Талый снег и тёплый лёд

Ему никогда не нравилось, когда трогают его. Его родных, его друзей, его вещи.       Коля готов был сдохнуть, лишь бы защитить то, что принадлежало ему, и то, что пытаются сломать и стащить. Кодекс чести? Нет. Никакой чести. Когда тронули его семью, он хотел пополам порвать. Выжечь, разрезать на куски и порешать, убить тварей, или тварь, что сказала в их сторону что-то не то. Он крепко держался зубами за своё, и рвал же ими чужое. Также и с репутацией. Глупо, но он всё-таки бился за неё до последнего. И если бы не поганые бывшие друзья и враги, ничто бы не подвергло его на обливание водой и давить на жалость. Зачем-то пытались его сломить. Ну это неважно.       Коля борется. Жизнь это вообще сама по себе борьба. Естественный отбор. Борется до последнего, до тех пор, пока не покажется кровь. Вот тогда то он и сможет остановиться. Когда защищаешь свое, нужно уметь постоять за это. Даже если ты сам хрупкий. Как стеклышко. Стекловата, верее. Он — стекловата. От него пахнет льдом. Холодным и безжизненным. Он мертвый. Он всегда таким был. И да, он борется за вещи без чувств, но всё же он что-то чувствует. Он не бесчувственная серая тварь. Он — человек. Также Лебедеву часто нужно защищать свою честь, не давать её хоть пальцем тронуть, как омегу и жертву для любовных утех. С этого Коле мерзко. Непозволительно мерзко. Он готов разорвать за попытку взять. — Какие у нас планы на день? Да, у него и такая штука есть. Сегодня поесть не забыть, потом казик покрутить, игры поиграть, тиктоки поснимать, хайп поймать и врагов профолловить. Да, он контролирует каждый шаг своих врагов. Даже почти врагов. Нужно знать, что делают твои враги. И на всякий случай предпринимать всё это против них.       Первый по списку Бустер. Альфа. Человек, оскорбивший его мать. Никаких происшествий у него нет, он как обычно тусуется со всякими долбоебами и матерится во всю глотку, гребаный сучий уебан. Затем Эвелон. Омега. Бывший друган расстался с очередной швалью, и наверняка уже нашёл новую. Жожо. Бета. Человек, который скоро, наверное, сдохнет, если будет вести образ жизни, который ведёт сейчас. Братишкин. Альфа. Обычные стримы, где ничего не происходит. Хесус. Альфа. Дед, как и до этого, в Америке, пьёт ебаную кока-колу и пиздит о революции в какой-то из областей своего глубокого мозга. Или ануса. Мокрица. Омега. Человек, новостей о котором у него просто нет. Всё. Ничего интересного за сегодня у него нет. О, погодите-ка. Коля присматривается и чертыхается.       Новости про Рому всё-таки есть, но Лебедеву они не нравятся. Этого напыщенного уебка, конечно, давно пора было наказать, но чтобы кто-то ему в личку присылал текст с приглашением повеселиться и кружочки, где его разоблачителя пытаются раздеть… Верно. Его. Это его враг, и правило «я убью за моё» тут же всплывает у него в голове. Так, это его дружок Андрей с какими-то левыми пацанами, и все там толи то-ли А, то-ли Б, как понимает тиктокер.       У него даже нет времени снять дурацкие красные рожки с головы, как Некоглай, в белой толстовке и не более, накидывает что-то совсем лёгкое, обувает кроссовки и мчится в указанное место так, как никогда бы вообще не подумал. Ни-ко-гда. У парня в голове нет ничего. Ни одной мысли. Руки сжаты в кулаки, на лице какая-то тусклая ярость, а снег уже полностью завалил его волосы снегом. Ему не холодно. Он сам, как лёд. Он пахнет льдом, хоть льдом пахнуть нельзя.       А Рома пахнет снегом. Это особенно хорошо чувствуется здесь, за поворотом, когда он беспомощно пытается вырваться из лап какой-то твари, которая сейчас будет задыхаться от собственной крови. — Ты пришёл. Красавчик! — приветствует его Андрей, и протягивает руку, чтобы хлопнуть по ней, но внезапно чувствует боль, пронзившую все нервные окончания. — Эй, ты чего?! — Это ты чего?! Я давал право наказывать своих врагов тебе? Псих! — Мы просто его трахнем. А ты посмотришь, Коль, что здесь плохого? — Плохого? Что… что ты несёшь? Руки заметно дрожат. Невероятное чувство, неверное. Желание защитить.       