сейчас с ним такое происходит. Несколько лет назад Эйгон уговорил его пойти в бордель, чтобы сделать наконец мужчиной, и Эймонд старался поскорее забыть тот неприятный опыт. Сейчас он снова вспомнил свою растерянность, желание убраться подальше из маленькой комнаты, пропахшей тяжелыми благовониями, с красными занавесями на окнах. Шлюха бесстыдно раскинулась перед ним на кровати, раскрывая алую влажную щель между ног, Эймонд помнил слова Эйгона, что это самое прекрасное, что есть в мире, но его совершенно не влекло туда. Он сделал то, что должен, словно отработал обязательные упражнения на тренировке, но был слишком взволнован, торопился поскорее покончить с заданием и излился слишком быстро. На короткий миг его тело пронзило удовольствие, но слишком краткое, чтобы смыть неприятную горечь. Он почувствовал себя грязным. После шлюха утешала, что в этом нет ничего стыдного, с юношами в первый раз такое случается, и потом станет лучше, но Эймонду больше не хотелось проверять. Когда напряжение в теле становилось невыносимым, он использовал свою правую руку, доводил до иступленного оргазма, чувствуя после этого не удовлетворение, а разочарование. Но никогда в жизни телесные позывы не превращали его в безмозглое существо, покорного раба своего члена, и он гордился собственной выдержкой. Теперь она трещала по швам. Эймонд понимал, что он уже взрослый мужчина, зов плоти для него должен быть естественным, он слишком долго его отвергал, а потому теперь сходит с ума, мальчишка Веларион тут вовсе ни причем, он лишь раздражитель, который все время мелькает перед глазами. Ненависть к нему была самым ярким чувством в его жизни, а потому Эймонд принимал ее за что-то иное. Нужно поскорее разобраться с этим и успокоиться. Вечером Эймонд посетил бордель на Шелковой улице, приличное заведение, достойное лордов и принцев, и хозяйка подобрала ему красивую юную девушку, с чистой кожей и блестящими золотыми волосами. Эймонд надеялся, что мягкие изгибы ее тела пробудят в нем желание. Но когда он погрузился в нее и закрыл глаза, перед внутренним взором снова возникло наглое лицо Люцериса, с горящими темными глазами и дерзкой кривой ухмылкой. Он кончил так бурно, как никогда прежде. Эймонд торопливо оделся и сбежал, словно с места преступления, стараясь скорее забыть, что произошло. Он понял, что проблема была не в собственном теле, а в Люцерисе, и не знал, как ее решить. Эймонд не может от него избавиться, но пока не придумал ничего лучше, чем и дальше игнорировать проклятого бастарда. Он убеждал себя, что скоро это пройдет. * С самого утра Эймонда раздражало буквально все вокруг. Шрам противно ныл, чего не случалось уже долгое время, окружающие звуки и цвета казались слишком громкими и яркими. Он с удвоенным рвением отдался тренировке, надеясь, что это отвлечет его от ненужных мыслей. Ему удалось погрузиться в монотонную рутину, пока он молотил мечом по манекену, и окружающий мир на время перестал существовать. Но все пошло прахом, когда во двор пришли его племянники. Эймонд заметил их краем глаза, но приказал себе не отвлекаться и заниматься делом. Но когда источник раздражения все время маячил рядом, он уже не мог сосредоточиться, невольно прислушивался и косился на них. На тренировке Джейс и Люк дурачились и смеялись, и Эймонду все время казалось, что они потешаются над ним. В ушах звенел их издевательский смех, который разносился по Драконьему логову, когда они представили ему Розовый ужас. В детстве Эймонд испытал в тот момент самое большое унижение, но думал, что спустя годы пережил его. В таверне Джейс с Эйгоном опять посмеялись над ним. И вот теперь издевательский смех снова настиг его, он вспомнил те ощущения беспомощности и стыда, и рассвирепел. Теперь он уже не ребенок, чтобы покорно все это сносить. Эймонд сжал зубы, уговаривая взять себя в руки. Они смеялись вовсе не над ним, даже не смотрели в его сторону, просто весело проводили время, но само их присутствие здесь казалось недопустимым! Это его тренировочный двор, а бастарды ведут себя так беспечно, словно ничего не боятся, словно здесь они у себя дома! Наконец Эймонд не выдержал и рявкнул на них: – Или тренируйтесь, или проваливайте отсюда! Люк и Джейс застыли и недоуменно уставились на него. – Это общий двор, дядя, – твердо сказал Джейс, – ты не имеешь права нас прогонять. Он был прав, и это еще больше рассердило Эймонда. – Тогда прекратите валять дурака! Вы мне мешаете. – Ты бы мог потренировать нас, дядя, – с улыбкой заметил Люк. – Ну уж нет, Люк, – усмехнулся Джейс. – Лучше с ним не связываться. – Ну давай же, дядя, – сказал Люк, не обращая внимание на брата. Он пристально смотрел на Эймонда и безмятежно улыбался. Эймонд чувствовал, как в нем поднимается и кипит гнев. Маленький нахал думает, что это забавная шутка. Он ему покажет! – Ну хорошо, иди сюда. Люк все еще не воспринимал происходящее всерьез, когда приблизился к Эймонду. Едва он успел поднять оружие и щит, как тот набросился на него с яростным ударом. Меч Люка полетел на землю. – Эй! Что ты делаешь, я еще не был готов! – возмутился он. – Ты пришел тренироваться, значит, должен быть готов! – возразил Эймонд. В этот раз Люк держал меч крепче, но это не помогло ему справиться с натиском Эймонда, он едва успел поднять щит, как в два удара его снова лишили оружия. Улыбка сползла с лица Люка, когда он видел перед собой слишком серьезное и мрачное выражение лица Эймонда – тот взялся за него по-настоящему. – Поднимай оружие и дерись, как следует! – рявкнул Эймонд. Он понимал, что ведет себя так же, как Коль, когда тот вымещал свою злость на маленьких бастардах, но ничего не мог с собой поделать. Было так приятно поставить мальчишку на место, заставить его беспомощно метаться по тренировочной площадке, вяло отбивая удары и прикрываться щитом. Наконец-то в его глазах Эймонд увидел растерянность, тревогу и даже страх, когда в очередной раз не только разоружил Люка, но и повалил его на землю. – Вставай и дерись! – скомандовал Эймонд. На лице Люка появилось сердитое упрямое выражение, и Эймонду это понравилось. Наглец решил бросить ему вызов! Несколько мощных ударов по щиту, который мальчишка уже с трудом держал перед собой, и вот он снова упал на задницу. – Вставай, слабак! Это все, на что ты способен? – рявкнул Эймонд. – Ты вообще когда-нибудь держал в руке меч? Люк вскочил на ноги и кинулся в атаку. Его внезапный пыл заставил Эймонда замешкаться, и он даже отступил с позиции, парируя удар, но тут же перехватил инициативу, замахнулся, в очередной раз выбивая из рук Люка меч. Тот прикрыл голову щитом, и град стальных ударов застучал по дереву. Люк снова попятился, оступился и упал. Он поднял щит над головой, прикрываясь от Эймонда, который уже в горячке ярости без остановки лупил мечом. На Эймонда напало какое-то исступление, вся накопившаяся злость последних дней выливалась сейчас на беспомощного Люка. Сзади подскочил Джейс, схватил Эймонда за руку и решительно оттащил от брата. – Что ты делаешь? Перестань сейчас же! – заорал он. Эймонд остановился, глядя на своего поверженного противника. Люк сидел на земле, прижимая к груди щит и смотрел на Эймонда со смесью злости и обиды. – Может найдешь себе равного соперника, а не будешь избивать того, кто младше и слабее? – распалился Джейс. Он помог брату подняться на ноги. Эймонду стало немного стыдно, он и в самом деле был намного сильнее и опытнее Люка, это все равно, что избивать младенца, но впервые за много дней ему стало так хорошо, когда он стер наконец улыбку с его самодовольной мордашки. – В бою никто не будет подбирать ему соперника по силам, – бросил Эймонд. – Если боится, ему нечего тут делать. – Я не думал, что у нас настоящая битва, дядя, – с обидой проворчал Люк. – Если берешь в руки меч, значит должен быть готов к битве, – раздраженно бросил Эймонд. Он окинул братьев Веларионов презрительным взглядом и ушел. Эйфория от драки быстро улетучилась. Эймонд был не очень доволен собой из-за срыва на площадке. Как бы его ни бесил Люк, но он должен держать себя в руках, принцу не подобает так себя вести. Леди мать всегда учила Эймонда сохранять достоинство даже перед лицом врага. Он долго возился в оружейной, снимая доспехи, расставляя тренировочное оружие. Слуги и оруженосцы быстро ретировались под его убийственным взглядом и оставили одного. Эймонд даже не поднял головы, когда кто-то вошел. – Знаешь, дядя, это было очень грубо, – раздался позади голос Люка. Эймонд поднял голову и вопросительно посмотрел на него. Люк уже снял доспехи и убрал оружие, на нем был лишь легкий дублет. На щеке оставался след грязи, волосы прилипли к вспотевшему лбу и торчали на макушке. – Ты сам хотел потренироваться, а теперь жалуешься, – мрачно ответил Эймонд. – Это было больше похоже на наказание, а не тренировку, – сказал Люк, подходя ближе. Кажется, что недавнее избиение прошло для него даром, и он снова осмелел. Эймонд подошел к нему вплотную, надеясь запугать своим угрожающим видом – Ты это заслужил. – Но я ничего тебе не сделал! – возразил Люк. – Подумай-ка получше, – низким голосом сказал Эймонд, наступая на Люка. Тот попятился к стене. Вот такой, беспомощный и растерянный, он нравился ему больше. – Это все давно в прошлом, я попросил прощения, и ты принял извинения. За что наказываешь меня теперь? – возмутился Люк. Эймонд почувствовал, как в глубине души снова зарождается ярость, кипит в нем, поднимаясь на поверхность, и стоит огромных усилий, чтобы ее удержать. Люк попятился и вжался спиной в стену. – За факт твоего существования! – в сердцах выпалил Эймонд. – За то, что ты просто ходишь, дышишь, смотришь на меня вот так! Эймонд навис над ним, ударив кулаком в стену над его головой. – Как я на тебя смотрю? – невинно спросил Люк, и на губах появилась понимающая улыбка. Он смотрел на него снизу вверх, но как будто чувствовал себя хозяином положения. Все самообладание Эймонда начало рассыпаться. Опять мальчишка смотрел на него так, что все внутри переворачивалось! – Просто оставь меня в покое и не попадайся мне больше на глаза, – угрожающе произнес Эймонд. – Это действительно то, чего ты хочешь? – тихо спросил Люк, и его голос пробирал до нутра. – Если сейчас же не прекратишь, я тебя ударю! – пригрозил Эймонд. – Но я же ничего не делаю, – невинно ответил Люк. И снова ухмыльнулся. В порыве ярости, Эймонд схватил его за плечо и тряхнул. Он не собирался его бить, но хотелось пригрозить так, чтобы Люк наконец понял, с ним шутки плохи. – Эй, Люк, ты там? – послышался из-за двери голос Джейса. Люк повернулся и хотел отозваться, но Эймонд навалился на него и зажал рот рукой. – Ни звука! – прошипел он. Еще не хватало, чтобы снова вмешался старший братец и все испортил. За его спиной мальчишка снова начнет хаметь, а Эймонд должен наконец поставить его на место. Голос Джейса начал отдаляться, но Эймонд продолжал держать Люка. Внезапно он осознал, в каком они положении – он прижимал его всем телом к стене, ощущал ладонью его горячее дыхание, широко распахнутые глаза пристально смотрели на него, и в них горел все тот же озорной огонек. Эймонд ощутил движение губ на своей ладони, сперва легкое, словно нерешительное, потом смелее. Что-то влажное прошлось по коже, и Эймонд осознал, что Люк лизнул его руку. Эймонд резко дернулся, но Люк удержал его запястье, снова прижал к своим губам, легко тронул ладонь языком, а потом втянул в рот кончик среднего пальца и легонько прикусил. Эти смеющиеся глаза не отрывались от него, они завораживали Эймонда, видели его самые постыдные тайны, поднятые из глубины души. Никогда в жизни он еще не ощущал себя таким беспомощным… Волна горячей крови прилила к паху, возбуждение такой силы пронзило Эймонда, что он закрыл глаз и судорожно вдохнул. Он был так потрясен, что не мог сопротивляться и покорно позволял Люку облизывать и посасывать его палец. Эймонд почувствовал, как поднимается член, упираясь в штаны. «Нет, не может быть», – подумал он с ужасом. Разбивая наваждение, он высвободил руку, оттолкнул Люка и попятился. Его уход больше напоминал позорное бегство. * Ночной воздух казался слишком тяжелым и липким, одеяла и простыни душили его, рубаха обвивала тело, словно путы, и Эймонд раздраженно стянул ее, но это не принесло долгожданного облегчения. Все его тело горело, как в лихорадке, разум метался в горячечном бреду. При свете дня он мог сдерживаться, мог делать вид, что ничего не происходит, ходить, разговаривать с маской уверенного безразличия на лице, но в темноте ночи все барьеры исчезли, и его тело требовало удовлетворения. Он никогда не видел в этом греха, но сейчас до последнего боролся с собой из-за того, кто вызывал в нем эту безумную вспышку похоти. Налившийся кровью член прижимался к животу, едва не пульсировал от боли, но Эймонд запрещал себе прикасаться к нему. Ни утомительные тренировки, ни молитвы, ни полеты на драконе уже не могли отвлечь его и принести успокоения. Едва лишь на миг он допустил мысль, что можно прекратить бороться, позволить себе это удовольствие, как самообладание покинуло его. Он обхватил член рукой, яростно двигая запястьем, крепко зажмурился, и перед ним снова встало лицо Люцериса, его дерзкий взгляд, улыбка на порочных губах, которые обхватывают кончик его пальца… Ускоряя движения кулака на своем члене, он уже не думал, что правильно, а что