***
У Арсения потеют ладони, а в горле заседает неприятный ком. Волнение внезапной волной проходится по всему телу, хотя ещё полчаса назад он чувствовал себя самым уверенным в мире человеком. Он идёт по светлому коридору, выложенному плиткой, а звук шагов разлетается по стенам и звонко бьёт по голове, что и без того тяжелая от ожидания. Да и с чего он вообще решил, что что-то может пойти не так? Он — взрослый мужик, имеющий право делать то, что захочет, и не спрашивать ни у кого разрешения. Рукой он нащупывает ключи в кармане джинсов и, вытягивая их наружу, чуть не роняет на пол, но в последний момент ловит за брелок. — Да блять, — шепчет он самому себе под нос и подставляет ключ к замочной скважине, попадая в неё только со второго раза. В квартире горит свет. Арсений разувается, снимает куртку и вешает её на крючок. Со своего места он сразу видит Антона — тот стоит в расстёгнутых чёрных штанах с большими квадратными карманами, которые Арсений прежде на нём ещё ни разу не видел, и без верха. На диване раскидана одежда, в которой Антон активно копается. Поднимая футболку за футболкой, он то принюхивается к ткани и откидывает её в сторону, то рассматривает принт и кидает уже в другую кучу. По дёрганым движениям видно — бесится. Арсений тихо ступает вглубь квартиры и встаёт около барной стойки. Он опирается на неё рукой и молчит, изучая обстановку. Иногда Антон до ужаса неряшливый — разбрасывает вещи где попало, оставляет кружки и тарелки на всех возможных поверхностях, отчего периодически возникают конфликты, которые, конечно, улаживаются в считанные минуты и быстро забываются. Так и сейчас — Арсений замечает кружку из-под чая на полу, пустую бутылку от колы и начатую упаковку чипсов рядом. Вокруг дивана — ступить негде, и Антон ногами раскидывает разбросанную одежду в стороны, чтобы приложить у зеркала очередную вещь и вновь откинуть её. Арсений удручённо вздыхает, подходит ближе и поднимает одной рукой кружку, а второй — бутылку и пакет с чипсами. — Да хуета какая-то! — возмущается Антон и падает на диван, а затем, скрестив руки, смотрит на Арсения снизу вверх. — Я бы убрал, Арс. Тот молча идёт в сторону кухни и справляется сам. Прежде чем закинуть чипсы в шкаф, он цепляет двумя пальцами небольшую горсть и отправляет её в рот. — Ты чего не раздеваешься? — Антон поднимается, подходит ближе и обхватывает талию Арсения двумя руками. — Или в этом пойдёшь? Арсений грустно усмехается и, запуская ладонь под капюшон худи, стягивает его с головы. — Ты что наделал, дьявол? — Антон делает шаг назад, меняясь в лице. — Постригся. — Пиздец. — Настолько плохо? — Арсений хмурится, почти соглашаясь с промелькнувшей ранее мыслью, что эта затея была изначально провальной, но запись в барбершоп и падающая на глаза чёлка заставили его не отказываться от задуманного. — Нет, э-э, просто… — Да я ж немного, — Арсений подходит к зеркалу и поправляет и так идеально уложенные мастером волосы. — Сантиметров пять всего убрали. — Разница в пять сантиметров — это немало, — задумчиво произносит Антон и подходит сзади. Он проводит рукой по арсеньевскому затылку и смахивает с шеи несколько осыпавшихся остриженных волос. — Просто непривычно. — У меня было и короче. — Даже не сомневаюсь, — хмыкает Антон. Арсений поворачивается к нему и осуждающе прищуривается, поймав второй смысл его последних фраз. — Да ладно, нормально, ты не перестал быть красавчиком. — Конечно не перестал, даже если бы налысо постригся, — ворчит Арсений и кусает Антона за подбородок. — Козёл. — Сам такой. Арсений деланно морщит нос, отстраняясь, и переводит взгляд на окружающий их хаос. — Что тут произошло? — Произошёл безуспешный поиск нормальной одежды, — хмуро отвечает Антон, оборачиваясь и осматривая созданный беспорядок. — Не хочу ехать домой и искать там что-то, да и я все нормальные шмотки уже сюда привёз, там фигня одна осталась. Он подходит к дивану и сгребает кучу неподходящих футболок в руки. — Это надо постирать. — Закинь в машинку, я пока из своего что-то посмотрю. Антон кивает и уходит в сторону ванной, теряя по пути одного текстильного бойца. — А вообще сразу стирать нужно, Антон, а не складировать до последнего! — вдогонку кричит Арсений и открывает шкаф. — Потом на сушилке места нихрена не остаётся! Он перебирает рукой вешалки с рубашками и достаёт пару подходящих вариантов. Антон возвращается, собирает с пола оставшуюся одежду и комом сдвигает её на диване. Арсений, изогнув бровь, недовольно смотрит на кучу, а затем и на Антона. — Потом сложу всё, не смотри так. Что там у тебя? Арсений протягивает три вешалки с рубашками. — Я хотел футболку, — Антон поджимает губы, придирчиво осматривая предложенные варианты. — К этим штанам не подойдёт, поэтому ты ничего и не нашёл. А штаны крутые, кстати. — Ага, я их всё никуда надеть не мог. Чёрная рубашка с чёрными штанами норм будет смотреться? — Охуенно будет смотреться. Антон одевается у зеркала, и Арс ловит себя на мысли, что был прав. Рубашка длинная и стильная — он сам её ни разу не надел, только возил из квартиры в квартиру, а потом и вовсе перестал в неё влезать — та стала тесной в руках. А на Антона села, как влитая, подчеркнув стройную фигуру. — Вроде неплохо, — задумчиво произносит Шаст, поворачиваясь спиной к зеркалу и осматривая себя сзади. — Настолько неплохо, что мне будет сложно удержаться и не трахнуть тебя прямо на вечеринке, — Арсений хитро улыбается, подходит ближе и ведёт раскрытыми ладонями по худой груди, а затем обхватывает шею и тянется за поцелуем. — Давай тогда сейчас, — Антон улыбается ему в губы и запускает руки под худи, прижимая ближе к себе. Он утягивает Арсения в неторопливый поцелуй, сжимает талию и тянет в сторону дивана. — Опоздаем, Тох, — отрываясь, шепчет Арсений. И, по правде говоря, отрываться не хочет совсем. Даже спустя пару месяцев почти беспрерывного совместного существования, Антон всё ещё вызывает то самое трепетное чувство внутри, как в первые дни, когда они только изучали друг друга и пытались насытиться предоставленной возможностью касаться человека, который прежде был только на экране телефона. Да, к нежной влюблённости добавились бытовые вопросы и проблемы, но все они скромно прятались в углу сознания, когда соприкасались тела, когда касания становились жадными и вовсе не изучающими, а больше родными и необходимыми, когда губы сливались в поцелуе — таком правильном и подходящем им обоим. Арсению, правда, пришлось привыкнуть к тому, что иногда Антон брал власть над его языком, задавал определённый темп, подминал под себя, и Арсений чувствовал себя непривычно крошечным. И он никогда не мог подумать, что такое однажды произойдёт, но с Антоном — произошло. Когда всю свою жизнь ты возвышаешься над людьми при своём росте 190, сложно представить, что однажды придётся смотреть на кого-то снизу вверх и буквально пояснять за маленькость. И он был бы самым большим пиздаболом, если бы сказал, что это ему не нравилось. И всё же роли в сексе оставались прежними — Антон не давил, а Арсений не предлагал, хотя временами действительно начинал задумываться о том, что однажды он позволит делать с ним всё то, что делал сам. И всё же не признать то, что ему всё ещё было немного страшно, он не мог. А ещё он как будто бы… смущался. Несмотря на то, что Антон — ничуть. Антон кайфовал так сильно, что Арс в какой-то момент поймал себя на мысли, что сам кайфует не от того, что трахал податливое тело, а от того, каким был Антон в эти моменты. Антон сгребает Арса в тёплые объятия, обвивая его плечи руками, и утыкается носом в плечо. — Ты переодеваться будешь? — шепчет он. — Угу.***