Андрей отступает назад, видя яростный огонь в карих глазах. Альфе страшно, ему хочется спрятаться, но его друзья выглядят намного решительнее. Понимая сущность Коли, тем становится менее страшно, чем до этого, и уже тот утирает нос от крови и еле сдерживает слезы. Но видя ещё более беспомощного Мокривского, это кажется придаёт ему сил, и джокер, замахиваясь, бьёт альфу в солнечное сплетение, заставляя упасть. Ещё какой-то парень пытается остановить омегу, но его отзывает Андрей. Видя виноватый огонёк в его глазах, Коля зло зыркает, после чего все уходят, оставляя их наедине.       Устало вздохнув, Лебедев оглядывается. Трясясь и вздрагивая, его враг сидит на снегу, и смотрит перед собой, храня какой-то напряженное и обвинительное молчание. — Не надо меня винить. Я ничего им не говорил. — произносит Николай, подойдя немного ближе. Подняв на него взгляд, Мокрица бросает: — Да. Можешь идти.       Отвернувшись, накрутчик так и хочет поступить, ведь его цель выполнена, и своего врага, и собрата-омегу он спас, но после до парня доходит, что, бросив его так, он подвергает разоблачителя ещё большей опасности, чем была до этого. Бедная дрожащая на снегу омежка… Коля передернулся. Те парни были жуткими и здорово его напугали, но он и представить себе не может, каково сейчас было Мокривскому.       Подойдя сзади, он пытается его поднять, и, не почувствовав сопротивления, действует уже более решительно, заставляя врага осторожно переступать с ноги на ногу. Он такой же хрупкий и жалкий, как и Коля. И как-же от его шеи пахнет снегом, даже представить сложно. После своих же мыслей Некоглай вздрагивает. Не нормально. Неправильно. По всем пунктам. Но сейчас его планы изменились. Его мир немного вздрогнул. Покосился. Скривился набок. Он вызывает такси.       Еле затащив парня в тёплую квартиру, омега облегчённо дышит и укладывает того на кровать, заставляя избавиться от мокрой одежды. Рома не сопротивляется. У него красные от мороза щеки, и ресницы, белые, покрытые инеем. У Коли трясутся руки. Он просто волнуется насчёт того, что тот проснётся и не так его поймёт. Вообще по сути надо бы его тут и убить, наказать, но Лебедев не спешит. Запах снега его успокаивает. Серая футболка, принадлежащая Коле, на стримере выглядит намного красивее и правильнее. Нужно отдать её ему? Или стянуть, и вдыхать вечный аромат снега, утыкаясь в него бледным лицом, таять льдом от приятного запаха, и винить себя во всём. Снег со льдом. Коле бы хотелось их смешать. Ощутить этот контраст. Обвить холодное тело своим, держать в плену ледяных пальцев чужие, такие же длинные и холодные.       Сидя за компьютером и играя в глупые игры, омега немигающим взглядом смотрит в экран процессора, и грызёт ногти на левой руке, иногда поглядывая на Рому. Тот спит, тихим и безмятежным сном, и пора бы уже кому-то позвонить и позвать Мокривского, его ненавистника и врага, забрать куда-нибудь нахуй, но Коля просто не может. Или, вернее, не хочет. Хоть пару минуточек. Пару минуточек.       Коля видит на лице омеги тень страха и беспокойства. Он легонько сжимает простынь и дрожит под одеялом, пытаясь отчего-то спастись. — Чёртов Андрей, — произносит тиктокер, а затем наклоняется, чтобы пощупать чужой лоб и проверить свою догадку. И она оказывается верной: у Мокрицы температура, что говорят красные до сих пор щеки и пот на лбу. — Что они бы с тобой сделали, если бы я был такой… мразью? Он чувствует себя мразью, да. Это он старый, он прежний. Он прежний сейчас бы не заботился о Роме. Он прежний бы оставил его там, одного. Или с удовольствием бы сейчас вкушал каждый сладкий участок его тела, играя с омежкой только так, как он захочет. И Колю бы не смущала его омежья сущность. Он прежний бы…       Лебедев замирает, когда холодный кончик носа чувствует горячую кожу шеи, к которой он как-то случайно примкнул. Резко отстранившись, парень матерится и вздрагивает, стоит Мокривскому что-то сладостно промычать в бреду, в котором стал путешествовать после неуютных кошмаров. Джокеру хватает самообладания не вонзиться в его шейку зубами. Оставить метку… сделать своим… Рома будет принадлежать ему… — Нужно найти тряпку, смочить и положить на лоб. Так…– говорит парень в противовес своим действиям, наблюдая как Мокрица переворачивается лицом к нему и чуть приоткрывает губы, тихо и спокойно дыша. — Нужно… нужно держаться, бля. Ну Коля!       