нет, представлял, как хватает волосы на затылке Люка, заставляя откинуть голову назад, а тот бессильно раскрывает рот, и Эймонд заталкивает пальцы, так глубоко ему в глотку, что тот начинает задыхаться, и слюна бежит из уголков губ, а потом давит на голову, заставляя его опуститься на колени, прижаться лицом к своему ноющему члену… Оргазм оглушил и вымотал его. Эймонд лежал, широко раскинув руки и ноги и пялился в потолок. Он удовлетворил желания плоти, но теперь вернулся голос разума, чтобы снова его мучить. Он не мог поверить, что поддался, что из-за такого ничтожества полностью утратил над собой контроль. Это не просто ненависть, в нем поселилась болезненная похоть, которая влекла его к Люцерису, теперь в этом не было сомнений, и Эймонд пытался разобраться, что теперь делать с этим пониманием. Он корил себя за несдержанность, и пытался переправить всю ярость на Люка. Как смел этот чертов бастард вызывать в нем такие противоестественные чувства? Его беспокоило, как легко он потерял над собой контроль. Да что такого в этом мальчишке, что он не может держать себя в руках? Прежде все было просто и понятно, он ненавидел Люка и хотел отомстить. Эти чувства всегда были в нем сильны, и терпеть к ним добавилось еще желание, которое поднимало все самое плохое из темных глубин души. Теперь все так запуталось. Как бы Эймонд снова хотел вернуться к ненависти, такой знакомой и понятной… Эймонд был твердо уверен, что его не может привлекать другой мужчина. Никогда его не посещали подобные мысли, и даже то, что его не привлекают и женщины, ничего не значило. Когда он женится на достойной леди, все будет иначе. Он будет любить ее, будет дарить ей нежность и ласку, и никогда не позволит низменной похоти овладеть им. Эймонд смог бы даже смириться с этим противоестественным влечением, если бы его внимание привлек достойный мужчина, такой как сир Коль или близнецы Каргиллы, но Люк и не мужчина вовсе, а тощий паренек со смазливым лицом, больше похожий на девчонку с этими гладкими щеками, розовыми губами и большим теплыми глазами. В своем наваждении Эймонд видел в нем какую-то загадку, двуличную сущность, которая притягивала его, и хотелось ее разгадать. Но это просто игра воспаленного разума. В мальчишке нет ничего таинственного. Нужно просто лишить его всех покровов, увидеть его без одежды и убедиться, что под ней нет ничего привлекательного для Эймонда, что он ничего из себя не представляет, и это безумие закончится. Когда он принял решение, то немного успокоился. Теперь, когда у него появился план, вернулась былая уверенность. Стоя возле двери в покои Люцериса Эймонд снова почувствовал себя глупо, теперь его план уже не казался таким хорошим, но было поздно отступать. Слишком долго он готовился к этому моменту, нужно наконец со всем покончить! Эймонд собрался и решительно постучал. Люк открыл дверь и удивленно уставился на него. – Дядя? Что ты здесь делаешь? Час уже поздний… Эймонд решительно оттолкнул Люка, вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. – Мне нужно было тебя увидеть, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо. Люк польщено улыбнулся. – И зачем же ты хотел меня видеть? – многозначительно спросил он, и на губах снова появилась нахальная улыбка, что лишила Эймонда покоя на том злосчастном ужине. – Я хочу, чтобы ты разделся, – повелительно сказал Эймонд. Люк окинул его недоуменным взглядом, а потом широко улыбнулся. – Мне нравится твоя прямолинейность, дядя! Значит, мне не почудился твой интерес… – Заткнись и раздевайся! – перебил его Эймонд. – Любишь командовать? – Люк ничуть не смутился. – Ну хорошо… Он отступил на несколько шагов назад и поднял руку к верхней застежке дублета. Очень медленно расстегнул ее и так же неторопливо принялся за следующую. «Что он делает? – возмутился Эймонд. – Снова играет со мной?» – Быстрее! Я не собираюсь ждать всю ночь! – О боги! Какой ты нетерпеливый! – возмутился Люк. – Ладно, пусть будет по-твоему. Он решительно расстегнул ремень, расправился с оставшимся застежками и скинул дублет на пол. Потом наступил носком сапога на пятку другого, стащил его и отбросил в сторону. Он раздевался быстро и небрежно, разбрасывая вещи, как неряшливый мальчишка, которому хочется поскорее избавиться от одежды, и плевать, как это выглядит. Эймонд попытался сглотнуть, но во рту пересохло. Чем больше открывалось голой кожи, чем беспокойнее он становился. Люк стащил через голову рубаху, его густые кудри теперь торчали во все стороны, хотелось протянуть руку, пригладить их или растрепать еще сильнее. Когда Люк остался лишь в одних нижних штанах, то положил руки на пояс, вопросительно посмотрел на Эймонда, и тот кивнул. Люк снял с себя последнее и выпрямился, позволяя рассматривать себя. Эймонд пытался оглядеть его беспристрастным холодным взглядом. Обычный мальчишка, довольно костлявый, с тонкими плечами, выступающими ключицами, безволосой плоской грудью с маленькими темно-розовыми сосками. Эймонд прошелся взглядом вниз, по животу, к паху, волосы внизу были такими же темными, как на голове, его полувозбужденный член казался довольно крупным для такого хрупкого тела. Эймонд старался не задерживаться на нем, взгляд опустился ниже, к острым коленкам, икрам, покрытым темными волосками, узким ступням, которые неловко переступали на каменном полу… Эймонд был прав, в нем нет ничего достойного внимания. Так почему же без одежды Люк казался еще привлекательнее? Эймонд бессильно прижался спиной к двери и стукнулся об нее затылком. Кажется, его план провалился, и теперь стало только хуже. Люк принял его мучения за одобрение. – Тебе нравится, дядя? – спросил он, подходя ближе. Эймонду хотелось сильнее вжаться в дверь, слиться с толстым деревом, просочиться сквозь него. Люк опасно приблизился, его лицо оказалось напротив, нужно было его оттолкнуть, но Эймонд просто стоял, опустив руки по швам, сжимая кулаки, из последних сил сопротивляясь желанию протянуть их, схватить его… Люк положил ладони на грудь, медленно погладил, прижался к нему, дыхание обожгло шею, подбородок Эймонда. Кончик носа коснулся щеки, легонько потерся. Полностью одетый, застегнутый на все пуговицы Эймонд и обнаженный Люк, прижимающийся к нему – контраст был таким возбуждающим, что член мгновенно затвердел. Хотелось схватить его, прижать к себе так сильно, чтобы застежки дублета и пряжки ремня оцарапали нежную кожу. Губы Люка чуть раскрылись, невесомо касаясь его щеки, прошлись выше к шраму под глазом… Это прикосновение отрезвило Эймонда, он наконец поборол оцепенение, вскинул руки и грубо, что есть силы, оттолкнул Люка. Тот упал на задницу и вскрикнул от неожиданности. – Что ты делаешь? – возмущенно вскрикнул Люк, взгляд был полон недоумения и обиды. Не в силах больше смотреть на него, Эймонд распахнул дверь и вылетел из комнаты. * Эймонд хотел избавиться от порочной зависимости, но казалось, только все только испортил. Он все еще ненавидел Люка, но теперь просто не мог отрицать своего влечения. У него больше не было никаких оправданий. Да, он жалкий бастард, который лишил его глаза и избежал мести, нахальный мальчишка, который чувствует себя безнаказанным под защитой родственников, а потому ведет себя бесстыже, в нем сосредоточено все, что Эймонд ненавидит и презирает, и все равно он безумно, до боли, до потери рассудка, его желает. Почти каждую ночь, стоило сомкнуть веки, его преследовал образ проклятого бастарда: как он бесстыдно прижимается к нему, полностью обнаженный, как обхватывает губами его пальцы, как зло и испуганно смотрит, когда Эймонд атакует его на тренировке, как криво усмехается ему за ужином, сидя за столом напротив, одна картина сладостнее другой, и он уже не понимал, что возбуждает его больше, фантазии о кровавой расправе или то, как он наконец заполучит его тело, утолит свою похоть, использует его самым грязным образом. Он яростно дрочил, доводя себя до изнеможения, а на пике страсти видел другую картину, как Люк извивается в его объятиях, стонет от наслаждения и выкрикивает его имя. От этих фантазий он кончал сильнее всего. Он желал, чтобы кто-то из богов, или все Семеро разом, спустились сейчас с небес и покарали его, прекратив эти мучения Но Эймонд даже не представлял, что самой возбуждающей картиной окажется Люк на драконе. Он с раннего утра отправился полетать, надеясь, что это отвлечет его от неспокойных мыслей. И на какое-то время ему удалось полностью очистить разум и отдаться полету. Но Люцерис снова не оставлял его ни днем, ни ночью. Когда Эймонд вынырнул из облаков и опустил Вхагар медленно парить над рекой, увидел в небе над берегом фигурку маленького дракона. Всадник тоже заметил его и подлетел ближе. – Какая приятная встреча, дядя! – радостно крикнул Люцерис. – Такой замечательный день для полетов. Эймонд ничего не ответил. Его вовсе не прельщала мысль летать вместе, но он решил, что будет выглядеть глупо, если снова убежит от Люка. Его не должен привлекать мальчишка бастард, но нет ничего постыдного в восхищении великолепным драконьим всадником. Эймонд понял, что прежде никогда не видел, как Люк летает, и его восхитила уверенная легкость, с которой он управлял драконом, непринужденно скользил по воздуху, направляя его едва заметным движением поводьев. Его дракон был маленьким и быстрым, он порхал рядом с Вхагар, то подлетая ближе, то обгоняя ее, словно убеждая присоединиться к игре. Арракс был похож на самого Люка, такой же живой, беспечный, полный задора. Эймонд позволил себе расслабиться и просто наслаждаться полетом. Он слышал беспечный смех Люка, и сам невольно улыбался. Эймонд мог признать себе, что ему нравился вот такой Люк, на мгновение он даже задумался, как бы было прекрасно, если бы между ними не было ничего плохого, они могли летать вместе, разделяя узы, связывающие драконьих всадников. Здесь, в небесах они могли понять друг друга, ту беззаботную радость свободы и невероятную силу, которую давали их драконы. Немногим в мире такое доступно. Разве может быть что-то прекраснее, чем могущественное огнедышащее чудовище под твоим телом, которое ты покорил, и человек, летящий рядом, который понимает и полностью разделяет это ощущение? Впервые он сумел заглянуть за пределы своей ненависти, и для него стало откровением то, что Люцерис может быть прекрасен, у них есть нечто общее. В это мгновение можно было забыть о вражде, давних обидах и неоплаченных долгах, даже телесное влечение, которое доставляло Эймонду столько мук, теперь не казалось чем-то ужасным. Как жаль, что он не мог сохранить и на земле ту свободу и легкость, что он ощущал в полете. Они одновременно вернулись в Драконье логово, оставили своих драконов в стойлах в подземелье и начали подниматься по лестнице. Эймонду хотелось задержаться или уйти вперед, чтобы не шагать рядом с Люком. Когда волшебство полета рассеялось, он снова почувствовал смесь привычного раздражения и неловкости, и не хотелось выдать себя. – Было приятно полетать вместе, – беспечно заметил Люк, – обязательно нужно повторить. Эймонд никак не отреагировал. –Тебе ведь понравилось? Снова не получив ответа, Люк прямо спросил: – Дядя, ты меня избегаешь? – С чего ты взял? – сухо отозвался Эймонд. – Почему ты все время молчишь? – Мне не о чем с тобой разговаривать. – И в последние дни я совсем тебя не вижу, – не унимался Люк. – Ты явно нарочно меня избегаешь. Это из-за того, что случилось между нами? Эймонд резко повернулся к нему. – Ничего не случилось! – с яростью выпалил он. – Ты пришел тем вечером, потому что хотел меня, – Люк издевательски улыбался, – но почему-то сбежал, и теперь тебе стыдно? – Замолчи! – сквозь зубы процедил Эймонд. – Ты боишься? Или стесняешься? – не отставал Люк, положив руку ему на локоть. Эймонд зарычал, схватил его за шею и прижал к стене. – Заткнись сейчас же! Люк тихо вскрикнул, но не пытался вырваться. Эймонд навис над ним, надеясь, что выглядит достаточно пугающе. Ему хотелось, чтобы в глазах мальчишки снова появилось выражение беспомощности, как тогда на тренировке. Издевательская усмешка исчезла, но вместо нее появилось что-то другое. Люк не отрываясь смотрел на него широко распахнутыми глазами, губы зовуще приоткрылись, под ладонью Эймонда ощущалось, как судорожно сжимается его горло. Эймонд низко склонился к нему, его охватило опьяняющее ощущение от близости, совсем как в прошлый раз в оружейной, и Эймонд совершенно утратил контроль, его разум отделился от тела, которое теперь очутилось во власти желания. От Люка приятно пахло драконом и потом, Эймонд прижался носом к его шее, жадно вбирая этот запах. Ему казалось, он снова очутился в небесах. Люк часто задышал ему в ухо, одна ладонь в перчатке вцепилась в дублет на груди Эймонда. Эймонд вжался в него сильнее, чувствуя, как Люк подается навстречу бедрами. Кожаные штаны для верховой езды туго обтянули твердый бугор в паху Эймонда, и когда он прижался к Люку, почувствовал такую же твердость внизу живота. «Это все возбуждение полетом», – убеждал себя Эймонд. Он зарылся носом в волосы за ухом Люка, снова вдыхая дурманящий запах, и начал вжиматься в него сильнее, тереться ноющим членом о член Люка. Тот зацепил ногой ногу Эймонда, привлекая его еще ближе. Медленные тягучие движения бедер убыстрялись, становились беспорядочное, восхитительное трение посылало дрожь вдоль позвоночника. Пальцы