Они едут в такси по припорошенным декабрьским снегом дорогам. Арсений следит за мелькающими за окном фонарями вечернего города, густо растущими голыми деревьями, на ветвях которых ещё не успели образоваться снежные шапки, и едущими по направлению к городу машинами. Зимний пейзаж завораживает, пусть и от его вида слегка морозит изнутри, несмотря на комфортную температуру внутри авто. Декабрь в Москве имел свою тонкую грань между только выпавшим снегом, задающим уютное новогоднее настроение, и противной слякотью, когда этот снег спустя несколько часов таял, разворачивая любые праздничные мысли в обратном направлении. Неспроста весь город с началом первого месяца зимы наряжали по максимуму, потому что иначе можно было погрязнуть в продолжительном унынии, наблюдая за серыми грязными дорогами и не менее серыми людьми, укутанными в тёмные пуховики. Что касается новогоднего настроения Арсения, оно отсутствовало с той же стабильностью, как и годами ранее. И всё же приходилось искать подарки для близких, упаковывать их в яркие коробки с различными принтами и заставлять себя хоть немного шевелиться, когда хотелось наоборот — лежать дома, смотреть фильмы и привычно ездить на работу к девяти утра. Вот и сейчас какого-то чёрта попёрся на вечеринку, от которой он ничего не ждёт. Хотя почему «какого-то»? Вот этого самого чёрта, сидящего по соседству на заднем сиденьи такси и залипающего в телефон. Антон развалился, впечатав подбородок в грудь, и ему вовсе не было никакого дела ни до пейзажа за окном, ни до серых улиц и едва заметного снега на дорогах, ни до беспокойств о предстоящем мероприятии. Антон был гораздо живее, жил моментом, подстраиваясь под окружающую обстановку, ловил любой движ и раскрашивал красками возникающую серость вокруг. И Арсений искренне пытался научиться тому же, вот только без Антона получалось весьма скверно. И он понимает, что превратился в рефлексирующего старика, не находящего вокруг ничего яркого, кроме одного-единственного человека. С ним всё было иначе — с ним хотелось жить, с ним хотелось идти и изучать всё вокруг, с ним хотелось ехать в ебеня на «корпоратив», с ним — всё. А без него? Арсений не хочет думать, как после прекрасных месяцев может быть без него, и от этого кошки острыми когтями скребут душу. Наверное, именно поэтому он так сильно избегал серьёзных отношений. Потому что если они закончатся, собрать себя по кусочкам окажется непосильной задачей — в этом он был уверен, ведь так и ходил несобранный, потерявший инструкцию к самому себе, пока не появился Антон, не подозревающий о наличии этой самой инструкции в своих руках и теперь склеивающий Арсения частицу за частицей. Арендованный особняк находится в частном секторе, и Арсений замечает его сразу — тот украшен ярче остальных, меркнувших на фоне обвитой по всем граням здания гирлянды. Арсений хлопает Антона по плечу и указывает пальцем в лобовое стекло. — Охуеть, — шепчет тот, округляя глаза. — Игорь, конечно, сказал, что мы сразу его заметим, но чтобы настолько… — Ага. Прямо как в фильме. — Думаешь, он сам его украшал? Арсений улыбается и переводит взгляд на изучающие фасад здания глаза. Те блестят неподдельным, почти детским интересом. — Скорее всего, это входило в стоимость аренды. — Теперь понятно, за что такие бабки. Надеюсь, там что-то осталось на нормальный алкоголь. Арсений только фыркает в ответ и выходит из такси, когда то останавливается на подъездной дорожке внутри приветственно открытых ворот. Вблизи особняк кажется ещё более сказочным, почти нереальным, и мелкие снежинки, сыплющиеся сверху, только добавляют ему определённое очарование. Дорожки вокруг застелены тонким слоем снега, на котором виднеются свежие следы. Неподалёку мельтешит Оксана, фотографирующая здание с его угла, и Арсений, мысленно соглашаясь с удачным ракурсом для фото, достаёт свой телефон и тоже делает пару снимков. — Ребят, привет! — обращая внимание на приехавших, восклицает Оксана и подходит ближе. — А вы чего вместе? Она приветственно чмокает Арсения в щёку и отправляется к Антону с той же целью. — На двоих такси дешевле, — находится Арсений и подходит ближе к коллегам. Антон почти сгибается пополам, чтобы подставить щёку, но довольно улыбается тёплому приветствию. — Тоже верно, — улыбается Окс. — Арс, я так понимаю, сегодня без знакомств? — она деланно надувает губы, намекая на отсутствие несуществующей девушки в их скромной компании. — Без знакомств. — Жаль. Всё же хорошо? Её взгляд кажется действительно несколько обеспокоенным, и Арсений поджимает губы, мысленно ругаясь на вселенскую несправедливость. Вот так, влюбляешься в человека и не имеешь возможности в открытую заявить об этом миру. Впрочем, Арсений уже давно смирился с тем, что личная жизнь должна оставаться личной, поэтому, даже будучи в гетеросексуальных отношениях, он о них не распространялся. — Всё замечательно, Окс, — он вежливо улыбается и кивает в сторону главного входа в дом. — Пойдём? Холодно. Арсений подносит остывшие ладони к губам и пытается разогреть их дыханием — всё же ехать в демисезонной куртке было не лучшей идеей. Вид его уродливого зимнего пуховика расстраивал, а сегодня расстроенным хотелось быть меньше всего, и ещё Арсений надеялся, что на улице долго находиться не придётся. — Ага, пошли. Там так красиво внутри! — Оксана разворачивается и быстрым шагом направляется ко входу. Арсений идёт следом, и Антон, оказываясь к нему плечом к плечу, обхватывает ладонью сцепленные между собой руки. — Дурак, надо было теплее одеваться, — тихо ворчит тот. Его ладонь тёплая, почти обжигающая из-за разницы температур, и Арсений чувствует стаю мурашек, бегущих по предплечьям — и вовсе не от холода появившихся. — Тогда ты бы не грел мне руки, — шепчет он в ответ и улыбается. — Если мне придётся греть тебя, замерзающего под тремя одеялами с температурой под сорок, я тебя убью. — Не ворчи. Арсений смеётся и убирает руки в карманы куртки — всё же они с Антоном здесь не одни, пусть и Оксана сильно убежала вперёд, явно подгоняемая морозным ветром, но осторожность никто не отменял. В доме и правда оказывается совершенно чудесно. Они попадают в какую-то невероятную сказку, в которой тихо мурлычет рождественская мелодия на английском языке, пахнет глинтвейном, а повсюду развешаны искусственные еловые ветки и светящиеся гирлянды. Арсений переобувается в сменную чистую обувь, о которой предупреждали заранее, вешает куртку на один из крючков на стене, кидает рюкзак рядом и осматривается. По левую сторону от него — большая лестница на второй этаж, справа — белая резная дверь, вероятно, ведущая в санузел, а впереди — огромное светлое пространство с высокими потолками. Он проходит глубже и замечает несколько собравшихся у электрического камина коллег. На самом камине, по всем канонам рождественских фильмов, висят атмосферные красные носки, предназначенные для угощений Санты, а на полу — большой круглый ковёр