***
День открытия «Граната». О ресторане с названием «Гранат» гремели заголовки некоторых журналов, пользующихся популярностью больше у людей среднего и преклонного возраста. Пользы в таких публикациях было больше, ведь Ким Ханген хотел продвигать свой бизнес исключительно среди людей своих лет, способными располагать своими финансами, как им вздумается. Подготовка к открытию длилась месяцами, Хан никуда не спешил, ответственно относясь к любым мелочам, а на них времени оставалось меньше всего, учитывая то, что ресторан был его вторым делом. Недвижимость или, как называл работу единственный сын бизнесмена, «домики и бумажки». Сокджину всего пять лет, и он мало чего понимает, кроме нескольких золотых правил, читаемых отцом как мантру: не отвлекать во время работы ни его, ни его персонал; говорить только по делу; не уходить из офиса, а точнее из кабинета, без разрешения. Джин-и чаще всего рисовал, самостоятельно организовав себе свое собственное рабочее место. Там был маленький детский стульчик ярко-зеленого цвета, небольшая тумбочка, залезать в которую было нельзя, но столешница отлично подходила в качестве опоры, и этого хватало. Однажды он выпросил у отца освободить для его произведений самый нижний ящик этой тумбочки, и с того времени там хранилась целая стопка. Сокджин не понимал, зачем ему каждый раз уходить из дома, где няня ласково гладит его по голове, готовит вкусный завтрак и включает мультфильмы, изредка преподнося сюрпризы в виде мелких фигурок его любимых героев. Единожды, совершенно случайно подслушал разговор няни и Хангена, в котором говорилось о воспитании в нем бизнесмена с малых лет. Джин-и так вдохновился этим словом… «бизнесмен», что ходил в офис с отцом с удовольствием и нескрываемым детским любопытством. Представлял, что сидит не за рисунками, а за важными документами, и даже несколько раз тайком брал у отца его старый телефон, изображая звонки и крича в трубку на кого-то, как это делал родитель. Кабинет быстро приелся, энергию и дикий интерес ко всему вокруг деть было некуда, скорее из-за того, что по всему зданию мальчик ходил дважды в день: когда приезжал с отцом и когда уезжал домой. Остальное было запрещено. Открытие «Граната» стало самой настоящей радостью, светящейся сейчас в больших глазах, совершенно несоразмерных маленькому личику. Пухлые губки приоткрывались сами по себе, а затем растягивались в улыбке, которую даже с усилием нельзя было превратить в то серьезное, угрюмое выражение лица, что Ханген носил изо дня в день. Джин-и смотрел на огромное помещение, высота потолков в котором казалась ему небом, а центральный зал – и вовсе целым миром. Миром, из которого он теперь уходить не хотел ни за что. Любопытный взгляд цеплялся за все декорации, какими был увешен ресторан, и казалось, их так много, что не хватит и всей жизни, чтобы сначала запомнить все мелочи, а затем и запечатлеть их на бумаге. Людей в «Гранате» было слишком много, по крайней мере для ребенка, привыкшего проводить время наедине с отцом в кабинете, куда заходили со стуком, а выходили после слова «свободен». Мужчины и девушки в фартуках сновали туда-сюда, смеясь и переговариваясь между собой. Их было четыре или пять. Джин-и вытянул перед лицом ладошку, стараясь загибать пальчики каждый раз, когда видел проносящегося мимо человека. Ханген оставил сына у бара, в очередной раз прочитав привычную мантру, на что мальчик просто послушно кивнул, продолжая разглядывать дядю, протирающего белым полотенцем столешницу. Тот представился как Джэ, широко улыбаясь и опускаясь на корточки перед маленьким милым созданием, удивляясь этим большим глазам. — Хочешь сесть? Ты будешь высоко-высоко и напротив меня, — Джэ показался довольно милым, и Джин-и охотно кивнул. Сам обошел барную стойку и попытался залезть на стул, вот только сиденье оказалось таким высоким, что до него дотягивались только ручки, поднятые вверх. — Я помогу, — прозвучало