Аманаты

— Что ж вы не танцуете, господа? — спросил он перед тем, как выходить из комнаты. — Мы не танцоры, — отвечал исправник, смеясь: — мы больше насчет вина, граф... Л. Н. Толстой

Вдвойне раздраженный выходкой Вальдеса, который отбыл назад в Хексберг, не удосужившись даже заглянуть в гости и объясниться, Рокэ нагрянул к Арамоне несколько дней спустя на ночь глядя. На этот раз он сообщил, что желал бы проинспектировать столовую — и, как оказалось, угадал: заглянув в зал — проходил как раз поздний ужин — он недосчитался примерно трети учеников. Трапезная была такой огромной, а стол стоял так далеко от входа, что от дверей было не разглядеть, кого именно не хватает, но Рокэ был уверен, что, если Ричард и Берто получили возможность во что-то ввязаться, они обязательно это сделали. — И где же ваши ученики, капитан? — спросил он. — Они не едят? Соблюдают пост? Питаются святым духом, как, знаете, монахи в Бирюзовых землях? А может быть, они заболели? Арамона сглотнул, выпучил глаза, икнул — он был сегодня пьян сильнее обычного — и, выпятив живот, выпалил: — Никак нет! Отбывают наказание, господин Первый маршал! — Где же? В комнатах? Или в карцере? Взгляд Арамоны на мгновение метнулся в угол; он передернул плечами и вдруг просветлел, как будто Рокэ предложил ему спасительную мысль, за которую стоило ухватиться: — Да, точно, в карцере! — Ведите, посмотрим карцер. У дверей карцера Арамона замешкался с ключами, и Рокэ пришлось подбодрить его: — Открывайте, капитан. Мне очень интересно, как же вы запихнули туда целых семь человек, если я правильно насчитал. Карцер, кажется, гораздо меньше — они бы все туда не поместились. Арамона вздохнул, отворил дверь и отступил на шаг. Карцер был пуст. — Где дети, капитан? — зловещим голосом спросил Рокэ, разворачиваясь к нему. — Куда вы их дели?! Капитан стушевался: по его виду было заметно, что он очень сожалеет, что не сообразил распорядиться, чтобы детей выпустили — оттуда, где бы он их ни запер, — сразу, как увидел у ворот отряд кэналлийцев. Наконец ему удалось взять себя в руки, он распрямился и, прямо глядя Рокэ в лицо, ответил: — В Старой галерее, господин Первый маршал. — Пойдемте к галерее, — бросил Рокэ и уже на ходу поинтересовался: — У вас была какая-то особая цель или вы, осмелюсь предположить, просто не подумали? Вы не слышали, какие легенды ходят об этом месте? Не просто так же, наверное, туда не принято ходить? Или, наоборот, вы знали и решили проверить слухи на деле? У вас в наборе этого года ведь есть пара человек с древней кровью — как вы считаете, ваш патрон будет рад узнать, что вы тут занимаетесь языческими практиками? — Галерея больше, чем карцер, — буркнул Арамона, — и ее легко запереть. — Вот как, — сказал Рокэ. — Ну, это, конечно, довод, сложно поспорить. Дальнейший путь прошел в молчании: Арамона не нашелся, что ответить. Молча же он отпер двери в галерею, заглянул в темноту, шумно выдохнул и только тогда крикнул: — Эй, там! На выход! Один за другим из галереи потянулись юнцы: первым показался Берто («Здравствуйте, дядя Рокэ!»), вторым — Арно (еще одно «Здравствуйте, дядя Рокэ!»: Рокэ не успел предупредить этих двоих, в отличие от Ричарда, что для них он теперь Первый маршал, а вовсе не «дядя Рокэ»); следующим вышел Паоло («Здравствуйте, соберано!» — Рокэ ожидал увидеть за ним Бласко, но тот, похоже, не затесался в теплую компанию нарушителей), за ним Ричард («Добрый вечер, господин Первый маршал!» знакомым немного смущенным тоном); следом двое бергеров («Страстфуйте, коспотин Перфый маршал!»), и наконец, неизвестный Рокэ полноватый мальчик, отчаянно стеснявшийся и упорно смотревший в пол (очень тихое «Здравствуйте… господин Первый маршал»). Пристально оглядев молодых людей, Рокэ нашел, что встреча с запредельным — если она действительно совершилась — никому не нанесла серьезного вреда: разве что Паоло подозрительным жестом схватился за правую ладонь, а Ричард выглядел немного потерянным. — Рассказывайте, — велел