Холодные вечера и горячие пальцы

      Уэнсдей в отношениях уже два года, но только сейчас она понимает, что навлекла на себя, когда решила встречаться с «человеком искусства». Кроме своих сраных картинок Ксавье не видит ни-че-го. И сколько бы она не старалась, засовывая в глотку свою стеснительность и желания избегать интимных тем, соблазнять — ее попытки оставались незамеченными. Да, пусть ее образ кошечки вместо игривого выглядит побитым помойным котом, но она ведь старается. Он не ценит, продолжая денно и ночно замешивать краску и по сто раз исправлять детали своих картин. «Семейная» жизнь никогда не была привлекательной, но почему-то хотелось так, как у родителей: громко, шумно, счастливо. На зависть всем и каждому. А потом совместная покупка какой-нибудь ядовитой змеи, выпускной и штамп в паспорте. Имея огромный потенциал в своих художественных навыках, он бы мог ублажать ее как никто другой. Путем тренировок, Ксавье поддерживал жизнь в более больших объектах, чем паучки и мышки. Но даже предложить подобное ему было невдомек.       Уэнсдей злится, что ее жизнь словно утекает сквозь пальцы. Ей столько деталей нужно добавить в свой роман. Когда главный детектив зажимает хрупкую исследовательницу на страницах истории, девушка сжимает ноги и напрягает мышцы. Она представляет себе много лишнего, читает и знакомится с подобной литературой поближе, но никак не может провести полноценный эксперимент. Ей нужно понимать, чтобы описывать все качественно и ярко. И ни один будущий читатель не устоит. Аддамс пьет снотворное, чтобы только не слышать как ее парень шуршит холстами и шкрябает кистью в соседней комнате. Выходит, он уже женат на искусстве, а любовницу завел только ради отвода глаз.       Она спит крепко, ворочась, и прижимая к себе одеяло. Все мысли улетучиваются далеко-далеко, а приятные сладки сны так и манят в свои объятия. Вот и сейчас, пребывая в мире своих грез, девушка совсем не слышит, как на постель, подобно пауку, крадучись забирается Вещь. Вообще при жизни этот озорной придаток был вполне себе симпатичным мужчиной. Многое успел повидать, шикуя на украденные деньги, а теперь был в няньках у уже взрослой хозяйки. Он прошелся вокруг, ухватившись за край одеяла, и оттянул его в сторону. Уэнсдей только морщит нос и, найдя подушку, прижимается к ней щекой. Что-что, а выбирать белье она всегда умела. Мать таскала ее по магазинам ещё лет с четырнадцати, убеждая, что всегда нужно быть готовый к внезапностям. А если твоей одежды больше нет, то на тебя должны пялить хотя бы взгляды полные желания. Были бы у Вещи глаза, он бы непременно их выкатил и одобрительно прищурился. Теперь же, приходясь пальцами по ее аккуратной груди, конечность взбирается сверху. Мнет аккуратно, прислушиваясь к чужому дыханию, и ненавязчиво обводит подушечками соски. Тело Уэнсдей незамедлительно отзывается ласками, она слегка приоткрывает рот, выдыхает, и снова ворочается, ложась на спину. Вещь продолжает, осмелев, забирается под шелковую черную ткань топика, теперь уже увереннее лапая свою хозяйку. В конце даже теряет самообладание и щипает девушку, выкручивает вставшие твердые соски, но та особо не против. Она хрипит, находясь в лучших из своих снов, и не особо воспринимает реальность. Массаж длится недолго, ведь живой придаток заинтересован совсем не в этом. Он останавливается, перебираясь туда-сюда, и подползает ближе к лицу девушки.       