с длинным ворсом. — Похоже на семейный ужин, — хохочет Антон позади и тем самым обращает на себя внимание присутствующих. Они здороваются рукопожатиями и искренними улыбками. Кажется, все в абсолютном восторге от атмосферы дома и потому буквально светятся, стараясь передать своё настроение друг другу. — Антон, выглядишь потрясающе, — щебечет подошедшая Катя, обнимая коллег по очереди. — Такой секси. — Ха, — Шастун проводит ладонью по уложенным русым волосам и улыбается. — Я старался. Арсений фыркает, но никак не комментирует его фразу. Антон стреляет в него взглядом, буквально кричащим «ой, заткнись», и берёт девушку за руки. — Сама-то. Выглядишь, как фея из сказки! Катя смущённо улыбается и, не отпуская его ладоней, приседает в реверансе. На ней чудесное светлое платье по колено, подчёркивающее подтянутую фигуру, волосы собраны в конский хвост, а на лице — удачный вечерний макияж, который обычно отсутствует в стенах фитнес-клуба. — Антон прав, выглядишь потрясающе, — соглашается Арсений. — Ну всё, засмущали, — улыбается Катя и отходит в сторону большого дивана у панорамного окна, выходящего во внутренний двор. — Эй, а я? — раздается со стороны, и парни оборачиваются, только сейчас замечая в отдалении роскошную светлую кухню с островком, на который Оксана активно расставляет не менее десятка бутылок крепкого алкоголя. — Окс, ты просто богиня, — улыбается Антон и направляется в её сторону. — Давай помогу. Арсений отходит к дивану у противоположной стены, на котором ведут свою активную беседу Дима и Игорь. Катя стоит неподалёку у окна, созерцая вид на заснеженный двор. Снег пушистыми хлопьями ложится на землю, застилая её белым полотном, а уличные фонари в вечернем сумраке подсвечивают природное явление, делая его ещё более сказочным — вид и правда чудесный. Арсений здоровается с коллегами, прерывая их разговор, и садится в углу дивана, подминая под себя ногу. — О чём болтаете? — О вчерашнем матче Факел-Динамо, — бодро отвечает Позов, и Арсений видит в его глазах нескрываемый восторг. — Такое мясо было! Ты смотрел? — Это футбол? — задумчиво интересуется Арсений. — Я не в теме. — Ага, футбол, — сникает Дима, и, кажется, на мгновение теряется, понимая, что Арс в их разговор не включится, а продолжать его только вдвоем было бы невежливо. — Кажется, Антон болеет… за кого-то. Арсений, конечно же, знает, за какой футбольный клуб болеет Антон, и оказывается на грани того, чтобы раскрыть своё представление о его интересах, но вовремя себя одёргивает. Он поднимается с места, давая понять ребятам, что не против поменяться с Антоном местами и помочь Оксане, чтобы тот присоединился к разговору болельщиков. — О! — оживляется Игорь. — Антох, ты смотрел вчера Факел-Динамо? — кричит он в сторону кухни. Арсений видит, как оживляется лицо Антона, как начинают блестеть глаза и как он дёргается в их сторону, словно кот, которому сказали волшебное слово «кушать». — Конечно! — Антон в несколько широких шагов пересекает большое пространство и плюхается на диван. И когда только успел, — хмыкает про себя Арсений и отправляется к Оксане, отвлекаясь от оживлённо беседующих коллег. На кухонном островке оказываются выставлены не менее пары десятков бутылок различного алкоголя, некоторые из них со знакомыми этикетками, и Арс довольствуется пониманием того, что собранных денег хватило на хорошее пойло. — Много ещё народу планируется? — интересуется он и переводит взгляд на несколько ещё упакованных коробок на полу. — Это всё алкоголь? — Нет, тут закуски, — Оксана наклоняется и подхватывает верхнюю коробку, Арсений дёргается к ней, чтобы помочь — всё же каким бы подруга ни была тренером, она всё ещё остаётся девушкой. — Да она лёгкая, — улыбается Окс и ставит коробку на столешницу, а затем тянется за канцелярским ножом. — Вроде много, да. Ира с подругами должна приехать. Мои девчонки ещё. Серёга обещал пару друзей привести. — Матвиенко? — удивляется Арсений и вытаскивает несколько пакетов с начос. — Я думал, что его не будет. Он же не пьёт. — Пф, — фыркает Оксана. — Он же тусер. Сказал, что ему и без алкоголя будет отлично. — Он сказал, что будет заебись? — уточняет Арсений, улыбаясь. — Он сказал, что будет заебись, — смеётся Оксана и кивает. — Я решила ввести цензуру, но ты всё испортил. — Извини. Арс смеётся в ответ и тянется к следующей коробке. В этот момент к ним присоединяется Катя, и девушки заводят другую — какую-то свою девчачью — тему, пока Арсений справляется канцелярским ножом со скотчем на картоне. Как только коробка оказывается распечатана, девушки с большим энтузиазмом накидываются на пакеты внутри, и Арс, усмехнувшись, отходит в сторону. Он прислоняется бёдрами к столешнице кухни и, оперевшись двумя руками, садится на неё сверху, свешивая ноги вниз. Как ни странно, он не чувствует себя лишним ни в этой компании, ни в компании парней не чувствовал бы — сидел бы и проявлял интерес, если бы его место не занял Антон. Сейчас он скорее созерцает, наслаждается атмосферой дома и приятными людьми и почти чувствует себя полноценным, окутанным теплом общества, в котором находится, и понимает, что, похоже, дело было не в фитнес клубе — дело всегда было в людях внутри него. — Арс? — зовёт Оксана. Девушки обращают на Арсения своё внимание, но не отвлекаются от распределения закусок по стеклянным мискам. — Ау? — А как зовут твою девушку? Он изгибает бровь и делает короткую паузу, удивляясь тому, куда зашёл, казалось бы, непринуждённый женский разговор. Хотя, по правде говоря, он и не вслушивался — успел задуматься о своём и всё пропустил. — Куда зовут? — Никуда не зовут, судя по всему! — возмущается Оксана и стреляет суровым взглядом. — А мог бы позвать. Катя возмущённо шлёпает подругу по плечу, а затем долго смотрит ей в глаза — Арсений уверен, что у них сейчас происходит немой диалог, но поймать правильное его направление не может, поэтому, прежде чем те снова заговорят, произносит: — А почему пахнет глинтвейном? — он спрыгивает со столешницы и обходит кухонный островок, становясь напротив девушек. — Ароматизатор какой-то, — отвечает Катя и пронзительно смотрит в глаза. Арс почти чувствует, как она пытается прочитать в них что-то, и опускает взгляд на бутылки. — Жаль, я думал будет глинтвейн. Но-о вино тоже подойдёт, — тянет он и подхватывает за горлышко бутылку игристого. — Вино? — как-то неуверенно уточняет Оксана. — Да, вино, видишь, — он приподнимает напиток в воздухе. — Тут даже написано. Арсений чувствует себя немного глупо и, вероятно, выглядит абсолютно так же, но увести разговор от несуществующей девушки считает острой необходимостью. — Оно розовое, Арс, — всё тем же неуверенным тоном продолжает Оксана. Арсений тем временем подходит к шкафчикам и открывает один за другим в поисках бокалов. — Да. И что? — Ну, вроде как считается женским… — Да ну? — наконец найдя нужную посуду, Арсений оставляет бутылку на столешнице и подхватывает несколько винных бокалов за ножки. — Я вот — мужчина, и я буду пить это вино. Не стану же я от этого женщиной? — Не станешь, но… Арс слышит очередной знакомый шлепок — кажется, Оксана вновь получила по плечу. Тихо фыркнув, он расставляет бокалы рядом с бутылкой и оборачивается. — Вы будете? — Да, будем! — Катя подпрыгивает и подлетает к