Аманаты

— Донесение для генерала Алвы. — Давайте сюда. — Нет уж, велено передать лично в руки. Оскар окинул наглого лакея неодобрительным взглядом и понадежнее перехватил пакет с посланием. Он только месяца два как закончил Лаик, а уже не питал к генералу Алве особенной любви — хотя бы потому, что тот успел заделаться генералом, тогда как эр Ги — одного с ним возраста! — до сих пор прозябал в полковниках. Оскар обещал себе, что сам выпрыгнет из штанов, но дослужится до генеральского звания еще раньше. Генерала Алву он до сих пор видел вблизи всего пару раз: первый — на смотре войск; второй — в тот же вечер на заседании штаба. Подобные заседания, по словам эра Ги, обычно плавно перетекали в общую попойку, и Оскар уже предвкушал, как приятно проведет время, но Алва зачем-то притащил с собой в штаб своего ребенка (или, может, не своего, но Оскару не было никакого дела до личной жизни малознакомого генерала), и занимать мальчика отрядили именно Оскара. Если быть до конца честным с самим собой, не то чтобы Оскар тогда остался очень разочарован. В последние недели Алва как-то пропал из виду, и вот сегодня в штабе решили, что его присутствие абсолютно необходимо. Оскар не вникал, почему. Генерал и сегодня не изменил своей эксцентричности. Он появился в маленькой приемной, куда провели Оскара, — появился, надо отдать ему должное, довольно быстро, и Оскар даже не успел заподозрить, что его тут собираются хорошенько помариновать, — появился растрепанным, как будто даже взъерошенным, в домашнем наряде, без камзола, в рубашке с развязанным воротом. Ни эр Ги, ни отец, ни отцовские сослуживцы никогда не позволили бы себе показаться посетителю в таком непотребном виде. Генерала, однако, это ничуть не заботило. Он забрал у Оскара пакет, вскрыл, пробежал записку глазами, хмыкнул и сообщил: — Ответа не будет, и я никуда не поеду. Обойдутся без меня. Эр Ги предупреждал, что такое может случиться, так что у Оскара на этот случай был заготовлен аргумент. — На словах просили передать, что вас очень ждут — ждут только вас, и даже маршал Савиньяк уже там. Генерал Алва снова хмыкнул, оценивающе оглядел Оскара, как будто решая в уме шахматную задачу, и вдруг спросил: — Что вам приказало ваше начальство после того, как вы доставите пакет, молодой человек? У вас есть еще дела? Вы заняты? Оскар моргнул и вытянулся в струнку: резкий командный тон заставил его отвечать по всей форме. — Никак нет, господин генерал! — отрапортовал он. — Заданий не имею, полковник Ариго сообщил, что могу быть свободен! — Ясно, — сказал генерал и кивнул не то Оскару, не то своим мыслям. — Корнет… Феншо, верно? На этот вечер вы переходите в мое распоряжение, как вышестоящего по званию. Значит, так. Я должен прочитать ребенку книгу на ночь и уложить его спать. Предупреждая ваш вопрос: все в моем доме, кто умеет читать на талиг, заняты; все, кто не занят, не умеет читать на талиг. Так как я вынужден буду уйти, это сделаете вы. С Ричардом вы уже знакомы, представлять вас друг другу не надо. Приступайте прямо сейчас. Следуйте за мной. На этом Алва без лишних объяснений развернулся и вышел из комнаты; слишком ошарашенный, чтобы спорить, Оскар машинально двинулся за ним, по коридору, вверх по лестнице и снова по коридору, и чуть не уткнулся ему в спину, когда тот остановился перед одной из дверей. Обернувшись через плечо, Алва бросил: — Имейте в виду, что ребенок болен, так что давайте без ваших молодежных глупостей. Оскар пожал плечами и осклабился: похоже, его давешние игры с мальчиком в штабе оставили в душе неискушенного отца неизгладимый след. Тем временем Алва, захлопнув дверь перед носом у Оскара, скрылся в комнате, и оттуда раздались тихие голоса, причем в репликах Алвы угадывались как будто извиняющиеся интонации. Оскар снова пожал плечами и, дожидаясь, пока он понадобится, принялся рассматривать интерьер коридора. Посмотреть было на что: кэналлийские герцоги