Быстро вскинувшись и встав с кровати, парень кидается в ванную, хватает первую попавшуюся футболку цвета хаки, смачивает, выжимает и бежит обратно, осторожно кладя тому на лоб. Теперь бы парнише не помешали лекарства, но будить и заставлять Рому видеть его тупую рожу Колю не хочет. Поэтому приходится звонить первому из списка «друзей Мокривского».       Ну да. Встречайте. И это, конечно же, Вадим Козаков собственной персоной, примчавшийся так быстро, что Коля не успел даже на секунду задержать взгляд на коленях, которые стали видны после сброшенного одеяла.       Лицо Вадика, как всегда, не выражало ничего, кроме как отвращения и ненависти к хозяину квартиры, в которой находился Мокрица. Эвелон192. Омега с запахом чечевицы и таким взглядом, что становится стыдно, даже если виноват не ты. — Я… — Ничего не объясняй. Я заберу его, и всё, и мы разойдемся. За сохранность чужой чести Козаков не боится. Всё-таки джокер омега. А вот Лебедев уже боится самого себя.       Когда Вадя одевает и собирает парня, а после закрывает за ними дверь, в квартире Некоглая становится пусто. Больше нет дрожащего на кровати тельца, сжавшегося в комочек, нету чего-то настоящего, но неправильного. Но все-же… Вся его квартира пропахла снегом. А раньше пахло лишь льдом.       Прижимаясь носом к подушке, омега ловит остывающий аромат, что она сохранила, и чувствует тепло, которое принадлежало Роме. Хочется плакать от невозможности снова его тронуть или на него посмотреть. Но Коля не плачет, лишь засыпает.       И просыпается в такое же холодное и морозное утро, что было до этого. Но только оно уже другое, совершенно другое. Белое и холодное. Оно снежное, да, весь его балкон и окна украшены снегом! Белым и искрящимся, он забивается в щели и так и норовит проникнуть в квартиру. Открыв окно, тиктокер впускает внутрь пару снежинок и прикасается к ним, чувствуя нежный холод подушечками пальцами. В этот раз он понимает, что чувствует. Влюбился.       В этот раз Коля вместо чтения информации насчёт своих врагов забивает в интернете совсем другое. Ему интересно, сколько подобных случаев как у него было вообще. В их мире это являлось неправильным. Альфа должен быть с омегой, омега — с альфой. Это было сделано для продолжения рода, что нужно было множить и множить регулярно. Но ему было как-то плевать. Партнёра на час хватало, но быть с кем-то надолго… грубое отношение и член внутри не привлекали совсем, скорее раздражали. Каждую течку он старался проводить один, отчего позабыл, когда у него последний раз была сцепка. Помогали таблетки, запах почти убивался, а друзей он к себе не приводил. Повезло, что Никита являлся бетой, который уже нашёл своего истинного, поэтому общаться с ним было более-менее нормально. А вот Андрея или Даню приходилось спихивать подальше. Кстати, что там про Андрея?       В их диалоге альфа писал о том, что не понимал мотивов Коли. То джокер хотел Мокривского наказать, или убить, то так бездумно защищает и разбивает Андрею лицо. Лебедев же в ответ на это бросил лишь что-то короткое по типу: потом поговорим, и бросил телефон на кровать, вновь заглядывая в ноутбук. Информация в интернете ему мало нравилась. Писали, что омеги друг с другом быть не могут чисто физически, так как им нужен альфа для самоудовлетворения. У Некоглая было своё мнение на этот счёт, ведь вечно трахаться ему не хотелось, да и Рома Мокривский тоже явно не блистал в экране присутствием какого-то самца. Или же он скрывал? Хотя, судя по характеру, стример тоже такое на дух не переносил. Может, у него есть шанс? Хотя они враги… Это неправильно. Но чувство обладания этим телом… желание защищать. Возможно, именно в этот момент тиктокер впервые в жизни пожалел насчёт того, что он омега. Он не сможет даже объясниться, если они когда-то окажутся наедине. Хотя навряд-ли.       У Коли появляется жуткое желание посмотреть на Рому ещё раз. К его удаче, уже три часа, и Мокривский ведёт прямой поток на платформе Твич. На нём уже другая футболка, чёрная, совсем не та, которую на него надел Некоглай. Это огорчает. Разочаровывает. Но Лебедев быстро об этом забывает, когда заслушивается чужим голосом, и не замечает, как стрим парня заканчивается. Смотрит он не с официального, проблем не хочет. Так проходит этот день. Более скучно и однообразно, чем вчера.       