Арсению. — Наливай, мужчина. Они пробуют вино на вкус и заводят непринуждённую беседу о дороге к особняку, о странном таксисте, который вёз Оксану и весь путь болтал о концерте какой-то рок-группы, и Арсений немного расслабляется, радуясь, что разговор ушёл от обсуждения его личной жизни. — Ой, забыл кое-что, — в образовавшейся паузе, говорит он и, допив вино в пару глотков, оставляет бокал на столешнице. — Не скучайте, — добавляет, улыбнувшись, и убегает в прихожую. Возвращается Арсений уже с натянутыми на нос стильными очками в чёрной оправе и без диоптрий, ловит долгий взгляд Антона на себе и хочет влепить ему подзатыльник, чтобы так открыто не пялился — в последний раз, когда Арсений надевал эти очки, Антон оказался перед ним на коленях спустя считанные минуты. Тогда он не придал этому большого значения, совершенно забывшись в ощущениях, но сейчас в голове высветилось уведомление о приобретённом достижении, как в какой-нибудь компьютерной игре, — фетиш партнёра обнаружен. — Ого, тебе очень идёт! — Да-а, осторожнее, сейчас девчонки приедут — внимания не оберёшься, — смеётся Оксана. — А без очков что? — щурит глаза Арсений и подхватывает наполовину опустевшую бутылку. — Ещё? Девушки протягивают пустые бокалы, и Арсений разливает добавку, вымеряя одинаковый уровень напитка. Пустую бутылку он отправляет в урну и традиционно чокается. — Без очков ты тоже красавчик, — улыбается Оксана. — Вот если бы ещё футболку какую-нибудь обтягивающую надел, то нам бы здесь пригодились огнетушители. А то что это такое, — она мнёт ткань чёрного оверсайз свитера крупной вязки. — Ну, я сюда не за девичьими сердцами приехал, — отвечает Арсений и делает очередной глоток вина. — И правильно, — поддакивает Катя. — Своему партнёру надо оставаться верным. Ты молодец, Арсюш. За углом слышится звук открывающейся входной двери, а затем и восхищённые женские возгласы, комментирующие обстановку дома. Народ начинает собираться, музыка становится громче, а разговоры между собой — живее и приземлённее. Все собираются у острова на кухне, разливают вино — для начала подойдёт — и атмосфера окутывает Арсения целиком, заставляя забыть обо всех внешних и внутренних проблемах. Сейчас, несмотря на отсутствие праздничного настроения, которое уже, по правде говоря, ставится под сомнение, ему и правда интересно участвовать в обсуждении покупок новогодних подарков, споров с забавными стариками в супермаркетах и различных новых коллекций одежды с символикой главного праздника. А также он понимает, что приехал сюда не зря — всё-таки такие мероприятия заземляют, заставляют чувствовать себя живым и возможно даже чуточку счастливым. Прежде, во времена бурной молодости, Арсений часто куда-то выбирался с друзьями и заводил знакомства и сейчас он чувствует, что зря забросил подобный образ жизни, зря погряз в работе и собственных проблемах, зря с головой окунулся в чёртов кризис среднего возраста и потратил много лет, уничтожая в себе социальную активность. Потому что всё это было рядом, а он просто закрывал глаза, позволяя себе страдать в одиночестве. Как будто это страдание приносило ему удовольствие в его новой жизни под радужным флагом, где он вроде и разобрался в себе и принял свои взгляды, но при этом потерял много другого. И почему-то он понимает это только сейчас, находясь в окружении толпы народа, принимая активное участие в разговорах, знакомясь с новыми людьми, которые с неподдельным интересом спрашивают его о многом — он ведь не дурак совсем, за всю жизнь успел много узнать и изучить в силу своей любознательности, что казалось ему абсолютно обычным, а у других вызывало детский восторг. Казалось бы, что такого необычного в базовом знании французского языка, но девушки чуть ли не в рот заглядывают, в удивлении приподнимая брови, когда он произносит заученную фразу. А одна из них — кажется, подруга Иры — хвалит его акцент, аргументируя это своим двухлетним пребыванием во Франции. И, что самое приятное, Антон удивляется тоже. Так уж сложилось, что в повседневной жизни Арсений не разбрасывается словами на иностранном языке и сейчас действительно получает удовольствие от замешательства и очаровательного румянца на щеках Антона — возможно, конечно, от алкоголя, но Арсу хотелось бы думать, что из-за него самого. Оставляя бокал на столе, он обходит остров, чтобы отправиться в уборную — несколько порций выпитого алкоголя грозятся выйти наружу — и проходит аккурат мимо Антона, стоящего в углу островка. Тот оборачивается и легко хватает его за локоть, делая шаг в сторону и выходя из собравшегося круга людей. Арс бросает короткий взгляд на них, подмечая, что все увлечены беседой, и чувствует горячий шёпот в ухо: — Ты меня с ума сводишь. Арсений только улыбается в ответ, поправляет очки двумя пальцами и уходит в уборную. Чёрт, он ведь даже не планировал как-то влиять на Антона, особенно в этот вечер, когда вокруг полно людей. Хотя тому обычно хватает одного взгляда на вышедшего из душа в одном полотенце Арсения, чтобы утащить в кровать. Но сейчас это что-то другое, даже в какой-то степени приятное, тешащее собственное самолюбие и тёплыми ладонями оглаживающее внутри все органы. Без повышенного градуса в крови, конечно, не обошлось, и всё же чувствовать, что заводишь партнёра не только телом, но и мозгом — охуенно. Вернувшись, Арсений замечает, что часть людей уже переместилась в гостиную, звук в колонках стал громче, а плейлист сменился на более танцевальный. Девушки с бокалами в руках покачиваются в такт музыке, обсуждая что-то между собой небольшими группами, парни же разливают крепкий алкоголь на кухне по стопкам. Антона не видно, как и Димы с Игорем — вероятно, ушли курить. В компании едва знакомых для Арсения людей стоит Серёжа со стаканом сока и что-то активно им рассказывает, пытаясь перекричать музыку, и Арс решает присоединиться. Парни разгоняют какую-то шутку, смеются над ней, и Матвиенко, отвлекаясь, протягивает Арсению наполненный низкий стакан с янтарной жидкостью внутри и парой кубиков льда. — Ты произвёл хорошее впечатление на девчонок, — хмыкает он. — Ты так думаешь? Арсений делает глоток, морщится от жжения в горле и подхватывает из стеклянной миски на столе пару виноградин. — Они интересовались твоим семейным положением, — смеётся Серёжа. — Если бы взглядом можно было убивать, за Антоном бы уже приехали. — Он что-то сказал? — фыркает Арсений. — Нет, хотя вроде хотел. Катя с Оксаной начали защищать твою честь и сказали, что ты в отношениях. Арсений мысленно благодарит подруг и улыбается. — Они что-то знают? — интересуется Серёжа, подхватывая Арса под локоть, и уводит в сторону от друзей. — Я ничего им не говорил. — Хм, — Серёжа задумчиво отводит взгляд. — Значит, мне показалось. — Что именно? — Арсений хмурится и пытается воспроизвести в памяти диалог с девушками, состоявшийся часом ранее. — Что Катя будто бы знает. Или догадывается. А Окс очень сильно ей не верит. — Давай не будем гадать, — спустя недолгую паузу, отвечает Арсений. — Если догадываются — пусть. Это не моё дело. — Как знаешь, — Серёжа пожимает плечами и возвращается в компанию парней. Арсений задумчиво делает ещё один глоток и, решая, что сейчас не время копаться в полученной информации, вливается в мужской разговор. Трое коллег возвращаются