за спиной, прежде чем мальчика подняли над землей и усадили на стул. Взглянув вниз, казалось, что он сидит на верхушке какого-то здания. Его стульчик в офисе отца отлично подходил для ребенка, и встать с него было так же удобно, как и сесть. Без чужой помощи. Такое положение дел Джина не устраивало, он не нуждался в руках, которые будут поднимать его и спускать, а самому было страшно даже смотреть вниз, начинала кружиться голова. — Здесь будут кушать люди? — вопросил мальчик, пальчиками держась за край стойки и оборачиваясь назад на все столики, которые официанты подготавливали к открытию. — Да. Хочешь, посмотрим чуть позже, как повара готовят еду на кухне? — Хочу, — успел сказать Джин-и, прежде чем за спиной послышался хлопок и голос отца, предупреждающий о срочной готовности. Ханген затем вышел на улицу через центральный вход, а его сын, развернувшись на стуле, едва улавливал звуки праздника, проходящего снаружи. Переливание множества голосов его не пугало, пока толпа народу не начала вваливаться внутрь сумасшедшим потоком. Официанты засуетились и каждый раз заставляли вздрагивать, проносясь мимо, хватая со стойки меню и отдавая распоряжения Джэ налить что-то, что имело неизвестное для ребенка название. Джин только и успевал следить за тем, как вокруг него кружится целый рой, будто тот на пасеке и атакован пчелами. — Все хорошо? — обеспокоенно поинтересовался Джэ, в очередной раз выставляя пустые бокалы на столешницу и наполняя их чем-то солнечно-коричневого цвета. Джин-и кивнул неуверенно, все еще наблюдая за посетителями с приоткрытым ртом и слегка напуганными глазами. Рядом с мальчиком, на барный стул, уселся какой-то мужчина, упавший на сиденье грузом. С характерным тяжелым вздохом поерзал, усаживаясь поудобнее, и тут же обратил свое внимание на ребенка, хлопающего длинными ресницами и уставившегося на него в ответ. — Ханген оставил его здесь одного? — голос у незнакомца противный, с булькающей хрипотцой. Джэ лишь кивнул, двигая прозрачный бокал к гостю и перехватывая свободной рукой полотенце, чтобы избавиться от лишних капель на глянцевой поверхности столешницы. Мужчина недовольно помотал головой, косясь на ребенка, любопытства в котором больше, чем страха, затем залпом опустошил бокал, морщась и жмурясь. — Этот сок невкусный? — вопрошает мальчик, разглядывая, как корчится незнакомец, тут же заливающийся смехом от сказанного. — Это сок для взрослых, он всегда невкусный, — с доброй улыбкой констатирует Джэ, переглядываясь с посетителем. Джин-и не стал задавать лишних вопросов, хоть и на бутылки, так легко перехватываемые барменом, посматривал частенько. Принюхивался и воротил нос от этого ужасного запаха, которого ни разу еще не слышал. День проходил своим чередом, и мальчику даже действительно показали кухню. Все вокруг накрыто паром, а высоко над головой снуют люди в колпаках и фартуках, громко переговариваясь из-за шипения масла и звяканья посуды. Все улыбались этим любопытным большим глазкам, а мужчина, что чаще всех отдавал приказы кухне, угостил ягодами. Таким образом, Джину провели экскурсию по всем частям «Граната», и, когда Джэ убегал работать, его сопровождали миловидные официантки. Но никак не отец. Тот и вовсе потерялся в толпе неизвестных лиц, никакого интереса не проявляя к собственному ребенку, и, возможно, с тех дней на Хангена осталась определенная обида за отсутствие внимания и должной любви.***
