Печёное яблоко

Балтимор. Штат Мэриленд. Уилл Грэм.

      Уилл с нежностью смотрел на пятерых хвостиков, что облепили Ганнибала со всех сторон, не давая сделать и шагу. Попутно он рассказывал историю каждого. Кого нашёл на дороге, кого забрал из приюта. Как выходил и приручил любовью и заботой, и как теперь они спокойно слушались его и вели себя прилично с гостями или без.       Ганнибал уделил внимание каждой собаке, внимательно слушая, изредка задавая вопросы касаемо быта и ухода: содержать пять собак — непростая задача, особенно с образом жизни, что вёл Уилл. И всё же он справлялся, не без помощи, нет, но он любил стаю всей душой.       Уилл с любопытством отметил, как стая ластилась к Ганнибалу, словно он не являлся самым опасным существом, с которым Уиллу приходилось встречаться. И дело вряд ли в их связи. Возможно, они чувствовали благое намерение, поэтому нежились, поскуливая и вкушая любимые колбаски.       — У тебя большое сердце, — подытожил Ганнибал, когда сытые и обласканные собаки улеглись в лежанки.       — Способное не только на любовь, — неопределённо качнул головой Уилл и негромко свистнул. Температура в комнате резко упала на несколько градусов, где-то послышался шорох, и из стены показался небольшого размера синий шар. На глазах он медленно обретал нужные очертания, пока не превратился в австралийскую овчарку. Она тут же забегала вокруг Уилла, оставляя голубые следы, которые быстро исчезали в воздухе, словно испарившаяся влага. — Ты познакомился с теми, кому я смог подарить жизнь, теперь познакомься с тем, кто подарил жизнь мне.       Под конец голос Уилла дрогнул.       — Это фантом, не душа, — нахмурился Ганнибал, но присел, чтобы дать Уинстону понюхать ладонь и облизать пахнущие колбаской пальцы.       — Не душа, — согласился Уилл. — Я не имел права держать душу рядом с собой своей привязанностью. Уинстон ушёл на перерождение в первые семь дней из сорока девяти, и это всё, что я мог себе позволить.       С пальцев Ганнибала заструились маленькие капли энергии, светящиеся таким же голубым светом, и Уинстон принялся усердно слизывать каждую, быстро виляя хвостом.       — Ты хорошо его кормишь, но стоит ли оно того? Разве тебе недостаточно тех чувств, что хранятся внутри? Тех воспоминаний, — спросил Ганнибал, вставая.       — В глубине себя я всё ещё немного привязан к нему, — опустил голову Уилл, облокотившись бёдрами о мягкий подлокотник дивана.       Конечно, держать дома фантом чревато последствиями. Они требуют хорошей энергетической подпитки, но не всегда так просто отпустить того, кого любишь, даже если это тебя разрушает.       — Они способны принимать облик не только дорогих нам существ, — задумчиво сказал Ганнибал, подходя к Уиллу вплотную, и его дыхание коснулось тёмных завитков волос на затылке Уилла.       — Временами я вижу вместо него чёрного оленя с перьями на груди. В моменты, когда горю изнутри и моё физическое тело меня подводит. Он пришёл ко мне в первый раз незадолго до нашей встречи, — поделился Уилл. — А потом…       — Я подарил тебе такой оберег, — закончил мысль Ганнибал. — Рейвенстаг. Его образ пришёл ко мне в ночь, когда я встретил тебя. Значит, у тебя были предвестники нашей встречи.       — Напомню, что я охотился на тебя, — вскинул брови Уилл и повернулся к Ганнибалу, наблюдая, как образ Уинстона исчезает в пространстве.       Оставлять фантом со стаей рискованно, несмотря на то, что он сыт, но Уилл не мог рисковать жизнями тех, кто ему дорог. В будущем, возможно, ему придётся попрощаться с Уинстоном до конца, но пока он не чувствовал в этом необходимости. Это важное напоминание, на что он способен, и пока оно ему нужно.       — Ты обещал рассказать, как нашёл меня, — томно напомнил Ганнибал, оставляя мягкий поцелуй на шее и приобнимая. — Сегодня, кажется, у нас пятое свидание.       — Ты не можешь считать каждую нашу встречу за свидание, — в шутку запротестовал Уилл, приподнимая уголок губ и слегка наклоняя голову, подставляя чувствительное место под скромную ласку.       — У меня есть все основания думать так, и сегодня ты лишь подтвердил их, — игриво шепнул Ганнибал и оставил ещё один поцелуй, довольствуясь тем, как Уилл вцепился в подлокотник. — Где можно помыть руки?       Ну конечно, запах колбасок отпечатался на ладонях и теперь раздражал, не позволяя проявить желанную тактильность.       — Ванная на втором этаже, — понимающе улыбнулся Уилл, сворачивая тему свиданий и обещаний, и повёл Ганнибала за собой. Но с каждой ступенькой его улыбка становилась всё бледнее, пока под конец не превратилась в неуверенно поджатые губы. — Извини, у меня не найдётся дорогого мыла с запахом можжевельника или чего-то такого. Обычное мыло. Обычное полотенце. Обычное…       — Уилл, тебе не за что извиняться или чувствовать себя в чём-то неловко рядом со мной, — приостановил его Ганнибал, пристально глядя в глаза, прежде чем подойти к раковине. — Твой социальный статус и прочие моменты не являются чем-то весомым. Мне всегда был интересен исключительно внутренний мир человека, а не социальная маска.       Зашумела вода.       Уилл смотрел на широкую спину Ганнибала в слегка натянувшейся рубашке и чувствовал нарастающее волнение. Внутри словно что-то расцветало чуть выше солнечного сплетения, забирая дыхание и крадя неощутимые удары сердца.       Он сглотнул и оторвался от дверного проёма, чтобы встать позади Ганнибала и прикоснуться к нему. Сначала робко и едва заметно. Следом чуть ощутимее, медленно обнимая замершего Ганнибала сзади, сцепив руки в замок у него на груди.       Под щекой чувствовалось тепло. Под пальцами — размеренный пульс. Уилл потянул носом тонкий запах вербены, расправляя крылья, когда Ганнибал выпрямился, выключив воду, и вытер руки о ближайшее полотенце. Какое-то время они стояли в тишине, пока Уилл решался на следующий шаг. Сомнения всё ещё оставались при нём. Опыт родителей, его прошлое, его суть, порочность, нестираемая липкость чужих прикосновений, неверие, что он чего-то, хоть чего-то подобного достоин. Но когда Ганнибал, повернувшись, нежно провёл пальцами по его щеке и притянул к себе для чувственного поцелуя, кипящий комок сомнений постепенно начал гаснуть, превращаясь в тлеющие угольки.       — Тебе и правда не противно касаться меня? — тихо спросил Уилл, проводя ладонью по груди Ганнибала.       — Ты кажешься таким невинным. Неискушённым. И даже зная, кто ты, мне не было и не будет противно касаться тебя, Уилл, — мягко проговорил Ганнибал, приятно оглаживая кудри. — Энергетически ты чист. И даже если бы всё было иначе, я уже принял тебя таким, какой ты есть. Разве этого мало?       Уилл неслышно выдохнул, кусая изнанку щеки.       Никто никогда не говорил ему таких слов. Никто никогда не касался его с таким трепетом, так аккуратно, будто он хрустальный.       — Тебе не будет плохо со мной сегодня, потому что я сыт, — на всякий случай оповестил он Ганнибала, тушуясь.       — Перестань. Ты возьмёшь столько энергии, сколько потребуется. Уверяю, её хватит, чтобы прожить с тобой долгую и счастливую жизнь, — проворковал Ганнибал, поднимая лицо Уилла за подбородок, чтобы посмотреть в глаза. — Когда-нибудь мои чувства к тебе перерастут в настоящую любовь, а пока я готов дать тебе всё, что ты готов принять, и принять от тебя всё, что ты готов дать.       