Эймонда сильнее сжались на горле Люка, и тот учащенно задышал. Свободной рукой Люк обхватил его затылок, притягивая лицо к своей шее, и Эймонд прижался открытым ртом к горячей солоноватой коже. Люк тихо постанывал, самозабвенно прижимаясь к нему, теплые губы коснулись мочки уха, слегка прикусывая, посасывая, и Эймонда прошибла новая волна дрожи, внизу живота собирался тяжелый горячий узел, удовольствие становилось невыносимым, он был уже близок. Свободной рукой подхватил бедро Люка, сильнее прижимая к себе, заставляя еще яростнее двигаться навстречу. Все напряжение, что копилось в нем последние дни, настигло его, выплеснулось, и Эймонд кончил с глухим рыком. Люк прижался к его щеке раскрытыми губами, протяжно застонал кончил следом. Они застыли, потрясенные, тесно прижавшись друг к другу. Эймонд медленно приходил в себя, осознавая, что они стоят посреди лестничного пролета в Драконье логове, где он только что испытал один из самых ярких оргазмов в жизни. Он резко отпрянул от Люцериса и неверяще посмотрел в его лицо. Тот поднял ресницы, посмотрел на него затуманенными глазами. Лицо раскраснелось, губы призывно блестели, и Эймонд чувствовал, что снова возбуждается. Он отступил на шаг, поднимаясь выше на одну ступеньку. Люк сглотнул, облизал губы и довольно улыбнулся. Это стало последней каплей, Эймонд развернулся, взбежал вверх по лестнице, подальше от безумного наваждения. * Эймонд винил в своей слабости восторг от полета, и больше не собирался поддаваться. Для этого снова приходилось избегать Люцериса и сменить привычное время полетов. Эймонд злился на то, что ему не хватает выдержки встретить врага лицом к лицу и решительно дать отпор, как его всегда учили. Но сейчас приходилось бороться с самим собой, а это было сложнее всего. Ему хотелось дать себе передышку, снова обрести уверенность, твердую почву под ногами, чтобы в следующий раз при встрече с Люком ощущать лишь холодную невозмутимость. Ненависть слишком сильное чувство, которое порождает страсть, а потому он должен отпустить ее, быть выше низменных обид, не позволять им больше управлять его жизнью. Эймонд был уверен, что в тишине библиотеки будет в безопасности, и его никто не потревожит. Он совершенно не ожидал встретить там Люка, тот никогда не был прилежным учеником и не проявлял тягу к знаниям. Эймонд было решил, что тот нарочно устроил встречу, но удивленный взгляд Люка убедил, что это чистая случайность. Когда Люк вошел, Эймонд сидел за длинным пустым столом, перед ним лежал огромный старинный том «Хроники Ройнарских войн». Он в одиночестве наслаждался приятным чтением, подперев голову рукой и неспешно перелистывая страницы. За дальним столом над бумагами сидел мейстер, и лишь скрип его пера по бумаге нарушал тишину. Когда в библиотеку вошел Люк, все умиротворение в миг рассыпалось. Люк быстро справился с удивлением, обретая ту раздражающую самоуверенность, что так обескураживала Эймонда. Схватил, не глядя с ближайшей полки какую-то книгу, уселся за стол напротив Эймонда, раскрыл ее и начал делать вид, что читает. Эймонд пытался не обращать на него внимание, но это было невозможно. Люк пыхтел, вздыхал, шумно перелистывал страницы, крутил пальцами нижнюю губу или ерошил волосы на виске. Иногда поднимал голову, встречал взгляд Эймонда и улыбался. Это было невыносимо. Эймонд захлопнул книгу, поднялся и понес ее на место в самом дальнем ряду. Когда он поставил том на полку и обернулся, то увидел Люцериса, стоящего в проходе между шкафами. Люк медленно, словно крадучись, приближался к нему, и Эймонду пришлось отступить, упираясь спиной в стену. На мгновение он запаниковал. Это он должен внушать страх, это Люк должен чувствовать себя загнанным зверем. Почему же Эймонд так беспомощен перед ним, что пятится назад, вместо того, чтобы пройти мимо, грубо оттолкнув с дороги? – Что ты делаешь? – спросил он тихо, не желая, чтобы мейстер его услышал. – Ты снова избегаешь меня, дядя, – упрекнул Люцерис. – Я думаю, это несправедливо, после того, что случилось между нами в Драконьем Логове. – Заткнись, – прошипел Эймонд. Пока Люк не сказал это вслух, он мог делать вид, что случившееся было неправдой. – Ничего не было. – А я думаю, что-то было. Самоуверенно улыбаясь, Люк приблизился вплотную и положил руку на грудь Эймонда. Сердце того лихорадочно металось в груди. Снова напало какое-то болезненное оцепенение, все члены обмякли, наливаясь слабостью, лишь в паху начало твердеть. – Ты ведь хочешь снова повторить? – лицо Люка было теперь так близко, что Эймонд мог сосчитать все веснушки на носу. Эймонда снова бросило в жар, когда он вспомнил внезапную вспышку страсти, которую они разделили, горячее дыхание на лице, мучительное трение их членов, скованных одеждой. Каким неожиданным и сильным было их удовольствие, и как его оказалось мало. Он был таким беспомощным и в то же время таким могущественными в тот момент… – Думаешь, я прикоснусь к грязному бастарду? – Знаешь, тебе даже не нужно ко мне прикасаться, я сам все сделаю. Просто стой спокойно, а потом можешь во всем обвинять меня, – соблазнительно проговорил Люк Было так заманчиво просто поддаться... А потом Люцерис опустился перед ним на колени. Разве он не этого хотел столько времени? Очень медленно, не отрывая глаз от лица Эймонда, Люк распускал завязки на его штанах. Казалось, его руки подрагивают. Эймонд просто стоял, ничего не делая, позволял это безумие, при свете дня, среди пыльных томов, в присутствии мейстера, который сидел в дальнем углу зала, продолжая скрипеть пером. Он не видел их, но мог услышать. Эймонд бессильно прикусил ребро ладони. Когда Люк освободил его член, он был уже полностью возбужденным. От первого легкого прикосновения кончика языка к его головке Эймонда пронзило судорогой удовольствия. Он опустил взгляд, встретив бесстыжие глаза Люка, который, не отрываясь, смотрел на него, и начал облизывать его член, словно вкуснейшее лакомство. Эймонд сильнее сжал зубы на ладони, вторая свернулась в кулак, так что ногти до боли впились в кожу. Нежные мягкие губы раскрылись, обволакивая его плоть, впуская в горячую податливую сладость рта. Эймонд приглушенно зарычал и откинул голову назад, стукнувшись затылком о стену. Он закрыл глаза, позволяя наслаждению унести его. Оно не было похоже на все, что он испытывал прежде, на тот злой жар нетерпения скорее кончить, излиться, чтобы избавиться от невыносимого напряжения. Сейчас наслаждение было похоже на мощные волны, которые медленно накатывали, утягивая его за собой. Кровь гулко стучала в ушах, пульсировала во всем теле, но прежде всего в его члене, и казалось, что все растворилось и перестало существовать, кроме одного органа, который приносил ему столько страданий и удовольствия. Люк заглатывал его не полностью, ласкал неумело, но с большим пылом, облизывал, снова посасывал, помогал себе рукой, поддерживая ствол и глубже проталкивая в рот. На его лице было написано такое блаженство, что Эймонду хотелось вплести пальцы в буйные кудри, сжать их, дернуть на себя, загоняя член глубже во влажный жар его горла, безжалостно поиметь его, так, чтобы лицо искривилось от боли и унижения… но он лишь покорно отдавался во власть Люка. Эймонд почувствовал, как пальцы второй руки проворно двигаются между бедер, поглаживают нежную кожу в самой изнанке, ласкают, чуть сжимая мошонку. А потом скользнули дальше между ягодиц, и от этого незнакомого, чудовищно-непристойного касания удовольствие было настолько сильным, что он резко толкнулся бедрами вперед, глубже загоняя член в бесстыдный жадный рот. Прикушенная ладонь пульсировала от боли, которая добавляла к его удовольствию пряную горечь. Теперь Эймонд бесстыдно толкался вперед, сильно, грубо, не заботясь о громких стонах, которые прорывались сквозь сжатые зубы. Люк сильнее сжал пальцы у основания члена, другой рукой стиснул бедро, удерживая его на месте. Его язык, губы и пальцы задвигались быстрее, подгоняя Эймонда, доводя его до пика исступления, и потом тепло рта пропало, кончик языка коснулся щели на головке члена, и Эймонд бурно кончил, не сдержав громкого стона. Густые белые струи брызнули на губы, подбородок и пальцы Люка. Когда Эймонд открыл глаз и посмотрел на него, ему хотелось снова зажмуриться, потому что картина была настолько непристойной и притягивающей, что он готов был возбудиться снова. А потом Люк задумчиво посмотрел на свои пальцы и облизал их. Эймонд снова застонал и побился затылком о стену. Его оглушила тишина. Отдаленный скрип пера замолк, послышалось шуршание подошв по каменному полу. Люк быстро поднялся на пятки, схватил с ближайшей полки несколько книг и сбросил их на пол. Мейстер заглянул в проход между шкафами. – Мои принцы, что-то случилось? – спросил он, подозрительно разглядывая их. Эймонд даже не хотел думать, как он выглядит со стороны, и был благодарен, что Люк заслоняет собой нижнюю часть его тела. – Небольшая неприятность, мейстер, сейчас мы все уберем, – беспечно ответил Люк. Его голос звучал чуть хрипло. Эймонд заметил потеки семени на его подбородке и надеялся, что издали мейстер ничего не разглядит. Тот кивнул, задержал на них доверчивый взгляд, и ушел. Эймонд торопливо убрал обмякший член в штаны и завязал их. – Едва не попались, – тихо усмехнулся Люк. Только сейчас Эймонд осознал полностью, что произошло, и его словно ударили под дых. Он оттолкнул Люка, и тот упал, ударившись бедром о пол. – Эй! Ты что! – возмутился он. – Не смей никогда больше этого делать! – прошипел Эймонд и пронесся мимо. * Эймонд признался себе, что проиграл. Он просто сдался, послушно допустил то, что произошло в библиотеке, хотел этого и не мог себя обманывать. У него просто не было оправданий. Ему было слишком хорошо, особенно в тот момент, когда он отпустил контроль и перестал сопротивляться. Все, что ему оставалось, собрать остатки гордости и больше не поддаваться. Он превратится в жалкое создание, которое настолько зависит от прихотей плоти, что потакает им каждый раз, как видит соблазн. Он не хотел превращаться в своего брата. Эймонд даже завидовал Люку. Он знал, что тот не испытывал никаких сомнений и просто наслаждался случившимся. Это все порочная бастардова природа, матушка с самого начала была права, когда говорила им держаться подальше от этих гадких детей. Какой позор, что ее гордость, лучший сын, попал в ловушку их греховной притягательности и пал так низко. Эймонд снова изматывал себя тренировками, полетами на драконе, верховой ездой, доводил тело до предела выносливости, чтобы ночью усталость одолела его взбудораженный разум, и не оставалось сил на постыдные ласки. Но тело все так же продолжало гореть в лихорадке, трогая себя, он мечтал о чужих руках и губах на своем члене… Эймонд велел слугам наполнить ванную, и с наслаждением погрузился в горячую воду, от которой еще шел пар. Он блаженно закрыл глаза и откинул голову на край ванны. Его тело стало невесомым, он словно парил над облаками, его разморило и затягивало в сон. Наконец-то впервые за день он смог расслабиться и даже слегка задремал. Эймонд очнулся, услышав чужие шаги. Он открыл глаз и увидел перед собой Люцериса. Тот стоял в нескольких шагах и с интересом его рассматривал. «Как он посмел войти, кто впустил его?» – заметался Эймонд. Он был без повязки, и вдруг почувствовал себя уязвимым. Он никому не позволял видеть его таким, а то, что мальчишка нагло застал его врасплох, делало его еще беспомощнее. Люк разглядывал его с нескрываемым интересом. На лице не было ни страха, ни отвращения. – Я всегда хотел увидеть, что под твоей повязкой, – сказал он восхищенно. – Выглядит еще привлекательнее, чем я представлял. – Что ты здесь делаешь? – возмущенно спросил Эймонд, желая скрыть свое смущение. От слов Люка кровь прилила прямо к члену. Без повязки он должен выглядеть не привлекательно, а уродливо и устрашающе. Он не позволит бастарду снова заморочить себе голову. – Ты снова сбежал от меня, дядя, – упрекнул Люк и расстегнул застежку на вороте дублета. – Знаешь, это довольно некрасиво. – Что ты несешь? Убирайся немедленно. Люк не слушал его, продолжая раздеваться. Он поднял ногу, на ходу стягивая сапог, неловко переступил, снимая и отбрасывая второй. – Ты что делаешь? – растерянно спросил Эймонд. – Хочу присоединиться к тебе! – Даже не смей! Я не позволю! – Эймонд вцепился в края ванны. Он должен подняться и прогнать нахала, но почему-то без укрытия воды чувствовал, что будет более беззащитным. – Что ты сделаешь? – самоуверенно спросил Люк, распуская завязки на штанах. – Закричишь? Позовешь слуг? Скажешь, что я на тебя напал? Эймонд почувствовал, что это будет очень глупо. Он не может показать мальчишке, что боится его. Люк нащупал его слабость, и теперь умело пользовался ей, зная, что обладает над ним полной властью. Оставляя за собой дорожку одежды, Люк разделся до тонкой рубахи и нижних штанов. Он подошел к ванне, ухватился за край, и деловито забрался в нее, расплескав на пол половину воды. Эймонд смотрел на эту дерзость со смесью возмущения и восторга. Люк залез на него и решительно оседлал бедра, ладони уверенно легли на плечи Эймонда. Сквозь намокшую ткань рубахи просвечивали темные соски. Эймонду нестерпимо захотелось прижаться к ним ртом. От горячего влажного пара темные кончики волос Люка завились тугими кольцами. Непроизвольно Эймонд обхватил