В час ночи Коля ложится спать, когда на телефон приходит новое входящее. И оно наверняка от Андрея. Устройство даже брать в руки не хочется, так сильно ему всё равно, но уведомления продолжают приходить. Яростно схватив телефон, парень злобно скалится, открывает телеграмм, и видит: «Не понимаю твои мотивы, но спасибо. Я перешлю твою футболку курьером, если дашь адрес» «Коль?» «Можешь оставить себе. Откуда у тебя мой номер?» «Ты же мне писал уже, забыл?» «Тогда я её выброшу» «Слишком тобой сильно пахнет» «Уже нет, тобой» «Лёд не пахнет, че ты мне гонишь» «Снег тоже. Так ты заберёшь, или нет?» «Ты так пытаешься выманить мой адрес?)» «Больно надо» «Мой друг идиот, прости. Я ему уже ебнул» «Я видел» «Не знал, что ты умеешь драться» «Передашь лично? Я скоро собираюсь сходить в один клуб, там встретимся» «А ты не прихуел ли, Лебедев? Не хочу я с тобой встречаться» «Дай адрес» «Ну это пока» «Ну пожалуйста» «Нужно кое-что лично сказать» «Я тебя боюсь» «Ладно. Чего ты хочешь взамен за встречу?» Рома не отвечал долго. Некоглай успел даже задремать, прежде чем уведомление вновь вытащило его из царства Морфея. «Я в прошлый раз из-за твоих дебильных дружков не купил одну вещь в лавочке, которая находится за поворотом и работает только вечером. Сходишь со мной? Думаю, тебя они не тронут, если захотят вновь меня подкараулить» «Хорошо. Сходим. Не бойся меня» «Посмотрим»       Уснул он совершенно спокойным и счастливым, в ожидании встречи, которая, возможно, изменит всю его жизнь.       Следующее утро тоже выдалось снежным. Холодный ветер проникал под одежду, но когда он сел в такси, стало жарко. Или это было жарко внутри? Встреча должна была состояться в его излюбленном клубе, который находился в центре Москвы, и продавал такие напитки, что можно было и на всю ночь остаться тусить. Хотя лучше бы встреча была в квартире… всё же там поспокойнее. Но лучше всего было то, что в этом заведении не пускают альф. Так что за свою безопасность, и за безопасность Ромы он был спокоен.       В назначенное время Лебедев пришёл раньше. Мокрица немного задержался, поэтому, когда он подошёл к кремовому диванчику, джокер его не заметил, уткнувшись в телефон. Крепко сжимая пакет в руках, омега неловко переминается с ноги на ногу. Позвать Колю он не решается, ему страшно, поэтому парень лишь его разглядывает, прислушиваясь к самому себе и чувствам внутри. Там он улавливает благодарность. Неизвестно, что было бы, если бы эти свиньи успели бы до прихода Лебедева. Когда тот сворачивал за угол, его резко схватили и потащили за собой, он даже среагировать и закричать не успел. Просто почувствовал сильные руки, сжимающие плечи, и увидел лицо Андрея, парня, которого он знал. Хотя было не ясно. Ведь тот общается с Некоглаем, значит и хотел за него отомстить. Но почему его враг повёл себя так? Даже в свою квартиру отвёл и позаботился. Вместе с благодарностью пришло внутреннее волнение. А вдруг всё это — чёткий спланированный план, саботаж против него? Вчера Некоглай проявил себя, как герой, но сегодня мог показать себя совсем в другом свете, совершенно нелицеприятном и жестоком. Мог пошутить… Над ним.       Рома не замечает, как Коля обернулся, засмотревшись на него. На губах джокера появляется какая-то неестественно широкая улыбка, а зрачки расширяются. Это даже как-то смущает — подобная реакция на себя. Словно Николай увидел что-то прекрасное. На щеках вспыхивает румянец.       Тот указывает ему на место рядом с собой, и хлопает по дивану, мол, садись уже. Разоблачитель подчиняется. — Давно так стоишь? Чего не позвал? — спрашивает Некоглай, беря протянутый пакет в руки и крепко его стискивая. Мокривский смотрит глазами в пол. — Эй, омежка. Ты чего такой? Что-то случилось? — Ты тоже омежка, — возмущённо морщится Роман, заключив зрительный контакт. Накрутчик хмыкает. — Может уже пойдём? Пакет я тебе отдал. Мы встретились. Теперь твоя часть уговора сходить со мной кое-куда. — Да помню я. Зачем так спешить? Может посидим, выпьем чего? На улице холодно… — Я тебе не друг, чтобы вместе выпивать. И я тебе не доверяю, хоть мы и оба омеги, — ткнув пальцем, заявляет Рома. В его глазах нет и грамма доверия. Поэтому приходится сдаться. — Хорошо, — закатывает глаза Коля. — Куда тебе там надо? — Пошли. Узнаешь.       Идти до того места довольно далеко, и Коля хочет вызвать такси, но его оппонент жалуется на пробки. Поэтому приходится топать пешком, спотыкаясь и дрожа от холода. Плюс ещё и ни у кого не покрыта голова. Кажется, они оба идиоты.       