Аманаты

— Представляете, я так и не выяснил, ворует он сами дрова или все-таки деньги на дрова, — сказал Рокэ и вытряс последние капли из кувшина с вином себе в бокал. Вальдес засмеялся, а Эмиль спросил: — А поленницу ты проверял? Накануне Фабианова дня они с Эмилем и Вальдесом коротали вечер в кабинете Рокэ на улице Мимоз. Компания была бы больше, но Лионель задерживался во дворце, Альмейда собирался приехать только завтра, прямо к церемонии, а Айрис, которую Рокэ тоже звал присоединиться, посидела с ними минут пятнадцать и ушла не то гулять, не то к себе — ей пока было скучно слушать взрослые разговоры. Вальдеса пришлось вызвать в столицу официальным приказом — он мало того, что не жаловал Фабианов день и, не желая, как и Рокэ, брать никаких оруженосцев, не приехал бы по своей воле, так еще и после того инцидента на церемонии представления наследника собирался, видимо, прятаться от Рокэ до бесконечности. Явившись в Олларию, он попытался отсидеться в Адмиралтействе, где в любом случае был обязан появиться и доложить о себе, и вот там-то Рокэ его и застал и потребовал объяснений. Оказалось, что пресловутый приятель Вальдеса и правда вышел в отставку в конце позапрошлого года — полтора года назад, после того, как дриксы подписали не очень выгодное для себя перемирие с Талигом. Северная кампания тогда затянулась на целых три года, но шла очень вяло — это были скорее редкие стычки на границе; Вальдес успел познакомиться с дриксенским адмиралом ближе к ее концу, когда уже обсуждались условия мирного договора. Потом адмирал не поладил со своим руководством и то ли ушел сам, то ли его вынудили подать в отставку — так или иначе, теперь он действительно служил капитаном на ардорском — Рокэ угадал — купеческом галеоне. Рокэ согласился, что «Вице-адмирал Вальдес ради шутки провел во дворец своего приятеля, ардорского торговца» звучит гораздо лучше, чем «Адмирал вероятного противника проник во дворец при пособничестве вице-адмирала Вальдеса»; они помирились, и Вальдес, собрав нехитрые дорожные сумки (он, конечно, путешествовал налегке), перевез их из казарм при Адмиралтействе к Рокэ в особняк. — Еще эта история с фельдшером, — продолжал Рокэ, наполняя кувшин заново. — Я еще не рассказывал? О! Оказалось, Арамона несколько лет подряд выписывал жалование на имя несуществующего человека, который числился у них в школе штатным лекарем. — В Лаик есть врач? — удивился Вальдес. — По-моему, у нас никто не болел. — Кажется, у нас тоже… Хотя нет, Отто пару раз попадал в лазарет, — вспомнил Эмиль. — Ну да, — сказал Рокэ. — Так вот, во всех бумагах имя — какой-то Луи Сэц-Кредон, никто никогда о таком не слышал. Стали разбираться, и выяснилось, что Арамона записал собственную жену под мужским именем, а деньги, которые полагались лекарю, прикарманивал. Ума не приложу, как можно было за несколько лет все так запустить! Но ничего — в будущем году он у меня узнает, что такое настоящие проверки: в Лаик как раз пойдет следующий ребенок, и я там все проконтролирую с начала и до конца! Вальдес одобрительно хмыкнул, а Эмиль моргнул и с недоумением взглянул на Рокэ, но не успел ничего сказать, потому что в этот момент появился Лионель. — Слышали новости? — спросил он, входя. — Гайифский посол сбежал — причем, по слухам, не один. «Не один? С Айрис! Как этот негодяй таращился на нее на балу!» — мелькнула у Рокэ мысль, но он вовремя вспомнил, что, во-первых, обещал Айрис больше не подозревать ее, а во-вторых, она только что — полчаса назад — была здесь, поэтому, добавив в голос