его, обнимая за талию, теснее прижимая к себе, и почувствовал, что Люк был так же тверд, как и он сам. – Теперь ты никуда не денешься, – прошептал Люк. Он склонился к Эймонду, обнял за шею, перебирая влажные волосы. Очень осторожно, словно прикасаясь к чему-то хрупкому, прижал кончики пальцев к шраму под глазом и погладил. Эймонд вскинул руку к его шее и сжал, не слишком сильно, но так, чтобы удержать его лицо подальше от своего. Словно не замечая сдавливающих пальцев, Люк подался вперед, склоняясь ближе. На его лице остались капельки воды, сквозь приоткрытые губы вырывались частые глубокие вздохи. Он был так близко. Эймонд больше не мог этого выдерживать и грубо прижался к губам Люка. Только теперь он понял, что они ни разу не целовались. Люк охотно раскрыл губы навстречу с непристойным влажным хлопком, настойчиво проник в его рот, прикасаясь к языку Эймонда своим. Эймонд ответил на это вторжение яростным сопротивлением, пытаясь вытолкнуть его язык, перехватить контроль, но еще глубже впустил его внутрь, поддаваясь, снова наступая, облизывая, покусывая, лаская. Эймонд продолжал держать его за горло, сжимая с мягкой угрозой, но казалось, что это распаляет мальчишку еще сильнее. Он со стоном выдыхал в рот Эймонда, сильнее прижимался к его бедрам, приподнимался и опускался, так, словно уже принимал его в свое тело. Ягодицы, покрытые лишь мокрой тонкой тканью, терлись о твердый член Эймонда, теплая вода обволакивала их, смягчая грубые прикосновения. Одной рукой Эймонд продолжал держать его шею, другая сползла с талии, обхватила упругую круглую задницу, стиснула мягкую плоть. Люк застонал в его рот, и начал двигаться еще быстрее, Эймонд отвечал ему, резко вскидывая бедра, пытаясь уловить это восхитительное ощущение, когда член прижимался к щели между ягодицами, затянутой тонкой тканью. Ему не давала покоя мысль об этой досадной преграде, но Люк снова отвлекал его, сжимая бедра, толкаясь навстречу, обводил языком нижнюю губу, прикусывал ее, а потом снова вовлекал в глубокий влажный поцелуй. Эймонд не знал, сколько это продолжалось, Люк распалил его настолько, что казалось, он кончит в одно мгновение, а потом отстранялся, замедляя движение, и Эймонд тянулся за ускользающим удовольствием, притягивал его себе, вскидывал бедра навстречу, целовал жадный рот. Они расплескали на пол почти всю воду, когда кончали. Эймонд откинулся назад, в последний раз беспорядочно дергая бедрами, Люк свалился на него, дрожа всем телом, уткнулся лицом в шею Эймонда и затих. Они полежали так мгновение, приходя в себя. Наконец, Эймонд отодвинул от себя Люка, убрал пальцы с его шеи, с удовольствием отметив красные пятна на светлой коже. Люк смотрел на него ошалелыми глазами и улыбался. Он потянулся к нему в послеоргазменной неге, ласково потерся всем телом и нежно поцеловал. Эймонд оттолкнул его. Он мог позволить слабость, когда разум затуманен страстью, но никакой иной близости допустить не мог. – Теперь убирайся отсюда, – глухо сказал он. Люк недоверчиво посмотрел на него и убрал руки с его плеч. – Ты правда этого хочешь? – обиженно спросил он. – Я хочу никогда в жизни больше тебя не видеть. Люк торопливо выбрался из ванны и, не обращая внимания на стекавшую ручьями воду, подобрал одежду и начал торопливо натягивать на себя. Он больше ни разу не взглянул на Эймонда, быстро оделся и ушел. * Наконец-то Эймонд получил то, чего хотел так долго – Люк оставил его в покое, теперь он как будто сам его избегал, не пытался встретиться с ним, не смотрел на него, когда они вынужденно оказывались в одном месте. Похоже, он по-настоящему обиделся, когда Эймонд так резко его отверг. Эймонд испытывал слабое чувство вины, но решительно отгонял его. Так будет лучше. Теперь, когда они оба будут прилагать усилия, чтобы избегать друг друга, соблазна станет меньше, и Эймонд наконец излечится от безумия. Эймонд по-прежнему мучился от неудовлетворенных желаний, но теперь к ним добавилось тоскливое ощущение, что ему чего-то не хватает. Когда Люк все время мелькал перед глазами, любыми способами пытался привлечь его внимание, это добавляло остроты в его жизнь, да, невероятно бесило, но Эймонд так привык все время гореть сильными эмоциями, что теперь жизнь казалась слишком скучной. Проклятый бастард окончательно заморочил ему голову. Но они жили в одном замке, потому не могли постоянно избегать друг друга. Они виделись на официальных приемах, на совместных семейных трапезах, на которых постоянно настаивал король. Присутствие Люцериса было похоже на ноющую рану, которая терзает и сводит с ума, а ты не можешь оставить ее в покое и постоянно расчесываешь, усиливая боль. Он хотел бы его не замечать, но все время искал взглядом, и злился, потому что Люцерис не обращал на него внимания. Когда-то дерзкие ухмылки сводили с ума, теперь их не хватало, но Эймонд знал, что стоит их снова увидеть, как его ярость разгорится с новой силой. Люк с братом умудрялись находить такое время для тренировок, чтобы не сталкиваться с Эймондом. Потому, когда Эймонд пришел на тренировочный двор, совсем не ожидал увидеть его там. Они снова весело болтали и смеялись вместе с Джейсом, вместо того, чтобы заниматься делом, и теперь к ним присоединился молодой рыцарь Саймон Дарклин. Эймонд спарринговал с ним пару раз, но ничего стоящего тот из себя не представлял. В другой раз он бы не удостоил его вторым взглядом. А вот теперь его внимание постоянно возвращалось к этой троице. Он и не подозревал, что они такие хорошие приятели. Дарклин весело смеялся, то и дело похлопывал Люка по спине или приобнимал за плечи, и Эймонд медленно закипал от ярости. Люк даже ни разу не взглянул на Эймонда, хотя прекрасно знал, что он здесь, зато не отрывал глаз от Дарклина. Как он смел так мило улыбаться кому-то, после того, что сделал с Эймондом?! Это новое чувство было таким внезапным, незнакомым, что Эймонд не сразу его узнал. А ведь ревновал Люка к этому юному рыцарю и завидовал тому, что они могут вот так беззаботно общаться посреди двора, не скрывая симпатии друг к другу, и Джейс не смотрел на него волком, желая прийти на помощь при малейшей угрозе. Нет, Эймонд не верил, что между ними что-то есть, и Люк тоже проделывает с Дарклином все эти восхитительно-постыдные вещи, но мысль о подобном вызывала у него тошноту. Он знал, что они никогда не смогут вот так беззаботно общаться, даже в небесах на драконах между ними оставались невидимые преграды, но он не желал видеть, как Люк дарит кому-то другому то, что ему недоступно. Он не мог выместить свою злость на Люке, потому решил отыграться на Дарклине. – Мне нужен партнер для спарринга, – громко сказал Эймонд, привлекая внимание. – Сир, не окажите мне честь? – обратился он к Дарклину. Люк, наконец, обратил на него внимание и недовольно нахмурился. – Конечно, мой принц! С радостью! – отозвался Дарклин. А Эймонд с радостью был готов выбить из него все дерьмо. Если во время боя с Люком он был зол, но все-таки умудрялся немного сдерживаться, то сейчас обрушил на Дарклина всю мощь своей ярости. В конце концов, он взрослый рыцарь, к тому же старше Эймонда, нет смысла его щадить. Эймонд давно не ощущал такой свободы от того, что просто мог выплеснуть всю злость. Он был в ударе и не давал Дарклину ни малейшей передышки, беспрерывно атаковал, блокировал каждую ответную атаку, не позволяя достать себя. Если бы это был настоящий бой, он бы убил его уже десять раз. Эймонд представил лежащее на земле истекающее кровью тело рыцаря, и это еще больше раззадорило его. Наверное, Люк расстроился, если бы он убил его дружка. Эймонд представил его полные слез глаза и снова ощутил мрачное торжество. Нужно отдать ему должное, сир Дарклин принимал ярость Эймонда с достоинством. Его веселое настроение быстро пропало, и он отдавался поединку со всей серьезностью. Возможно, если бы они встретились в другой день, он сумел бы одолеть принца, но злость и ревность придавали Эймонду сил. Когда Эймонд выбил оружие из рук Дарклина и приставил меч к его шее, тот миролюбиво поднял руки: – Сдаюсь, мой принц, – сказал он с легкой улыбкой. – Сегодня вы непобедимы. – На колени, сир, – сухо сказал Эймонд. Дарклин недоуменно нахмурился, но все же опустился на колени. Эймонд с наслаждением смотрел на поверженного соперника. Он прижал затупленный конец меча к его горлу, представляя, как протыкает его, как хлещет горячая кровь. Он поднял голову и встретил взгляд Люка. Тот сердито хмурился, раздувал ноздри и сжимал кулаки. Теперь триумф Эймонда был полным. Он убрал меч от шеи Дарклина, швырнул его на землю и подошел к слуге, велев снимать с себя доспехи. Люк догнал его, когда Эймонд покидал двор, схватил за плечо, заставляя развернуться. – Что это было, Эймонд? – яростно воскликнул он. – Это был тренировочный поединок. Ты, наверное, и не знаешь, что это такое, – с издевкой сказал Эймонд. – Это не было похоже на тренировку. Ты как будто хотел убить Саймона! – возмутился Люк. «Саймона! Даже не сира Дарклина». Эймонд презрительно скривился. – А ты переживал из-за своего дружка? Я вернул его тебе в целости и сохранности, просто немного унизил. Люк сердито толкнул его, и Эймонд ударился спиной о стену. – Что происходит, Эймонд? Сначала ты скрываешься от меня, ведешь себя так, будто я тебя изнасиловал, а теперь, как будто я тебя обманул! Эймонд помрачнел. Он огляделся, нет ли свидетелей, а потом схватил Люка за руку и потащил, всунув с тесный переулок между хозяйственными пристройками во дворе замка. Он придавил Люка к стене, навис над ним, желая напугать, снова вернуть то чувство силы и триумфа, которое обрел во время поединка. Нужно уже привыкнуть, что с Люком это не сработает… Рука уже привычно легла на шею Люка, чтобы придавить, но пальцы лишь слабо сжались, скорее в ласке, чем угрозе. Эймонд был совершенно беспомощен в этот момент. – Это ты во всем виноват, – проговорил он, словно признавая свое поражение, и прижался лбом ко лбу Люка. – Ты все еще ненавидишь меня? – тихо спросил Люк. – Теперь еще больше... Потому что не могу перестать думать о тебе постоянно, желать все эти отвратительные вещи… Это сводит меня с ума, – признался он, впервые так открыто показывая свое отчаяние. – Тогда не сдерживайся, – страстно прошептал Люк и положил руку ему на щеку, – покажи, как сильно ты меня ненавидишь! – Я лучше убью тебя! – прорычал Эймонд и яростно прижался к его губам. Они целовались, как безумные, Эймонд до боли стискивал плечи и шею Люка, навалился на него, придавив к стене, его поцелуи были грубыми и жестокими, в них он пытался излить всю свою боль, злость и отчаяние. Люк жадно льнул к нему, отвечал с той же пылкостью, еще сильнее распаляя Эймонда. На него нашло какое-то безумие, он развернул Люка, придавил лицом к стене, прижался сзади, и начал яростно тереться сквозь одежду, резко двигая бедрами, словно обезумевший зверь во время гона. Того, что они делали прежде, было уже недостаточно. Продолжая прижимать Люка к стене, он начал расстегивать его штаны. Он должен прикоснуться кожей к голой коже, иначе просто умрет. Люк торопливо начал помогать ему, расправляясь со своей одеждой, стянул штаны до лодыжек, оголяя задницу и белые бедра. Эймонд снова прижался к нему, потираясь через одежду. Люк выгнулся и застонал, рука слепо зашарила по бедрам Эймонда, хватая его через одежду. – Ты тоже, – попросил он. Эймонду не хотелось ни на мгновение выпускать его из объятий. Одной рукой он поглаживал поясницу и ягодицы Люка, другой торопливо расправлялся со своими штанами. Член болезненно топорщился, рвался наружу, и когда Эймонд освободил его, упруго толкнулся в бедро Люка. Эймонд снова прильнул к нему, лихорадочно дергая тазом, толкаясь членом в расщелину между ягодиц. Он до боли впился пальцами в бедра Люка, толкая его на себя, и тот выгнулся навстречу, упираясь лбом и ладонями в стену. Все, чего Эймонду сейчас хотелось, войти в это желанное тело, погрузиться до самого нутра, овладеть им, пометить изнутри и снаружи, излить в него свое семя. Он снова резко толкнулся, и Люк болезненно застонал. – Эймонд, подожди, подожди, не так, – взмолился он. Эймонд с усилием отстранился от него, продолжая держать за бедра. Люк повернул голову, продолжая упираться виском в стену, и схватил правую руку Эймонда и поднес к лицу и сунул себе в рот два пальца. Эймонд думал, что кончит прямо сейчас от такого зрелища: горячие губы Люка обхватывали пальцы, глубоко забирая в рот, щедро смачивая их слюной, и он вспомнил, как жарко и сладко они сосали его член. Он глухо застонал и потерся головкой о ягодицу, сообщая о своем нетерпении. Люк вытащил пальцы с влажным хлопком, раздвинул ноги пошире, направил руку Эймонда себе между ягодиц, в то самое нечистое постыдное место, которое его теперь неудержимо влекло. Эймонд едва не застонал в голос от острых ощущений, он и не думал, что это будет так сладко, упругие стенки так тесно обжимали его пальцы, когда он погружал их в самое нутро Люка, и тот, продолжал сжимать его запястье, направляя движения, насаживался глубже, извивался и постанывал. Удовольствие было таким волнующим, что в другой раз он мог бы долго наслаждаться, но сейчас ему было недостаточно, член распирало от возбуждения, и ему не терпелось погрузиться туда, где были его пальцы. – Все, Люк, больше не могу, – прошептал он ему на ухо, – хочу войти в