Сокджин насильно вытянул себя из воспоминаний, когда на плечо легла чья-то широкая ладонь. Неизвестно, сколько он тут стоял и улыбался гостям автоматически, но когда пробудился, в помещение входили последние из той огромной толпы. — Зал полон, я думаю, тебе нужно сказать пару слов, перед тем как «Феникс» официально начнет свою работу, — Намджун говорил спокойно, с легкой улыбкой, будто подбадривал. Джин не готовил никаких речей, а в голове сейчас крутилась лишь непонятная ему печаль по тому месту, где он буквально вырос. Однако, среди гостей сидел его старый друг, воодушевленно разглядывающий помещение и переводящий взгляд на мужчину, которого помнит еще совсем маленьким. Наверное, лишь его глаза, искрящиеся гордостью, подтолкнули на шаги в центр зала. Сокджин понял, что должен говорить, когда в зале вдруг стало тихо и все гости сосредоточили свое внимание на хозяине бара. В ушах внезапно заложило, будто он впервые выступал перед публикой, а глаза забегали по заинтересованным лицам, уставившимся на него. — Я очень рад вас всех сегодня здесь видеть, — начал неуверенно, но громко. — И я действительно ценю то, что вы выделили время, чтобы поддержать меня в такой важный для меня день. Многие из вас, а точнее почти все, знают меня, как преемника дела Ким Хангена, моего отца, а так же владельца «Граната», с которым, по стечению некоторых обстоятельств, мне пришлось распрощаться. Возможно, это и к лучшему, ведь здесь, в «Фениксе», я действительно чувствую себя головой, а не только руками, что не дает моей мотивации угаснуть. Этот бар рожден из пепла, составляющими которого являются моя надежда и желание двигаться дальше. Но, честно говоря, я бы вряд ли справился без человека, который сейчас очень внимательно меня слушает и наверняка так же сильно рад открытию, — Сокджин вытянул руку в сторону, приглашая Намджуна подойти ближе. — Этот мужчина сделал для меня достаточно много: поддерживал мой маленький, но такой важный огонек надежды и позволял ему разрастаться. Наверное, его сил в это потрясающее дело вложено даже больше, чем моих, потому я бесконечно благодарен тебе, Джун-и. Зал залился аплодисментами, а Намджун – краской, сложив руки за спиной и слушая речь со смущенной улыбкой. Кто-то из гостей выкрикивал похвалу, по-доброму смеялся, и лишь один молчал, устроившись за крайним столиком. Джэ смотрел на все с неимоверным восхищением, не в силах даже открыть рот и вслух огласить то, насколько поражен. Морщины на его лице напоминали о том, сколько прошло времени с их первой встречи и как сильно изменилась жизнь маленького мальчика, выросшего в статного мужчину, наконец осознавшего ответственность. — Я надеюсь, вы прекрасно проведете этот вечер и в дальнейшем не забудете заглядывать в «Феникс», гостеприимно встречающий вас сытными, горячими блюдами и крепким, качественным алкоголем. Посетители вновь зааплодировали, но теперь еще громче, чем в предыдущий раз. Сокджин знал, что обязан подойти к каждому столику, поздороваться со всеми лично, но первым делом обратился к Намджуну, уводя того в сторону, пока Тэхен и Чимин стали суетиться, бегая вокруг гостей с блокнотами. — Я правда сильно благодарен тебе, Джун, — в глазах обоих вспыхнули искры, и, возможно, Сокджин сам осознал, насколько значим для него человек напротив, только проговорив все вслух большому числу гостей. — Оглядываясь на то помещение, с которого мы с тобой начали, я понимаю, что не справился бы без тебя. Но сейчас я хочу сказать что-то еще, не касающееся «Феникса». Разрушилась бы вся моя жизнь, не будь тебя рядом. Без твоей поддержки я бы потонул в этом омуте мнимой безысходности, я бы не смог и пальцем шевельнуть, чтобы вылезти из того состояния. Сейчас же я хочу, чтобы ты оставался рядом не потому, что я вновь не справлюсь, а для того, чтобы в моей жизни была мотивация справляться и был смысл. Хочешь ли ты, после всего, что с нами произошло, оставаться со мной? Намджун чуть ли не рыдал, поджимая губы и поднимая глаза вверх к потолку, ведь когда-то читал, что это поможет избавиться от подступающих слез. Он никогда не говорил Джину о ценниках, никогда не зарекался о том, что мужчина ему должен, но и представить не мог, какой ценной наградой будет обладать после всего, что сделал. На фоне этих слов все его вложения кажутся мелочью, а Сокджин, просящий остаться рядом, выглядит еще восхитительнее, чем когда-либо. — Конечно… Конечно, я останусь с тобой, — шмыгая