небрежности, уточнил: — Да? Ну и с кем же? — Вроде бы с секретарем йернского посольства, — ответил Лионель и, взяв себе бокал, рухнул в кресло. — Но не суть. Что вы тут обсуждаете? Росио, опять наставляешь Милле, как правильно брать оруженосцев, чтобы он ни в коем случае ничего не напутал? — О да, действительно, спасибо, что напомнил, — сказал Рокэ. — Милле, не забудь, что завтра я на тебя рассчитываю. Эксцессов быть не должно: кансилльеру и его дружкам на последнем королевском совете я сделал внушение, так что они наверняка не посмеют сунуться, даже если на что-то и надеялись. А все остальные и так не собирались мне перечить… — Росио, перестань! — Лионель возвел глаза к потолку. — Сколько можно! Ты не наседка! — О, ваша матушка мне говорила то же самое, — заметил Рокэ. «Я, знаешь, Росио, не терплю этих визитов соседских кумушек с дочерями на выданье, — сказала ему Арлетта три года назад. — Эти условленные заранее браки, родительские сговоры — нет, пусть мальчики сначала подрастут, сами выберут себе кого-то по вкусу…» Арлетта тогда еще не знала, что Рокэ приехал к ней как раз чтобы обсудить помолвку Арно и Эдит; ему пришлось ее разочаровать, и она — только ради него — согласилась изменить своим принципам. — На самом деле, я думал еще подстраховаться, — вернулся он к теме, — но Курт отказался: он почему-то считает, что у Дикона неподходящий склад ума. Есть еще, конечно, флот — вот тот же Ротгер — ты ведь согласился бы, если я тебя попросил? — но Дикон, увы, не очень любит корабли — удивительно, какая-то идиосинкразия! Море любит, а все навигационное — отрицает. Но… кстати, Ротгер, у тебя будет шанс в следующем году: Айри, наоборот, разбирается в морском деле, и… — Айри? — переспросил Вальдес. — Странное имя для мальчика, но если тебя это порадует, я, конечно, готов… — Погоди, Росио, стой, — перебил его Эмиль (Лионель при этом пробормотал про себя: «Угу, мальчика — того самого, который так понравился гайифскому послу»). — Ты не перепутал? Ты хочешь, чтобы Ротгер взял Айрис в оруженосцы? Может быть, в жены? Или ты всерьез собираешься отправить девочку в Лаик? Знаешь, даже с твоей эксцентричностью это слишком! Ее, конечно, примут — кто же откажет Первому маршалу — но ей там придется нелегко! — Ну да, — начал Рокэ и, осекшись, провел рукой по лицу. — Каррьяра… Это я по инерции, машинально! Они у меня с самого начала учатся вместе — Айри изучает все то же, что и Дикон, — вот я и привык! — он засмеялся и покачал головой. — Нет, конечно, никаких школ оруженосцев на следующий год: Арамону, похоже, придется просто уволить. *** — Генерал, у меня для вас будет важное задание, — сказал маршал Ги, поднимаясь из-за своего обитого красным сукном стола в кабинете при штабе, куда он пригласил Оскара, и подходя к нему ближе, почти вплотную. — Есть, господин маршал! — Оскар по старой привычке встал навытяжку: он так стремительно продвигался в звании, пройдя за эти десять лет путь от корнета до генерала, что не успел изжить в себе унтер-офицерские манеры, и они иногда пробивались в самый неожиданный момент. — Генерал, вы никогда не задумывались о том, чтобы взять оруженосца? — Никак нет, господин, маршал! — Оскар, вольно, — маршал Ги махнул рукой и слегка скривился. — Послушай внимательно: мне нужно, чтобы ты взял одного молодого человека в оруженосцы. Сам я, как понимаешь, не могу — выпускается твой родственник, а у нашей семьи с вашей давний договор… — Так, — сказал Оскар, изобразив заинтересованность: пока он не понимал, куда клонит маршал. — Впрочем, нет, все не