Снег валит во всю. Запах снега заполняет лёгкие, Коля еле держится, чтобы не прильнуть к Роме поближе и не втянуть носом этот запах, трогая губами шею и выцеловывая кожу, белую, как снег. Он держится как можно дальше от Мокривского, пытается сконцентрироваться на дрожи от холода, но мысли и взгляд всё равно возвращаются к стримеру. Чуть ускорившись, Некоглай тянется рукой к парню, чтобы притронуться, но резко одергивает. Мокривский останавливается. — Что, уже пришли? — Ага. Вот этот поворот. Не отходи от меня далеко, пожалуйста, — с просьбой в голосе произносит разоблачитель, оглядываясь на спутника. Джокер участливо кивает, и подходит ближе. Их плечи соприкасаются, и Рома готов поклясться — он чувствует ток. Но, может, ему показалось?       Они идут по темному переулку. Тихо. Кажется, опасения Мокрицы были напрасны, да и Коля прекрасно знал, что после недавней взбучки Андрей и носа не высунет. Ветер завывает мелодии, руки дрожат, когда Лебедев вытаскивает их из карманов, чтобы уцепиться за Мокривского. — Ты чего? — не понимает стример, пытаясь вырваться. — Страшно тут. Мы, омеги, должны держаться вместе. — Ты забыл, кто мы? — А кто мы? — забавно округлил глаза Коля. Роме осталось лишь устало вздохнуть. — Некоглай и Мокривский, — руку вырвать не удалось, но тот не бросал попыток этого сделать. — И что? Я и так это знал. — Ты еблан? Мы ненавидим друг друга! Тебе должно плевать, если что-то случится со мной, мне — если что-то случится с тобой. Всё понятно? — Более чем. Но держаться вместе всё равно надо…– пытается ухватиться сильнее, в итоге чувствуя как его пальцы до боли крепко сжали. — Ай! Ты охуел? Что делаешь? — Сам же говоришь — вместе. Тихо, мы почти пришли.       Указав на какое-то мрачного вида здание, он ловко свернул в сторону, заставляя Николая идти за ним. Тот испуганно поежился, но поспешил вслед, широкими глазами глядя на ларёк.       Они вошли внутрь. Людей в здании не было, лишь один продавец у окна, что скучающе листал экран телефона. Оглядевшись, тиктокер понял, что это была аптека, но какая-то странная. Лекарства были незнакомы, какие-то мази, таблетки и тюбики. Но смесь запахов… Сразу давали понять, что это такое. — Зачем мы здесь, Ром? — подергал врага за руку Лебедев, шмыгая носом. Различные феромоны били в нос, не давали дышать. Ужасная какофония запахов. Чтобы не сойти с ума, Некоглай сконцентрировался только на одном запахе, надеясь, что Мокривский ничего не заметит.       Тот не отвечает, подходя к окну. Судя по всему, разоблачитель знает, с какой он здесь целью. Вытащив карту, он вырывает руку из руки Коли, и спрашивает: — Есть у вас подавляющие таблетки? И, пожалуйста, таблетки, чтобы убрать запах. Спасибо.       Продавец протягивает то, что нужно, и отдаёт в руки Мокривского. Тот расплачивается карточкой, и утягивает Колю назад, на холодный и морозный ветер. — Слушай, а тебе нахуя это? И почему бы не купить в нормальной аптеке за углом, а не переться за тем же самым в другой конец столицы? — Это сильные таблетки, такие продаются только здесь. Мне нужно не привлекать внимание и стараться быть похожим на бету. — Но для чего? — Чтобы более таких казусов, как до этого, не было! Сначала я шёл сюда с целью купить лекарство, что помогает течке пройти незаметно и менее чувственно, но теперь…– он недовольно покачал головой, на что Коля лишь пожал плечами: мол не я. — Теперь надо от твоих друзей альф обороняться. — А когда у тебя следующая течка? — не подумав, ляпнул тиктокер, видя шокированный взгляд. — У меня вот уже была. — Тебя это не касается. — Почему же? Мы же омеги, что страшного? — Хуй знает, что тебе в голову придёт.       