Аманаты

В петлице ландышей букетик, У Беллы дамский пистолетик, Который я на Пасху Белле подарил. А. Розенбаум

— Эта подлая скотина! — бушевал эр Оскар. — Этот долбаный урод! Этот четырежды охреневший недоносок — похитил — Катарину! Он прервался, чтобы сделать вдох, и Ричард, который вбежал в его кабинет сразу, как заслышал крики, наконец-то сумел вставить слово: — Что? Ее Величество похитили? Но кто? — Да этот ваш разлюбезный кэналлиец! Ух, ну и тварь! А твой хваленый Первый маршал еще говорил, что избавился от него! И где?! И что?! Мать его разэтак, что он сотворит с Катариной?! Да у меня до сих пор иногда нога ноет на погоду, хотя уже десять лет прошло, а у тебя? — У меня все нормально, — машинально ответил Ричард и тут же спохватился: — Это что же, Налетчик? Смертельный Налетчик? Это он напал на Ее Величество? Знаете, Первый маршал действительно его повесил, но у них там банда, и иногда появляются новые главари. Налетчик — это как титул. Лет семь назад у них убили сразу двоих, и мы думали, что они уже не поднимутся — а теперь, получается, они опять взялись за свое. — Да не суть! — отмахнулся эр Оскар. — Собирайся, выдвигаемся прямо сейчас — Катарину схватили еще два дня назад! Твой замечательный Первый маршал рассчитал, что они как раз должны обретаться где-то в наших краях — бегут на юг. Давай, передай полковникам, и поехали — всю ночь будем прочесывать леса. В этом году они стояли ближе к столице, чем к Тронко: у быстрого курьера ушли всего сутки, чтобы до них добраться. Шайка бандитов, которой приходится, прячась от посторонних глаз, продираться сквозь лес, да еще и везти с собой королевскую карету, не может двигаться с такой же скоростью, даже если они знают тайные короткие пути: эр Рокэ наверняка подсчитал время верно. Когда все полки наконец построились, уже совсем стемнело. Ночь выдалась безлунной, как всегда в конце месяца — наступало новолуние; редкие звезды были затянуты облаками, и тьму разгонял только свет множества факелов. Всполохи пламени и колеблющиеся тени создавали впечатление, как будто все они сегодня участвуют в каком-то загадочном древнем таинстве. — Господин генерал, — с сомнением обратился к эру Оскару один из полковников. — Не лучше ли подождать до утра? Не спугнем ли бандитов ночью? Услышат шум, увидят факелы и сбегут! — Спугнем — и отлично! — эр Оскар рубанул воздух рукой. — Драпанут — тут-то мы их и поймаем! Оцепить лес! Выполняйте! Всю ночь они носились по дорогам, не заходя глубоко в лес: бесполезно, сказал эр Оскар, мы там ничего не увидим — целый полк, конечно, не потеряется, но приятного мало, если кто-то завязнет в болоте. Только когда рассвело, он, ничуть как будто не уставший — как будто в него, всегда критиковавшего идеи эра Рокэ («чудачества и пустой эпатаж, Ричард! Нужно по-простому, без этих выкрутасов!»), вселился его дух, — скомандовал разведчикам идти вперед и направил отряд в самую чащу; Ричард, который все время ехал чуть позади, двинулся за ним, подавив зевок и отчаянно стараясь не клевать носом. Разум, наполовину погруженный в дремоту, и слишком живое воображение уже подкидывали ему картины одна неприятнее другой: вот они целый следующий день бродят по лесу, теряя друг друга из виду, вот эр Оскар плюет себе под ноги, ругается: «Бесполезно!» — и приказывает отступать; а Налетчик в это время… Ричард не успел додумать, что бандит сделает с королевой, потому что как раз в этот момент вернувшийся разведчик доложил, что в полусотне шагов отсюда ветки сначала сплетаются особенно густо, а потом, еще через пару сотен бье, деревья образуют прогалину, и там слышны голоса и видно мелькание пестрых тряпок. Эр Оскар молча махнул рукой, подзывая подкрепление, и они, спешившись и стараясь