то, — маршал Ги поморщился. — Оскар, это Ричард, герцог Окделл. Вы же, кажется, с ним неплохо ладите? — Ну да, он хороший парень: мы встречаемся иногда при дворе, и Первый маршал пару раз приводил его в штаб, и вообще мы родня, но близко не общались с тех пор, как он был совсем маленький, — Оскар пожал плечами, все еще недоумевая, чего от него нужно маршалу Ги. Те три недели десять лет назад, что он провел в особняке Алвы (тогда еще генерала), конечно, трудно было забыть… кстати, то ранение осталось для него первым и единственным: судьба оказалась к нему благосклонна и раз за разом давала возможность погеройствовать, ничего не требуя взамен. — Так вот, я хочу, чтобы завтра ты назвал его имя. Понимаешь, — заметив выражение на лице Оскара, маршал все же решил снизойти до объяснений, — на последнем Королевском совете Первый маршал устроил нам форменную сцену. Ты не представляешь, с каким видом он потребовал, чтобы никто из Людей Чести не брал его воспитанника в оруженосцы! Он буквально нам угрожал! А ведь, согласись, необходимо вернуть сына Эгмонта Окделла в наш лагерь, вырвать его наконец из рук чужой партии… Оскара не занимали эти распри между партиями, покрытые вековой пылью и не нужные сейчас никому, кроме кучки особенно рьяных фанатиков, но он не хотел расстраивать маршала Ги, поэтому кивнул. — Никто из нас, кто был на совете, конечно, не посмеет пойти против него, — продолжал маршал. — Но ты, Оскар, — совсем другое дело. Во-первых, ты на отличном счету в армии, Первый маршал не испытывает к тебе неприязни — тем более что ты однажды даже защищал его дом. Во-вторых, тебе покровительствует Катари — с тобой не посмеют ничего сделать — твое положение гораздо лучше, чем наше, хотя мы ее родные братья… — Ладно, эр Ги, — перебил его Оскар. — Я все понял. Возьму я вашего Окделла, не переживайте. — Прекрасно! И, Оскар, заклинаю тебя — чтобы без твоих армейских выражений! Не вздумай сквернословить на церемонии, сдержи себя, пока будешь произносить формулу — иначе ее просто не засчитают, я знаю этих крючкотворов. Надеюсь, нужные слова ты помнишь. Завтра сядешь в моей ложе, я договорился, — маршал Ги похлопал Оскара по плечу и снова перешел на официальный тон: — На этом все, генерал, можете быть свободны. *** Трибуны, возведенные на площади святого Фабиана, стали заполняться задолго до начала церемонии: дворяне, стекавшиеся в столицу ради праздника, видели в нем возможность встретить давних знакомых, побеседовать, обменяться новостями — и, конечно, показать себя королю и двору. Рокэ, который раньше или опаздывал, поднимаясь на свое место уже после того, как зачитывали список выпускников, или — если король особенно настаивал — появлялся за пару минут до начала и неизменно демонстрировал всем своим видом, насколько ему неинтересно смотреть ни на оруженосцев, ни на их новоиспеченных господ, на этот раз тоже приехал заранее. В королевской ложе, кроме самого Рокэ и Его Величества, сидели королева, кардинал и Айрис — воспитаннице положено быть рядом со своим опекуном; и, мало того, герцогиня имеет право составить компанию государыне. Айрис была в перешитом платье Литовой невесты: пестроту убрали и добавили багряного и золотого — родовых цветов Окделлов, — и, по мнению Рокэ, смотрелась очень выигрышно на фоне королевы в ее обычном черно-белом наряде. Рокэ поздоровался со знакомыми, кивнул Савиньякам, которые расположились по соседству, и задержал взгляд на Эмиле: тот казался расслабленным и спокойным и уже, вытащив из кармана кулек орехов, начал со смехом предлагать