тебя… сейчас… – Да-да, хорошо, давай, – пробормотал Люк, отпуская его руку. Эймонд понимал, что этого недостаточно, слюны было слишком мало, чтобы облегчить проникновение, но больше он не мог ждать. Он положил ладони на бедра Люка, заставляя его выгнуть спину, и начал медленно входить внутрь. Люк зашипел от боли. Одной рукой он упирался в стену, другой обхватил свой опадающий член, пытаясь вернуть возбуждение. Эймонд медленно вошел, почти на половину, остановился, привыкая к ощущениям и давая Люку время, и когда тот подался назад, словно поощряя, резким толчком дошел до самого конца, вжимаясь пахом в ягодицы, стиснул зубы и зарычал от удовольствия. Эймонд словно обрел давно желанное небесное блаженство, внутри было так горячо и тесно, что хотелось остаться там навсегда. Он резко оттягивал бедра, почти вынимая член, и снова входил полностью, двигаясь все быстрее, в отчаянно рваном ритме. Он навалился на Люка, прижался грудью к его спине, обнял за пояс и припал губами к уху, слепо целуя, прикусывая кожу, вдыхал запах свежего пота и чувствовал его на языке. Это все, о чем он так долго мечтал, и в тоже время этого было мало. Он лишь вкусил обещанное блаженство, но перед ним словно открылся совершенно новый мир, которого он так долго избегал. Тело ломило болезненным жаром, его пронзали острые вспышки наслаждения, казалось, что под кожей пробегают искры, кожа стала невыносимо чувствительной, ее словно покалывало от напряжения. Эймонд теснее прильнул к Люку, входил в него так глубоко, что казалось, растворялся в его теле, они сплеталось в единое существо, дышали и стонали в унисон. Наслаждение нарастало, накатывало, словно прибойная волна, поглощая его целиком. Удовлетворение было ярким, но слишком быстрым, он сделал еще несколько беспорядочных толчков, а потом все тело напряглось, яйца поджались, член болезненно пульсировал в глубине чужого тела, когда плотные стенки обжимали, заставляя бурно излиться. Это было похоже на освобождение… Рваный вздох вырвался из его рта, Эймонд уронил голову, прижимаясь лбом к плечу Люка, и вдруг почувствовал, как тот дрожит. Он тихо стонал или всхлипывал, Эймонд приоткрыл глаз, заметив дерганное движение локтя, Люк торопливо дрочил себе, пытаясь догнать его. Все еще оставаясь внутри него, Эймонд накрыл ладонь Люка вокруг его члена, стиснул так сильно, что тот протяжно застонал, и помог ему кончить. Теплое семя брызнуло на его пальцы, Эймонд продолжал ласкать его, выжимая все до капли. Когда Люк замер, снова приникнув лбом к стене, Эймонд немного полежал головой на его плече, приходя в себя, но дымка блаженства начала рассеиваться. Он осторожно вынул член, и Люк тихо зашипел. Эймонд развернул его спиной к стене, заставляя смотреть на себя. Люк поднял осоловевшие, подернутые поволокой глаза и улыбнулся уголком губ. Его лицо покраснело, волосы растрепались, ресницы слиплись от слез, а на губах блестела слюна, и сейчас он казался Эймонду самым прекрасным, что он видел в жизни. Он прижался к его губам и впервые поцеловал без ярости и страсти, нежно и успокаивающе, и Люк охотно ответил ему. Поцелуй был приятным, но коротким. Эймонд оторвался от его губ и отступил назад, натягивая штаны. Люк завел руку между ног и поморщился, по внутренне стороне бедра стекала белая струйка. Эймонд сглотнул, чувствуя, что возбуждается снова. Но звуки окружающего мира нагло развеяли его блаженство. Где-то переговаривались люди, ржали лошади, стучали о землю колеса. Их укрытие в каком-то тесном проулке было слишком ненадежным, теперь он не понимал, что на него нашло, когда он решил затащить Люка сюда, их могли застигнуть в любой момент. Люк усмехнулся, видя, как Эймонд озирается по сторонам. Не обращая внимание на стекающее по ногам семя, он решительно натянул штаны, и Эймонд снова поразился его бесстыдству. Теперь, когда пришло время разойтись, он не знал, должен ли снова убежать, оскорбленный в своей добродетели, или задержаться и что-то сказать. Люк, как всегда, лучше знал, что делать в такой ситуации. Он сжал в кулаке ткань на груди Эймонда, привлек его к себе и дразняще прошептал в губы: – Это были лишь крохи, которые не удовлетворят твой голод. Приходи ко мне сегодня ночью, и ты насытишься сполна. Он довольно улыбнулся, любуясь произведенным эффектом. Эймонд возмущенно отпрянул. Люк усмехнулся, оттолкнул его и вышел из переулка. По крайней мере его нетвердая походка доставила Эймонду мимолетное удовольствие. * С приближением вечера Эймонд чувствовал странное волнение. Он возмущенно расхаживал по комнате и снова злился на Люка. Да как он смеет вот так звать его к себе, словно шлюху?! Он сам придет, когда пожелает. Мысль о том, чтобы не ходить вообще, была такой краткой, что Эймонд быстро ее отмел. Люк прав, он лишь вкусил запретного плода, этого явно недостаточно, чтобы насытить его. Он должен испить эту чашу греха до самого дна. Люцерис отравил его, нужно выпустить этот яд, и тогда он освободится. Эймонд постучал в дверь, вспоминая тот вечер, когда впервые пришел в комнату Люка – настоящий пик его безумия. Если бы ему не пришла в голову эта глупая мысль, могло ли все сложиться по-другому? Эймонд сомневался. Все началось на том самом ужине, когда Люцерис усмехался ему, сидя за столом напротив – рано или поздно он бы все равно оказался здесь. Люк открыл и довольно улыбнулся, увидев своего гостя. Он шире распахнул дверь, пропуская его внутрь. Эймонд вошел, запер за собой дверь и прижался к ней спиной, совсем как в прошлый раз. Кажется, Люк понял его игру. Он отступил на два шага и начал медленно раздеваться. Теперь Эймонд не торопил его, наслаждаясь зрелищем. Теперь он знал, что увидит под одеждой, и ожидание наполняло его трепетом. Так же, как в прошлый раз, обнаженный Люк прижался к одетому Эймонду, потерся носом о щеку, осторожно прикоснулся губами к шраму под глазом. Теперь Эймонд его не оттолкнул. Придержав подбородок, поднял его лицо и прикоснулся к губам. Это был самый нежный и чувственный их поцелуй, они не спешили, наслаждаясь томительным ощущением от легкого соприкосновения губ и порхающих вздохов. Эймонд обнял Люка за пояс и привлек к себе еще ближе, тот потянулся навстречу, закидывая руки на шею, и не разрывая поцелуя, они отпрянули от двери, продвигаясь в глубину комнаты. Теперь Люк покрывал лицо Эймонда быстрыми короткими поцелуями – в губы, краешек рта, щеку, подбородок, и после каждого расстегивал застежку, шнуровку или пряжку на ремне, Эймонд нетерпеливо тянулся за его губами и помогал себя раздеть. Когда они были оба полностью обнажены, он снова привлек к себе Люка, чтобы почувствовать его всей кожей, прижался грудью к груди, пахом к животу, провел ладонями вниз по спину и обхватил ягодицы. Люк приподнялся на носках, обнимая его за шею, снова целуя в губы, и не размыкая объятий, они ввалились в спальню и рухнули на кровать. Эймонд подмял под себя Люка, приподнялся и навис над ним, разглядывая, поглаживая ладонью шею, плечо, грудь, живот, желая охватить все и сразу. Люк потянулся к нему, раздвинул ноги, прижимая бедра к бокам, их голые члены соприкоснулись, и оба застонали от резкой вспышки удовольствия. Эймонд подхватил его ногу под коленом, закинул себе за спину и начал сильнее вжиматься, усиливая восхитительное трение. Руки Люка то порхали по его спине в легкой ласке, то с силой впивались в плоть. Он с наслаждением зарылся в волосы Эймонда, распутал кожаный шнурок на затылке и растрепал прическу, так что волосы густой занавесью скрыли их лица. Эймонд опустил ладонь на лоб Люка, откидывая его голову назад, впился губами в то место под челюстью, где бился горячий пульс. Толчки его бедер становились сильнее, от трения горячей кожи возбуждение нарастало. Люк выгнулся в его руках и застонал, а потом до боли стиснул пальцы на спине и взмолился: – Нет, Эймонд, подожди… Эймонд замер и приподнялся, удивленно разглядывая его. – В чем дело? – Слишком быстро… – выдохнул Люк. – Сегодня я не хочу спешить. Эймонд погладил его лоб, висок, щеку, нежно прижал губами кожу на горле и опустил: – Хорошо… сегодня все сделаем по-твоему. Глаза Люка жадно заблестели, он приподнялся, отталкивая от себя Эймонда, взял его за плечи, заставил приподняться и лечь на спину, откидываясь на подушки. – Позволь мне доставить тебе удовольствие, – попросил он. Эймонд коснулся ладонью его лица, Люк прижался к ней и потерся щекой. Он одновременно был таким открытым, доверчивым, и в то же время смелым, бесстыдным, намного увереннее самого Эймонда. Хотелось просто довериться ему. Томно улыбаясь, Люк взял руки Эймонда, закинул их над его головой и скрестил запястья на подушке. – Просто лежи, и я все сделаю сам, – прошептал он. Эймонд блаженно закрыл глаза, ощущая, как теплые влажные губы тщательно и неспешно спускаются вниз, покрывая поцелуями его шею, ключицы, грудь. Он шумно выдохнул, когда они обхватили сосок, осторожно втянули в рот, дразня языком. Оставляя влажную дорожку, язык прошелся вниз по животу, к паху. Люк коснулся носом светлых волос на лобке, словно вбирая в себя запах Эймонда, прижался губами к основанию члена, провел снизу вверх языком и осторожно обхватил головку ртом. Эймонд глухо застонал, глядя, как темноволосая макушка склоняется над его членом, протянул руку, влетая пальцы в волосы. Люк оторвался от своего занятия и откинул его руку. Под его строгим взглядом Эймонд улыбнулся и снова поднял руку над головой. Он вытянулся на постели, раскинув колени, закрыл глаза, покорно отдаваясь удовольствию. Жадные горячие губы и язык обхватывали и ласкали его член, доводя до исступления, пальцы поглаживали кожу в изнанке бедра. Эймонд чувствовал, как губы Люка снова спустились ниже, к мошонке, посасывая и прикусывая кожу, а потом он изумленно распахнул глаз и вскрикнул от изумления, когда почувствовал влажное прикосновения между ягодиц. Он встретил взгляд Люка между своих разведенных ног, глаза мальчишки горели жарким упрямством, он с вызовом смотрел на Эймонда, ожидая сопротивления, но тот лишь покорно кивнул и снова закрыл глаза и откинул голову назад. Люк обнял его бедра, снова уткнулся лицом в промежность. Со стыдом и трепетом Эймонд ощущал его поцелуи, прикосновения губ и языка между ягодиц. Это было так грязно, так неправильно, ему и в голову не могло прийти, что кто-то захочет добровольно дарить подобные ласки, но Люк что-то довольно промычал и лизнул его там широким взмахом языка. Эймонд застонал в голос. Он сполз по подушке, вытягиваясь навстречу Люку, приподнимая бедра, ухватился руками за спинку кровати. Горячий юркий язык продолжал ласкать его сжатую дырку, расслабляя, раскрывая, осторожно пробираясь внутрь. Пальцы на ногах Эймонда поджались от невыносимого наслаждения, все понятия о неправильности, пороке, грехе исчезли в этот момент, осталось лишь ни с чем несравнимое, всепоглощающее блаженство. Люк начал помогать ему пальцами, раздвигая тугую плоть, проникая глубже языком внутрь. Словно не веря, что это происходит, Эймонд распахнул веки, приподнялся, глядя, как темноволосая голова дергается между его ног. Словно почувствовав его внимание, Люк прервался, поднял лицо и посмотрел на него. Его влажно-блестящие губы изогнулись в самодовольной улыбке. Проклятый мальчишка словно заглянул ему в душу и вынул самые постыдные секреты. Откуда он мог знать, чего хочет Эймонд? – Тебе нравится? – томно спросил Люк, кончиком пальца поглаживая влажное кольцо мышц. – Да, – покорно выдохнул Эймонд. – Ты этого хочешь? – Да… – Скажи, чего ты хочешь, – не унимался Люк. – Ты сам знаешь, – Эймонд бессильно откинулся на подушку. – Хочу, чтобы ты сказал, – настойчиво сказал Люк, продолжая гладить и надавливать пальцем, проникая внутрь. – Ты ведь хочешь, чтобы я это сделал? Хочешь просто сдаться и ни за что не отвечать? Позволить мне взять всю вину на себя? Как просто прикосновение могло сделать его таким беспомощным? Эймонду надоели эти бессмысленные разговоры, зачем Люк спрашивает о том, что и так знает? Но он понимал, что тот не продолжит, пока не получит ответа. Эймонд приподнялся и пристально посмотрел на него. Люк внимательно наблюдал за его лицом, ожидая ответа. – Я хочу, чтобы ты меня трахнул, – Эймонд испытал невероятнее облегчение, когда наконец сказал это вслух. Люк улыбнулся. –Ты мог бы просто сказать об этом с самого начала, – усмехнулся Люк. – О боги! – простонал Эймонд, закрывая лицо рукой, – хватит мучить меня. Прежде Эймонд думал, что хотел подчинить себе Люка, упиваясь властью над ним, наказывая за все былые прегрешения, но такое обладание не принесло бы ему желанного покоя. Он жаждал полностью отдаться своему стыду, упиваться слабостью, упасть на самое дно порока, чтобы потом возродиться очищенным. – Давай, Люк, сделай это, – почти взмолился он. Эймонд почувствовал внезапную пустоту, когда чужие пальцы оставили его, Люк поднялся с постели и подошел к резному столику у кровати. Из-за маленькой дверцы вынул стеклянный флакончик и радостно помахал им. – Думаю, нам понадобится это. Эймонд вспомнил их торопливое соитие в узком переулке, и на миг ему стало стыдно за свою грубость к Люку. Люк вернулся на постель, уселся рядом с Эймондом и вылил на ладонь немного густого тягучего масла, потер его между пальцами и поднес к носу. – Хорошо пахнет. Хочешь понюхать? Он протянул руку Эймонду, но тот оттолкнул ее. – Мне плевать, как оно пахнет. – А вот и