привыкли жить на широкую ногу, и по роскоши особняк мог сравниться разве что с королевским дворцом. Графы Ариго, например, — не говоря уже о семье самого Оскара, — не увешивали стены коридоров натюрмортами и пейзажами средней руки, очевидно, сосланными сюда из гостиных, и не застилали полы морисскими коврами. Дверь снова распахнулась, когда Оскар развлекал себя тем, что приминал носком сапога ворс ковра, а потом убирал ногу и смотрел, как он поднимается. Генерал Алва, никак не прокомментировав это его занятие, кинул: — Корнет, заходите. Вот книга, вот стул, располагайтесь. Если что-то понадобится, спрашивайте у моего управляющего, его зовут Хуан. Когда Оскар вошел и начал оглядываться, Алва тут же отвернулся от него и, склонившись над кроватью, проговорил гораздо мягче: — Дикон, вот Оскар, как я и обещал. Он тебе почитает, ты поспишь, а утром я уже опять буду с тобой. — Хорошо, эр Рокэ, — приглушенно ответил детский голос. — Здравствуйте, эр Оскар. Ребенок, укрытый одеялом по самый нос, смирно лежал в кровати и выглядел грустным, но не очень серьезно больным. На столике возле постели действительно обнаружилась книга в темно-красной обложке, с позолоченным обрезом и с тиснением по корешку; судя по вложенной между страниц гравюре, она рассказывала о море и кораблях. — Тогда не скучай, — Алва улыбнулся, провел мальчику рукой по волосам и вышел. — Ну что, приболел? — дружелюбно спросил Оскар, когда за Алвой наконец закрылась дверь. — Простудился? — Да нет, — сказал Ричард, немного оживляясь и высовывая нос из-под одеяла. — Это меня ранили. Вот смотрите, там на столике пуля — это из ноги. — Нич-чего себе… — Оскар проглотил ругательство: не сквернословить же, в самом деле, при ребенке — и повертел в пальцах сплющенный свинцовый шарик, который и правда нашелся на столике. — Слушай, действительно, пуля. — Еще в руку: вот, видите, перевязано, — похвастался мальчик и, отогнув одеяло, продемонстрировал Оскару повязку на плече. Оскар присвистнул: — Ну ты даешь: в меня вот еще ни разу не попадало, хотя я вообще-то уже военный. Как ты вообще оказался там, где стреляли? — Да не знаю, — Ричард снова поскучнел. — Мы просто ехали в карете, остановились, я пошел погулять, и там кто-то выстрелил. Он опять спрятался под одеяло — так, что виднелись только глаза, и Оскар, который был и не прочь порасспрашивать его поподробнее, решил не настаивать: по опыту он знал, что расстраивать заболевшего ребенка — себе дороже, еще начнет реветь или капризничать, и придется утешать. — Так, ладно, — сказал он и, устроившись на стуле поудобнее, взял в руки книгу. — Давай-ка я тебе лучше почитаю. Где вы тут остановились? — Там ленточка, — охотно указал Ричард: видимо, он не так уж переживал из-за своих злоключений или же рад был отвлечься. — И там как раз пираты напали на корабль. — Пираты? — повторил Оскар и открыл книгу там, где та была заложена тонкой шелковой ленточкой с посеребренным кончиком: даже закладки в этом доме отдавали роскошью. — Пираты, значит. Ну, интересно. Слушай. Морские приключения увлекли Оскара, и он, зачитавшись, не заметил, как ребенок уснул. Оскар перелистнул еще пару страниц, читая уже про себя, и тут за окном кто-то гнусавым и очень громким голосом затянул серенаду на незнакомом — должно быть, кэналлийском — языке. Оскар понадеялся, что красотка, которой посвящает песню этот придурок, быстро сообразит вылить тому что-нибудь на голову, потому что слушать эти завывания было невозможно, но нет — горничным в доме генерала, похоже, такое нравилось, потому что никто не отреагировал, и певец закончил одну песню и завел новую, еще более заунывную; в словах угадывалось что-то про дам и кавалеров. Оскар в ярости захлопнул книгу, встал, распахнул ставни, высунулся в окно как можно дальше и заорал: — Да сколько можно выть! Заткнись уже, идиот! Если ты мне тут разбудишь ребенка, я тебе твою гитару в глотку запихаю! Неудачливый влюбленный