Аманаты

Ты можешь Гудом стать, сосед, Может быть, даже я им буду — Вот почему на тысячу лет Нет смерти Робин Гуду, Вот почему на тысячу лет Не будет смерти Робин Гуду. Мультфильм «Отважный Робин Гуд»

Заседание штаба, оторвавшее Рокэ от постели больного ребенка и вынудившее его впервые за эти две недели выйти из дома, оказалось не эвфемизмом офицерской попойки, как он предполагал, а полноценным военным советом — не таким официальным, как Совет Меча (в конце концов, Его Величество не присутствовал), но вполне серьезным. Обсуждалась грядущая каданская кампания — за те недели, что Рокэ выпал из светской жизни, смутные слухи о том, что каданцы что-то затевают, обросли плотью и превратились в четкий военный план: каданцы, судя по донесениям разведки, собирались захватить один из приграничных городков, Проц — вечный предмет спора между тремя странами, который сейчас считался принадлежащим Талигу, — и стягивали войска к границе. Каданцы были известны своей неторопливостью, поэтому активных действий от них ожидали только к осени, и было решено действовать на опережение и начать кампанию против них во второй половине лета. Воспользовавшись этим, Рокэ выторговал себе еще несколько месяцев отпуска — он заявил, что ему необходимо заняться делами родной провинции, потому что зимой этого не удалось, и клятвенно обещал вернуться из Кэналлоа аккурат к началу кампании. Впрочем, особой аргументации и не потребовалось: из маршалов сегодня присутствовал один только Савиньяк, отдувавшийся за все верховное командование, и уж он-то никогда не стал бы чинить Рокэ препонов. — Ну конечно, генералу Алве у нас все потворствуют, — саркастически заметил полковник Ариго как будто про себя. — Попробовал бы кто-нибудь другой провести полгода в отпусках и почти сразу вытребовать себе еще один отпуск! — У дворянина существуют не только военные обязанности, — парировал Рокэ. — Если вы этого не понимаете, что же, сочувствую вашему графству, полковник. Этот человек сегодня раздражал его одним своим видом. Мало того, что состав нынешнего совета был крайне странным (например, бергеров представлял только Вейзель, который почему-то не успел вернуться домой, — возможно, имелось в виду, что Кадану собираются поручить Южной армии, а из Северной пригласили только военных, оказавшихся в этот момент в столице, — должно быть, из вежливости), и на нем присутствовало несколько полковников, так Ариго еще и сидел как на именинах, раздувшись от гордости, и вел себя как хозяин светского приема. Рокэ не представлял, с чем может быть связано это внезапное самодовольство, и у него даже возникло подозрение — смутная мысль на краю сознания, — что его клан может быть причастен к недавнему покушению. Откровенно говоря, расследование грозило зайти в тупик: мерзавец, стрелявший в Ричарда, успел скрыться в лесу, бросив мушкет, а вместе с ним сбежал и один из членов эскорта — молодой кэналлиец, недавно принятый на службу, из приличной семьи, за которого поручился его кузен, давно уже служивший у Рокэ в доме. Кузен бил себя в грудь и клялся, что ничего не знал: его излияния Рокэ даже успел услышать сам, когда тот, на пару с начальником эскорта, подловил его в коридоре и попытался броситься в ноги. Все остальное взял на себя Хуан, оградив своего соберано от ненужного беспокойства: допросив всех причастных с пристрастием, как он умел, он выяснил, что никто действительно ничего не знает, и через три дня (он справился бы и раньше, если бы ему не приходилось постоянно уговаривать самого Рокэ поесть и поспать) доложил, что выкинул нерадивых охранников на улицу, без жалования за последний месяц, и оставил только Серхио, который привез Ричарда, и пресловутого кузена, переведя обоих, впрочем, из охраны в поломои. Все ниточки, до которых ему удалось дотянуться, никуда не вели, и Рокэ они представлялись размочаленными обрывками корабельных канатов, дрожащими на ветру, в