Аманаты

Вам, людям молодым, другого нету дела, Как замечать девичьи красоты... А. С. Грибоедов

Альберто вернулся из экспедиции только через два с половиной года. Он прибыл в Алвасете без предупреждения, неожиданно, никому заранее не сказав, — и поэтому в порту его не встречали, а в замке от служанки — кажется, из новеньких: Берто ее не помнил, — он узнал, что «и соберано, и соберана, и дор, и дора, и дорита заняты, рэй», и вот теперь сидел в гостиной, куда она его проводила, и ждал, пока соберано освободится. Берто, запутавшись во всех этих дорах и доритах, не сообразил выспросить у нее, кто дома, кто в отъезде, и кто же, в конце концов, теперь у них соберана: из ардорского порта, куда пристали корабли экспедиции, он отправился сразу в Кэналлоа, не разузнав новости и разминувшись с письмами от родителей и друзей. С улицы раздавался веселый гомон: окна этой гостиной выходили не на внутренний двор, не на подъездную аллею и не прямо на море, а наружу — туда, где под стенами замка была вымощена камнем площадка и начиналась дорожка к набережной. Берто выглянул в окно и увидел, как внизу резвится молодежь — девушки и юноши лет шестнадцати-семнадцати с хохотом гонялись друг за другом, и Берто, вспомнив себя в шестнадцать, свое последнее лето перед Лаик, счастливое, беззаботное время, почувствовал себя слишком взрослым, опытным, почти старым. Одна из девушек — заводила компании — высокая, в платье с широким поясом, который подчеркивал ее ладную фигуру, округлые формы, с ярко-синими лентами в кудрявых волосах, вытащила из-за корсажа розу и бросила ее ребятам; двое юнцов, толкаясь, бросились ловить цветок, а девушка послала воздушный поцелуй и, неуловимо знакомым жестом запрокинув голову, рассмеялась; тут же пожилая дама, стоявшая чуть поодаль — должно быть, дуэнья, — закудахтала: «Дорита, дорита, ведите себя прилично!». Берто со вздохом перевел взгляд туда, где над морем возвышалась, ожидая его, скала, и подумал, что сегодня ночью он, быть может, попросит астэру принять другой облик — и не придется требовать, чтобы она размыла черты так, чтобы в них никого нельзя было угадать. — Глазеешь на девиц? — раздался насмешливый голос за его спиной, и Берто, вздрогнув, отвернулся от окна: в дверь вошел соберано. — Здравствуй, Альберто. Ну как там в Бирюзовых землях? Сыт по горло их переперченной травой? Фальшивые сыры, небось, уже навязли в зубах? — Что? — Берто моргнул. — А, дядя Рокэ, вы что же, не знаете? Неужели Вальдес вам не отчитался? Мы же ходили не в Бирюзовые земли — они еще в тот раз, как оказалось, открыли совершенно новый континент. Вот мы были там. — Надо же, — сказал соберано спокойно — почти равнодушно — как будто совсем не удивился. — Кажется, сьентифики давно предсказывали что-то такое: тот ментор, который читал Дикону землеописание, говорил примерно то же самое. И как же вы назвали ваш новый континент? Неужели Изумрудные земли? — Угу… То есть официально да — ничего себе, Вальдес угадал! Но, по-моему, пока не прижилось: колонию, которую мы там основали — пока какой-то десяток хижин — назвали Новая Ардора, но, если честно, о континенте между собой все говорят — Вальдмерика. — Вальдмерика, — повторил соберано, словно пробуя слово на вкус, и фыркнул: — Ну и название! Впрочем, почему бы и не увековечить имена Вальдеса и его приятеля? Кстати, Берто, я надеюсь, вы привезли для генерала Вейзеля этих его листьев? У него кончился запас, он пытался жечь листья соусных плодов, потому что ему показалось, что они похожи, и жена чуть не выставила его