вести коней в поводу как можно бесшумнее, повернули туда, куда указывал разведчик. Им удалось застать бандитов почти врасплох — те даже не пытались сопротивляться, здраво рассудив, что не их жалкой шайке тягаться с целой армией вооруженных людей. Эр Оскар пару минут с довольным видом наблюдал, как его солдаты окружают и вяжут бандитов, но потом, окинув взглядом поляну, вдруг нахмурился и заорал: — Карета! Где карета?! Куда дели королеву, сволочи?! Эй, парни, за мной! Ричард, а ты следи за этим уродом. Разрешаю его пристрелить, если хочешь, — он кивнул на одного из разбойников, и Ричард узнал Налетчика. Хотя он видел его — их двоих, одинаковых, как близнецы, — совсем давно, еще в детстве, издалека и мельком, его внешность сложно было перепутать с чьей-то еще. Налетчик поймал его взгляд, презрительно осклабился, заметив его корнетскую перевязь, и попытался отвернуться, но солдат, который держал его, отвесил ему подзатыльник. Ричард, вытащив из-за пояса пистолет, подошел и оказался с ним лицом к лицу. — Ты стрелял в меня в детстве, но промахнулся, — сказал он. — Сейчас будет все наоборот. — Думаешь, всех перестреляешь? — засмеялся Налетчик; извернувшись, он ударил солдата коленом и, вырвавшись из его рук, бросился на Ричарда. И тогда Ричард выстрелил. *** Они ехали несколько дней — на самом деле, всего двое суток с тех пор, как Катарина впервые повстречалась с Налетчиком; или два с половиной дня — три ночи и два дня — с тех пор, как она покинула монастырь; но эти два дня растянулись для Катарины в бесконечную череду тоскливых часов. Карета то катилась по заброшенным, хоть и ухоженным когда-то лесным дорогам, то с трудом пробиралась по совсем заросшим просекам. Бандиты, как и обещали, обращались с Катариной со всей возможной обходительностью и даже иногда выпускали из кареты — правда, нечесаная «Беллочка» в такие моменты следовала по пятам, а укладываясь на привале спать — тоже в карете, на сиденье, — привязывала себя к Катарине веревкой за ногу. Она же взяла на себя роль камеристки, которая помогала с умыванием и платьем; и у Катарины, вынужденной постоянно наблюдать за ней, создалось впечатление, что именно эта женщина, а вовсе не Налетчик, заправляет всей шайкой. Когда Катарина проснулась на третье утро, снаружи раздавался шум — не привычный уже шум поднимающегося лагеря, а встревоженные крики и звуки бегающих туда-сюда ног, а чуть поодаль — треск веток, шорох листвы под копытами коней и ружейные выстрелы. Бандитка, злобно бормоча себе под нос, с остервенением перепиливала кинжалом связывавшую их веревку, а закончив, обернулась через плечо, проорала что-то кучеру, не то ночевавшему прямо на козлах, не то уже заранее севшему на место, и потом, нацелив на Катарину пистолет, бросила: — Сиди смирно! Здесь больше делать нечего, с этими нам уже не по пути! Пошел! А ну пошел! — добавила она по-кэналлийски: познаний Катарины хватало, чтобы различать простые фразы. Карета, круто развернувшись, понеслась вперед; ветки хлестали по ее бокам и ломались, колеса то проваливались в ямы, то их подкидывало на ухабах, а кучер, стараясь объезжать деревья, все чаще попадавшиеся на пути (узкая просека здесь, похоже, постепенно растворялась в чаще леса), закладывал такие виражи, что Катарину мотало из стороны в сторону. Наконец, подпрыгнув особенно высоко, карета остановилась так резко, что Катарину чуть не бросило в объятия бандитки. Та выругалась и, высунувшись в окно, принялась громко препираться с кучером. — Что значит сломалась?! — уловила Катарина и для себя додумала: «ось сломалась». — Ну так выпрягай лошадей, идиот! За нами уже идут! Мне самой посмотреть или что? Распахнув дверцу, бандитка выскочила из кареты; пистолет при этом она оставила