Рокэ. — Что же вы натворили, господа нарушители? — Вообще-то мы ничего не натворили, — охотно начал Альберто. — Мы заступились за Карла — который тоже ни в чем не виноват — и нас всех наказали. — Поситеть в калерея, покофорить, — сказал один из бергеров. — Ошень холотно быть, — вставил второй. — Мы даже догадываемся, кто на самом деле хулиганил, но не будем же мы его выдавать, — продолжил Берто. — И еще мы видели призраков, — добавил Арно. — Призраков? — повторил Рокэ. Ричард при этих словах вздрогнул и повернул к нему пугающе пустой взгляд, и Рокэ вспомнил, что как раз в этих стенах, по легендам, располагалось древнее святилище Лита. Будет очень некстати, если мальчик снова впадет в такую же прострацию мистического толка, как три года назад, но на глазах у товарищей и менторов. Паоло тем временем опять украдкой потер руку и поморщился. — Паоло, что там у тебя? Ты поранился? — спросил Рокэ и обернулся к Арамоне, который все это время простоял, как столб, подпирая стену, и делал вид, что не имеет никакого отношения к своим ученикам: — Капитан, сопроводите унара к лекарю. — Да просто царапина, — проворчал Арамона, с трудом отлепляясь от стены. — Если из-за каждой мелочи гонять лекаря… — Арамона, прекратите испытывать мое терпение! Что у вас опять не так? Хотите сказать, в школе нет штатного врача? Помнится, я видел его имя в списках: на него выделяется жалование. — Фельдшер есть, но… он отлучился. — Ах, отлучился. Ну что же, вам повезло: я вполне способен оказать молодому человеку помощь сам. Где у вас лазарет? Фельдшерский пункт? Унары Паоло и Ричард, идемте. — Господин Первый маршал, со мной все в порядке, — упрямо сказал Ричард. — Я прекрасно вижу, что не в порядке. Перестань препираться и идем, поможешь мне. В третий раз за сегодняшний визит Рокэ оказался перед закрытой дверью — и в третий раз Арамона колебался, возясь с ключами. Рокэ закатил глаза и собирался приказать своим людям вышибить дверь, но тут ключ с отвратительным скрипом повернулся в заржавевшем замке, и взгляду Рокэ предстала полупустая заброшенная каморка, которая когда-то, наверное, была кабинетом лекаря. На полках там и тут валялись попадавшие от времени склянки, покрытые паутиной, а по густому слою пыли на полу была протоптана дорожка к столу, где стояли коробочка с запасом корпии и пузырек с каким-то настоем и лежала пара пакетиков с порошками — то, чем заболевшие унары могли воспользоваться сами, не обращаясь к врачу. — Кошмар, — сказал Рокэ устало. — Вижу, по новым порядкам, которые вы завели в школе, здесь теперь не принято болеть. Капитан, все, ваше присутствие мне больше не требуется. И я впредь запрещаю запирать унаров где бы то ни было — ищите другие способы их наказать, это ясно? Хосе, иди с ним, пусть он тебе покажет бумаги: что за лекарь и что за жалование. Когда Арамона наконец ушел, а Рокэ, отыскав на полках жидкость с резким запахом, отдающим касерой, которая показалась ему подходящей, и запас заживляющей мази, промыл и перевязал Паоло его царапину (право, как можно было так сильно пораниться, открывая бутылку?), он отпустил мальчика, прикрыл дверь и обернулся к Ричарду: — Так, Дикон, что же там было с призраками? — Господин Первый маршал… — Ричард взглянул на дверь. — Эр Рокэ, там был отец. — Твой отец, герцог Эгмонт? — уточнил Рокэ. — Ну да. Он… — Ричард вздохнул, опустил плечи и провел рукой по лицу. — Его сразу можно было узнать, эр Рокэ. Он был… в момент смерти. Все лицо в крови, то есть… понимаете, уже не лицо, уже ничего не разобрать, но все равно понятно, что это был он. Знаете, мы ведь видели его тело и эту кровь, мы с Айри, мы случайно увидели, и потом забыли, а сейчас… я вспомнил. — Дикон… — Рокэ обнял его за плечи и притянул к себе, усаживая рядом на кушетку — неизменный атрибут лекарских кабинетов. — Иди сюда. Это было давно. Этого нет. — А рядом шел, наверное, я. Или отец в молодости: он немного хромал. Или, может, образ отца, его идеальная тень… — Или юный Лит, — предположил