из дома. Они еще немного обсудили экспедицию, пока Берто наконец, ухватившись за короткую паузу, не спросил: — Дядя, я так понял, вы женаты, да? А кто еще сегодня в замке? — О да, женат, и не только, — сказал соберано. — Потом вас познакомлю. У нас еще гостят Дик с женой, ну а Эди ты уже видел. — Эди? Нет, не видел! — Да? Я минут пять стоял в дверях, ожидая, когда ты налюбуешься на ее прелести! — Это Эди? — тупо спросил Берто, кивнув на окно. — Малышка Эди? Но она ведь еще совсем ребенок! — Дети, знаешь ли, имеют свойство взрослеть, а девочки — вырастать. Ей ведь уже скоро семнадцать — ты со своими дикарями там совсем запутался в годах или разучился считать? Да что там — сейчас сам во всем убедишься, — соберано подошел к окну и позвал: — Эди! Смотри, тут Берто приехал! — Ой, здравствуйте, соберано! — поприветствовал его нестройный хор голосов, а Эдит — теперь Берто увидел, что это действительно она — широко улыбнувшись, помахала ему и крикнула в ответ: — Берто, привет! — и тут же спохватилась: — Так ведь надо сказать, чтобы подготовили комнату! Эр Рокэ, я сейчас! Подхватив юбки, она побежала к воротам замка; дуэнья поспешила за ней, а компания, оставшись без предводительницы, начала потихоньку разбредаться. — А где Ди? — рассеянно спросил Берто, оторвавшись от окна, когда Эдит скрылась из виду. — Она тоже не вышла встречать. Опять сидит в библиотеке? — О, нет: Ди уже год как замужем — уехала в Багряные земли. — Что?! Вы продали… — начал Берто, но соберано остановил его, со смешком подняв перед собой ладонь: — Ну да — ну да: я продал Айри — в Дриксен, Дика — в Бирюзовые земли, а Ди — в Багряные. Кстати, знаешь, и меня, можно сказать, точно так же продал Его Величество — каданцам. И вот теперь думаю, кому же повыгоднее продать Эдит: в Седые земли или в эти ваши новые — как ты считаешь, что будет лучше? — Дядя! — сердито сказал Берто. — О, или вот, может быть, на Марикьяру? Хорошая мысль! Я даже знаю семью — и ты отлично знаешь и эту семью, и этого человека — с детства. Очень известный на острове род, моряки… Фамилия начинается на «эс»… — Ну если дядя Хулио захочет, и вы считаете, что Эдит он понравится… — Берто, хватит! — засмеялся соберано. — Ты прекрасно понял, что я имею в виду, не притворяйся! Я еще давно, между прочим, тебе предлагал подумать. — Но тогда-то я вам отказал, а сейчас уже поздно! И потом, — вдруг вспомнил он, — Эди ведь точно ваша дочь! — Как интересно: Дик и Айри, значит, не мои дети, а Эди, их родная сестра, — моя дочь? — Но она так похожа на вас… — пробормотал Берто, чувствуя себя полным дураком: похоже, он вообще зря ввязался в этот разговор. — Естественно, потому что я воспитываю ее чуть ли не с рождения. Ладно, — соберано махнул рукой, — все равно нужно сначала спросить саму Эди: мы, конечно, уже говорили с ней, но… Знаешь, Берто, — вдруг прервал он сам себя, — мне бы ее поскорее выдать замуж, потому что еще немного — и будет уже поздно! Ей всего шестнадцать, а за ней увивается столько кавалеров, что я не могу за всеми уследить. Мне даже пришлось нанять дуэнью! Гувернантка бы тут не справилась — и вообще, она у нас уже не работает. Ни с одной из девочек такого не было! — Вы обещали их не подозревать! — с упреком воскликнул Берто. — Я обещал не подозревать Айри. Об Эди речи не шло. Берто, ошеломленный этими откровениями, которых он никак не ожидал от соберано, замолчал, не зная, что ответить, но тут за дверью раздались торопливые шаги — сначала частый топот чьих-то маленьких ног, а потом цокот каблуков, и голос Эдит