Уилл смотрел в янтарную чистоту напротив и почти верил каждому слову, стараясь заглушить дрожь, что прошлась по телу, ошпарив ступни и ладони.       — Я чувствую себя чудовищем, но я… я хотел бы попробовать, — прошептал он и первым потянулся за поцелуем, уже более напористо сталкиваясь с мягкими губами Ганнибала. Более настойчиво, выражая готовность к этому шагу и попутно расстёгивая маленькие пуговицы на светлой рубашке.       Они медленно двинулись из ванной комнаты. Уилл вёл Ганнибала за собой, пока они не оказались в спальне напротив кровати, рядом с которой тут же очутилась футболка Уилла и рубашка Ганнибала.       Уилл прикусил губу, оглаживая сильную грудь и бесцветные волоски на ней, спустился к прессу и через бока поднялся к лопаткам. На этот раз он стоял свободный от масок и иллюзий, и его крылья подрагивали под такими же изучающими прикосновениями.       — Я не обижу тебя, — твёрдо прошептал Ганнибал, прежде чем уложить Уилла на кровать и нависнуть над ним.       Уилл легко улыбнулся, припоминая такие же слова в первый день знакомства, когда сам он ответил, что как раз способен обидеть Ганнибала. Сейчас же этого не хотелось, напротив. Он предвкушал новый опыт, который сдерёт с него ещё одну оболочку привычного прошлого, чтобы укутать в одеяло приятного настоящего и безопасного будущего.       — Я верю тебе, — едва слышно отозвался он, сглатывая и позволяя Ганнибалу спуститься поцелуями по шее и кадыку к ключицам.       Его руки блуждали в волосах Ганнибала, сминая тёмные с пепельным отливом пряди, нарушая их педантичный строй. Пока Ганнибал одаривал лаской буквально каждый дюйм его тела, не торопясь и смакуя всё ещё неуверенный, но полный жажды отклик.       Следом за футболкой полетели джинсы, и Ганнибал оставил языком влажную линию на животе рядом с резинкой боксеров, под которыми постепенно становилось твёрдо. Горячий рот аккуратно накрыл бугорок, и Уилл шумно выдохнул, подавив желание податься бёдрами вперёд.       Пальцы непроизвольно смяли одеяло, когда Ганнибал сквозь ткань приятно всосал наливающийся орган, и Уилл ощутил лёгкую дрожь, прокатившуюся по телу колкой лавиной. Вместе с ощущением расползающегося возбуждения появилось что-то ещё. Прокралось из глубин подсознания, напоминая о себе, царапая разум, распаляя энергию. Сердце глухо забилось, и под прикосновениями Ганнибала на коже расцвели бордовые и фиолетовые синяки. Следы жестокого опыта, что вкусил Уилл с самой первой охоты. Он до сих пор помнил их…       — Уилл? — Обеспокоенный голос прорезался сквозь наступившую ватную завесу.       — Твою мать! — Уилл стиснул зубы, вскакивая с кровати и пятясь к тумбочке. За спиной раздался звон упавшего на пол стакана, с первого этажа послышался обеспокоенный лай, и Уилл попытался поставить защиту на комнату и уцепиться за ускользающую из-под пальцев энергию. — Нет, нет, нет! Только не это! — Он попробовать ещё раз, но вибрирующие потоки проходили сквозь ладони и пропадали в пространстве, не желая подчиняться. — Я не могу это контролировать! Это не видение, это гораздо хуже!       Новый импульс прошил насквозь, сотрясая стены.       — Уилл…       — Стая. У меня не получается поставить защиту, — с ужасом пролепетал он, когда понял, что поток больше не слушается.       Энергия не слушалась, не направлялась, не подчинялась. Ничего не работало.       Уилл посмотрел на Ганнибала, чувствуя отчаяние. Что, если он навредит стае? И Ганнибалу. Что, если он не найдёт силы вернуться, что будет с собаками?       Ганнибал сосредоточенно кивнул, понимания, что от него требуется. Удар невидимой цепи по полу создал сине-зелёную сеть, что расползлась по спальне и впиталась в стены, пол и потолок. И энергетические импульсы, что исходили изнутри Уилла, начали скапливаться в комнате, не выходя за её пределы.       — Они в безопасности, Уилл. Всё хорошо.       Ганнибал сделал несколько шагов вперёд, но его движения напоминали хождение по глубокому снегу — ему пришлось приложить видимые усилия, чтобы подойти ближе к очагу мощной энергетической пульсации.       Уилл больно прикусил щеку, помня, что это только начало. И почему сейчас? Почему так невовремя? Почему его природа так торопится вывернуть карманы прошлого, а не сделать всё равномерно, постепенно, как у нормальных людей?       Комната поплыла перед глазами. Тело желало исторгнуть всё: всю боль, всю ненависть, все ошибки, всю грязь и жестокость. Уилл чувствовал себя погружающимся на дно кипящего котла. Он прошёл через настоящий ад, заперев его в себе на долгие годы. И, конечно, новый взрыв внутри заставил мир завертеться, и Уилл осел на пол, ловя ладонью разбитые части стакана, но едва ли ощущая их.       — Уилл, я с тобой, — донеслось совсем рядом, и под ногами исчез пол, а под лопатками появилась мягкая кровать. Ласковые прикосновения принялись охлаждать ноющие ушибы прошлого и саднящие порезы настоящего. Демонический жар укутывал и отогревал там, где когда-то Уилл заморозил боль, чтобы теперь она вышла, и Ганнибал смог наполнить освободившееся место чем-то новым. Нужностью, пониманием, принятием. И, когда-нибудь, любовью… — Расслабься. Не цепляйся за энергию, не контролируй её. Пусть выйдет. Пока я рядом, ты не причинишь никому вреда, себе в том числе.       Голос Ганнибала, тихий и спокойный, вливался в Уилла, создавая плотный канат доверия. Словно всё будет под контролем, словно то, что происходит, это нормально. Нормально, что твоё прошлое догоняет тебя в такой важный момент и бьёт словно обухом по голове. Нормально, что твоё тело похоже на холст для убийц, где каждый оставил штрих и забрал цену за свою ничтожную жизнь. Нормально, что Ганнибал сейчас пачкался об эти следы, марал руки и лицо, прикасаясь к нему.       — Тебе больно? — прошептал Уилл, смаргивая чёрные точки и фокусируясь на сосредоточенном лице Ганнибала.       — Я уже был свидетелем энергетического выброса, поэтому знаю, что нужно делать. Не бойся, твоя энергия не причинит мне вреда. — Уилл с недоверием посмотрел на кровавые следы на его руках, куда он скорей всего случайно вцепился в поисках опоры, и зло стиснул кулаки, не чувствуя, как когти впились в кожу ладоней рядом с ранками от осколков. — Уилл, не думай обо мне сейчас. Вспомни, когда в последний раз у тебя был выброс?       Агония внутри ожидаемо начала нарастать, и Уилл попробовал сосредоточиться на вопросе, а не на ощущениях.       — Два… где-то два года назад. — Органы плавились не то под огнём ненависти к себе, что всегда жила в человеческой сущности, не то под гнётом прошлого. Не то от всего сразу. И этот бурный кислотный коктейль обжигал вены, сжимая сердце. — Боже, почему сейчас! Почему, объясни мне, уже который раз при тебе я нахожусь в уязвимом состоянии? Почему с тобой меня выворачивает наизнанку? — зло прорычал Уилл, с отвращением смотря на появившиеся, переливающиеся бордовые следы на запястьях.       Сколько раз чужие пальцы оставляли на них синие отметины? Он давно потерял счёт. Он, но не его тело. Старые энергетические следы перекрывали новые, и так пласт за пластом.       — Ты находишься в моём поле. Поле Истинного и поле Высшего по рангу. Я катализирую все твои процессы, помогая стать собой. Это неизбежно, и мы оба это понимаем, как бы ты ни злился. Более того, ты знал, что это может случиться. И сегодня ты позволил себе почувствовать себя нужным и довериться. Стал готов освободиться от той энергии, что запирал внутри раз за разом. Стоит ли напомнить, что ты запрещал своей природной части проявляться в обычной жизни? — спокойно пояснил Ганнибал, целуя пульсирующую венку на запястье. И сливовые следы медленно растворялись. — Отпусти себя, Уилл. Пора скинуть балласт и освободить место для нового. Разве не этого ты хотел? Хотел не только как суккуб или человек, а как единое целое.       