Рокэ. — Кто-то из древних, кажется, писал, что в некоторых областях Золотых земель Лита принято было изображать хромым. Кто знает. — Может быть, — кивнул Ричард и опять застыл, уставившись в одну точку. — Дикон, хочешь, я заберу тебя на пару дней домой? Спокойно придешь в себя и потом вернешься. — Эр Рокэ, вы что! — Ричард вздрогнул и отмер. — Нет! Все же будут смеяться! — Ну и кто же будет смеяться? Арно и Берто? Как будто они сами ничего не понимают! Или этот ваш Арамона? Пусть только посмеет; а другие ничего не видели. Впрочем — ладно. Но успокоительное ты все-таки выпьешь — если, конечно, получится сочинить какую-нибудь микстуру из того, что здесь осталось не разоренным, — Рокэ подошел к полкам, взял первый попавшийся пузырек с порошком, встряхнул, посмотрел на просвет, откупорил и понюхал его содержимое. — Выше нос, Дикон: уже меньше месяца до выходного, приедешь, и мы все с тобой обсудим. — Вы разве не уедете в Алвасете? — удивился Ричард. — Я вообще думал, что вы уже давно уехали! — О, я тоже так думал, но пришлось задержаться, так что уеду сразу после твоего выходного. — Но вы пропустили дни рождения и Эди, и Айри! — в голосе Ричарда послышалось возмущение, и Рокэ был рад отметить, что к нему возвращается привычная живость чувств. — Ну что же тут поделаешь. Девочки, конечно, скучают, но им тоже пора привыкать, что все мы взрослеем. ~ ~ ~ Айрис начала капризничать еще в дороге: она ни за что не желала пересаживаться в карету и клялась, что способна проделать весь путь верхом, нисколько не устав; по вечерам она чуть не вываливалась из седла, а с утра спускалась вниз в общий зал постоялого двора, всем своим видом показывая, какая ей досталась жесткая кровать. Она не сетовала вслух, но втайне сердилась на то, что ей не дали взять с собой любимую кобылку, серую с белой звездочкой на лбу, вечную ее спутницу во всех прогулках, а вместо нее выдали быстрого и послушного, но малознакомого мориска. Для скорости и удобства Рокэ изменил привычный маршрут: по дороге из столицы он оставил Моро и часть эскорта в порту городка Гара и приказал доставить туда карету и коня для Айрис; в Алвасете они сели на корабль и проделали часть пути морем, а уже из Гары отправились по суше, верхом. Карета, запряженная четверкой выносливых лошадей, двигалась следом, не отставая, но в ней ехала только поклажа, а сиденья, обитые бархатом, подушки, жаровня и занавески оказались никому не нужны. Хотя Рокэ и обещал, что Айрис въедет в столицу, как положено девице знатного рода, она в последний день снова отказалась надевать женское платье и с гневом поправила стражника на воротах, который предположил, что прибыл «герцог Алва с эскортом и пажом»: «герцог Алва и герцогиня Айрис Окделл!». В столице капризы продолжились. Весенний бал, на который Рокэ наметил первый выход Айрис, был балом-маскарадом: Рокэ перед отъездом все же удалось вызнать его дату у Манрика, причем тот был так недоволен, как будто у него хотели выпытать государственную тайну. Они не попали на традиционный большой бал, открывающий весенний сезон, но бал-маскарад, по мысли Рокэ, был даже лучше для юной и бойкой девушки, почти подростка, потому что сочетал в себе элементы и танцев, и игры. Поначалу столица развлекла Айрис, и девушка целыми днями гуляла по улицам — то пешком, то верхом, но снова не в карете. Она повторяла маршруты, много раз исхоженные Ричардом: Рокэ показал ей дворец (пока только снаружи, потому что хотел, чтобы ее первым впечатлением осталось великолепие бала, а не унылые полупустые коридоры рядом с кабинетом, выделенным под нужды армейского командования), Главный штаб (со всех сторон — он привел туда Айрис, как каждый год приводил и Ричарда), особняки своих приятелей и прочих важных персон (включая особняк Эпинэ, хозяйкой которого она должна будет стать через несколько лет и который сейчас стоял пустым, потому что владельцы частью жили в имении, а частью путешествовали), старое аббатство, уединенные уголки садов — и даже свозил