зря, это очень приятно, – усмехнулся Люк. Он растер масло между ладонями, а потом опустил их на грудь Эймонда и начал гладить неторопливыми круговыми движениями. – Что ты делаешь? – удивился Эймонд. – Хочу, чтобы ты просто расслабился и наслаждался, – улыбнулся Люк. – Поверь, тебе будет очень хорошо. Эймонд хотел возразить, что будет липкий и весь пропахнет этой дрянью, но не стал. Ощущение действительно были потрясающими, ладони Люка гладко скользили по коже, масло нагревалось под его руками и источало легкий цветочный аромат. Люк неторопливо ласкал его грудь и живот, опускался к паху, в соблазнительной близости от его ноющего члена, но не касаясь его, снова убирал руки, поднимая их выше, к бедрам, животу и груди. Эймонду казалось, что он плавится на медленном огне. Он даже не представлял, что ласка может быть такой изысканной и мучительной. Он нетерпеливо ерзал по постели, двигал бедрами, безмолвно призывая Люка поторопиться, уделить внимание там, где ему хочется больше всего. Люк сжалился над ним. Щедро плеснув на руки новую порцию масла, одной рукой обхватил член у основания, и начал медленно водить вверх и вниз, такое влажное скольжение по коже оказалось еще более возбуждающим. Липкие пальцы снова коснулись Эймонда между ягодиц, и он невольно вздрогнул. Люк начал поглаживать его и осторожно надавливать, чуть проникая внутрь, позволяя ему привыкнуть. Вторжение было неторопливым, но уверенным. Эймонд судорожно сжимался на пальцах Люка, наслаждаясь ощущением заполненности, и чем глубже они проникали внутрь, тем больше он хотел принять. Когда в него вошли три пальца, они так приятно, так причудливо изогнулись, задевая какое-то таинственное местечко глубоко внутри, и все тело Эймонда прошибло вспышкой резкого удовольствия. Люк продолжал неспешно, почти лениво ласкать его член, но когда Эймонд стонал и выгибался на кровати, сжимал пальцы у основания, сдерживая подступающее возбуждение. Казалось, что он готов продолжать эту сладкую пытку всю ночь. Эймонд не думал, что у него хватит на это сил. – Люк, Люк, – простонал он, – думаю, уже хватит… я готов… – Такой нетерпеливый, – Люк поцокал языком. – Ты сам сказал, что доставишь мне удовольствие, так давай же, – потребовал Эймонд. Люк тихо рассмеялся, его пальцы покинули тело Эймонда с каким-то непристойным хлюпаньем, и тому немедленно захотелось, чтобы они вернулись. Люк взял его за плечо, заставляя перевернуться на живот, и подложил под бедра одну из подушек. Эймонд чувствовал себя немного нелепо с задранной задницей, но все эти мысли оставили его, когда Люк взял его за бедра и приставил к входу скользкую от масла головку члена. Он входил так же мучительно медленно, как пальцами, от ощущения болезненного жжения все тело напряглось, но Эймонд не кривя душой мог признаться себе, что ему нравится. Он был хорошо смазан и растянут языком и пальцами, и теперь сам жаждал, чтобы его заполнило нечто большое и твердое. Люк осторожно, словно на пробу, толкнулся вперед, и Эймонд двинулся ему навстречу, принимая в себя его член, до самого конца, пока не почувствовал, как жесткие волосы на лобке трутся о его ягодицы. Люк блаженно застонал, навалился на него, прижимаясь лбом к спине. Если до этого он проявлял чудеса выдержки, коварно распалял Эймонда, удерживая на грани удовольствия, то теперь как будто растерял все самообладание, и на него напало то же исступление, что на Эймонда днем. Он с жадными стонами толкался вперед, размашисто входил на всю глубину, обхватил Эймонда за пояс, дергая себе навстречу, и тот покорно поддавался ему. Прелюдия слишком долго держала их на взводе, доводя напряжение до высшей точки, и теперь тела жадно требовали разрядки. Движения становились резче и беспорядочнее, громкие хриплые стоны смешивались с влажными шлепками плоти. Эймонд приподнялся на коленях и локтях, прогибаясь в спине, Люк обнимал его руками за пояс и грудь, наваливаясь на спину, отчаянно прижимал к себе, уткнувшись лицом между лопаток, все ускоряясь и ускоряясь. – Боги, Эймонд, как же хорошо! – стонал ему в спину Люк. – Заткнись, заткнись, – умолял Эймонд, сильнее распаляясь от его слов. Эймонд чувствовал, что тот уже близок. Его собственный член болезненно пульсировал, и он сжал его в тугом кольце пальцев, повторяя чужой ритм, догоняя его. Он болезненно сжался вокруг члена Люка, чувствуя, как тот кончает глубоко внутри, и быстрее задвигал пальцами, ощущая, как волна удовольствия поднимается изнутри, заполняет его до самых кончиков пальцев, распускается внизу живота. С хриплым криком Эймонд начал кончать, белые капли брызнули на простыню, на подушку, ноги подогнулись, и он повалился на живот. Люк вскрикнул и свалился на него сверху, все еще погруженный в его тело. Они лежали в оцепенении, восстанавливая дыхание, и Эймонд был так утомлен и расслаблен, что не мог пошевелить даже пальцем. Он поморщился, когда член Люка осторожно вышел из него, воздух коснулся чувствительной плоти, и он испытал мимолетное чувство потери. Люк отвел с шеи Эймонда длинные пряди и нежно целовал затылок, а потом скатился на постель рядом и прижался к его руке. Эймонд лежал неподвижно, оглушенный и потрясенный. Прислушивался к ощущениям тела, пытаясь осознать, что только что испытал. Это было приятно, и все же... как-то не достаточно. Это быстрое соитие не утолило то мучительное желание, которое преследовало его столько времени. Он так долго мучился, подавляя вожделение, и Люк обещал неземное блаженство. Удовольствие от падения в пропасть должно было окупить все мучения, но он чувствовал, что этого ему не хватило. Возможно, он слишком много ожидал от первого раза. Эймонд усмехнулся своим мыслям, еще недавно он закипал от ярости, когда Люк смотрел на него с дерзкой улыбкой, а теперь сетовал, что он недостаточно хорошо его оттрахал. Неутоленный голод еще остался в теле, пульсировал под кожей, и Эймонд понимал, что хочет еще. – Ты спишь? – услышал он голос Люка. Эймонд открыл глаз и лениво покосился на него. Люк приподнял голову, разглядывая его блестящими глазами. – Знаю, это было не лучшее мое представление, – он легонько чмокнул в Эймонда в губы. – Должно быть, ты ждал большего. Обещаю, в следующий раз будет лучше! – Какой еще следующий раз? – проворчал Эймонд, но почувствовал, как член возбужденно дернулся. – Такой, который будет вот прямо сейчас! Люк бодро вскочил на колени, перевернул Эймонда на спину и склонился над ним. Эймонд был уверен, что не готов повторить так скоро, и все же наблюдал с предвкушением. – Сейчас мы сделаем все по-другому, – сообщил Люк. Эймонд был готов согласиться на что угодно, чувствуя, как жар поднимается от паха, растекается по телу. Люк лег на него сверху, сунул бедро между ног и начал медленно поглаживать. Эймонд понял, что снова заводится. Они неторопливо целовались, не пытаясь бороться и перехватить контроль, смаковали нежные касания губ и языка. Люк поднялся над Эймондом, упираясь в постель коленями по обе стороны его бедер, выудил из сбитых простыней флакон и вылил масло на пальцы. Потом завел руку назад и начал медленно поглаживать себя между ягодиц. Он выставил таз вперед, чтобы Эймонду было лучше видно. Пальцы Люка кружились, обводя плотное кольцо мускулов, а потом начал проникать внутрь. Он глубоко задышал, редко задвигал бедрами. Эймонд не удержался, положил ладони на его колени, повел вверх, поглаживая и сжимая, заворожено наблюдая над ним. Этого он хотел не меньше, чем снова почувствовать Люка внутри себя. Он облизнулся, представляя, как снова возьмет его. Его охватила уже знакомая жажда обладания. Есть ли такие эмоции, которые бы не вызывал в нем этот мальчишка? Люк просунул в себя уже три пальца, он закрыл глаза, откинулся назад, опираясь ладонью на бедро Эймонда, и с наслаждением трахал себя. Эймонд не мог оторваться от этого зрелища, но ему не хотелось просто смотреть. Ладонь обвилась вокруг торчащего члена Люка. Тот открыл глаза и хитро улыбнулся, радуясь его нетерпению. С непристойным хлюпаньем вытащил пальцы, налил на них новую щедрую порцию масла и обхватил член Эймонда, сначала неспешно двигая вверх и вниз, потом ускоряя движения. Эймонд часто задышал и начал вскидывать бедра навстречу. Тогда Люк посильнее сжал его член у основания, унимая его пыл, пристроился над ним, осторожно опустился, так что чувствительная головка коснулась между ягодиц. Закусив губу и прикрыв глаза, стал мучительно медленно опускаться на член Эймонда. Его мышцы упруго сопротивлялись, вбирая в себя чужую твердую плоть. Он двигался осторожно, крепко зажмурил глаза, и на лице было написано мучительное выражение. Эймонд положил руки на его талию, словно хотел поддержать. Наконец, Люк полностью принял его, гладкие ягодицы прижались к паху. Он застыл неподвижно, привыкая к ощущению чужого члена внутри, беспокойно поерзал. Эймонд не отрывал взгляд от его лица. Он только что испытал подобное, и знал, что сейчас ощущает Люк. Ладони начали успокаивающе поглаживать бедра. – Я сейчас, сейчас, – пробормотал Люк. Он приоткрыл глаза, с дерзкой улыбкой посмотрел на Эймонда, медленно приподнялся и снова опустился. Это скользкое проникновение было намного приятнее, чем то, что Эймонд испытал днем. Он тихо застонал. Люк склонился вперед, уперся руками в грудь Эймонда и начал быстрее двигать бедрами, поднимаясь и опускаясь, все ускоряя ритм. – Вот так, – он учащенно задышал, – вот так хорошо. Эймонд медленно водил по его телу ладонями, лаская ноги, живот, талию. Когда хотел прикоснуться к члену, Люк отвел его руку. – Нет, пока не трогай, иначе я сразу кончу. Ох, Эймонд, так хорошо, – он громко застонал и откинул голову назад. От этого зрелища Эймонда пронзила судорога удовольствия, он тоже запрокинул голову и застонал. Бедра в рваном ритме вздымались вверх, навстречу ускоряющимся толчкам Люка. Эймонд обхватил одну ладонь, лежащую на своей груди, приподнял, переплетая их пальцы. Люк посмотрел на него с улыбкой и облизнулся. Он подтянул руку Эймонда к своему рту, теплые влажные губы обволокли два пальца. Он обводил их языком, посасывал, затягивая в глубину рта, смачивая теплой слюной, а потом вынул с влажным звуком и опустил вниз, к своему паху. Эймонд с наслаждением обхватил его член, сжал в кулаке, и быстро задвигал запястьем. Он чувствовал, что уже близок, и хотел, чтобы Люк кончил вместе с ним. Второй оргазм был просто оглушительным. Люк громко вскрикнул, резко запрокидывая голову, и обрызгал семенем грудь и живот Эймонда, а потом повалился на него, размазывая липкие потеки. Эймонд потрясенно замер, восстанавливая дыхание. Люк утомленно распластался на его груди, а Эймонд обнимал его, поглаживая острые лопатки. Впервые он чувствовал такое умиротворение. Ему было хорошо и спокойно, он даже не представлял, как это приятно, просто вот так лежать вместе, наслаждаясь отголосками совместного удовольствия. «Почему я так долго противился этому?» – спросил он себя. Падение было все равно неизбежно, но все это время он мог бы просто наслаждаться. Эймонд понимал, что это временная слабость, его натура не позволяла ему просто поддаться, но сейчас просто позволил себе насладиться этим мгновением. Люк с довольным стоном скатился с него и устроился на подушке рядом, положил ладонь под щеку и прикрыл глаза. У Эймонда защемило в груди от внезапно нахлынувшей нежности, хотелось сгрести его в объятия, прижать к себе, крепко обнять. Как кто-то такой невинный и беззащитный может быть настолько соблазнительным и порочным. Словно почувствовав, что его разглядывают, Люк приоткрыл глаз и улыбнулся Эймонду. – Тебе понравилось? – спросил он. – Где ты всему этому научился? – требовательно спросил Эймонд. – Мы воспитывались в традициях древней Валирии. Наши предки любили удовольствие во всех проявлениях и не стыдились его, – с гордостью сказал Люк. – Похоже, у тебя большой опыт по части удовольствий? – усмехнулся Эймонд. – Достаточно, чтобы знать, как тебя порадовать, – самодовольно сказал Люк. Слова Люка неприятно кольнули, когда Эймонд представил, как он оттачивал свое мастерство. – Да ты просто маленькая шлюшка! – проворчал он. Люк возмущенно вскрикнул и толкнул его коленом в ногу. Эймонду было приятно вот так лежать рядом с ним, чувствовать его тепло, смесь запахов пота, масла и семени на его коже, хотелось разговаривать о каких-то глупостях или наоборот спросить о чем-то серьезном. Эймонд понял, что это уже слишком. Он не для того сюда пришел. Переспать с Люком одно, но сближаться с ним он не собирался… Эймонд обреченно вздохнул, поднялся и спустил ноги с постели. Люк приоткрыл глаза и спросил удивленно: – Куда это ты собрался? – Я должен вернуться в свои покои, – безрадостно ответил Эймонд, борясь с соблазном остаться. – Останься до утра, – предложил Люк,– вернешься к себе засветло, никто и не заметит. – Хочешь, чтобы я спал вместе с тобой? – удивился Эймонд. – Почему бы и нет, это было бы очень приятно, – Люк улыбнулся. Он не боялся открыто говорить о том, чего хочет. – Чтобы обниматься во сне? – Эймонд презрительно фыркнул. – Не знаю, что ты там себе придумал. Я пришел, чтобы просто потрахаться. Люк недовольно нахмурился. – Кажется, ты опять взялся за старое, – проворчал он. – Не знаю, что творится у тебя в голове, но ты мог бы оставлять все за дверью, приходя сюда, и просто получать удовольствие. Это звучало так заманчиво. Если бы все