Единое целое. Он никогда не жил в единстве с собой так плотно, как последние сутки.       — Я ненавижу чувствовать себя беспомощным и уязвимым! — огрызнулся Уилл.       — Но именно в это состояние тебя каждый раз толкают обстоятельства. Все мы дети в руках Абсолюта. И тебе можно переставать отдавать всего себя миру, потому что теперь у тебя есть тот, кто подарит этот мир тебе.       Уилл замер от этих слов, и время словно замерло вместе с ним.       Перед глазами заструилась лента событий прошлого. Словно кусочки оживших фотографий, которые теперь дарили не только затёртые годами эмоции, но и понимание. Ганнибал снова оказался прав.       — Я не знаю, как принять этот чёртов мир! Я не знаю, что такое, когда тебя любят. Я не знаю, что такое принимать эту любовь. Я не знаю, как чувствовать себя в безопасности там, где всё вокруг наполнено болью. И где источник этой боли я, — с трудом признался Уилл и выгнулся дугой, когда спину обожгло следами прошлого.       И вслед за грубыми отпечатками проснулись и грубые слова…       «Шлюха!» — прозвучал первый голос в голове, и скула засаднила словно после сильной пощёчины.       — Дрянь! — выругался Уилл, понимая, куда зайдёт этот выброс, какую именно заткнутую сторону вызволит из заперти. — Тебе нужно уйти. Для твоего же блага, я тебя предупреждаю. Тебе не понравится то, что ты увидишь и услышишь дальше. Это не просто выброс, у меня никогда не бывает ничего «просто».       Но Ганнибал не ушёл. Вместо этого обнял его за поясницу и, приподняв над кроватью, прижал к себе. И Уиллу ничего не оставалось, как, ругнувшись, обречённо уткнуться носом в ярко пахнущую каяпутом шею, из последних сил стараясь совладать с вышедшей из-под контроля энергией, чтобы не дать воспоминаниям выйти наружу. Но как только он хватался за нить одного, тут же появлялось несколько других, что затягивали узелки на теле туже, желая лишить лёгкие кислорода и запечатать веки.       — Мы проходим по спирали те ситуации, что не прожили до конца. Сколько ситуаций, похожих на наши первые дни знакомства, ты сегодня поймал? И снова попал в ту точку, когда нужно сдаться, — тихо, но твёрдо проговорил Ганнибал, прижимая Уилла к себе так крепко, будто тот мог рассыпаться пеплом, которым становились его жертвы. Которым наполнялся он сам после их смерти. — Помнишь, что было тогда? — Ганнибал дождался ощутимого кивка и поцеловал ладонь Уилла, где затянулась последняя царапина после осколка, но не следы от когтей. — Хочешь повторить? — Уилл отрицательно замотал головой, жмурясь. — Тогда пусть это заполнит тебя. Всего тебя.       Всего тебя.       Всего. Тебя.       — Тебе это не понравится, — рвано выдохнул Уилл и упёрся лбом Ганнибалу в плечо, переставая ловить нити воспоминаний и позволяя им протыкать его насквозь.       Словно почувствовав свободу, голоса в голове начали нарастать и выходить за её пределы, наполняя комнату грязными словами, от которых тело непроизвольно вздрагивало, раз за разом обнажая новые следы приобретённого опыта.       «Какая сладенькая. Давай, малышка, работай лучше», «Хорошие девочки не кричат, мне придётся сделать тебя тише», «Шрамы украшают людей. Не бойся, я оставлю тебе самый красивый в память о нашей встрече», «Никто тебя не спасёт, никто тебя не найдёт, это будет наш маленький секрет».       — Всё хорошо, Уилл, — прошептал Ганнибал, позволяя Уиллу вцепиться в себя так крепко, как ему необходимо.       — Шоу только начинается, — ядовито процедил Уилл, когда грудную клетку снова стянуло в очередном спазме, смешивая внутри стыд, вину и разочарование.       «Ты такая мразь! Как Земля носит такую мерзость как ты!» «Ты пахнешь как самая настоящая шлюха! Сколько людей в тебе побывало? Тебе это точно нравится, раз до сих пор не купила блокировщик запахов».       Унизительные слова пузырились под кожей, под веками проносились вспышками лица, перекошенные от злобы и неприязни к нему. К его хрупкому образу приманки. Но под тонкой вуалью иллюзии всегда находился только он. И чувствовал он всё.       — Если кто-то посмеет сказать подобное в твой адрес, он пожалеет, что не только научился говорить, но и вообще появился на свет, — без доли сарказма пообещал Ганнибал.       И Уилл ощутил мурашки на руках и спине от низкого вибрирующего голоса. В комнате стало жарче и темнее, и опасность в голосе Ганнибала разрезала эхо унизительных слов, и они больше не смели тревожить Уилла, опадая на пол невидимыми лоскутами померкших воспоминаний. И дышать становилось легче.       — Прости, я умудрился испортить даже наш первый раз, — виновато выдохнул Уилл, ощущая, как ослабел энергетический поток, и вновь попробовал вернуть контроль.       Но новые слова и очередное воспоминание ударили под дых с такой силой, что Уилл глухо простонал и сильнее сжал плечи Ганнибала.       «Такие, как ты, достойны быть половой тряпкой у двери. Я сделаю тебя своим ковриком», «Что, нравится прислуживать альфе? Ты будешь сидеть на цепи у моей кровати и вести себя как послушная шавка».       Уилл тяжело задышал, прикусывая губы, обдирая их клыками, стараясь заглушить дрожь, что охватила тело.       — Они все мертвы, — тихо напомнил ему Ганнибал, оглаживая затылок. — Ты показал каждому, где их место. Ты сделал то, что должен был.       — Но тогда я так не думал, — горько прошептал Уилл, когда понял, что у него больше не осталось сил это выносить.       — Я знаю. Я чувствую, как тебе было больно. Ты прошёл тяжёлый, полный разочарования и насилия путь, но сейчас ты здесь, — мягко проговорил Ганнибал, проведя костяшками по щеке Уилла, и уложил его голову себе на плечо, обнимая второй рукой за спину. — Доверься мне. Я здесь для тебя.       Уилл с трудом кивнул и ощутил тепло. Как щенок, выкинутый в коробке на мороз, он льнул к этому теплу, стараясь расслабиться. Ему стоило вытряхнуть из себя всё, выпотрошить нутро, и именно Ганнибал сейчас являлся его опорой и тем, кто провёл острым ножом глубокую полосу, обнажая кровавую суть.       Вода воспоминаний, некогда обманчиво кристально-чистая сверху, превратилась в тошнотворную муть. Но чтобы очистить сосуд, нужно сначала достать до дна, очистить то, что прикоптилось, пустило корни, создало ил и зыбучие пески.       — Помоги мне.       Уилл слепо ткнулся в щёку Ганнибала, прежде чем интуитивно обнажить шею.       — Я всегда буду рядом, Уилл, — зубы Ганнибала медленно сомкнулись на горящей метке, протыкая поджившие отметины, — я подарю тебе этот мир.       В висках запульсировало не то от боли, не то от нахлынувших ощущений. Голова закружилась, и Уилл вновь потерял опору. Он больше не чувствовал под пальцами сильные плечи. Не чувствовал своего положения в пространстве. Он падал во тьму слащавых и ненавистных голосов, и руки павших жертв раздирали его по кусочкам, не оставляя ни дюйма чистой, невинной, нетронутой кожи.       Уилл буквально впечатался в дно своей жизни. И тьма прошлого проедала вены, сжимая лёгкие, заставляя давиться пузырями того света, что ещё оставался внутри. Теперь он окончательно сдался.       — Я весь покрыт ими. Я просто чудовище, — сорвавшимся голосом проговорил Уилл, смаргивая влагу и не видя перед собой ничего, кроме тёмной завесы, сотканной из его личной пустоты.       Голоса продолжали перекрикивать друг друга, но Уилл перестал различать их. Они гудели жалящим роем, оглушали и заполняли всё пространство.       — Это всего лишь опыт. Часть твоего пути. Дыши, Уилл. — Тёплые слова отпечатались на губах желанным привкусом свободы, кислорода и металла. И Уилл сделал глубокий вдох, видя во тьме очертания длинных рогов и сине-зелёные искры. Рядом с силуэтом Ганнибала неестественно изгибались тени прошлого, сжигаемые пламенем, а ядовитый гул прерывался угрожающим звоном цепей. — Прошлое нельзя изменить. Это часть твоей истории. Она есть и будет всегда, но она не помешает мне раз за разом исцелять невидимые шрамы на твоём теле. Ты помнишь моё обещание? Больше никто не посмеет обидеть тебя.       Ганнибал аккуратно провёл пальцами по предплечьям Уилла, и грубые следы отчаяния пропали вслед за его касаниями. Чужие слова, когда-то ранившие ещё несозревшего Уилла, становились тише. И грозди синяков рассасывались, как тот опыт, когда Уилл ещё не умел постоять за себя, ещё не умел правильно управлять разумами жертв, становясь их подстилкой, отдавая своё тело на растерзание ради воздаяния.       — Мне было шестнадцать, — Уилл небрежным жестом смахнул солёную влагу с ресниц, — и я только учился быть охотником и приманкой.       Тьма наконец рассеялась, и он устало выдохнул, позволив себе небольшой перерыв. Пик остался позади, но остатки энергии ещё колко метались внутри, царапаясь и скрежетая.       — Тебе не нужно оправдываться передо мной или доказывать себе, что этот опыт принёс кому-то благо. — Ганнибал пригладил влажные кудри, и Уилл поднял взгляд, чтобы увидеть не разочарование, не омерзение, не жалость, а понимание и поддержку. И немного янтарной нежности в безднах чёрных с красными бликами глаз. — Ведь мы оба знаем, что это так.       Ставший тихим гул грубых голосов медленно менялся на иной, такой же громкий, как и предыдущий. Но он больше не ранил Уилла. Это Уилл когда-то ранил их — тех, чьи мольбы он помнил так же хорошо, как и оскорбления, чьё дыхание он оборвал лично, чьи кровавые хрипы стали ему утешением. И он находил этих тварей и убивал их не только в жизни, но и в воображении, проживая сценарии прошлого снова и снова. Снова и снова…       Уилл передёрнул плечами и расправил дрожащие крылья. Чистая кожа, поры которой выжали из себя тьму запертого прошлого, покрылась лёгкой испариной. И сердце забилось быстрее. Его дно уже не казалось таким страшным, ведь где-то среди ила и боли крылась его со временем познанная сила.       Один букет эмоций сменялся на другой, последний. Хищный и безжалостный в отношении тех, кто это заслужил.       — У каждой медали есть две стороны. Как видишь, у меня они обе залиты тьмой, — устало вздохнул Уилл, когда комната наполнилась чужой агонией.       Последний рубеж. Обычно самый короткий, на который уже не остаётся ни эмоций, ни остатков сил.       — Не бывает тьмы без света, как и света без тьмы. Истина всегда посередине. Ты спасал жизни, раз за разом отдавая себя. Ты ухаживал за стаей. И всю жизнь искал того, кто поймёт тебя. Я вижу тебя, Уилл, — понимающе улыбнулся Ганнибал.       — И я вижу тебя, — слабо улыбнулся в ответ Уилл, ощущая долгожданный спад энергий, желая прилечь и увлекая Ганнибала вслед за собой. Они устроились на одеяле, и Уилл потёр лицо, чувствуя себя эмоционально опустошённым. Выпотрошенным. — Твоё прозвище тебя полностью оправдывает.       Он покосился на довольное от комплимента лицо Ганнибала, и его улыбка стала чуть шире, а на душе — чуть легче.       