их всем ближайшим дамам. Заглянув ему в глаза, Рокэ дождался, пока у того на лице появится осознанное выражение («Ты же помнишь, что мне обещал? — Конечно, я не забуду!»), и только тогда отвел взгляд. Между прочим, он заметил, что нынешний ближайший фаворит королевы, генерал Феншо (кружок поклонников Катарины окончательно распался: Джастин погиб, Литенкетте покинул двор, а другие куда-то рассеялись, и остался только этот) имел наглость усесться совсем близко — в ложе по левую руку от королевской, рядом с братьями Ариго. Айрис тем временем перегнулась через ограждение и принялась кому-то махать: на площадь наконец вывели унаров, и это значило, что церемония вот-вот начнется. — Айри, погоди, они не могут ответить: им запрещено шевелиться, — оборвал ее Рокэ. — Не могут, но они видят меня! Дик! Берто! Паоло! — Смотреть наверх тоже вообще-то нельзя, — сказал Рокэ. — Подожди немного: Дикон первый, и его наверняка вызовут одним из первых; и Берто тоже в начале списка — они оба уже скоро будут здесь. На пресловутые «смотрины», Рокэ, естественно, не пошел, но он знал, кто занял какое место на заключительном турнире по фехтованию: список доставили курьером в тот же день сразу после испытания. Ричард, конечно, был первым; Берто — вторым. В этот момент заиграла музыка, и кардинал, нагнувшись к Айрис, произнес: — Тише, дитя мое: начинается. Слушайте: сейчас герольд объявит: «Маркиз Ричард А…» — то есть, конечно, простите, герцог Окделл. Рокэ был уверен, что кардинал сделал эту оговорку не случайно, а чтобы еще раз напомнить ему об отце — напомнить о том унижении, которому его в свое время подверг отец — напомнить, конечно, напрасно, потому что Рокэ не забывал об этом и сейчас делал все, чтобы его ребенок ни на минуту не испытал того ощущения, которое испытывал он сам в свой Фабианов день по милости соберано Алваро. Тем временем замолкла барабанная дробь, площадь затаила дыхание в ожидании, и герольд провозгласил: — Граф Эстебан Сабве, наследник герцогов Колиньяров. Герцог Ричард Окделл… — Что-о-о?! — взревел Рокэ, вскакивая с места. — Какого Леворукого?! Квальдэта цэра! Я же видел списки! — Эр Рокэ, это, наверное, из-за гальтарского, — прошептала Айрис и потянула его за полу камзола. — Герольд сейчас сказал: «по успехам и прилежанию» — а у Дика же беда с языками. — Я прекрасно знаю, что места распределяют только по фехтовальным поединкам! — отрезал Рокэ. — Ну я ему устрою! Он у меня пожалеет, что родился на свет! Пусть только покажется! — Рокэ, ну что вы, будьте снисходительны к мальчику, — сказал кардинал, покачав головой. — Не каждому занимать первое место. Я понимаю, он не оправдал ваших надежд, но зачем же вот так сурово… — Хватит путать меня с моим отцом! — развернувшись к нему, рявкнул Рокэ. — При чем здесь Дикон?! Он был первым! Даже если это какая-то ошибка — даже если это и правда из-за гальтарского — то никто не станет разбираться! Представляю себе разговоры: «Герцог Окделл, какое место у вас было в Лаик? — Второе. — А, это тот самый выпуск, где первым был граф Сабве». Проиграть в глазах общества Колиньяру, пусть даже в Лаик, — да это же клеймо на всю жизнь. Я просто убью этого урода! Так! Немедленно позвать сюда Арамону! — Рокэ, друг мой, успокойтесь, — миролюбиво сказал король. — Не срывайте, пожалуйста, церемонию, сядьте на место. После вы сможете поговорить с капитаном, а сейчас давайте не будем мешать. Рокэ пришлось замолчать и сесть, и Айрис, тоже не говоря ни слова, погладила его по рукаву. Герольд, заметив заминку, на всякий случай зачитал