не обратил внимания на отповедь Оскара, но, видимо, сам устал от серенад, поэтому перешел к речитативу, такому же гнусавому, как и пение: Helo, helo, por do viene el infante vengador, caballero a la gineta en caballo corredor... Опять что-то про кавалера, между прочим. Оскар, скрипнув зубами, с грохотом закрыл ставни и, обернувшись, обнаружил, что, естественно, его маленький подопечный просыпается. Мальчик пошевелился, потер кулаком глаза и позвал: — Эр Оскар, что там такое? — Ничего, — твердо сказал Оскар, укутывая его одеялом понадежнее. — Там ничего нет, спи давай. В ответ на его слова сквозь закрытые ставни пробилось особенно резкое: Iba buscar a Roque Alva, a Roque Alva el traidor. Оскар закатил глаза: серенада, оказывается, предназначалась не какой-то из служанок, а самому хозяину дома. Он похлопал Ричарда по ноге и, убедившись, что тот снова заснул, вышел из комнаты. Никого из слуг поблизости не оказалось — они то ли все занимались чем-то в другой части дома, то ли — скорее всего — в отсутствие хозяина бездельничали в людской. Пошатавшись немного по коридору, Оскар наконец наткнулся на одинокого лакея, велел позвать управляющего и, когда тот явился, потребовал: — Вы можете угомонить своих людей? У нас под окнами какой-то герой-любовник уже с полчаса распевает серенады и читает стихи. Отвратительным голосом: у меня самого уши в трубочку сворачиваются, а ребенок не может спать. — Да? — бесстрастно спросил управляющий. — Поет, значит? Я ничего не слышал. И о чем же он поет? — Что-то про вашего хозяина, — зло сказал Оскар, рассерженный тем, что ему не верят («Конечно, не слышал, потому что ты болтаешься неизвестно где, а поют с улицы, из-за ограды»). — Возможно, любовный романс. И еще что-то про кобылу в коридоре. Выражение лица управляющего мгновенно переменилось, и сквозь безразличие проступила озабоченность. — Вы уверены, дор? — спросил он. — En caballo corredor? И имя соберано? И голос гнусавый, как будто у человека что-то с носом? — Ну конечно, уверен. Кавалло. И коридор. — Каррьяра… — пробормотал управляющий и провел рукой по лицу. — Соберано Алваро ведь еще когда истребил всю их шайку… Эй! — внезапно закричал он и перешел на кэналлийский. Судя по тому, что на его крики немедленно начали сбегаться взбудораженные домочадцы, певца здесь не жаловали. Началась суматоха. Управляющий отдавал резкие приказы, толпа все прибывала; кто-то убегал, получив задание, кто-то формировал отряды, кто-то уже доставал пистолеты; повсюду слышались возбужденные возгласы — а Оскар смотрел на все это с раскрытым ртом и думал только о том, что особняк в одночасье стал походить на военный лагерь. Скользнув по нему взглядом, управляющий — видимо, заметив его, — отрывисто спросил: — Дор, у вас же есть оружие? Оскар кивнул. — Тогда вооружайтесь и во двор! Быстро! Подхваченный общим движением, Оскар не нашел случая ни возразить, ни выяснить, в чем дело, и, вытащив шпагу, устремился вместе со всеми вниз; по пути он успел спросить у одного из бегущих рядом кэналлийцев, что происходит. — Сам не знаю, — ответил тот на бегу, — но Хуан говорит, что на дом напал Смертельный Налетчик! Проклятый бандит объявил соберано кровную месть и уже зачитал “Vengador”! Когда они выскочили во двор, там уже было совершенно темно — должно быть, кто-то специально потушил все фонари, — и то и дело раздавались выстрелы. У Оскара мелькнула мысль, что он, непонятно как, зачем и почему, ввязался в свой первый настоящий бой; и что такого он точно не ожидал, когда отправился в этот дом с поручением от эра Ги. Прочувствовать это новое ощущение как следует он, однако, не успел: он так и не разглядел ни одного бандита и только двинулся вперед, на звук — туда, где вопили яростнее всего, — обходя на ощупь нечто, похожее на парапет фонтана — как вдруг что-то резко толкнуло его в ногу, он упал, ударился затылком о каменный бортик, и его первый бой на этом закончился.