ее в предместье, где на берегу реки раскинулся парк, такой заросший, что кое-где походил на лес: здесь было спокойно, потому что сюда не добирались столичные дуэлянты и праздные гуляки, хотя молодежь и облюбовала его как место для пикников и романтических свиданий. Когда Айрис выезжала одна, за ней приглядывала пара кэналлийцев из охраны — гувернантка осталась в Алвасете заниматься с младшими, а никакую дуэнью Рокэ, естественно, нанимать не собирался: куда уж приличнее, если девицу сопровождает ее собственный отец — то есть, конечно, опекун. Но уже через неделю столичная жизнь начала надоедать девушке, и вот уже она жаловалась, что в городе, который так очаровал ее поначалу, было скучно, слишком душно, слишком сыро, слишком грязно, недостаточно жарко, слишком узкие улицы, не было моря, неправильный ветер, дурацкая река, неприветливые люди, никуда не выйти просто так, и Ричарду все не дают выходного, и день его рождения тоже пропущен. Накануне бала доставили платье, которое Рокэ заказал заранее, — наряд Литовой невесты из надорских преданий: черная парча чуть припыленного оттенка, с отголоском серого — цвета скал; яркие вставки сверкающей ткани, клиньями и ромбами — не только дань блеску маскарада, но и намек на драгоценные самоцветы, которые скрываются в горах; по юбке и лифу вились, образуя причудливо разветвленный узор, туго скрученные шнуры из золотой и серебряной тесьмы, изображающие рудные жилы; подол и пояс украшали синие ленты — подземные воды. К платью шла диадема, вторившая ему: в нее были вставлены настоящие маленькие драгоценные камни тех же цветов, что и клинья ткани на платье, — крохотные рубины и алмазы, кристаллы топазов нежных размытых оттенков, и в центре один карас побольше. У Айрис было загорелись глаза, но, примерив платье, она принялась крутиться перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя, пытаясь заглянуть себе за спину и ощупывая грудь, талию и бока, и наконец с разочарованным видом повернулась к Рокэ. — Что такое, Айри? — спросил он. — По-моему, все в порядке, тебе очень идет. Завтра ты всех затмишь. — Эр Рокэ, вы просто так говорите, чтобы меня утешить! На самом деле вы же видите, что я некрасивая! Смотрите, здесь, — Айрис потерла грудь под лифом, — сразу заметно, и ключицы эти выпирают, и вообще. — Айри, что заметно? — Рокэ закатил глаза. — У тебя отличная фигура, платье на тебе прекрасно сидит… — Что я слишком худая и похожа на мальчика! На балу это сразу поймут, и никто не будет со мной танцевать! А если будут, то только потому, что я герцогиня, но не потому, что я кому-то понравилась! Не поеду в этом платье! Нет, вообще не поеду! Рокэ устало подумал, что ему предстоит пройти через это еще дважды: Ричард, даже если и переживал из-за своей внешности, никогда не подавал виду, но девочки, наверное, относились к этому гораздо трепетнее мальчиков: Айрис и так долго держалась и вот наконец вошла в возраст, когда это должно было случиться. — Пожалуйста, не хочешь платье — не надо, — Рокэ проглотил вертевшиеся на языке «Что за чушь?» и «Не говори ерунды!» и заставил себя ответить спокойно. — Вообще без платья, конечно, будет неудобно, но нарядись в мужской костюм, если тебе так легче. Переоденься, я не знаю, моряком. Пиратом. Это же, в конце концов, маскарад; а если на балу тебе кто-нибудь рискнет что-нибудь сказать, я его просто вызову. Кстати, это платье, если ободрать с него мишуру и немного перешить, вполне можно будет потом еще носить. ~ ~ ~ Айрис нарядилась моряком — ей даже не пришлось ничего срочно заказывать у портнихи: она оделась так же, как во время морских прогулок в Алвасете, — на ней красовались те же широкие штаны и рубаха с алым поясом, а волосы она повязала, отвергнув диадему, шелковой косынкой, по-пиратски. Ее удалось убедить все же сесть в карету только потому, что Рокэ пообещал проехаться вместе с ней: в конце концов, зачем же мять в седле карнавальный наряд? Сам он, правда, вообще собирался обойтись без костюма