было так просто. – Доброй ночи, Люцерис, – пожелал Эймонд и вышел из спальни. * Эймонд немного страшился утренней службы в септе, ожидая, что его поглотят раскаяние и стыд после минувшей ночи. Но взглянув на лики Семерых он почувствовал лишь смущение от того, что они могли видеть под покровом ночи. Он не раскаивался в том, что сделал, и точно знал, что снова повторит. Он уже ступил на путь порока, и теперь не намерен останавливаться на полдороги, нет, он вкусит все сполна, а потом ответит за свои прегрешения. Слушая мелодичное пение септ, он снова уносился мыслями к прошлой ночи, и звуки божественного хора смешивались со стонами, хрипами и шорохом простыней. Он все глубже погружался в свои фантазии, должно быть, со стороны казалось, что он благочестиво отдался молитве. Совершаемое богохульство вызвало острую дрожь возбуждения. Теперь он осознал, почему септоны призывают к воздержанию, стоит вкусить запретного, и ты уже не сможешь остановиться. Потому Эйгон и не вылезал из чужих постелей. Эймонд никогда не думал, что сможет понять своего старшего брата. Он сам теперь стал еще хуже. За завтраком к ним неожиданно присоединился Люк. Теперь, когда мальчишка перестал притворяться, что его интересуют службы в септе, он вдоволь выспался после бурной ночи. Люк сел на свободное место рядом с Эймондом, и тот напряженно собрался, чтобы ненароком не коснуться его локтем. Как только слуга поставил перед Люком блюдо и отошел, он наклонился к Эймонду и прошептал: – Я до сих пор чувствую тебя в себе. А ты? Эймонд резко глотнул вина, едва не поперхнувшись, и пнул под столом ногу Люка. Он поклялся себе, что больше никогда не будет иметь дела с этим нахальным мальчишкой. Леди Алисента укоризненно посмотрела на них. Эймонду казалось, что теперь, когда они сидят рядом, она видит насквозь, чем они занимались. Его объяло ужасом и сладким стыдом при мысли, что мать все узнает. Больше всего на свете он боялся разочаровать ее. А теперь захотелось орать во всеуслышание «Да, я возлег со своим юным племянником, и наслаждался каждым мгновением!» Конечно же, этой ночью он снова пришел в покои Люка. Едва дверь открылась, без лишних прелюдий он обхватил лицо Люка ладонями, нетерпеливо поцеловал и увлек за собой в спальню. Люк был прав, как хорошо и сладко было оставить все сомнения за дверью, просто позволить себе наслаждаться. Люк показал ему еще парочку новых трюков, и Эймонд не мог поверить, что в прошлый раз испытал нечто похожее на разочарование. Это именно то, что ему было нужно, он получал то, о чем мечтал так долго, даже не зная об этом. Как хорошо было позволить освободиться от сомнений, от стыда, и наслаждаться всем, что мог дать его нежданный любовник. Даже лежа на спине, как женщина, с разведенными ногами, чувствуя, как в него вбивается горячее юное тело, Эймонд больше не позволял себе думать, что делает что-то неправильное. Его пугало, насколько же хорошо Люк чувствовал, что нужно Эймонду, и как охотно давал это. Эймонд утомленно откинулся на подушках, а Люк устроился между его разведенных ног и прижался спиной к груди. Они медленно остывали после бурных ласк. Эймонд рассеянно поглаживал грудь Люка, иногда касался пальцами чувствительного соска, которые еще недавно терзал губами и зубами, и тот возбужденно вздрагивал. Они провели вместе уже несколько ночей, и ни одна из них не утратила новизну. Эймонд надеялся, что когда перестанет подавлять влечение и, наконец, получит то, чего хочет, то ему скоро надоест. Но Люк продолжал удивлять его каждый раз, и ему всего было мало. Что за заклятие он на него наложил? А еще ему не давало покоя то, что Люк сказал о свободных валирийских нравах в их семье. Эймонд вспомнил Саймона Дарклина, как легко он общался с Люком, смеялся, непринужденно прикасался к плечу или спине. Было ли что-то между ними? Сколько еще молодых рыцарей и оруженосцев до Эймонда побывало в постели с Люком? Если уж он пожертвовал своей душой, то по крайней мере может претендовать на его верность. Эймонд злился на себя, потому что ревновал к прошлому Люка, сердился и на Люка, потому тот не рассказывал ему всего, и Эймонду хотелось допросить его, но он знал, что не может, не имеет права, потому что тем самым признает, что они нечто большее, чем случайные любовники. И теперь они лежали в объятиях, утомленные страстью, расслабленные и довольные, Эймонд все же не сдержался. – Так сколь же у тебя было любовников? Люк обернулся к нему с самодовольной улыбкой. – А что? Ты ревнуешь? – Просто хочу знать глубину твоей порочности. Люк уткнулся лицом в его плечо и рассмеялся. – Не волнуйся. Совсем немного, – поддразнил он. – Это даже не считается, то были почти невинные ласки, вот такие, – он игриво погладил член Эймонда. – С кем? – не сдержался Эймонд. – С моим братом. Эймонд возмущенно оттолкнул его, не веря своим ушам. Люк от души рассмеялся. – Ты выглядишь таким потрясенным! В нашей семье такое тебя не должно удивлять. Эймонд не мог найти слов. Он был готов стерпеть любое откровение, но только не это. Люк еще сильнее развеселился. – Ты бы видел свое лицо! Я же просто пошутил. Или нет… – добавил он загадочно. Эймонд рассвирепел, повалил его на спину, накинулся и взял его снова, теплого, влажного, раскрытого. А после Люк вдавил его лицом в подушку, вбивался уверенно и сильно, вытянув его руки над головой, переплетая пальцы. И это было еще прекраснее, Эймонду стыдно было признаться, что так ему нравится даже больше, но Люк и сам хорошо это знал. Глупая ревность на время была забыта. Они не заснули почти до самого рассвета. * Эймонд сознавал, что глупо ревнует к Джейсу. Он не верил, что между ним и Люком есть плотское влечение, но они разделяли настоящую родственную близость, ту, которой Эймонд не знал со своими братьями. С самого детства он завидовал их узам, они всегда были вместе, защищали друг друга, что бы ни вытворяли, какие бы шутки не разыгрывали над Эймондом, Джейс никогда не позволял смеяться над Люком, и в той драке на Дрифтмарке они готовы были драться друг за друга до последнего. Он вовсе не хотел такой близости с Эйгоном, просто хотел иметь что-то подобное в своей жизни, безнадежно мечтал, чтобы они тоже включили его в свой маленький круг. До драки он думал, что это возможно, что Джейс и Люк не будут смотреть на него, как на придурка, и он сможет стать для них тем же, кем они были друг для друга. Но после это стало невозможно… За прошедшие годы любовь и дружба между братьями только окрепла, и Люка связывало с Джейсом то, что никогда не будет доступно Эймонду. Он замечал, что в их семье приняты открытые проявления привязанности, они свободно обнимались, держались за руки, целовали друг друга в щеку. Леди Алисента редко обнимала детей даже в детстве. Ему всегда было плевать на старшего принца Велариона, все самые яркие и горькие чувства связывали Эймонда именно с Люком, а теперь, когда между ними началось все то странное, чему он не мог дать имя, он готов был направить на Джейса все нерастраченное раздражение. Да, Эймонд дулся, глупо, по-детски. Следующие два дня он снова избегал Люка. После нескольких страстных ночей, когда они были практически неразделимы, он просто перестал приходить к нему в покои, наказывая и себя, и Люка. Когда Люк тянулся к нему навстречу, Эймонд просто позорно сбегал. Он знал, что ему нужно время, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Люк и Джейс снова пришли на тренировочную площадку, где занимался Эймонд. Он окинул их недовольным взглядом, думая, что они снова будут отвлекать его и бесить. Но в этот раз братья не дурачились, они отнеслись к тренировкам вполне серьезно, как и подобает принцам. Люк издали поглядывал на Эймонда, ободряюще улыбался, но тот смотрел на него с каменным лицом. Наконец Люк оставил брата и подошел к Эймонду. – Ты не согласишься потренироваться со мной, дядя? – попросил он. – В прошлый раз тебе было недостаточно? – буркнул Эймонд. – Думаю, в этот раз я справлюсь лучше, – беспечно улыбнулся Люк. Эймонду хотелось согласиться, сейчас он бы не стал вымещать на Люке злость, он бы по-настоящему мог чему-то его научить, и они неплохо провели время. Ему действительно хотелось разделить с ним то, что важно для него. Но потом посмотрел на Джейса, который приблизился, сурово смотрел на него, словно ждал, когда тот посмеет навредить его маленькому брату, чтобы немедленно броситься на защиту, и это желание пропало. – Тренируйся со своим братом, – бросил Эймонд и ушел. Эймонд еще долго возился в оружейной, снимал доспехи, расставлял оружие. Слуги и оруженосцы осторожно входили, чтобы убрать все по местам, но быстро ретировались под его мрачным взглядом. Эймонд не собирался провести тут весь день, но все выжидал подходящий момент, чтобы выйти и не столкнуться с Люком. Тот сам его нашел. Эймонд стоял возле полок, перекладывая на них точильные камни, делая вид, что очень занят и не обращал на него внимания. – Вот ты где прячешься, – упрекнул Люк. Эймонд не ответил, старался даже не смотреть на него. – Я скучаю по тебе, Эймонд, – признался Люк, подходя ближе. Сердце Эймонда забилось быстрее. Это было такое смелое и искреннее признание, он даже завидовал Люку, который мог запросто это сказать. Он снова промолчал. – Ты снова меня избегаешь? – расстроено спросил Люк, пытаясь увидеть его лицо. Он тронул Эймонда за руку, но тот раздраженно отмахнулся. – Оставь меня в покое, бастард. Я думаю, с твоими умениями тебе не составит труда найти себе компанию в постель. – Эймонд, ты ревнуешь? – в голосе Люка прозвучали довольные нотки. – Просто не нравятся чужие объедки. – Эймонд, не надо, – рассердился Люк, – это грубо. – Для тебя в самый раз. Люк решительно схватил его за плечо и развернул, заставляя смотреть на себя. – Эймонд, послушай! – серьезно сказал он. – У меня больше никого не было! Я просто дразнил тебя. Прости, я не думал, что тебя это заденет. – Я тебе не верю, – проворчал Эймонд, – ты был слишком хорош в постели. – Спасибо, – Люк польщено улыбнулся и слегка покраснел. – Но это правда! Мне просто хотелось тебя подразнить. Я очень тщательно изучал теорию, и пробовал кое-что сам с собой, – он закусил губу и отвел взгляд. Впервые на его лице Эймонд увидел нечто похожее на смущение. – Я просто очень сильно хотел соблазнить тебя. С того самого момента, как увидел на тренировочной площадке, хотел, чтобы ты был моим! Эти собственнические слова распалили Эймонда. – А как же сир Саймон? – едко спросил Эймонд. – Он приятель Джейса, который считает меня малышом. И я никогда не смотрел на него так, как на тебя… Эймонд схватил Люка в охапку, обвивая руками за талию, прижал к себе и наконец нетерпеливо поцеловал. Оба застонали от удовольствия. Эймонд не мог поверить, что продержался так долго без этих губ. – Люк, ты здесь? – послышался за дверью голос Джейса. Эймонд умыкнул Люка в темный угол за шкаф, придавил телом к стене и зажал ладонью рот. Они услышали, как Джейс зашел внутрь, звякнуло оружие на стойке. Он медленно ходил, словно что-то разглядывая. Эймонд напряженно ждал, когда же он уйдет, потом посмотрел на Люка. Его глаза задорно блестели, под ладонью Эймонд почувствовал, как губы растянулись в улыбке, а потом раскрылись, выпуская язык. Люк игриво лизнул его, совсем, как в прошлый раз. Эймонд сильнее придавил ладонь к его лицу. Сейчас он не собирался паниковать и убегать. Люк тоже поднял руку и зажал его рот. Джейс все не уходил, хуже того, судя по звукам, он устроился поудобнее и начал чистить оружие. Злой азарт охватил Эймонда. Брат Люка сидел всего несколько шагах за стенкой, пока мальчишка, такой покорный и желанный, был в его руках, снова дразнил его. Эймонд просунул свободную руку между их телами и погладил Люка в паху, чувствуя, как затвердел под одеждой его член. Люк изумленно распахнул глаза. Наконец-то Эймонду удалось его удивить. Люк протестующее замычал, когда Эймонд начал развязывать его штаны, но тот, не обращая внимание на возражение, запустил руку внутрь, обхватил пальцами твердый горячий член и начал медленно поглаживать. Выдохи под его ладонью стали чаще, Люк закатил глаза. Эймонд чувствовал невероятный восторг, упиваясь своей маленькой местью Джейсу. Сначала Люк противился, пытался его оттолкнуть, бил кулаком по груди, но быстро сдался, задвигал бедрами навстречу ласкающей руке, а потом и вовсе осмелел и просунул руку в штаны Эймонда. Их ладони едва заглушали сдавленные стоны. Эймонду казалось, что шорохи, скрипы и вздохи, которые они издают, звучат оглушительно. Джейс сидел поблизости, неужели он ничего не слышал? Он почти желал этого – чтобы тот решил проверить подозрительные звуки, наткнулся на них, увидел, как его маленький братишка томно извивается в руках Эймонда. От такого он бы не смог защитить Люка. Эймонд почти с сожалением услышал, как Джейс наконец поднялся и покинул оружейную. Люк задушено замычал, укусил его ладонь, и Эймонд резко отдернул ее от его лица. – Эймонд… ты просто сволочь, – простонал Люк, кончая. Эймонд торжествующе улыбнулся и заткнул его рот поцелуем. После Люк долго возмущался тем, что из-за Эймонда они едва не попались. – Раньше тебя не слишком волновала осторожность, когда ты преследовал меня по всему замку, – шутливо упрекнул Эймонд. Люк стыдливо прикусил губу. Да, у них было несколько рискованных моментов, но все они случались под влиянием эмоций, а