туманной пустоте. Рокэ напомнил себе, что Люди Чести, верные традициям, даже если они пытались таким образом навредить ему самому, не стали бы убивать ребенка одного из лидеров собственной партии, пусть уже покойного, — не отреклись же они на каком-нибудь очередном тайном собрании от семилетнего мальчика, провозгласив того предателем их дела. Скорее всего, не была здесь замешана и старая алисианская гвардия: отец Эгмонта, дед Ричарда, умер слишком рано, чтобы войти в когорту фаворитов королевы — но, протяни он достаточно, непременно занял бы свое место у трона и дожил бы до статуса «алисианского старика», наравне с безумным людоедом Анри-Гийомом и покойным Приддом. Нет, искать среди недоброжелателей самого Рокэ и его семьи было бессмысленно. Но был сегодня в штабе и еще один человек, чья семья — теоретически — не питала нежных чувств ни к Алве, ни к Окделлам: полковник Манрик, который неизвестно как затесался на военный совет, получил очередной чин не иначе как за большую взятку из карманов своего папаши, покупавшего ему один патент за другим, но почему-то считался подающим надежды снабженцем. Манрики имели свои виды на Надор и при этом не жаловали самого Рокэ и его круг, не прибиваясь ни к одной из партий (хотя, может быть, наоборот, это Рокэ — а раньше отец — и его круг ставили себя выше партий). Рокэ просверлил полковника подозрительным взглядом, тот в ответ состроил невинное выражение лица, и все вернулись к обсуждению кампании. Постепенно обмусоливание частных деталей исчерпало себя, на столе появились горячие закуски, и заседание штаба наконец-то приобрело тот вид, на который Рокэ рассчитывал изначально. И тут дверь распахнулась, и в зал, отпихнув дежурного, стоявшего у входа, влетел один из людей Рокэ, Хосе — причем не из тех, кого он взял с собой, а из тех, кто оставался дома. Рокэ повернулся, отодвигаясь от стола, где уже были расставлены тарелки, и Хосе, подскочив к нему, зашептал на ухо: — Соберано, тревога, вы срочно нужны, на дом напали! — Что? — спросил Рокэ, поднимаясь, и с ненавистью посмотрел на конопатое лицо Манрика. — Господа, прошу простить, срочные дела! Хосе изложил ему подробности уже на ходу: как только Рокэ вышел в коридор и широким шагом устремился к лестнице (главный штаб Талига занимал здание немаленького размера, и сегодня они заседали на третьем этаже, в зале с окнами, выходящими на парадную улицу), тот сразу выпалил, больше не стараясь понижать голос: — Это был Смертельный Налетчик и его шайка, соберано! Он зачитал вам “Vengador” под окнами и потом напал на дом! У Рокэ было достаточно недоброжелателей в столице, и он ожидал чего угодно, но только не этого. — Мы ведь уничтожили его банду еще десять лет назад! — Так ведь говорят, что он бессмертен, соберано, — Хосе повернулся и развел руками, и для этого ему пришлось пойти спиной вперед — на бегу; на лестнице это выглядело забавно. — Я сам, правда, не верю, но люди-то говорят, что его убиваешь — а он воскресает. Рокэ вспомнил, что, действительно, банда Налетчика всплыла еще при отце, сначала совсем ненадолго — и тогда, первый раз, уже ходили слухи, что их главаря пристрелили. Но потом, года через два, он вернулся, собрал остатки банды, набрал новых людей и опять начал бесчинствовать — ничего возвышенного, банальный разбой: бандиты грабили дома, обносили лавки, нападали на улицах на тех, кто побогаче; но все это вечно сопровождалось каким-то романтическим флером и обставлялось то как борьба за свободу, то как желание возродить давно забытую вольницу, то — иногда, когда бандиты марали руки об убийство, — как кровная месть. Отец, в котором не оставалось романтики ни на волос, после нескольких месяцев разгула все-таки сумел изловить Налетчика и приказал повесить, а банду полностью разгромил. — Из петли не возвращаются, — отрезал Рокэ. — Не верь глупым слухам, Хосе. Кто-то решил присвоить себе лавры своего кумира — среди