на сиденье — должно быть, от избытка чувств; и Катарина, осторожно протянув руку, скинула его вниз, на пол, стараясь не повернуть к себе дуло, и носком туфли подтянула ближе к себе, спрятав под оборками юбок. Она успела как раз вовремя: в карете опять появилась разбойница, еще более всклокоченная, чем прежде. Безуспешно пытаясь поправить косынку, съехавшую на затылок, она обшарила взглядом карету и прошипела: — Где пистолет? Пистолет где? Катарина обратила к ней свой самый невинный взгляд и слегка пожала плечами. — А, к кошкам! — бандитка саданула кулаком по дверце. — Времени нет! Счастливо оставаться! Адьос, госпожа королева! Слушая, как стремительно удаляется и затухает топот лошадиных копыт, Катарина, совершенно измотанная свалившимися на нее испытаниями, закрыла глаза и прислонилась к стенке кареты: все должно было вот-вот закончиться, и она могла позволить себе немного отдохнуть. Вскоре и правда послышались шаги множества ног, и по лесу, к ее радости, разнесся звучный знакомый голос: — Да вашу мать! На кой они забрались в самый бурелом?! Катарина не нашла в себе сил пошевелиться (приди ей на помощь кто-то другой — тот же Рокэ, — она бы, конечно, сумела: не перед каждым стоит показывать истинную слабость), даже когда дверца кареты распахнулась, о пол звякнули шпоры кавалерийских сапог, и Оскар позвал: — Катарина? Ну уж передо мной-то можешь не притворяться! Я же вижу, что ты не в обмороке! Не получив ответа, он выдохнул ругательство, осторожно похлопал ее по щекам и принялся возиться с крючками на ее корсаже. — Оскар, ты что? — не сдержавшись, Катарина шлепнула его по рукам. — Не здесь же! С ума сошел! — Вот, я же знал, что ты в сознании! — Оскар ухмыльнулся. — На самом деле, хотел проверить, не ударилась ли ты. И убедиться, что этот урод ничего с тобой не сотворил. — Не сотворил… — строго начала Катарина, но, увидев, как насторожился Оскар, быстро добавила: — Нет, Оскар, правда, они бы не посмели! Но у кареты сломалась ось, и эта стерва угнала лошадей. — Да это ерунда: кузнец в полку есть, лошадей выделим. Давай-ка выбирайся… Или нет: здесь сплошные ветки, ноги можно переломать — лучше я тебя отнесу. *** — Думаю, господа, все согласятся, что на этот раз мы имеем все основания представить к награде и генерала Феншо-Тримэйна, и корнета Окделла: один собственноручно спас Ее Величество, а другой обезвредил опасного преступника, — сказал Рокэ. Все члены совета обернулись к королю и, дождавшись, пока тот кивнет, тоже одобрительно закивали. В зале присутствовали далеко не все государственные мужи: здесь был маршал Ги Ариго, который, объявившись во дворце только на следующий день после того, как стало известно о похищении, на правах брата королевы навязался к Рокэ в его собственный поисковой отряд и все это время действовал ему на нервы, причитая и заламывая руки; также на своем месте почему-то восседал церемониймейстер: возможно, Его Величество решил, что неплохо будет устроить по случаю возвращения супруги в его любящие объятия бал или прием. Королевы, конечно, тоже не было: Феншо привез ее во дворец только сегодня утром — отряды Рокэ, встретившие полк уже на подступах к столице, сопровождали их, как почетный эскорт, — и теперь над ней хлопотали фрейлины. В прошлый раз эти двое: церемониймейстер Манрик и Ги Ариго — помешали Рокэ как следует наградить Ричарда. Это случилось после Варастийской кампании: они выехали приветствовать победителей и по поручению короля начали выяснять у Рокэ, кого из своих людей он предлагает представить к наградам и по какой причине. Рокэ, перечислив генералов и особо отличившихся полковников, последним назвал имя Ричарда: — Молодой человек сбил из пушки знамя неприятеля. Ариго при этих словах понимающе