Мокривский чувствует, как покраснел ещё больше. Благо всё можно было свалить на мороз. На такое заявление Лебедев делает круглые глаза и охает, прикрывая рот. — Да ты что? Мой нет. Думаешь, у них есть разум? — Даже если бы и был, то у твоего бы — нет, — отрезает Рома, а затем демонстративно достаёт телефон из кармана. — Сам такси вызовешь, или это сделать мне? — Не хочу никуда ехать, так устал… ты ближе чем я живёшь, давай к тебе? — давит лыбу Некоглай. Омега щурится. — Ты много борзеешь, Коля. Если один раз согласился с тобой встретиться, ещё не значит, что теперь мы можем ходить друг к другу в гости, и тому подобные вещи. Тебе ясно? — И ещё я голодный, и устал…– продолжает канючить джокер, и омега сдаётся. Так они могут и до позднего вечера на улице простоять, а тут холодно, черт побери. Поэтому решительно кивает, на что Лебедев вновь расплывается в широкой улыбке. Ребёнок. Да, черты омеги ему присущи, хоть Коля и полон качеств, которые обычно достаются альфе. Холодный, расчётливый и решительный, и очень горячий. Даже не скажешь, что он пахнет льдом. Пеплом, костром, но точно не холодным куском замёрзшей воды, что тает в руках. Нежности в нем на первый взгляд нет, но когда Коля рад, или расстроен, сразу видно — омега. А ведь Мокривский думал, что альфа, или бета, в конце концов. Но уж точно не омега. Но это было даже хорошо, в плане того, что по его душу наказывать изнасилованием Некоглай, его враг, не придёт. Если только уж не совсем отшибленный. Но когда тот тронул его за руку… Да, тут стример об этом и пожалел. Что не отшибленный, а не то, что не альфа. Обжигающий вообще всем, что только есть. От взгляда и до пальцев, касающихся его собственных. Мягких и поглаживающих. Успокаивающих. Тёплых и нежных. Как у омеги.       До квартиры они всё-таки добираются, добрую вторую половину пути по лестнице просто собачась. Затем разоблачитель усаживает накрутчика на стул перед столом. Там же оказывается горячая чашка чая, ваза с сластями и Рома, севший напротив. С насупленным лицом, хмурыми выразительными бровями, и запахом снега, привлекающем к себе. Невероятное сочетание.       Мокрица молча разгадывает Колю. Огонёк в его глазах не заметить сложно, но отчего он исходит, ему не ведомо. Желания отомстить джокер не выявляет, это точно, но и мира явно не жаждет. И в феромонах его присутствует враждебность, что парня страшит и отпугивает.       Когда молчание, с тихими звуками отпивания чая и шороха фантиками, затягивается, Мокривский всё же предпринимает первую попытку завести разговор. — Итак, — он неловко кладёт руки в замке на стол, и с опасением бросает взгляд на Колю. — Ты когда поедешь домой? Отогрелся? — У… — У меня спать нельзя. Даже не продолжай. — Но… — Да, мы оба омеги. Но ты еблан, не забывай этого. — И… — И я не простил тебя. Ты меня спас от своих же друзей, не знаю, конечно, зачем, но ты… Его резко перебивают. — Я не мог позволить им тронуть моё. Лучше сдохнуть, чем позволить кому-то тебя трогать.       У Мокривского запершило в горле, и он стал откашливаться. Странно, но Лебедев не смеялся, и кажется, что говорил серьёзно. Очень серьёзно. — Чего? — придя в себя, вопрошает Рома, убирая печенье на стол. Сейчас точно не до этого. — С чего это я — твоё? — Ты мой враг. — выделяет джокер. — Только я могу с тобой расправиться, и только я могу тебе отомстить. И никому другому этого не позволено.       Мокрица теряется, Лебедев чувствует это в его запахе. Также как и жуткий страх, наполняющий сантиметры воздуха, и еле заметный интерес к себе и тому, что будет дальше. Откинувшись на стул, Рома берет себя в руки, а затем давит ехидную улыбку, и охрипшим голосом кидает: — Ну давай. Отомсти уже, чего медлишь? Ждёшь, пока другие сделают это за тебя? Я же твой враг, так сломай меня. Омеге не горячо и не холодно, что там Коля думает. Он считает, что у того кишка тонка что-то сделать, поэтому с большой вероятностью до одного процента накрутчик просто встанет и уйдёт, бросив напоследок что-то колкое.       Но, вопреки его удивлению, Некоглай, выполнив первую часть его предположения, никуда не уходит. Более того, он идёт к нему ближе, не отводя взора ни на секунду, отчего у стримера не получается не забыться в чёрной пустоте того мира, который находится у Лебедева глубоко внутри. За пеленой чёрных глаз. Там, куда стоит только-только протянуть руки — и вот оно, сцапает его и не подавится. Сожрёт до крошки, сломает все кости и слопает то, что он оттачивал в самом себе долгие годы. Разрушит его снежную стену до конца. До самого маленького кирпичика.       Подойдя ближе, Некоглай молчит. Только наклоняется ниже и льнет к шее, проводя по ней носом и вдыхая сладкий запах талого снега, который хочется растопить и испить до последней капли. Мокривский вздрагивает, но не мешает, разрешает тиктокеру «мстить» и показывать ту черноту, которая была готова вырваться уже вот-вот, собранную долгими годами упорным самобичеванием и психическими проблемами, изматывающими психику самыми извращенными способами.       