бандитов тоже попадаются натуры с тонкой организацией. Так что там с домом? — Отбились, соберано, всех поймали, никто не ушел, Хуан их сейчас допрашивает. — Отлично. Кто-то пострадал? — Нет… — Хосе замялся. — Только ваш гость, соберано. — Гость? — удивился Рокэ. — Тот молодой дор, которого вы оставили сидеть с Рикардо. — А как ребенок? — спросил Рокэ, чувствуя, как замирает у него в груди сердце: покушение на Ричарда, получается, тоже могло быть делом рук Налетчика — бандит после своего псевдо-воскрешения, похоже, не разменивался на мелочи. — С ним все хорошо, — Хосе расплылся в улыбке. — Он даже не проснулся! ~ ~ ~ Налетчик выглядел точно так же, как Рокэ запомнил его десять лет назад: тот же гладко выбритый череп, на котором явственно выступали шишковатые бугры — свидетельство, как утверждают сьентифики, увлекающиеся судебным делом, преступных наклонностей; те же маленькие, близко посаженные глаза; та же бледная как у мертвеца кожа; тот же узкий рот с бескровными губами; тот же провалившийся нос — бандит не брезговал чересчур доступными женщинами. Весь его облик был как будто призван вызывать отвращение. Увидев Рокэ, вошедшего в подвал, куда бросили бандитов, Налетчик дернулся в веревках и зашипел сквозь зубы, как гадюка, которой наступили на хвост: кляпа на него пожалели, или никто не захотел прикасаться к лицу. Хуан пнул его сапогом в спину, вынуждая упасть на колени, и сказал: — Так-то ты приветствуешь своего соберано! — Он мне не соберано! — прогнусавил Налетчик и плюнул Рокэ под ноги. Рокэ брезгливо отодвинулся: не хватало еще подцепить от него дурную болезнь — и небрежно спросил Хуана: — Я надеюсь, вы его трогали только в перчатках? — Конечно, соберано! — Потом сожжете, сапоги тоже, — бросил Рокэ и снова повернулся к Налетчику: — Так, значит, вот как выглядит сволочь, которая стреляет в детей? — Понравилось, что мы сделали с твоим сыном, соберано? — засмеялся Налетчик. — Это тебе за всех наших братьев и сыновей! От того идиота, который не умеет прицелиться в ребенка, мы уже избавились, не переживай. С твоими дочерями у нас вышло лучше, я уверен! Рокэ стоило усилий сохранить бесстрастное выражение лица; от того, чтобы ударить Налетчика, удержало только нежелание к нему прикасаться. — Из Алвасете писем пока не было, соберано, — сказал Хуан. — Но там гораздо больше охраны, я уверен, если что-то и было, то они легко отбились. Действительно, Налетчик удачно подгадал время, чтобы напасть на особняк в столице: лишенный половины эскорта — на место уволенных охранников пока не успели набрать новых, — Рокэ был более уязвим, чем обычно. Он с тоской подумал, что придется еще от кого-то избавиться: в доме, очевидно, завелась крыса — человек, непонятно как подкупленный Налетчиком, который поставлял ему сведения и сумел сегодня провести его и всю банду во двор особняка. — Я ведь имею право вздернуть его прямо здесь, да, Хуан? —задумчиво спросил Рокэ. — Да, соберано: особняк считается территорией Кэналлоа. — Но мы этого делать не будем, потому что я не хочу, чтобы ребенок случайно увидел, как он там корчится. Поэтому ты, урод, отправишься на виселицу, как положено! Налетчик снова расхохотался: — И чего ты этим добьешься, мнимый соберано? Я бессмертен! Я еще вернусь, и это будет триумфальное возвращение! Кэналлония будет свободной, и я буду ее королем, а Изабеллочка — моей королевой! Рокэ поморщился: имел ли в виду сумасшедший бандит под словом «Кэналлония» — уродливым кадавром, мертворожденным детищем изящного «Кэналлоа» — свою подпольную империю или какой-то город или область, где тот собирался ввести самоуправление, но его вопли исподволь напомнили Рокэ его собственные мысли. Не так ли и он сам, мечтая, воображал, что, если бы та пожелала стать королевой, он бы не мешкая отложился, разорвал унию, приказал закрыть перевалы и объявил себя полновластным королем? Видеть свое отражение в кривом зеркале