с перекура довольно скоро, а за ними — ещё небольшая компания незнакомых ребят. Всё это меньше становится похоже на корпоратив, но Арсений старается не загоняться — всё же коллеги, с которыми приятно общаться и тусоваться, рядом. Антон — тоже. Он следит за ним взглядом, пока проходит мимо к импровизированному танцполу у камина. Антон переговаривается с Игорем, что-то уточняет — Арс из-за громкой музыки не слышит что — и уходит по лестнице на второй этаж. Арсений не замечает, когда тот возвращается, но, кажется, происходит это довольно скоро. Арсений отдаётся вечеру, музыке и алкоголю. Танцует с девушками в ярких платьях, которым только в радость чужое внимание, и не обращает своё на сидящего в углу дивана Антона, потягивающего через трубочку какой-то коктейль и непрерывно следящего за своим мужчиной. Арсений бы и рад зажиматься с ним в углу, но в условиях толпы приходится себя одёргивать и наслаждаться вечеринкой. Они молоды, пьяны, счастливы и, главное, они — вместе. Арсений танцует под громкую музыку с девушками, к которым не испытывает никакого романтического влечения, откидывает назад слегка кружащуюся от алкоголя голову и искренне улыбается. Антон же, после многочисленных мозговых штурмов с самим собой, когда всеми силами ломал свою ревнивую натуру, теперь в Арсении уверен. Во всяком случае, девушки рядом с Арсением его ни капли не волнуют. И сейчас он следит только за подтянутым силуэтом в свете большого количества гирлянд не потому, что боится, что Арсений схватит за руку вон ту симпатичную барышню рядом в воздушном светлом платье с пайетками и уведёт её в уборную, а потому, что тот сейчас как никогда спокойный, расслабленный и невероятно красивый. Арсений словно возвращается в свои 20+, когда перед ним, как на ладони, был весь ночной Питер со своими атмосферными тусовками, огромным количеством алкоголя и близкими друзьями, которые всегда вытаскивали его из различных пьяных потасовок целым и невредимым. И если применять на того Арсения фразу «искать на жопу приключения», то у него вся жопа была в приключениях — там и искать не приходилось. Арсений идёт в сторону кухни за очередной добавкой — он уже сбился со счёта, какой именно, — осушает стакан с небольшой порцией виски и обеими руками упирается в столешницу. По загривку течёт капля пота, заставляя его дёрнуть плечами, а перед глазами заваливается горизонт. Кажется, сегодня он отдувается за весь долгий тяжёлый год, который, несмотря ни на что, привнёс в его жизнь также много хорошего. Например, такого замечательного человека, как Антон, который сейчас тихо подходит сзади, кладёт свои ладони на столешницу по обеим сторонам от арсеньевских рук, и, едва коснувшись носом его ушной раковины, говорит: — Был наверху? — Нет, — поворачивая голову вбок, отвечает Арсений и прислоняется бёдрами к столу. — Антон, ты слишком… близко. — Не переживай, никто не смотрит. Все пьяны, им плевать, — улыбается Шаст, но всё же отстраняется. — Пойдём, покажу, — он кивает в сторону лестницы. Арсений не может сопротивляться низкому тембру голоса, да и не очень-то хочет, по правде говоря. Он уже натанцевался и сильно напился, и всё, что имеет сейчас значение — это потемневшие зелёные глаза напротив. Антон ведёт его какими-то бесконечными коридорами, затем через большой зал, открывает двери, пропуская Арсения дальше, и тому кажется, что этот дом слишком огромный, особенно если учитывать его габариты снаружи. Или затуманенный мозг строит какие-то свои картинки, а еле передвигающиеся ноги создают иллюзию длинных больших помещений. По итогу они оказываются в небольшой спальне с панорамным окном. Полупрозрачный тюль по обеим сторонам закрывает почти половину, и Арсений встаёт по центру окна, жмурится, стараясь сфокусироваться, и смотрит через стекло на задний двор. С неба большими хлопьями сыпется снег, застилая всё вокруг белоснежным одеялом. На крышах домов напротив уже образовались снежные шапки, и Арсений легко улыбается, наблюдая за сказочной атмосферой этого вечера. Он и не заметил, как усилились осадки, пока отдавался алкоголю и громкой музыке, которую, к слову, слышно даже здесь, пусть и сильно приглушённую многочисленными стенами. — Здесь много спален, но именно из этой такой вид, — Антон тихо подходит сзади, обвивает руками талию и кладёт подбородок на плечо. — Займём её? — Угу, — не отвлекаясь от созерцания уличного фонаря, тёплым светом освещающего снежные хлопья, отвечает Арсений. — Красиво. — Не красивее тебя. Антон прижимается губами к шее и оставляет несколько коротких поцелуев, подбираясь к уху, а затем прикусывает мочку. — Ты сегодня другой, — добавляет он и трётся носом о колючую щёку. — Какой? — на выдохе спрашивает Арсений. Мир перед глазами грозится поплыть не только от повышенного градуса в крови, но и от чужих ласк, и Арсений прикрывает глаза. — Свободный, открытый, — Шастун продолжает выцеловывать своеобразную картину на подставленной шее. — Пиздец красивый, — он оттягивает ворот свитера, открывая себе доступ к ключицам. — Мой. Его руки оказываются под одеждой, и Арсений замечает их только когда пальцы коротко щиплют за один сосок. — Антон, — шепчет он. — Здесь куча народа, мы не будем… — и вопреки своим словам откидывает голову на плечо позади, позволяя продолжать целовать собственную шею. — Им плевать, Арс, — мурлычет Шастун. — Ты думаешь, этой ночью здесь никто не будет трахаться? — его раскалённая ладонь, преодолевая весь путь под свитером, мягко накрывает дрогнувший кадык. — Не знаю, — Арсений шумно выдыхает. Мозг похож на кисель и отказывается формировать сложные ответы, в особенности, когда на шее не остаётся ни одного незацелованного места. — Ар-рс, — рычит Антон, сжимая руки на талии Арсения, а затем по-хозяйски разворачивает того к себе лицом. Арсений откидывается затылком на окно и пытается сфокусировать взгляд. Голова идёт кругом, и он хватается за чужие предплечья, чтобы удержаться на месте, шумно вдыхает ртом горячий воздух, ещё не осознавая, как всем видом распаляет Антона. Антон накрывает приоткрытые губы своими и настойчиво целует, сразу проникая в рот языком. Арсений отвечает больше на автомате, отдавая ситуации всего себя, тянет Антона к себе, ещё больше вжимаясь телом в огромное окно, которое хотя бы собственной прохладой заставляет его прийти в чувство. — Арс, — вновь зовет Шастун, отстраняясь. Он кладёт ладонь на щеку, разглаживает пальцами кожу и чуть щиплет, обращая на себя внимание. — Что? — выдыхает Арсений и смотрит из-под полуопущенных ресниц. — Тут за дверью… ванная, — рвано отвечает Антон, словно слова даются ему тяжело, хотя если оценивать его состояние относительно Арсения — он вообще не пьян. Разве что, опьянён, и отнюдь не алкоголем. — Хочу тебя вылизать. Арсений кивает, нахмурившись. Он заставляет замершие шестерёнки в голове, больше похожие на вату сейчас, двигаться, но те активно сопротивляются. Ноги непослушно двигают его к двери ванной комнаты, которую он трогает руками, цепляясь за резные узоры, и наконец нащупывает ручку, что незаметным пятном расплывается перед глазами. Он закрывает за собой дверь, встаёт перед раковиной, фокусируется на отражении и видит в нём растрёпанного темноволосого мужчину с растерянным выражением лица. Антон сказал… что? Арсений ещё долго