Молекулы воздуха постепенно сбрасывали пепел искалеченных жизней. Стоны и крики о помощи затихали, превращаясь в нечто прожитое и отжившее. Их отзвуки блекли под теплом Ганнибала, что приподнял голову и мягко поцеловал Уилла в губы.       По телу прошлась волна лёгкого волнения. Снова. Но на этот раз за ней не последовало никакого энергетического выброса. И Уилл позволил себе расслабиться и окунуться в ощущения губ и руки, что приятно огладила бок и спустилась к талии.       — Тебе нужно отдохнуть. — Ганнибал покрыл лицо Уилла ещё несколькими поцелуями и отстранился. — Я не буду снимать защиту, пока ты полностью не придёшь в себя. Моя энергия будет помогать тебе восстанавливаться, поэтому будет лучше, если ты несколько часов поспишь.       Уилл осоловело рассматривал карие глаза, отмечая яркие бордовые вкрапления и такого же цвета полулунки на ободке радужки. Он чувствовал тяжесть усталости на груди и в горле и понимал, что Ганнибал прав. Если он сейчас не даст себе несколько часов на отдых, то к вечеру его тело будет напоминать настоящую трясущуюся рухлядь. И не потому что резерв опустошён, хотя это не так, а потому что его подвергшаяся сильному стрессу, более слабая человеческая часть даст о себе знать. И не самым приятным образом.       — Я думаю, нам обоим нужен отдых, — заметил Уилл, двигаясь ближе к Ганнибалу, чтобы положить голову ему на руку и оказаться прижатым лбом к щеке. — Если, конечно, у тебя нет планов на вечер.       — У меня есть планы на вечер, — раздался бархатный голос Ганнибала рядом с ухом, и он, положив подушку под голову, окутал Уилла коконом из рук, приятно прижимая того к себе. — И они включают тебя, Уилл. А теперь засыпай. Поговорить о произошедшем мы успеем позже.       Уилл сладко зевнул, ощущая себя в безопасности. Поток энергий Ганнибала бережно вливался в него, и он чувствовал тепло в груди и вдоль позвоночника, где приятно вибрировали хорошо очистившиеся энергоканалы. Швы прошлого, распоротые, теперь остались в стороне. Кожа Уилла помнила всё, но Ганнибал прав, прошлое нельзя стереть с памяти, но теперь оно больше не влияло на Уилла так сильно, как раньше. Он больше не тонул в нём, захлёбываясь грязью. Вся грязь вышла, и внутри не осталось ни чувства вины, ни стыда. Только ощущение долгожданного освобождения. С ним всё не так уж и плохо, пусть он и сорвал им с Ганнибалом первый раз. Но то, что они прошли, открыло и дало Уиллу гораздо больше. И если в тот раз, когда они работали с подселенцем, Уилл позволил Ганнибалу увидеть только кусочек прошлого, то сегодня его тело решило вывалить всё. И так даже лучше. Больше не будет нужды думать о себе, как о чём-то использованном. Ганнибал не позволит. Его энергия уже не позволяет, даря новые чувства, и Уилл впервые это принимал. Он впервые принимал такую заботу и защиту. Без каких-либо «но» и ощущений обременения. Возможно, он не будет лишним в жизни Ганнибала. Возможно, Вселенная всё же не ошиблась. Смог бы кто-то другой вынести то, что вынес сегодня Ганнибал? И не просто вынести, а ещё и не отвергнуть, видя следы прошлого, слыша всё то, что Уилл впитал за столько лет. Вряд ли. И это грело изнутри.       Дважды они прошли непростые ситуации. Дважды Ганнибал помог Уиллу пройти завесу прошлого, отпустить те следы, что раньше не стирались с кожи. Дважды он стал свидетелем того, что Уилл никогда никому не рассказывал. И в этом случае хотелось верить, что Вселенная будет милосердна к ним, и никакого третьего раза не потребуется. А пока Уилл медленно засыпал, с незаметной улыбкой одаривая Ганнибала потоком благодарности и принятия, прикрыв их обоих крыльями вместо одеяла.