Омеге кажется, что его враг вот-вот проедется по чистой коже зубами, и упорно этого ждёт, чтобы плюнуть на всё, замычать и, откинувшись, прижать к себе, но чувствует, как парень отстраняется. За собственными мыслями идёт чувство стыда и позора, что невозможно смыть самостоятельно. Как он мог о таком думать, как мог потерять самообладание и отдаться своему ненавистному, жестокому врагу здесь и сейчас, посылая нахуй совесть и гордость? Какого хуя закрыл глаза, какого вообще впустил его в свой дом, в свой мир, мысли и обитель, разрешил сводить с ума и касаться его сердца одним своим словом, взглядом, брошенных ненароком, но таких острых и чёрных, что проникали те совсем глубоко и больно? Как он мог?..       И Роман уже готовится вытолкать Колю подальше из квартиры в промерзлый настежь подъезд, как слышит горячие слова прямо под ухом, будто нагрянувшие громом с неба и свалившиеся снегом в конце лета: — Тогда моя месть будет холодной.       Парня разворачивают к себе. Наклонившись ниже, джокер прижимается лбом к чужому лбу и испепеляюще заглядывает в глаза, словно пытается найти там все тайны и слабости человека, которого хочет сломать под себя. Загнать как мышь в угол, затопить внутренности льдом и растворить в себе, забиться в лёгкие и стать причиной самоубийства, к которому идёшь так просто и легко, будучи на грани срыва, и обладаемый решительностью свыше, чем самый длинный путь в мире. Путь к друг другу. Дав Роме раствориться в себе, Коля чувствует победу. — Я…– разоблачитель резко чувствует жар, окативший всё тело, пугающий до сладострастного безумия и означающий только одно: у него течка. Он забыл принять таблетки.       И его оппонент тоже это видит и чувствует. Баночка с таблетками на полке, до неё не дотянуться, но Мокрица и не надеется. Мерзко. В голове только одно желание: трахаться. Ему хочется сцепки. Хочется альфы, впустить внутрь себя горячую плоть и съехать с катушек, ловить жар чужого тела и кричать так громко, что уши заложит.       Чужой запах ему от этого становится ещё более слаще, желаннее и ощутимее. И, хоть он и видит перед собою омегу — ему похуй. Этот мир ему что-то запрещает — Роме всё равно похуй. Он уже прошёлся по лезвию ножа, куда дальше то? Кровь уже и так стекает по его лицу, по рукам и телу, пока сладкая нега проходится по пищеводу, стоит Лебедеву лишь коснуться его щеки. От этого стример уже стонет — Коле срывает крышу.       Он лихорадочно кидается к чужим губам, толкая хрупкое тело, и до боли прижимает к столу, не оставливая поцелуй и не прекращая жадных и бешеных действий. Мокрице даже не больно, он не замечает и не терпит, лишь тянется на встречу и грязно проникает языком в чужой рот, обхватив руками шею и пытаясь ещё больше углубиться в поцелуй. Старается быть ближе. Довести до максимума это сопрано, свести счёты с совестью, и, возможно, с жизнью, прокусить до крови и размазаться по стенке, становясь чем-то нематериальным и вечным. Им просто хочется раствориться друг в друге.       Разлепляя жаркий поцелуй, Коля тут же опускается к шее и целует уже нежно, совсем легко, но так, что всё равно заставляет Мокривского вздрагивать. Касания опьяняют, делают Рому перед ним неженкой, дают слабо стонать в тишине квартиры, где происходит невозможное и непоправимое. Поцелуи, что на части ломят. Ощущения такие, что плохо. Сладко. Горячо и мокро. Горько. Холодно и сухо. До чёртиков сводяще с ума.       Он не замечает, как оказывается лежа на столе, только чувствует как зубы джокера смыкаются на шее, а холодные руки оставляют синяки на запястьях, что останутся надолго в голове фантомами боли. Лебедев вклинивается между его бёдер, оставляет красные следы на теплом теле и сводит зубы на плече, оттянув ткань футболки. Рома вскрикивает: — Больно! Не дави так сильно. — М.       Сил вести разговор у Коли нет. Зато он может вкушать чужие чувства, открываться по новому и перенаправлять все эмоции Ромы на себя, льнуть к припухшим губам ближе и зацеловывать каждый участок открывшейся кожи, что манит и притягивает так сильно — невозможно остановиться. Невозможно не дышать им, невозможно не потакать его просьбам, требованиям, желаниям и тихому шёпоту, который становится всё громче.       