всматривается в отражение, словно то ему может ответить на немой вопрос, пока не включает холодную воду. Он обливает себе лицо несколько раз, а потом вновь рассматривает помутневшие глаза мужчины напротив. Да, Антон сказал именно это. Не показалось, не причудилось, затуманенный мозг запомнил эти хриплые нотки в голосе и абсолютно уверенно произнесённую фразу. Арсений обливает себя прохладной водой из душа, стоя с закрытыми глазами под напором из лейки. Одной рукой он держится за стену, поскольку всё ещё активно ловит вертолёты, но ставит себе первостепенную цель хотя бы немного прийти в себя. Сознание понемногу возвращается и теперь мечется, решая, насколько тщательно стоит готовиться к предстоящим ласкам, а также нужно ли это Арсению вообще. И дело не то чтобы в том, что он не готов отдаться Антону — тот, как минимум, озвучил лишь конкретное желание, и Арсений достаточно доверяет, чтобы понимать, что он не зайдёт дальше, не получив зелёный свет. Впрочем, и сам зелёный свет уже был наготове после многочисленных поступков Антона, из-за которых Арсений чувствовал себя в полной безопасности, а его прежде могущественное ощущение себя альфа-самцом теперь скрутилось где-то в уголке и мирно уснуло. С Антоном он оказался готов на любые эксперименты, оказался готов давать и отдавать, и если текущее желание Антона — это первый шаг к разнообразию их сексуальной жизни, то, пожалуй, именно с него и стоит начать. Смущает лишь чужая обстановка вокруг и всё ещё вибрирующие от громкой музыки стены, но если Антон уверен — Арсений уверен тоже. Он тщательно моется и долго борется с шлангом от душа, от которого уже открутил лейку, не сообразив, что перед этим стоило уменьшить напор. Вода сильной струёй бьет в лицо, шланг выпадает из рук и крутится змеёй по кругу, пока Арсений пытается его поймать и усмирить, зато почти окончательно трезвеет, напрягая расслабленные извилины в мозгу, а затем долго смотрит на бьющую из отверстия воду, всё ещё размышляя, надо ли именно так. И всё же особая педантичность в вопросах гигиены берёт верх. Возвращается в комнату Арсений уже более уверенным шагом. Он откидывает в сторону свитер и джинсы и стоит перед кроватью в одних трусах и надетой поверх влажного торса чёрной футболке. — Не смог натянуть джинсы, — зачем-то оправдывается он, смотря сверху вниз на Антона, растянувшегося на уже разложенной постели. Шастун откладывает в сторону телефон, в котором, видимо, коротал время, пока Арсений сражался с душем и собственными мыслями, и хмыкает, осматривая его с головы до ног. — Зачем вообще пытался? — он садится и тянет вперед руки. Арсений поддаётся жесту и опускается коленями на мягкий матрас, тут же оказываясь в тёплых объятиях. — Там был халат. — Я не заметил, — хмурится Арсений и утыкается носом в шею, вдыхая знакомый аромат парфюма. — Когда ты успел изучить дом? — Когда ты напивался и танцевал. Антон запускает ладонь под футболку и широким движением оглаживает мышцы спины и рёбра. — Зачем? — хмыкает Арсений и дёргается от лёгкой щекотки. — За этим, — улыбается Антон и коротко ведёт носом по щеке, а затем мягко целует податливые губы. Не отрываясь, он тянет Арсения на себя и откидывается на спину, а затем уверенно переворачивается, подминая под себя ещё слегка дезориентированное тело, и Арсений на мгновение удивляется его ловкости, пока не ощущает мягкие поцелуи на шее, ключицах и широкий язык на яремной впадине, выбивающий остатки каких-либо посторонних мыслей. — Антон, — на выдохе говорит Арс и прикрывает глаза, отдаваясь ласкам. — М-м? — отзывается Антон и задирает чужую футболку, а затем любуется открывшимся видом на идеальный росчерк мышц живота — несмотря на долгие пару месяцев почти беспрерывного нахождения вместе, его всё ещё до дрожи завораживает фигура Арсения. — Что на тебя нашло? — тихо интересуется тот и позволяет стянуть с себя футболку. — Ты, — уверенно отвечает Шаст, откидывая в сторону предмет одежды, а затем влажно целует кожу между рёбер. — И твой чёртов фр-ранцузский. Арсений закусывает в улыбке губу и прогибается в пояснице, подставляясь под жаркие поцелуи, перемещающиеся к низу живота. В паху тянет от нескрываемого тканью боксеров возбуждения, и Арс тяжело дышит от предвкушения предстоящих ласк. Одна только мысль о том, как Антон делает ему минет, заставляет дрожать мелкой дрожью — это всегда поистине незабываемо. Он почти уверен, что Антон проходил какие-то курсы, иначе как объяснить то, что тот вытворяет своим блядски горячим ртом. Но Антон не спешит переходить к прямым ласкам, только дразнит языком твёрдый член через ткань трусов, давит на уздечку и мажет губами по всей длине, спускаясь к мошонке. Арсений вымученно стонет, вскидывая бёдра навстречу, и не может сказать ни слова из-за прилипшего к нёбу сухого языка. — Что такое, Арс? — издевательски интересуется Антон и оглаживает резинку боксеров. — Что ты хочешь? — почти мурлычет он и цепляется пальцами за ткань, но тут же её отпускает. — Чтобы ты, блять, снял их уже, — сипит Арсений и, к большому своему сожалению, смотрит вниз. Он встречается взглядом с хитрыми зелёными глазами, и Антон тут же широко лижет яички через слой одежды и, кажется, только наслаждается этой мучительной игрой. — Вот их? — тот опускает резинку трусов чуть ниже, но не стягивает их до конца. — Да! — И что потом? Арсений откидывается головой на подушку и шумно выдыхает. — Да ты издеваешься, — шепчет он в потолок. — Не издеваюсь, а интересуюсь желаниями своего мужчины. — У меня член сейчас взорвётся. Как думаешь, какое у меня желание? — язвит Арсений и вновь смотрит на Антона, а тот, чертила, улыбается своей кошачьей улыбкой и склоняет голову вбок. — Чтобы я взял его в рот? — Именно, — выдыхает. — Чтобы ты взял его в рот! S'il te plait, Anton. Антон замирает на секунду, а затем, просунув руки под спину Арсения, рывком стягивает с него последний элемент одежды. Арсений облегчённо выдыхает, осознавая правильный выбор направления своей речи, и закатывает в удовольствии глаза, когда покрасневшей головки касаются влажные пухлые губы. Антон, не церемонясь, сразу берёт глубоко, двигается размеренно, на каждом подъеме оглаживая языком головку по кругу. Арсений шумно дышит ртом, надолго прощаясь с возможностью нормально разговаривать — горло наверняка будет саднить от засухи. Сейчас, когда алкогольное опьянение начало отступать, это чувствовалось особенно сильно. Антон ласкает медленно и долго, то выпуская член изо рта полностью, то вводя его в расслабленное горло, но это не спасает Арсения от плавно растущего напряжения в теле, и он сжимает под собой одеяло влажными ладонями и сдавленно скулит, оповещая о скорой разрядке. Антон отстраняется, уже зная каждый жест, каждое движение, зная, когда нужно остановиться и когда, наоборот, уже останавливаться поздно. Член предоргазменно дёргается в воздухе, но возбуждение не достигает своего пика, уходя обратно куда-то глубоко внутрь в мелко дрожащее тело. Шастун нависает сверху, касается пальцами подбородка и коротко целует сухие губы. — Воды? Арсений только кивает, распахивая глаза, а затем его губ касается горлышко пластиковой бутылки, и он жадно выпивает сразу половину, проливая на себя пару упущенных капель. — Откуда? — его хватает только на короткий вопрос из