усмехнулся, а Манрик поморщился: — И вот за это — орден? Вот это, вы утверждаете, — подвиг? Господин Первый маршал, знаете что: если вы так уж хотите порадовать своего ребенка, то можете подарить ему какое-нибудь украшение — перстень или пряжки для сапог, — а не разбрасываться государственными наградами. — В Двадцатилетнюю войну за такое полагался орден, — заметил Рокэ. — Сомневаюсь в этом: наверняка вы только что это придумали. Оставим на суд Его Величества, а пока соберите у своих генералов списки тех, кого они желали бы отметить, и закончим на этом. Заготовленная Рокэ красивая речь пропала втуне: он прекрасно представил, что ему ответит Манрик на его следующий аргумент («У молодого человека когда-нибудь еще будут сражения, за которые его никто не похвалит — пусть этот орден будет как будто авансом»): «О, так вы имеете в виду, что в вашей армии есть люди, которые заслужили награду, но не получат ее? Да вы зарываетесь, господин Первый маршал!» — поэтому не стал его даже приводить. Ричард остался без ордена, но вот теперь появилась возможность исправить это упущение. ~ ~ ~ — Конечно, — сказал король. — И наш бравый генерал, и храбрый юный корнет вполне заслужили свои ордена. — И генерала Феншо можно было бы повысить в звании, — вставил Ариго. — Как вы знаете, господа, я как раз собираюсь подавать в отставку, моя должность освобождается, так почему бы… — На вашу должность у меня уже есть кандидатура, маршал! — отрезал Рокэ. — Я множество раз говорил, что генерал Феншо не способен командовать большими армиями, какие бы услуги, гм, он ни оказал короне. И потом — я уверен — Ее Величество и так достойно его наградит… — Рокэ, — укорил его король, — оставьте ваши глупые сальности! Генерал Феншо — друг детства Катарины, они практически выросли вместе! Кто же запретит им общаться? Тем более он ее спас — неудивительно, что она сейчас благоволит ему и ищет утешения у того, кто так давно и близко ей знаком. Вот представьте, например… — Например, ваша старшая воспитанница и юный Салина, — предложил кардинал. — Дети дружат уже много лет, и если с кем-то из них что-то случится, разве второй не придет на помощь? Рокэ пришлось свернуть тему, но маршальское звание для Эмиля он все же отстоял; обсуждение после этого быстро затухло, — награждение решено было назначить, не откладывая, на завтра, — и кансилльер объявил совет закрытым. Вернувшись домой, Рокэ, полагая, что Феншо, занятый утешением королевы, отпустит Ричарда на вечер, а то и на весь следующий день, приказал подать особого вина — из лозы урожая года рождения Ричарда, — которое он берег для подобных случаев, маленьких вешек взросления: первый бой, первая дуэль (пока не довелось), первый опыт страсти (тоже еще не совершилось — не считать же за страсть тот целомудренный роман по переписке) или вот первую награду. Ричарда, однако, все не было, и, дожидаясь его, Рокэ успел опустошить несколько кувшинов обычного вина. Наконец, уже ближе к ночи, тот появился: въехав во двор, долго возился с лошадью, почему-то не желая доверить ее конюху; потом мялся внизу — до Рокэ доносились голоса: возможно, Ричард собирался сразу уйти к себе, а Хуан пытался его переубедить; потом постучал — почти поскребся — в дверь кабинета, как будто не решался заглянуть; и потом все же вошел. — Ну что же, Дикон, отпразднуем твое награждение, — сразу начал Рокэ, не давая Ричарду отвлечься и увести разговор в сторону: все посторонние обсуждения, будь то разбор их с Феншо удачной операции или дискуссия о целях и методах кэналлийских бандитов, можно было бы отложить на потом. — Ах, ты ведь еще не знаешь: ты представлен к награде за спасение Ее Величества — завтра тебе вручат орден. Дикон? Что с тобой? Ричард, приняв