Процент уязвимости

      Я пялился в потолок уже около получаса, рассматривал огромные трещины и несколько раз фантазировал, что вся эта рухлядь на меня упадёт, и тогда моя дурная голова перестанет болеть. Нога у меня была в гипсе и подвешена на верёвке, а что с рукой, я пока не знал, но на одной был толстый слой бинта, а в другой стоял катетер капельницы.       Я был один в огромной палате человек на шесть, обшарпанной и с неудобными койками, но мне так нравилась тишина. Скучно не было, я думал о том, что произошло, несколько раз лил слёзы в подушку, вспоминал детали аварии. Подумать только, презики спасли мне жизнь. А что было бы, если бы я за ними не полез? Если бы моя правая рука была свободна, а в левой не было толстой иглы, я бы отправил свою историю в качестве сценария для рекламы известной фирмы резинок.       Не то чтобы это оставило психологическую травму, к счастью, обошлось только переломом ноги и сильными ушибами, но всё же не каждый день видишь чью-то смерть. К тому же, ещё и этот бедный лось, что с ним теперь будет? Лосиный рай, наверное, как заповедник выглядит.       — Гречишный, градусник давай, — велела медсестра, только зашедшая в мою палату.       Худенькая, пожилая женщина в белом халате и шапочке, под которой выглядывало чёрное каре. Линзы её очков были просто толстенные, отчего глаза увеличивались раза в три. Я сдерживал смех каждый раз, когда она озадаченно моргала.       — Как самочувствие? — поинтересовалась медсестра, выхватив у меня прибор с ртутью.       — Жить буду, к сожалению, — соврал я, изобразив разочарование. А жизнь я на самом деле очень любил.       — Ты мне это брось, отчетность тут портить, у нас и так сегодня один в операционной дух испустил, земля ему пухом! — она потрясла градусник.       Я неожиданно чихнул, и всё тело сжалось от боли.       — Ты очень легко отделался, перелом ноги — мелочь, по сравнению с тем, что могло было быть. А насчёт руки - это сильный ушиб, не напрягай, и будет порядок.       Я послушно кивнул, а медсестра принялась всматриваться в какие-то бумаги, в линзах очков отразился её забавный прищур.       — Слушай, тому, кто тебя подбросить до города согласился… Звонили из морга, и его жена, несчастная женщина, хотела узнать, может, он что-то говорил?       — Последние слова? — уточнил я.       Главная по палате кивнула, а я сразу вспомнил его легендарное: «Сейчас остановимся, и я поимею тебя хорошенько. Стонать будешь подо мной, как похотливая сука». Такое, очевидно, нелегко забыть. Но не сказать же это бедной вдове, поэтому я изобразил, что напрягаю всю свою память, и произнёс как можно убедительнее:       — Вы знаете, мы ехали, он такой добрый человек был, бескорыстный, подвезти меня решил до города, а пока мы ехали, он о семье говорил. Что жену свою, Любку, любит, ой, или Галю? Не помню…       Заведующая кивнула:       — Это у тебя после легкого сотрясения, можешь какое-то время что-то путать, забывать, а жену у него Людмилой зовут, — объяснила глазастая, и я начал думать, что мужик был мастером тайм-менеджмента, если справлялся с таким количеством женщин.       Женщина сделала несколько росчерков на бумаге и озадачено спросила:       — Тебе кто-то сможет привезти твои домашние вещи?       — А мои где? — возмутился я.       — Твои после случившегося превратились в грязные тряпки.       — А рюкзак?!       — Красный? Так мы его тебе под кровать положили, не заметил чтоль?       Я уставился на неё, намекая, что не могу двигаться, и до неё хоть и не быстро, всё же дошло:       — А, точно, сейчас достану, — сказала она и неожиданно резко для своего возраста метнулась вниз и вылезла через секунду с моим багажом.       Я тут же полез в самый маленький кармашек и вынул свёрнутую бумажку из тетради для прописи. Зачем-то рассмотрел цифры через свет, исходящий из жужжащих вытянутых ламп.       — Можно ваш телефон, пожалуйста?       Она сунула мне раскладушку, сказав, что заберёт, когда принесёт обед. Я облегчённо вздохнул.       