нескольких, что вертятся в опьянённой уже вовсе не алкоголем голове. — Принёс, пока ты был в душе, — улыбается Антон, закручивая крышку и отставляя бутылку на прикроватную тумбочку. — Подумал, что захочешь, когда начнёшь трезветь. Подумал, принёс, позаботился… Стоит ли ещё говорить, почему Арсений доверяет этому человеку всего себя? Почему чувствует себя в безопасности, находясь рядом? Потому что это Антон, который когда-то сомневался в том, заслуживает ли он Арсения, а, по правде говоря, заслуживал всего этого мира. Арсений смотрит на него долго, безмолвно выражая благодарность, и Антон фыркает куда-то в ухо, целует рядом, оглаживая руками стройную талию, мажет губами по линии подбородка и тихо шепчет: — Повернись. И Арсений поворачивается, не думая, просто доверяя, зная, что с этим человеком может быть только хорошо и больше никак. — Антон? — тихо зовёт он, чувствуя мягкие поцелуи на лопатках, вдоль позвоночника и рёбрах — тот вновь собирает россыпь родинок в единое созвездие. Его собственное созвездие, именуемое одним конкретным именем. — М? — Ты самый лучший, ты знал? Антон фыркает, спускаясь к пояснице, и оглаживает ладонями подтянутые ягодицы. — Заткнись, — смеётся он, спускаясь ниже, к копчику, и разводит две половинки, открывая себе больший доступ. Арсений с непривычки зажимается на мгновение, но затем расслабляется, позволяя осмотреть себя так, как никому прежде не позволял. И, пожалуй, неспроста. Всё его сознание, всё его тело ждало одного-единственного человека, которому можно было бы показаться в подобном виде, которому можно было отдать себя всего без остатка. — Ты как? — тихо спрашивает Шаст и ведёт пальцем по ложбинке, спускаясь к мошонке, а затем снова вверх. — Всё хорошо. Арсений отвечает и тут же чувствует горячий язык, следующий по тому же направлению, и дёргает бёдрами навстречу. Он впечатывается лицом в подушку, сжимая её ткань в кулаках, и старается не упустить ни малейшего движения новой для себя ласки. И Антон даёт ему эту возможность — медленно ведёт языком, оглаживая чувствительную кожу, широко лижет колечко мышц, подрагивающее от прикосновений, и сжимает в ладонях разведённые ягодицы. И Арсений осознаёт, что ему нравится не столько сам процесс этой ласки, сколько понимание того, кто и почему её совершает. Просто Антон сам этого захотел. Сам попросил, сам расслабил и подготовил морально. И всё это оказывается гораздо важнее какого-то там животного секса. Арсений чувствует кончик языка, мягко проникающий в расслабленные мышцы, и глухо стонет в постель. Это оказывается для него как-то слишком. Не такое «слишком», чтобы остановиться и закончить, а такое «слишком», которое разрывает сознание, превращая его в фейерверк из чувств и эмоций, испытываемых в этот момент. И Антон, конечно же, понимает, что добился лучшего результата, которого мог ожидать, и входит языком глубже, пока не вжимается носом в копчик. Слюна течёт по его подбородку, опускаясь на поджавшуюся мошонку, и он выходит, а затем вновь насаживается языком, вырывая очередной тихий стон с чужих губ. Арсений уже не думает ни о чем, что хоть когда-то в его жизни имело значение — просто отдаётся моменту, сам двигает бёдрами навстречу, прося не останавливаться, сжимает кулаки до побелевших костяшек и тихо скулит, отрываясь от подушки, потому что воздуха сильно не хватает. Антон ещё раз широко лижет, собирая слюну, а затем поднимается, нависая над подрагивающим от возбуждения телом, и мягко целует между лопаток. — Арс, — шепчет он куда-то в затылок. — Можно я… — шумно выдыхает, вызывая лёгкие мурашки от перепада температур. Арсений только сейчас понимает, как горит вся его кожа. Как горит изнутри он сам от чего-то неопределённого, но очень сильного. И от бесконечного желания своего мужчины в том числе. — Что? — после затянувшейся паузы отзывается он и неосознанно толкается в постель. Член болезненно ноет от возбуждения, и кажется, что от банального трения об одеяло, Арсений готов бесстыдно кончить. — Можно… я продолжу пальцами? — неуверенно интересуется Антон и утыкается носом во влажную шею. — Тебе понравится. — Да, — на выдохе. Шастун рвано выдыхает, отстраняется и опускает обе ладони на арсеньевские бёдра, а затем тянет вбок, заставляя перевернуться на спину. Арсений поддаётся и утыкается взглядом в покрасневшего от собственного возбуждения Антона. Его стояк оттягивает штаны, чёрная рубашка смялась, а кудрявая чёлка прилипла ко лбу. Арсений, тепло улыбнувшись, садится и принимается вынимать пуговицы из петель на его одежде. — Что ты… зачем? — непонимающе отзывается Антон. — Тебе не жарко? — закончив с рубашкой, интересуется Арсений, но не снимает её, оставляя висеть на плечах, и начинает расстёгивать узкие штаны. — Жарко, — отвечает Шастун и шумно выдыхает, когда освобождается от давления ширинки на пах. — Тогда раздевайся, — тихо смеётся Арсений, откидываясь обратно на подушки. Антон только хмыкает в ответ, но послушно встаёт и стягивает с себя штаны, а после — хватается за рубашку. — Нет, её оставь. Он пожимает плечами, достаёт из кармана бутылочку смазки и возвращается на постель, располагаясь между разведённых ног. — Нравится официальный стиль? — Только в твоём случае, — улыбается Арсений. — Откуда это у тебя? — он кивает на отложенный в сторону лубрикант. — Вытащил из твоего рюкзака. Антон смеется и наклоняется, нависая сверху. Он раскрасневшийся, с влажной кудрявой чёлкой и чуть припухшими губами от поцелуев — ужасно красивый. Арсений завороженно рассматривает его лицо, гладит ладонью уже мягкую щетину — кажется, ещё чуть-чуть и можно назвать её бородой — и не понимает, почему так долго обходил его стороной. — Ты чего? — шепчет Антон, улыбаясь, и сам рассматривает лицо Арсения так, словно перед ним восьмое чудо света, а затем оставляет на кончике его носа невесомый поцелуй. Арсений только качает головой, тянет за шею ближе к себе и целует. Чувствительная кожа горит от прикосновений широкой ладони, которая проходится сначала по груди, а затем — по рёбрам, животу и разведённым бёдрам. Арсений отзывается на ласку рваными вздохами — всё его тело отзывается, дрожит, требует большего. В Антона хочется укутаться, как в тёплое одеяло, и никогда больше не раскрываться. Арсений не просто отдаёт ему себя, он отдаёт свою душу и свой разум без остатка. И он бы сейчас мог уйти в размышления о том, что в итоге останется ему от себя самого, но пьяная голова и болезненное возбуждение отключают любые попытки в эти мысли. Антон тем временем накрывает ладонью налитый кровью член, медленно ведёт рукой, не имея цели довести до разрядки, а губы уже блуждают по влажной шее. Арсений прикрывает глаза, откидывая голову в подушки, дышит раскалённым вокруг себя воздухом и ловит каждое прикосновение. Ему слишком хорошо, чтобы думать не просто о своих страхах — вообще о чём-либо. Антон спускается ниже, влажно целует в пупок, а затем вновь касается языком до предела чувствительной головки. Арсений невольно скулит, закусывает ребро ладони, а затем чувствует, как влажный от смазки палец проникает внутрь. Чувство непривычное, непонятное, но совсем безболезненное. Палец проникает глубже, и вот уже костяшки упираются в ягодицы. Горячий рот отвлекает, переключает на себя всё внимание, и Арсений невольно