Коля размазывает смазку, что выделяется во время течки, проникает внутрь пальцами и разводит внутри — Мокрица сразу дергается, не сдерживая крик, и пытается скатиться вниз, но тиктокер держит крепко. Растягивая стенки, он не забывает следить за выражением лица своего неприятеля, ловя каждый стон и вскрик, роняемый стримером в состоянии сладкой агонии.       В голове шум: Лебедев задерживает дыхание, вынимает смазанные мокрые пальцы, и замирает. Внутри перехватывает, а внизу тянет. Тянет так, что гораздо легче убиться, чем вынести то возбуждение, которое джокер чувствует. Он хочет его взять, хочет войти по жёсткому, так, как настоящий альфа, так, чтобы стать единым целом, до конца, до самых последних остатков разума, до самого последнего выдоха. Омега хочет омегу. Как отвратительно.       Некоглай разводит чужие ноги в стороны и приближается вплотную, дабы оказаться прямо напротив растянутого парня. Он осторожно касается бедер, примыкает ещё немного и очень медленно входит. Сначала не полностью, чтобы дать привыкнуть. Затем уже учащается, чувствуя как проход расширяется и принимает его плоть. Мокривский, придерживаясь за стол, смотрит ему глаза в глаза, сдерживая стоны и сглатывая. Хватает ненадолго, но он держится, лишь вдыхая полной грудью запах льда, что исходит от его врага. А тот задыхается снегом. Сладкая смесь: лёд и снег, глушит сознание. Заставляет подаваться друг другу навстречу и тихо кричать в душе, не допуская возможности хоть на секунду оторваться один от другого.       Потянувшись, Рома встречает чужие губы, захватывает в поцелуй и насаживается глубже, чувствуя как плоть пульсирует глубоко внутри. Он жмурится, снова ложится на стол и всхлипывает, стоит только Коле задеть чувствительную точку. Смазка течёт всё больше, создавая хлипкий звук, а пальцы сводит от напряжения, когда Лебедев особенно медленно прокатывается внутри и иногда задерживается, чтобы слегка помучить омегу. Стример не злится, лишь смотрит осуждающе, и одновременно с просьбой, глазами цвета льда, сидящего где-то в печенках. Его короткий шепот и просьбы о большем, произнёсенные в бреду, тиктокер ловит с особенным трепетом, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускорить темп до максимума. Но Роман сам это делает.       Оперевшись о стол, он заставляет омегу сесть на стул, а сам усаживается сверху, чуть приподнимаясь на члене и примыкая к шее. И, хоть его щеки и жутко красные от стыда, а руки очень сильно дрожат — парень всё равно ласково приближается к чужой шее и начинает коротко целовать, пуская по телу Лебедева дрожь. А затем разоблачитель его кусает. — Ай! Ты что, оставил… метку? Что… — Тише. Я так хочу, — Мокрица прикладывает к его губам палец, заставляя молчать. — Нельзя? — М-можно, — у накрутчика краснеют щеки, и он опускает голову вниз, чувствуя жаркий ливень в груди. Он… сделал его своим. Почему? Зачем только…– Это… не только секс без обязательств, и не встреча на одну ночь? Но как же ненависть? И… мы же омеги. — Уже поздно, Коль, — бросает Рома. Тут, кажется, и стоит сорваться с катушек и всё прекратить, но он лишь глубже садится на член, ритмично скача, а позже вскрикивая и трясясь в пучине оргазма. Николай изливается вслед, целуя старшего в порыве наслаждения. Они стонут друг другу в поцелуй, и отрываются, рьяно дыша. Все это опьяняет. Заставляет быть слабыми. Двух омег, которые сделали что-то до ужаса странное. И что-то правильное.       На столе вибрирует Колин телефон, извещая об уведомлении. Он игнорирует, смотря только на Мокривского, но тот указывает на сотовый головой. — Ответишь? Джокер устало вздыхает, и лениво протягивает руку. — Ла-адно.       Пишет Андрей. Спрашивает, всё ли нормально, и общается ли он с ним до сих пор. Но Коля не отвечает. Лишь пишет короткое: «Спасибо». И ему плевать, поймёт ли друг его сообщение, но Некоглай ему действительно благодарен. — Мне кажется, теперь ты можешь и выбросить эти таблетки? — От омег, походу, тоже надо обороняться. Надеюсь я не забеременею. — Ты идиот? Я же тоже омега. — Буду первым таким случаем в мире.       Некоглай больше не в состоянии слушать подобный бред, и просто вновь затыкает своего омегу поцелуем. На улице идёт снег. А вода замерзает в лёд.