сейчас Эймонд действовал так расчетливо. Негодование Люка только веселило Эймонда. Люк пообещал, что ночью он заставит Эймонда за все ответить, и Эймонд сказал, что с нетерпением будет ждать его мести. Своего обещания Люк не сдержал, за дни воздержания он так соскучился по ласкам, что мог лишь жадно льнуть к Эймонду, умолял взять его, сделать своим и никогда не оставлять. Эймонд был готов с радостью подчиниться. Час был уже поздний, когда они, наконец, угомонились. Обычно к этому времени Эймонд возвращался к себе, но сейчас ему не хотелось покидать постель. Теплое тело Люка уютно свернулось под боком, и все, чего хотелось Эймонду, обнять его, прижаться крепче и никуда не уходить. Он чувствовал себя неприлично счастливым после признания Люка, о том, что кроме Эймонда у него никого не было. Его не должны волновать такие вещи, но безмерно радовало, что Люк не был бесстыжим распутником, он хотел и ждал только Эймонда. Мысль об этом наполняла его уверенностью. * Эймонд понимал, что Люк жаждет его общества и вне постели, словно между ними есть что-то большее, чем плотское влечение. Он все чаще искал с ним встреч посреди дня, звал полетать на драконах или потренироваться вместе, снова приходил на совместный завтрак или утренние службы, не обращая внимания на подозрительные взгляды королевы Алисенты. Однажды во время аудиенции в тронном зале, где сир Отто, сидя на Железном троне выслушивал прошения, а Эймонд стоял в толпе придворных, там появился и Люк. Эймонд даже усмехнулся, мальчишка никогда не проявлял интереса к государственным делам, и пришел сюда только ради него. Он медленно подобрался к Эймонду и встал рядом. Тот сделал вид, что внимательно слушает и не замечает его. Сначала Люк пытался привлечь внимание, касаясь его руки тыльной стороной ладони, когда Эймонд не отреагировал, начала дразнящее поглаживать пальцы. Эймонд раздраженно выдернул руку и бросил на Люка возмущенный взгляд. Тот обезоруживающе улыбнулся, положил ладонь на бедро Эймонда и снова дразняще погладил. Эймонд настороженно огляделся, пытаясь понять, не заметил ли кто из придворных творящееся под носом непотребство, и боком чуть отодвинулся от Люка. Тот так же боком подобрался к Эймонду и снова погладил его руку. Чтобы унять его игривый пыл и не допустить большего распутства, Эймонд позволил взять себя за руку. Люк довольно улыбнулся, делая вид, что слушает, он переплел их пальцы и начал медленно поглаживать большим пальцем основание его ладони. Эта безумная выходка была так похожа на то, что Люк устраивал, когда только начал преследовать Эймонда, и бесил одним только видом. Это по-прежнему немного раздражало, но больше забавляло и вызывало удовольствие. Эймонд замечал, как он сильно изменился с тех пор, как Люк снова появился в его жизни, понимал, что ему тоже нравится быть рядом с ним не только в постели. Больше всего они любили совместные полеты, которые сближали их еще больше, но Эймонду было приятно и просто быть рядом, проводить время вместе, разговаривать ни о чем. Хотя он все еще считал Люка слишком глупым и наивным, но еще он был жизнерадостным и милым, решительным и преданным. Если бы их не разделила давняя вражда, они открыто могли быть друзьями. Неужели уже слишком поздно? Почему он должен отказываться, если это делает его счастливее, чем ненависть? После утренней службы королева Алисента пригласила Эймонда позавтракать вместе в ее солярии. Эймонд понял, что последнее время слишком увлечен Люком и уделяет меньше времени матери. Он по-прежнему хотел быть хорошим сыном и охотно согласился. Она смотрела на него проницательным взглядом и улыбалась, словно чему-то радовалась. – У тебя случилось что-то хорошее? – наконец спросила Алисента. – Почему ты так решила? – осторожно спросил Эймонд. – В последнее время ты выглядишь довольным, спокойным и больше улыбаешься. Мне нравится видеть тебя таким. Эймонд поднес кубок ко рту, скрывая смущение. – У меня даже появилось подозрение, что ты влюбился. Эймонд едва не подавился вином. – Ничего подобного, матушка! – торопливо заверил он. – Ты ведь расскажешь мне, если это случится? Алисента взяла его за руку. Эймонд торопливо кивнул. – И я заметила, что ты стал лучше ладить с Люцерисом. Рука Эймонда под пальцами матери напряглась. – Я рада, что ты сумел простить его. Ненависть только разъедает душу. Боги учат нас прощать и награждают за великодушие к врагам. «Ты говоришь по собственному опыту?» – мысленно спросил Эймонд. После слов матери он по-настоящему задумался, действительно ли простил Люцериса. Если он найдет в душе истинное великодушие, так угодное богам, искупит ли это другие грехи? И что бы сказала его мама, если бы узнала, что это прощение пришло не от глубины сердца, а через постель? Эймонд снова пытался найти ответ в священных книгах. Когда-то ему казалось, что там написано все, что ему нужно в жизни, но сейчас он находили лишь обвинения. «Необузданность плоти ведет к распущенности мыслей, что есть прямой путь на дорогу греха... Союз плоти и духа мужчины и женщины освящен богами, чтобы плодиться и размножаться...» Теперь эти слова не находили отклика в его душе. Он все чаще вспоминал слова Люка: «наши валирийские предки любили получать удовольствие» Его раздирали противоречия, все, чему он верил, за что держался все эти годы, твердая основа его существования теперь пошла трещинами, и он сомневался, что правильно, а что нет. В полете Эймонд всегда чувствовал себя таким могущественным, а когда летел рядом с Люком, это чувство стало сильнее. Теперь он был не одинок в небесах, и вдвоем они разделяли то чувство, что доступно лишь избранным, он ощущал себя самым сильным человеком на свете. Разве Таргариены не ближе к богам, чем к людям? Так почему они должны подчиняться земным законам? Драконам дозволено больше, чем простым смертным. Таргариены приняли веру Семерых, но не подчинились ей полностью. Его предок Мейгор, которого Эймонд всегда считал безумцем и деспотом, жестоко воевал против власти Септы, но что если он был не так уж не прав? Множество правил нужны лишь чтобы держать людей в подчинении, указывать на их скромное место, но разве тому, кто покорил небеса, место среди обычных людей? Он может делать все, что хочет, просто брать и наслаждаться. Позже Эймонду становилось стыдно за такие мысли. Даже могущественные короли должны держаться законов и морали, чтобы не превратиться в жестоких тиранов. Власть, которой они обладают, слишком большое искушение, оно легко развращает душу и тело, если поддаваться ему. Но так ли велик грех, если Эймонд никому не делает ничего плохого, а просто находит утешение и блаженство в чужих объятиях? Ведь даже Септа пошла на уступки, приняв доктрину исключительности Таргариенов, и браки братьев с сестрами, так почему же, если позволено одно, не может быть позволено и другое? Люк говорил, что валирийцы не стыдились всех видов удовольствия, Эймонд ведь тоже их потомок, ему не должны быть чужды их обычаи. Он помнил из детства откровенные картины, украшающие замок, которые всегда возмущали его мать, пока наконец она не велела избавиться от этого разврата. Но те, кто создал эти гобелены, тоже воспевали телесные наслаждения и считали их чем-то прекрасным. Эймонд по-прежнему был предан вере своей матери, но почему же вместе с ней ему не принять и наследие своих валирийских предков, объединить в себе добродетель и благородство веры в Семерых с необузданной жаждой жизни и удовольствия драконьих владык, и наконец обрести гармонию в своей душе. Когда Эймонд спускался с дракона, все откровения, которых он достиг в небесах, казались уже не такими правдивыми, но одно он знал точно, какой бы порочной ни была их связь с Люком, теперь он не может от нее отказаться, он увяз в ней слишком сильно, а потому будет брать все, что может, и уже не отступит, пока не сгорит в самом жарком адском пламени. Впервые за долгое время Эймонд обрел покой в душе благодаря человеку, от которого меньше всего ожидал, и ему не хотелось терять это чувство. Он не позволит сомнениям разъедать его душу. Даже если это безумие, он будет упиваться им так же отчаянно и беззаветно, как и Люцерис. * Люк самозабвенно скакал и извивался на нем, сжимая глубоко внутри член Эймонда, упрямо стискивал его бедра коленями, когда тот пытался толкнуться навстречу. Эймонд откинулся на подушки, положил руки на его талию, лениво поглаживая, позволяя ему самому задавать темп. Люк выгнулся назад, упираясь ладонями в ноги Эймонда, в истоме запрокинул голову, по изогнутой шее и груди стекали капельки пота, соски возбужденно торчали, налитый кровью член прижимался к животу. Он был так прекрасен и соблазнителен, что Эймонд едва сдерживался, хотелось трогать его всего, ласкать, сжимать, облизывать. Собственный член пульсировал глубоко в теле Люка, и Эймонд не терпелось достичь разрядки, но Люк не позволял, доводил его, неистово сжимая внутри, а когда возбуждение почти достигало пика, замирал, заставляя томиться ожиданием. – Люк, давай же, хватит мучить меня, – хрипло взмолился Эймонд, – быстрее, дай мне кончить… – Нет, – простонал Люк, упоенно насаживаясь на член Эймонда, – еще немного… вот так, хорошо… Эймонд больше не мог этого выносить, его тело было напряжено, как струна, кровь гулко пульсировала в висках, каждый нерв был напряжен до предела, умоляя о разрядке, но Люк готов был мучить его часами. Эймонд метнулся вперед, обнимая Люка за пояс, повалил его на спину, подхватил одну ногу, закидывая себе за спину, и начал вдалбливаться в него в безжалостном бешеном темпе. Люк закатил глаза и громко застонал, пальцы болезненно впились в спину Эймонда. – О, Эймонд, вот так, да, глубже… сильнее, – молил Люк. – Как же хорошо… Я люблю тебя! Эймонд на мгновение потрясенно замер, Люк распахнул глаза, с ужасом посмотрел на него и зажал рот ладонью. Эймонд ощутил, как по спине пробежал холодок, горячечный пыл их соития немного угас, но Эймонд все же сумел довести дело до конца. Кончая, Люк как-то жалобно всхлипнул, а потом прижался лицом к сгибу локтя, словно хотел спрятаться. Эймонд осторожно вышел из него и лег рядом. Их окутало неловкое молчание. Люк приподнялся и виновато посмотрел на него. – Прости, я совсем не это имел это в виду... Просто вырвалось под влиянием момента… Эймонд согласно кивнул, но не поверил ему. Он должен был догадаться, что Люк в него влюблен, тот едва ли не сам признался, что мечтал об Эймонде с самого начала, как только вернулся в Королевскую Гавань. Эймонд мог считать это лишь увлечением, притяжением плоти, но он знал, что для Люка все намного серьезнее, каждая их встреча, все мелочи и детали их общения теперь выстроились в единую картину. После оргазма Люк был необычно тихий, пристыженный своим признанием. Обычно он всегда льнул к Эймонду, требуя ласки, но сейчас съежился на постели, словно стараясь стать как можно меньше, повернулся спиной, и глядя на выступающие позвонки и острые лопатки, Эймонд испытал острый прилив нежности. Он прижался к Люку сзади, крепко обнял его и уткнулся носом в шею. Люк довольно вздохнул, радуясь, что Эймонд хотя бы не сбежал от него, положил ладони поверх обнимающих его рук, повозился, удобнее устраиваясь, и затих. Эймонд смотрел на спящее лицо Люка, пытаясь понять, что же ему теперь делать. Эймонд смирился со своим влечением к Люку, но теперь тот завладел не только его телом, но и проник в душу. Эймонда страшили эти новые, незнакомые чувства, но ему больше не хотелось подавлять их. Эймонд заглядывал в свою душу, и не находил там ненависти. В нем зрело пока что-то безымянное, то, что тянулось к Люку, и хотелось ответить на его чувства. Способен ли он на любовь к тому, кого так страстно ненавидел? Это безумие, но Эймонд готов был признать, что способен и на такое. Это его пугало, но он уже давно понял, что обманывать себя и подавлять свои чувства это не выход. Ему больше не хотелось убегать. Он должен посмотреть в лицо своим страхам и встретить их открыто. Умиротворенный спокойным дыханием Люка Эймонд сомкнул веки и провалился в сон. Утром Люк медленно разлепил глаза и удивленно поморгал, увидев рядом Эймонда. Он радостно улыбнулся, обхватил его руками, крепко прижался к груди. Эймонд почувствовал волну тепла и нежности от этой искренней ласки. Он прислушивался к своим ощущениям, пытаясь отыскать сомнения, они оставались, но сейчас были запрятаны так глубоко, что можно было на время о них позабыть. Он крепко обнял Люка в ответ. Тот нежился в его руках, терся щекой о плечо или оставлял легкие поцелуи на шее. В них не было страсти, только спокойная ласка и привязанность. И Эймонд понял, что ему это нравится. Он хотел бы просыпаться вот так каждое утро и лениво нежиться в постели. Немного растерянный и смущенный такими мыслями, Эймонд прижался щекой к макушке Люка, быстро поцеловал и выпустил его из рук. – Хватит прохлаждаться, – бодро сказал он, поднимаясь с постели. – Вставай, я хочу полетать вместе! Желание пришло к нему внезапно, но Эймонд понял, что это именно то, что сейчас нужно, чтобы обрести былую уверенность. Люк посмотрел на него сияющими глазами, вскочил с постели и с энтузиазмом начал одеваться. Эймонд наблюдал за ним с легкой улыбкой. Сегодня он не позволит сомнениям отравлять его душу, будет просто упиваться совместным полетом, брать все, что дает ему судьба и беззаботно наслаждаться.