Дыхание ее теплое, тихое, она облизывать бледные губы и снова вздыхает, когда один из пальцев осторожно прислоняться к ним. Вещь заинтересованно проводит указательным пальцем по губам, выводя ее на движения, и заставляя Уэнсдей невольно его облизнуть. Девушка чуть шире открывает рот, ощущая, как ее языка медленно касаются два пальца. Затем трутся, обвивают, играются внутри, пробуждая в ней всю дремавшую страсть. Она стонет громче, рисуя в своем воображении своего парня, и подчиняется, слегка причмокивая и облизывая пальцы. И когда ей кажется, что ее рыцарь из сна сейчас введет в ее ротик вместо длинных, измазанных в краске, пальцев, свой член, все прекращается. Уэнсдей дышит глубже и чаще, причмокивая, инстинктивно потеревшись грудью о матрас, и переворачивается набок.       Потихоньку она сбрасывает остатки сна, но похотливый придаток, вспомнивший молодость, уже ощупывает ее ягодицы. Он мягко пошлепывет их, разводит в стороны, открывая себе прекрасный вид на интимную часть тела девушки. Ее аккуратное выбритое влагалище прикрывает теперь лишь тонкая полосочка стринг, которую пальцы немедленно оттягивают. Ладонь пристраивается сзади, проводя большим пальцем между половых губ, надавливает, чувствуя липкую смазку и горячую плоть. Нарочно медленно, Вещь проводит вверх и вниз, уделяя больше времени клитору, который уже начал пульсировать и немного набух.       Девушка сопит и стонет, плавно двигая бёдрами в такт его движениям. Становится жарка и до безумия хорошо. Во сне ее вновь вовлекают в поцелуй, а в реальности она прикусывает собственный палец и начинает посасывать его, слегка прикусывая ноготок. Тело отвечает на умелые ласки придатка и очень быстро ее дырочка становится мокрой. Он не собирается останавливаться, наученный опытом, и вновь вспоминает свои годы, когда был настоящим Дон-Жуаном. Девушки любили его за чувство юмора, красивые глаза и большой член. И пусть ничего из этого уже не осталось, но он все также горяч внутри. Когда Вещь медленно проталкивает палец в ее лоно, хозяйка довольно мычит и молит «еще». Это он понял по одному ее стону и пульсирующей дырочке, в которую легко входит еще один палец, даже оставляя место для третьего.       Придаток делает это быстро и жестко, опасаясь быть пойманным и закрытым в чулане. Его толчки ускоряются, а грубые торчащие из шрамов нитки приятно царапают внутри. Аддамс извивается в постели, чувствуя себя невероятно хорошо. Этот сон — лучший что у нее был, все так реалистично. Она не может проснуться, потому часто-часто дышит, ощущая, как внизу живота снова теплеет. Вещь ускоряет движения, с силой разводит пальцы внутри, и купается в естественных соках, которые уже намочили и стройные ножки и постельное белье. Он поглаживает свободными пальцами ее половые губы, нарочно теребя их и доставляя еще больше удовольствия. Уэнсдей тужится, но кончить никак не выходит. Она пригибает спину, снова распластавшись на кровати, и умоляюще хрипит. Закрытые веки подрагивают, а из уголка рта стекает слюна. Конечность старается изо всех сил, чуть ли не трескаясь по кусочкам от натуги, и резко замедляется, широко разводя пальцы внутри лона. Из раскрытой дырочки импульсивно вытекает смазка, снова скатываясь по бледным бедрам и затекая меж ягодиц. Девушка тяжело дышит, стараясь унять дрожь в коленях.       Она с трудом заставляет себя приоткрыть глаза, в темноте не особо различая, что копошится между раздвинутых ног. Вещь поправляет ее черные стринги, нарочно потягивая их вверх и заставляя впиваться в разгоряченную плоть, после чего топает выше, оставляя небольшие округлые мокрые пятнышки. Он вновь устраивается на ее груди, поочередно давая полусонной хозяйке облизать его пальцы, что она с желанием и причмокиванием выполняет. Придаток гладит ее по щеке, убаюкивая, и сразу выскользает, когда Аддамс пытается его схватить.       — Похотливый мудак, — бросает она, едва слышно, прежде чем снова провалиться в сладострастный сон.       Дверь в спальню открывается и полоска света из коридора озаряет всю происходящую картину. Раздается приглушеный звук расстегивающегося ремня.