мягко произнес: — Ты к папе, Ийо? Давай, заходи, а я за тобой. Дверь отворилась, и в комнату вбежал мальчик лет двух, по-кэналлийски темноволосый, аккуратно причесанный, в легкой рубашке и штанишках, а за ним через порог переступила Эдит — все в том же платье с синим поясом, все с теми же лентами в волосах. — Берто! — Эдит, увидев его, сразу бросилась обниматься; пока она, повиснув у него на шее, восклицала, как она рада, Берто успел потихоньку ощупать ее спину и немного бока и нашел, что она и правда повзрослела. Соберано тем временем, поймав ребенка, поднял его на руки и, повернувшись к Берто (Эдит как раз отпустила его и встала рядом так, что кружево ее манжеты касалось его ладони), сказал: — Берто, познакомься с дором Родриго. Ийо, это дядя Берто, твой кузен. — Ба! — повторил ребенок и потянулся к Берто. — Это… ваш сын? — недоверчиво спросил он. — И вы назвали его в честь героя древности — того, который обесчестил какую-то багряноземельку? — О да, сын. И да, в честь одного из моих любимых героев истории, но не этого, а того, который прославился в боях — и еще так звали первого короля Каданы, так что Теодора — это моя жена, дочь Его Величества Джеймса — тоже осталась довольна. — Я теперь не самая младшая! — засмеялась Эдит. — И, знаешь, Берто, я ведь уже тетя — и скоро стану дважды тетей, а, может быть, и трижды! На языке у Берто вертелось множество вопросов — от «Когда же вы успели?» до «И сколько же детей у Айри?» — и он, помотав головой, чтобы привести мысли в порядок, задал самый невинный: — А что у Дика? — О, у него девочка! Она чуть помладше Ийо — а ему всего полтора года. Да ты их и сам увидишь! Берто, ты так удачно приехал — Дик как раз здесь! — на одном дыхании выпалила Эдит. — И вы их, конечно, обручили уже с колыбели? — спросил Берто чуть мрачнее, чем хотел бы: мысль о детях Айрис не давала ему покоя. — Дядя Рокэ, а почему же у вас не девочка? Могли бы отдать ее в жены принцу Оллару… — Ну знаешь, — соберано пожал плечами. — Такие вещи вообще-то не выбирают, Берто. — И Айри ждет ребенка, — наконец ответила на его невысказанный вопрос Эдит. — О да, ты и правда очень кстати вернулся: предвкушаю, как теперь пойдут разговоры, что все дети кесаря — а этот ее дрикс всерьез метит в кесари — на самом деле от одного талигойского адмирала, друга детства кесарини — а ты в свое время дослужишься до адмирала, я уверен. — Дядя Рокэ, — с горечью сказал Берто, — уж вы-то не травите душу! — Да уж, папа! Не надо так говорить! — поддержала его Эдит. — Пойдем лучше погуляем, и я тебе все расскажу без эра Рокэ. — И если соберешься на ночь сам знаешь куда, то не увлекайся там астэрами, — напутствовал его соберано. По пути во двор и позже, когда они медленно направились к набережной, Эдит вывалила на Берто все семейные новости вперемешку: как Айрис в Дриксен завела себе корабль с командой, полностью состоящей из женщин, но не такой, как у той бордонки, а гражданский, для коротких путешествий; как Дейдри влюбилась в багряноземельца и заболела, а теперь уехала к морискам, и вся женская половина, которую обычно отводят гарему, принадлежит ей одной, и она наслаждается уединенной тишиной; и как Дик служит на границе, но там ничего не происходит; и как они все беспокоились, что у Айрис и этого ее дрикса никак не получается завести детей — потому что дрикс, оказывается, связался с астэрой, с которой его однажды познакомил Вальдес, и как жена Дика предложила рецепт, который вычитала в бирюзовоземельском трактате, и вот он наконец помог… Так, за беседой, они