и, одевшись во все черное, полагал, что это можно будет выдать, например, за образ ворона. — И вы со мной потанцуете, — сказала Айрис. — Нет. Если ты не заметила, я вообще не намерен танцевать — поверь, тебе там будет с кем провести время, кроме меня. — Ну пожалуйста! — Нет. Потанцую на твоей свадьбе. Айрис рассмеялась — сегодня у нее было хорошее настроение (и вот к таким подростковым переменам в расположении духа Рокэ уже привык у Ричарда) — и снова обернулась к окну: улицы города, освещенные огнями фонарей, выглядели совсем не так, как днем, и из кареты казались подернутыми волшебным туманом. У дверей гостей встречал сам капитан королевской охраны — после случая с приятелем Вальдеса во дворце, видимо, решили озаботиться безопасностью. — Рокэ, — поприветствовал его Лионель, мельком взглянув на Айрис. — А Ричард разве не в Лаик? И где же твой костюм? — Нет, это Айрис, — сказал Рокэ. — Айри, иди вперед: там, кажется, уже танцуют; я тебя сейчас догоню. Айрис, энергично покивав, поправила сползшую на глаза косынку и устремилась по парадной лестнице туда, откуда уже доносилась музыка. — Веришь или нет, Ли, но это ворон, — насмешливо сказал Рокэ, подергав себя за рукав камзола. — Но если ты считаешь, что наряд не подходит, я всегда могу его сменить на костюм первого человека. Уверен, дамы будут в восторге. — И не только, — засмеялся Лионель. — Послы тоже присутствуют, гайифский уже пришел. Отпустив еще пару дежурных шуток на тему нарядов и обсудив, вечная ли классика или пошлая банальность выбирать для костюма свое гербовое животное, Рокэ получил от Лионеля скромную бархатную полумаску черного цвета (сам он не озаботился даже этим) и тоже двинулся к бальной зале. Айрис уже кружилась в танце; ее широкий алый пояс мелькал то в одном, то в другом углу и, отражаясь в зеркалах, яркой искрой метался по всему залу. Взяв с подноса у лакея бокал вина, Рокэ устроился в нише возле окна, где ему не мешали танцоры, и вскоре нашел себе компанию таких же, как он, почтенных отцов семейств — точнее, его сразу перехватил Его Величество, который занял его бесконечным разговором на светские темы, а потом его внимание отвлек тессорий, которому срочно понадобилось решить пару вопросов, связанных со сметой расходов на армейские нужды на летние месяцы. Айрис за это время успела потанцевать с десяток танцев, причем как за даму — с молодыми людьми поопытнее, которые разглядели в ней девушку, — так и за кавалера — с совсем юными неискушенными девицами, которые по наивности посчитали ее юношей. Девушек было раза в три меньше, чем молодых людей, и некоторые из тех, кому не досталось дамы, смотрели на Айрис неприязненным взглядом, как на более удачливого соперника, и Рокэ пришлось насторожиться и следить, чтобы какой-нибудь обиженный юнец ненароком не оскорбил ее. Вслушиваясь в чужие разговоры, он вдруг услышал диалог на гайи — посол беседовал с кем-то из дипломатов, возможно, йернцем: — Посмотрите, герцог Алва, кажется, нашел себе нового фаворита — помоложе! — О да, его можно понять: прошлый, должно быть, уже раздался в плечах, у него начала расти борода — ощущения не те. — Полностью одобряю его выбор, — мечтательно произнес посол. — Я бы тоже не отказался. Нужно познакомиться с этим милым юношей. — Что вы имеете в виду, господин посол? — напряженным тоном спросил Рокэ, отставляя свой бокал и подходя к гайфцу. — О, герцог, добрый вечер, мы вас не заметили! Не знал, что вы владеете гайи! — Как видите, владею! А вот кто-то скоро забудет! — Не уверен, что правильно вас понимаю, герцог… — Не понимаете? Тогда скажу проще: кажется, вам давно не били морду! Хотите повторить? Так я вам устрою! Рокэ уже начал заносить руку, но на этот раз кто-то, ухватив его за локоть, успел оттащить его от посла раньше, чем он ударил. — Рокэ, друг мой, ну что такое, — сокрушенно сказал король, качая головой (это оказался именно он). — Зачем же вы кидаетесь на посла? Он наверняка обижен, и теперь мы по вашей милости снова на пороге войны!