было неприятно, воспоминание о той заставило его сердце болезненно сжаться, и Рокэ, разозлившемуся на себя самого, захотелось поскорее разделаться с бандитом. — Это Изабеллочка наградила тебя вот этим? — Рокэ кивком указал на его нос. — Переходящий, так сказать, приз? Ублажала и тебя, и твоих предшественников? Впрочем, не важно. Едва ли ты скажешь мне что-то новое — все, что надо, мы выясним у твоих людей. Тут все уже понятно. Уводите. Хуан, убедись, чтобы этот не сбежал по дороге на виселицу. — Тебе никогда нас не победить! — выкрикнул напоследок Налетчик, когда его уже волокли к выходу из подвала. — У нас еще есть друзья! Ты даже не представляешь, какие это друзья и где они! — Заткните ему наконец рот, — велел Рокэ и отправился допрашивать остальных. ~ ~ ~ Захваченные бандиты, однако, не смогли сказать ничего определенного: они, проявив мудрость, не пытались запираться — но оказалось, что они не знают совершенно ничего ни о планах своего главаря, ни о тех, кто еще на него работает, ни о его логове в Олларии, ни о его базе в Кэналлоа, ни о предателе в особняке (здесь Рокэ, впрочем, был уверен, что Хуан справится сам) — ни о чем. Налетчик, как будто он был опытным военным, сведущим в делах разведки, установил в своей банде такие порядки, что люди в одном маленьком отряде были знакомы только друг с другом и со своим командиром, командир — со своим начальством, и так далее — впрочем, это «и так далее», в отличие от настоящей армии, включало всего три ступени от простого исполнителя до самого Налетчика. Единственным, что Рокэ с Хуаном удалось выбить из бандитов, прежде чем отправить их вслед за вожаком, были всевозможные спекуляции на тему бессмертия Налетчика. Кто-то из его людей всерьез считал, что их главарь то и дело воскресает, кто-то об этом вообще не задумывался, но один — и Рокэ принял эту версию за рабочую — сообщил, задумчиво почесывая клочковатую бороду, что он слышал, будто поговаривали, что Налетчик происходит из семьи, в которой было семь братьев. — Семь! — сказал Рокэ, когда бандитов увели. — Ты представляешь, Хуан! Это трех мы поймали — и, значит, нам предстоят еще четверо? Да уж, предвкушаю это «триумфальное возвращение»! — Может быть, кого-то раньше поймали, — рассудительно ответил Хуан. — Кто-то сам по себе сгинул. У кого-то, может, таланта никакого нет. Не волнуйтесь раньше времени, соберано. Идите лучше ложитесь. За этими делами Рокэ сам не заметил, как уже рассвело. Хуан был прав: возбуждение, приправленное гневом, уже схлынуло, да и две последние недели успели изрядно его вымотать, и Рокэ даже не чувствовал в себе сил зайти к Ричарду и убедиться, что с ним все в порядке. Предоставив Хуану, которому тоже не мешало бы поспать, самому раздавать поручения, Рокэ поднялся к себе, отослал лакея, велел, чтобы его не будили, даже если кто-то явится с визитом, еще в кабинете начал расстегивать перевязь и тут обнаружил, что на столе его ждет письмо из Алвасете, пришедшее с утренней почтой. Сон мигом слетел: Рокэ схватил письмо, сорвал печать, проглядел, выискивая имена девочек — бандит ведь намекал, что устроил покушение и на «дочерей», — и только на второй странице, за рассуждениями о грядущем урожае, погодах и собранных налогах, нашел краткое упоминание о неприятном, но не стоящем внимания случае. Домоправитель писал, что карету, которая везла маленьких дорит и их нянек на прогулку по берегу моря, подстерегали в зарослях какие-то типы с мушкетами — негодяев удалось заметить загодя и поймать, но на допросе они не сумели выдать ничего существенного. Почерк Налетчика был отчетливо виден — то ли ему недоставало воображения, то ли у него были оригинальные представления о красоте и симметрии, — но, к счастью, здесь он полностью просчитался. Рокэ с облегчением выпустил листок из руки и, пообещав себе завтра обязательно прочитать письмо целиком, добрался до спальни, разделся и мгновенно уснул.