незаметно добрались до набережной, и обнаружили, что туда переместились все приятели Эдит; и Берто увидел себя со стороны, их глазами — взрослым, но теперь не стариком, а суровым, серьезным моряком, закаленным в штормах. — Привет, ребята! — поприветствовала друзей Эдит. — Знакомьтесь: это рэй Салина, мой жених! Он вернулся из морской экспедиции! —Эм-м-м, понятно, — пробормотал, окинув Берто испуганным взглядом, один из них — тот, который поймал розу. — Мы тогда, наверное, пойдем, Эди. Приятно познакомиться, капитан, до свидания. ~ ~ ~ Вечером того же дня Берто увиделся и с Ричардом: тот, едва поздоровавшись, потащил его в детскую — хвастаться дочерью. — Вот, это Мэри, — гордо и слегка смущенно сказал он, подводя Берто к колыбельке с резным изголовьем, украшенным узором из ласточек, в которой мирно спала маленькая девочка, похожая одновременно и на Ричарда, и на всех его сестер, и — линией скул, формой носа — на его жену; и Берто, глядя на ребенка, вдруг подумал, что примерно такой он впервые увидел и Эдит. — Назвали в честь твоей матери? — уточнил Берто, припомнив, что давно покойную герцогиню, мать Ричарда, звали, кажется, похоже. — О, нет, — Ричард отчего-то покраснел. — Нет, просто мы выбирали самое легкое имя — такое, которое бы на всех языках звучало одинаково, — и я думал, что уж такие обычные буквы-то точно есть в бирюзовоземельском. Но оказалось, что у них нет буквы «эр»! Но я ведь не знал! Я никогда не спрашивал, как читаются их значки! — Дик, ты неисправим! — засмеялся Берто. — Ну да… В общем, — Ричард развел руками, — мы еще называем ее «Мэй-ли», это значит «красота». И там есть «ли» — это, правда, не то же самое «ли», которое «слива» — которое у меня, — но все равно… — Она очень милая, — дипломатично сказал Берто, не представляя, как нужно разговаривать о детях со счастливыми родителями, и не желая вникать в тонкости бирюзовоземельского алфавита. — Спасибо! И эреа Теодора… Ой, а ты ведь не знаком с герцогиней Теодорой? — спохватился Ричард. — Пойдем, надо тебя представить! Наши жены, наверное, на кухне — они как раз там собирались вечером квасить! — Квасить? — не поверил Берто. — Не может быть! Дядя Рокэ, конечно, любит вино, но не мог же он жениться на пьянице! А твоя жена — я же помню — такая скромная девушка! — Что? Нет, что ты! Они квасят — то есть готовят квашеные овощи. Представляешь, оказалось, что такое любят и в Кадане, и в Бирюзовых землях: в Кадане квасят капусту, а в Бирюзовых землях — морковку и редьку… Пойдем! — и Ричард потянул Берто за рукав, увлекая его прочь из детской. *** Если бы у Рокэ Алвы спросили, как у него получились такие счастливые и самодостаточные дети, он бы не задумываясь ответил, что разгадка проста: детей надо любить. «Вот как, — сказали бы тогда. — Соберано Алваро не любил собственного ребенка, а вы, Рокэ, полюбили чужих» (этим собеседником мог бы быть, пожалуй, только внутренний голос Рокэ: кардинала уже не было на этом свете, король был слишком деликатен, а все остальные не посмели бы заговорить с ним в такой манере); Рокэ на это пожал бы плечами и промолчал. Если бы у Одинокого спросили, почему он так легко отпустил последнего потомка своего обидчика и снял проклятие, он бы не ответил, потому что в глубине души знал, что его воли здесь нет: мироздание перестало поддерживать проклятие в тот момент, когда один молодой герцог проявил великодушие к детям человека, который хотел его убить, и вместо того, чтобы отвернуться от них, как от чужих, решил воспитать их и полюбил потом, как своих.

КОНЕЦ