протянутый бокал, который Рокэ пришлось вложить ему в руку, бездумно уставился на вино и, не проронив ни слова, замер посреди комнаты. Неужели встреча с Налетчиком — его первым, по сути, врагом; первым человеком, который чуть не лишил его жизни, — сказалась на нем сильнее, чем Рокэ предполагал, взволновала его и пробудила дурные воспоминания детства? Но нет: Ричард выглядел не напуганным или встревоженным, а скорее растерянным, запутавшимся и даже немного виноватым. — Дикон? Что случилось? — Рокэ, забрав у него бокал, пока тот не выпал, приобнял и, подведя к креслу, надавил ему на плечи и заставил сесть. Ричард посмотрел на свои пальцы, как будто недоумевая, куда пропал бокал, моргнул, поднял взгляд на Рокэ и пробормотал: — Эр Рокэ… Я сегодня изменил своей невесте. — Да ты что? — от облегчения Рокэ чуть не рассмеялся. — Это следует отме… В смысле, я имел в виду, такое обязательно нужно запить! И кто же эта счастливица? Ричард поморщился и, запустив руку в волосы, взъерошил и без того растрепанную челку. — Представляете, все по тому гальтарскому роману, как вы мне и предсказывали, — вздохнул он. — С женой соседского помещика. *** — Я иду к Катарине. Она так переволновалась: не могу же я бросить ее на этих куриц, — сказал эр Оскар, когда с церемониями было покончено: Его Величество перестал жать им руки; церемониймейстер, сверившись с записной книжкой, велел задержаться в столице и ждать посыльного, который сообщит, когда они будут приглашены на торжественную аудиенцию; а Ее Величество удалилась в свои покои в сопровождении лейб-медика, придворных дам, фрейлин и маршала Ариго. Они подъехали к дворцу все вместе, но вошли в него, повинуясь этикету, уже порознь, и эр Оскар негодовал, что ему не дали как следует попрощаться с королевой. — Хорошо, — Ричард кивнул. — Я тогда домой? — Хм, — эр Оскар задумался. — Знаешь, покарауль-ка пару часиков у двери, а то там сейчас ошивается тьма непонятного народу, нафиг надо, чтобы кто-то вошел. Стоя у закрытой двери будуара, за которой скрылся эр Оскар, Ричард скоро пожалел, что согласился: заняться было решительно нечем, а как только он погружался в свои мысли или хотя бы закрывал глаза, перед его внутренним взором то возникало искаженное злобой мерзкое лицо Налетчика, то представлялось, как дамские пистолеты, подаренные в прошлом году Айрис, взрываются у нее в руках: на пистолете, который обронила подельница Налетчика и который сумела сохранить королева, оказалось такое же клеймо, как на пистолетах Айрис, — они были выполнены в одной мастерской. Ричард собирался сразу же вечером рассказать об этом эру Рокэ — оружейник, когда Ричард делал у него заказ, не показался ему подозрительным, но кто знает — может быть, среди его работников были люди, сочувствующие так называемой Свободной Кэналлонии. Тем временем из-за двери то и дело доносились приглушенные звуки, на которые Ричард упорно старался не обращать внимания, — они не трогали его разум, но, кажется, проникали глубже, в душу, исподволь вызывая в ней трепет и смятение. Ричарда выбило из размышлений чье-то легкое покашливание, и смутно знакомый женский голос произнес: — Герцог Окделл, я не ошибаюсь? Ах, герцог, что же вы здесь делаете совсем одни? Неужели вам не скучно? Ричард встряхнул головой и обернулся: это оказалась графиня Рокслей, с супругом которой Ричард сталкивался только иногда в штабе, придворная дама Ее Величества. — Добрый вечер, эреа Дженнифер, — галантно поприветствовал ее Ричард. Графиня Рокслей кокетливо рассмеялась и указала глазами на дверь: — Не составите мне компанию, герцог? Уверена, что вы еще долго не понадобитесь генералу Феншо! Позже Ричард так и не смог ответить себе, какая сила заставила его тогда последовать за ней.