Покрутил одной рукой чёрный телефончик — и у меня, вдруг, быстрее застучало сердце. Я хотел было позвонить, но с таким голосом, как у меня сейчас, он бы даже не узнал меня, поэтому я нажал на кнопку сбоку, мобильный отбросил экран, и я, вбив номер, написал:       «Некита привет это Илъа я в аварыю папал какда работыл на нас лос набижалъ тот дядка умир а я в балцныцы нашыи меснай адежды нет ты можыш привесты мне пакетъ я спратал ево в мушской расдевалке пот лафкай там штынъь и маика ест»       Проделав такую работу, да ещё и на кнопках, я устало выдохнул и радостно отправил. Через десять минут ожидания, полного приятного волнения, мне пришло:       «Здравствуй, Гречишный! Ну, ничего себе, какая фантазия, ради чего только? Ладно, мы тоже в средней школе над учителями подшучивали, но у тебя неубедительно получается, поработай над логической цепочкой в сюжете, но молодец, что пишешь. Как говорится: «За изобретение «5», а по предмету неуд! Препод, конечно, лопух, но аппаратура при нём». Завтра жду на уроках, смотри, чтобы по пути в школу, на тебя слон не набежал!»       Я щурился, пыхтел, даже пробовал поворачивать гаджет под разными углами, чтобы справиться с чтением. Перечитывать пришлось три или четыре раза, но через десять минут я справился, и до меня дошло содержание. Вот гад!       Он не поверил?! Я хотел было написать ему гадостей, хотя, нет, это называется правдой, о том, какой он безразличный сухарь или просто дурак, если не понимает очевидного. А ещё и смеётся! Конечно, ему же ногу не сломало! Предательство я не прощаю! Он потом ещё будет мучаться, умолять простить его, а если я тут умру, то он придёт к моей могилке и поцелует фотографию на холодном камне, польёт сорняки своими слезами, а я буду смотреть на него сверху, и мне будет совсем его не жаль, я на него, наоборот, с небес хорошенько плюну!       — Ну, так привезут тебе вещи? — вырвал меня знакомый голос из фантазий, и я со злорадствующей улыбкой уставился на женщину в белом халате. — Родители у тебя далеко живут?       Она вскинула одну бровь, явно раздумывая, не переборщила ли с обезболивающим, а я быстро сделал нормальное лицо и выпалил:       — Предки уехали и надолго. К родным в эту… В Москву! А большие города они, знаете, затягивают в пучину порока, так что вернутся не скоро, а друг приедет, конечно, приедет. Куда он денется?       А сам то я знал, что это не так, но надежда умирает последней и примерно в тот момент, когда у тебя забирают средство связи обратно и ставят перед тобой поднос с какой-то жижей на тарелочке и желают приятного аппетита. Поставила эту гадость больничную и ушла.       Как только дверь за ней закрылась, я одной рукой отставил обед на прикроватную тумбочку. Стало так паршиво от того, что Никита не приедет, а я тут один, весь в синяках, да ещё и кормят ужасно. Меня накрыло такое одиночество и чувство беспомощности. Подумать только, я верил, что небезразличен ему, а он, наверное, читал и ржал, а в понедельник ещё другим учителям расскажет, чтобы все знали, что он с ними заодно и меня тоже терпеть не может.       Около часа я занимался самобичеванием, разыгрывал разные возможные сюжеты того, что вчера могло произойти. А если бы я не нагнулся? Осколки в глаза бы точно попали, ослеп бы, как минимум, а умереть мог бы? Я вообразил похоронную процессию с чёрными зонтами и поморщился, снова уставился в потолок, пытаясь отвлечься. В коридоре послышались быстрые шаги, почти что бегущие, я понял, что сейчас главная по палате будет впихивать в меня то, что они здесь называют едой и героически приподнялся, смотря на дверь. Она резко открылась уже через несколько секунд, за ней стоял Никита, весь взъерошенный, побледневший, в расстёгнутом пальто и с двумя сумками. Стоял, пытался отдышаться и смотрел на меня с таким ужасом в глазах. Я тут же расплылся в самой довольной и широкой улыбке и гордо хмыкнул.       — Гречишный, ты что не сказал, что тебя правда лось сбил? А если бы я в больницу не позвонил?       — Я? Не сказал?! Тебе принципиально нужно, чтобы я позвонил?       — Нет, тогда бы я просто сбросил, — сказал он и быстро прошёл внутрь. У моей койки он внимательно, как мне показалось, осматривал мой гипс, потом руку. Я получал удовольствие, видя, как он переживает. Правда, посреди такого «осмотра» у меня громко заурчал живот, гость посмотрел на меня взволнованно, а потом уже скептически и даже с отвращением на поднос, всё ещё стоящий на тумбочке. Аккуратно взял его и переставил на соседнюю, принадлежащую другой пустой кровати. Сам он сел на стул, поставленный в метре от меня, и принялся копаться в одной из сумок.       — Я тебе тут принёс разного, что успел купить, — начал он, достав пластиковый контейнер. — Хорошо, что выходной, я сырников приготовил.       Я сглотнул, во-первых, потому что уже порядком проголодался, во-вторых, мне раньше никогда не готовили. Наверное, я бы даже прослезился, если бы это был какой-то более посторонний человек. Никита открыл коробочку и поставил передо мной, я облизнул губы, увидев, что они ещё и с изюмом. Рукой, свободной от бинтовой повязки, взял один и сразу сунул в рот. У сидящего напротив поднялись брови вверх и он присвистнул:       — Теперь я понимаю, что такое настоящее «глубокое горло»…       Я захохотал, у меня изо рта чуть не полетели куски завтрака, я дернул рукой в бинте, чтобы прикрыть рот и тут же застонал от боли, хоть и ржать не перестал.       А Никита сидел возле меня такой домашний и сейчас был совсем другой, не как в школе. В джинсах и темно-синей футболке, с немного всклокоченными волосами, розовощёкий. Теперь я видел в его глазах море нежности, хоть и стеснялся слишком долго на него пялиться. А вот он на меня глядел, не отрываясь, и мне это нравилось. Очень нравилось.       — Так, пакет я твой не искал, а в город за нормальными вещами времени ехать не было, поэтому привёз свои, — рассказал он и указал на вторую огромную сумку. — Там футболки, штаны, рубашки всякие для дома, полотенце, все для гигиены, в общем, принимай и пользуйся. Всё чистое.       — Спасибо большое, — заулыбался я и откусил второй сырник. — А туда ты что положил?       — Ну, там, в основном, провиант. У меня дома земляничное варенье было, я у какой-то бабушки купил, вот, тоже для тебя взял.       Повисла тишина, но не неловкая, а просто наполненная спокойствием и благодарностью. Первым заговорил старший из нас:       — Как чувствуешь себя? Очень болит всё?       — Ты пришёл, и всё сразу прошло, — захлопал глазами я, наблюдая, как он краснеет и опускает взгляд. — Ты это ожидал услышать?! Болит всё и постоянно! Башка раскалывается, у меня всё тело в синяках! Я думал, что сдохну!       Он засмеялся, я тоже хохотнул.       — А можно посмотреть? — вдруг спросил мужчина.       — Что? — не понял я.       — Синяки, ты сказал, что у тебя по всему телу, я переживаю ведь.       У меня по телу пробежали мурашки, но как можно было отказать? Я бы себе такого не простил. Поэтому я незаметно глубоко вдохнул и как ни в чем ни бывало ответил:       — Ну, глянь, если хочешь.       Парень подвинулся вперёд на стуле, вытянул руки и аккуратно взялся за край одеяла. Меня вдруг прошибло потом, щеки стали пунцовыми, и я благодарил Бога, что в этот момент посетитель не смотрел на меня. Никита медленно потянул белую ткань вниз, под ней сразу же показалось большое сине-зеленоватое пятно в области груди. Шов пододеяльника прошёлся по моим соскам и опустился на несколько сантиметров ниже. И тут я, идиот, понял, что у меня, черт возьми, эрекция. Да ещё какая! От этой мысли к меня вырвался тяжёлый вздох, мой гость тут же испугано спросил:       — Больно? Это из-за меня? Прости, пожалуйста.       Он правда не понимал, что происходило в этот момент со мной. Вид у моего визитёра был исключительно сочувствующий, все движения демонстрировали бережность. А я в этот момент неистово благодарил больницу за такие тяжёлые одеяла.       — Нет, нет, точнее, да! Так что заканчивай, — испуганно промямлил я и выхватил одеяло из его рук.       Он неловко улыбнулся и медленно встал со стула, сказав:       — Я буду приходить каждый день после уроков, будем заниматься, чтобы ты совсем не выпал из процесса. Придёт сейчас медсестра, разберёт сумки, а ты поправляйся скорее.       Я только нервно кивнул и проводил его взглядом до двери. Посетитель вышел быстро, коротко улыбнувшись на прощание, а я как можно дольше вслушивался в его шаги по коридору, чтобы хоть как-то отвлечься.