список еще раз: третьим был Альберто, а за ним вперемешку шли бергеры и южане из компании Ричарда — Арамона сдвинул всех на одно место вниз в угоду Колиньяру. Сколько же этот подлец ему заплатил? Ярость немного улеглась, уступая место раздражению; краем глаза Рокэ увидел, как в соседней ложе поднимается и расправляет плечи генерал Феншо, и с неприязнью подумал, что этому выскочке, как обычно, больше всех надо. — Я, Оскар Феншо-Тримэйн, генерал от кавалерии… — при этих словах Рокэ обернулся было к Эмилю, чтобы напомнить тому, что пора бы поторопиться, но тут Феншо закончил: — …прошу и выбираю Ричарда Окделла. Рокэ застонал и с силой ударил кулаками по балюстраде. Феншо, очень довольный собой, плюхнулся на место, проговорив что-то тихо, одними губами (наверняка выругался от избытка чувств); Ги Ариго покровительственно положил ему руку на плечо, а Ричард кивнул и двинулся к лестнице на трибуны. — Эр Рокэ, не надо, пожалуйста! Это же эр Оскар! — попросила Айрис, хватая его за запястье, но Рокэ ее не слушал. Выпутав манжет из ее пальцев, он снова вскочил и начал пробираться по проходу в соседнюю ложу — не к Феншо, а к Савиньякам. Лионель встретил его насмешливым взглядом, а Эмиль, ничуть не смущенный, как раз спешно пытался что-то дожевать и поэтому только безмолвно развел руками. — Так, — с угрозой сказал Рокэ; Эмиль подавился и закашлялся. — Росио, прости! — пробормотал он, наконец откашлявшись. — Я думал: пока будет говорить маршал фок Варзов, пока выберут Колиньяра — я как раз успею доесть булочку! Кстати, хочешь? Очень вкусно. — Милле, тебе ничего нельзя доверить! Надо было попросить Ли — но я не хотел, чтобы Дикон обретался при дворе! Или уговорить все же Курта! Или… — Росио, да чего ты? Тоже генерал, тоже кавалерист — все, как ты и наметил… — Генерал? Хорош генерал! Ты хоть знаешь, чем он себе заработал это звание? — Рокэ схватился за голову. — Каррьяра, его же теперь придется брать с собой во все кампании! — Росио, прекращай буянить, — подал голос маршал фок Варзов: Рокэ так бурно негодовал, что его было слышно во всех ложах по соседству. — Если ты считаешь, что генерал Феншо недостоин своего звания, зачем же ты его произвел? Ты ведь сам подписывал приказ о назначении, не правда ли? Не вижу катастрофы в том, что произошло, — признайся, тебе просто нравится скандалить, а повода давно не было! И вообще, тише! Если адмирал Альмейда и способен тебя перекричать, то я — точно нет, а сейчас моя очередь! Рокэ, до сих пор немного пасовавший перед бывшим эром, вполголоса извинился и поспешил убраться прочь. Вернувшись на свое место, он обнаружил, что Айрис уже перебралась в ложу Ариго, и они с Ричардом, устроившись вдвоем за спиной Феншо, что-то увлеченно обсуждают; вторила ей и Ее Величество: наклонившись к брату через перегородку, она самозабвенно шушукалась с ним, то и дело бросая красноречивые взгляды на Феншо. Остаток церемонии прошел без потрясений: Берто, как и договаривались изначально, достался Рамону, Арно — Давенпорту, Паоло взял Дьегаррон, а Бласко — герцог Фиеско: Рокэ посочувствовал было юноше, которому предстояло отправиться неизвестно куда и заниматься неизвестно чем, но он подумал, что если Хорхе решился доверить судьбу брата этому человеку-загадке, то у него, наверное, была в этом своя цель. Как только площадь опустела, зрители начали постепенно расходиться, Их Величества и кардинал засобирались к выходу, а Айрис, подойдя, сообщила на одном дыхании, что генерал Феншо отпустил Ричарда до середины завтрашнего дня, поэтому они прямо