толкается бёдрами ему навстречу — эти ощущения, во всяком случае, ему знакомы. Антон обхватывает одну только головку губами, обводит её языком, толкается кончиком в уретру и плавно двигается вниз, когда горячая волна удовольствия накрывает Арсения с головой, и он стонет, позабыв о том, что когда-то хотел быть тише — кажется, сейчас чужая обстановка вокруг теряет всякое значение. Антон давит пальцем на простату, а большим — снаружи — массирует местечко под мошонкой, усиливая ощущения. Арсений теряется в самом себе, в контроле своего тела, дрожит и двигается навстречу каждому движению внутри. И если раньше ему казалось, что что-то было «слишком», то сейчас это «слишком» со звёздочкой. С ебучей звездой, взорвавшейся внутри собственной вселенной. Он не замечает, как постельное белье под ним превращается в мятое влажное месиво, как кулаки сжимают несчастное одеяло по обеим его сторонам, как руки то тянут его вверх, то безвольно опускаются, а в горле уже першит от несдерживаемых стонов. Антон добавляет второй палец — и если бы это вообще имело хоть какое-то значение. Арсений под ним, как податливая кукла, расслабленный до предела, позволяющий делать с собой всё, что угодно, главное, чтобы это не прекращалось. Удовольствие проходится по нему катком, пальцы внутри ощущаются непривычно правильно и уместно, а влажный горячий рот на члене так охуенно, как никогда прежде. Он напрягается, чувствует, как оргазм накатывает с ног до головы своей мощной силой, а затем — отступает. Плавно, дразняще, почти болезненно, и Арсений вновь скулит, только уже от несдерживаемого разочарования от отсутствия долгожданной разрядки. Слова застревают на языке, хочется выругаться, сказать хоть что-то, в конце концов — додрочить самому. Он приоткрывает глаза, смотрит из-под полуопущенных ресниц перед собой и видит только кудрявую голову вблизи себя. Антон рвано дышит ему в плечо, легко целует и чуть прикусывает кожу, а затем ведёт носом по шее, скуле и влажному от пота виску. — Арс, блять, — шепчет он отчаянно. — Ты бы себя видел… Господи… Его голос внезапно отчаянный настолько, что Арсений с концами забывает о том, что ещё мгновение назад был готов обматерить Антона за резкую остановку. Он пытается отдышаться, облизывает языком сухие губы и тянется ватными руками к кудрявой голове. Арс обхватывает её обеими ладонями и тянет выше, чтобы заглянуть в глаза. — Антон? — тихо зовёт он, но Шастун смотрит куда-то в сторону, а затем и вовсе закрывает глаза. Он опускается на локти, вжимаясь всем телом, и Арсений чувствует его возбуждение своим — кажется, тот тоже на пределе, хотя даже не касался себя руками. На нём всё ещё надеты трусы, а рубашка виснет на плечах. Антон горячий, его грудь вздымается от частого дыхания, а напряжённый член дёргается Арсению в живот. — Антон, — вновь зовёт Арсений. — М? — скулит Шастун, вжимаясь лбом в острую ключицу. — Что случилось? Антон машет головой и оставляет невесомый поцелуй на разгорячённой коже, а затем поднимается на ладони, отстраняясь. Его губы сжаты в тонкую полоску, на висках блестит пот, глаза всё так же закрыты, а ресницы подрагивают. В нём словно океан сдерживаемых эмоций, совладать с которыми едва по силам, и Арсений понимает без слов. — Антон, — шепчет он, уже не ожидая ответа. — Трахнешь меня? Антон распахивает глаза, долго всматривается в любимое лицо и резко выдыхает, а его кадык дёргается от сглатываемой слюны. — Ты уверен? — В тебе — бесконечно. Губы Шастуна дёргаются в улыбке, и он наклоняется, прижимаясь лбом ко лбу Арсения и прикрывая глаза. И это мгновение кажется более интимным, чем всё, что было с Арсением за всю его жизнь. Принятие партнёра, абсолютное доверие и близость душ, которой прежде ни с кем и никогда не было. Антон отстраняется, стаскивает с себя оставшуюся одежду и возвращается, садясь на пятки между разведённых и согнутых в коленях ног. Он оглаживает руками чужие рёбра, живот, очерчивает пальцами мышцы пресса, завороженно наблюдая за собственными движениями, словно прямо сейчас сам себя убеждает в реальности происходящего. Ладони касаются внутренней стороны бёдер, и жёсткие волоски шуршат под его пальцами. Арсений прикрывает глаза и глубоко вздыхает, а затем подаётся всем телом ближе, призывая к действию. И дело уже даже не в самом сексе, а в такой необходимой сейчас близости с партнёром, в принятии себя и своих желаний. Он хочет. Хочет Антона сейчас, потом, всегда. Хочет дарить ему удовольствие и видеть, что тот его получает. Он чувствует мягкие губы на собственной шее и два влажных от смазки пальца, растягивающих мышцы ануса. Антон толкается ими внутрь, прокручивает и раздвигает, на манер ножниц, а губами накрывает приоткрытые арсеньевские, вовлекая в отвлекающий поцелуй. Арсений обхватывает его шею пальцами, жадно отвечая и сплетаясь языком. Ощущения внизу странные и немного болезненные, но горячие губы на его собственных и правда заставляют забыться, отдаться переполняющим грудь чувствам. Антон вытаскивает пальцы, как только растянутые мышцы свободно принимают третий — для проверки, достаёт из кармана неподалёку оставленных штанов презерватив и раскатывает его по члену, смазывая сверху ещё небольшим количеством лубриканта, а затем нависает сверху, всматриваясь в распахнутые голубые глаза. Помогая себе рукой, он плавно толкается внутрь, погружая член медленно, сантиметр за сантиметром, до самого конца. Губы Арсения открываются в немом стоне, а вздох застревает где-то в горле. Он не отрывает взгляда от глаз напротив и сжимает руками лопатки Антона, впиваясь короткими ногтями — кажется, останутся следы. Антон покрывает мелкими поцелуями его лицо и дожидается короткого «угу», когда Арсений, наконец, начинает дышать, а затем принимается медленно двигаться внутри, так же медленно, движение за движением, сводя с ума от бушующих внутри эмоций. Кровать шатается в такт поступательным рывкам, а спинка бьётся о стену, когда тормоза обоих дают сбой, оставляя их наедине друг с другом, с собственным желанием, с громкими несдерживаемыми стонами. Антон вжимается лбом в плечо Арсения, Арсений же одной рукой неосознанно прижимает его ближе к себе, а второй ритмично надрачивает собственный член, теряясь от совокупности ощущений, чувств и эмоций. Их обоих хватает ненадолго — Арсений давно был на грани, и сейчас срывается в бешеный темп, доводя себя до долгожданного оргазма. Он выгибается и, запрокинув голову, стонет, заглушая стук кровати о стену. Антон скулит, ощущая, как мышцы сокращаются вокруг члена, ритмично вбивается в напряженное, как струна, тело под собой, сжимает зубами свод от плеча к шее и с шумным выдохом кончает следом. Они лежат так еще некоторое время, приводя в порядок дыхание и собственные мысли. В комнате наступает почти звенящая тишина, и оба замечают, что музыка с первого этажа стихла — неизвестно, как давно. Кажется, уже глубокая ночь, раз ребята решили окончить вечеринку. Антон сползает на дрожащих руках, падает рядом и стягивает презерватив, скручивая на нём узел. — Ты нормально? — он подтягивает к губам кисть Арсения и невесомо целует костяшки. — Мгм, — Арс прикрывает глаза — тяжесть век оказывается непреодолимой. — Эй, — шепчет Шастун. — Пошли в душ. — Мгм. Это оказывается последним, что Арсений запоминает в ту ночь.