сейчас едут домой, а вечером в гости придут ребята, и тут же убежала, увлекая Ричарда за собой, Рокэ потребовал, чтобы к нему, прямо в королевскую ложу, пригласили Арамону. — Что там со списками, капитан? — спросил он, когда капитан, отдуваясь, поднялся на трибуны. — В этом году места распределяются по каким-то новым правилам, о которых я не знаю? Как так вышло, что в фехтовальных поединках побеждает один, а на первое место выходит другой, а? — Позвольте, господин Первый маршал, — уверенно начал Арамона. — Помните, вы сами мне запретили запирать унаров и велели придумать другой метод наказания? Так вот, я придумал: нарушители получили более низкие места, а те, кто все полгода вел себя прилично, — более высокие. Как говорит наш ментор по арифметике, — с умным видом процитировал он, — мы складываем положительные и отрицательные баллы и получаем обобщенный результат. — Все ясно, — устало сказал Рокэ. — И не нарушал правил, конечно, один-единственный унар. Так, капитан, мне надоели ваши идиотские отговорки, ваше взяточничество и казнокрадство! Сколько дров вы перетаскали к себе домой?! Сколько чужих жалований вы себе навыписывали?! Теперь еще и это! Вон отсюда! Ступайте собирать вещи — больше вы здесь не работаете! Вы уволены! *** Ричарду пришло в голову, что все вышло, как в той давней детской игре, которую они изобрели с эром Оскаром: корнет Окделл и генерал Феншо. Когда церемония закончилась (Ричард так заболтался с Айрис — все-таки они не виделись больше, чем полгода, а раньше никогда не расставались так надолго, — что чуть не пропустил этот момент), эр Оскар сказал, что у него сегодня вечером есть важное дело во дворце, поэтому Ричард может быть свободен до полудня завтрашнего дня, — а потом, кинув быстрый взгляд в королевскую ложу (он вообще обращался к Ричарду, но говорил как будто не для него, а для тех, кто сидел в соседней ложе), поправился: не до полудня, а до двух пополудни. Айрис успела выяснить, что эр Рамон остановился у них дома, а это значило, что и Берто будет там же — не уедут же они прямо сейчас; и они решили, что те из ребят, кто задержится в столице, придут к ним вечером отпраздновать Фабианов день. Так и вышло, и они все вместе прекрасно провели время: ребята повеселили Айрис рассказами о проделках в Лаик, а она показала им свой трофей — веер из страусиных перьев с инициалами «И. М.», который подарила ей на память одна из фрейлин на балу, принявшая Айрис за кавалера. Эр Рокэ же был чем-то страшно раздражен и не присоединился к ним, а вместо этого, заглянув домой и забрав с собой эра Рамона и эра Ротгера, отправился куда-то еще — в Адмиралтейство, в штаб или, может быть, к Савиньякам. С утра эр Рокэ оттаял, долго напутствовал Ричарда, выписал ему корнетский патент и попытался навязать денщика — кого-нибудь из кэналлийцев на выбор Ричарда, — но удалось отказаться: точнее, они договорились, что если окажется, что в полку у генерала Феншо ни у кого из молодых офицеров нет собственных денщиков, то эр Рокэ не будет настаивать, а если такое, наоборот, в порядке вещей, то Ричард напишет домой, и эр Рокэ кого-нибудь ему пришлет. Напоследок эр Рокэ обнял его, и Ричард отбыл вслед за своим новым эром в расположение Южной армии — в офицерские казармы в маленьком провинциальном городке, при военном лагере, где ему предстояло жить, пока генерал Феншо (или сам Ричард) не получит новое назначение или отпуск. Шпага оттягивала новую перевязь, кинжал висел на боку, а «Созерцание сливы», сохраненное эром Рокэ, заняло прежнее место у Ричарда на груди.