носом, ответил Намджун, протягивая вперед руку, чтобы невесомо коснуться ей чужих пальцев. — Я знаю, что никогда не смогу расплатиться с тобой за все моральные и физические усилия, что ты приложил, но… У меня есть небольшой подарок, — Джин засуетился, пока его партнер отрицательно мотал головой и руками, будто ему ничего не нужно и какие-то затраты сейчас будут лишними, однако в протянутой перед ним ладони увидел что-то неожиданное. — Ключи? Не понимаю, дорогой, — мужчина озадаченно почесал затылок, другой рукой осторожно забирая свой подарок. Сокджин кивнул в ответ, ласково улыбаясь. — Я долго думал о том, что слишком привык к одиночеству, что хотел бы жить один и наверняка не один раз обижал тебя этим или вызывал печаль. Пока мы здесь с тобой суетились и ночевали вместе, я вдруг понял, что не хочу возвращаться в ту тоску, в пустую квартиру и холодную постель. Этот дубликат теперь твой, а решение о том, когда ты будешь перевозить вещи, я надеюсь услышать завтра утром. В глазах Намджуна засветились искры, будто прямо в нем сейчас разрываются снаряды салюта. Он кое-как удерживался оттого, чтобы прямо сейчас не расцеловать Джина на глазах у всех и не уволочь его в кабинет, даря один за другим требующие близости поцелуи. Внутри что-то ликовало настолько, что сердце отбивало о ребра со сладкой, едва ощутимой болью, а связка ключей, крепко сжатая в ладони, нагрелась до предела. Быть может, это потому, что Сокджин сжимал метал так же сильно, пока держал руку в кармане и волновался, надеясь на согласие. Мужчина отлично понимал, что скорее всего Намджун ответит положительно, но та часть, испытывающая стыд за все прошлые действия, за все те отказы и игнорирования, дрожала от мысли, что Джун уже привык быть просто другом. Обычной тенью, единственной, что служит доказательством солнечному дню. Их пальцы сплелись, как и взгляды, а губы в этот момент желали друг друга настолько, что казалось, будто горят. Спины покрылись мурашками, а в пиджаках отчего-то стало слишком жарко. — Раз на то пошло, у нас будет много времени, чтобы уделить его друг другу, а сейчас гости ждут, и, кажется, кто-то поглядывает в нашу сторону, — Намджун направил взгляд за спину возлюбленного, по-доброму улыбаясь. Сокджин обернулся, замечая, как пара глаз с особой теплотой наблюдает за мужчинами и руки этого гостя нервно теребят тканевую белую салфетку с золотистой вышивкой. — Я скоро вернусь. Встреть пока Чонгука и Юнги, они должны скоро приехать, — Джун лишь кивнул в ответ, тут же исчезая в коридоре. Сокджин шел в другой конец зала не спеша, не забывая здороваться с остальными гостями и изредка останавливаться рядом с теми, кого знает достаточно долго, чтобы спросить, все ли им нравится. Получая похвалу в ответ и искренние пожелания о процветании бизнеса, мужчина с благодарностью кивал и шагал дальше к человеку, что играл в его жизни не последнюю роль. — Джэ-э, дружище, — заулыбался Джин, вновь чувствуя себя тем самым мальчиком, прячущимся за ногой бармена в особо нервные дни. Мужчина лет сорока пяти сидел со своей супругой за столиком для двоих. Девушка казалась очень молодой, что не удивительно, ведь бывший бармен «Граната» внешней привлекательностью не обделен, как и внутренней. Незнакомка сияла, осторожно положив обе ладони на столешницу и слегка поклонившись хозяину бара. — Был крайне рад твоему приглашению и, конечно, не мог пропустить такое важное для тебя событие, — ответная улыбка Джэ с годами не менялась, лишь перестала нести нотки умиления, ведь теперь перед ним стоял статный молодой человек, а не малыш – сын его босса. — Это моя супруга Чия, очень хотела познакомиться с тобой, — девушка вежливо протянула руку, ослепительно улыбаясь настолько сильно, что казалось, будто в «Фениксе» появился еще один источник света. — Очень приятно, — пожал руку в ответ, в мыслях отмечая, что у нее очень мягкая и бархатная кожа, точь-в-точь как у Секиль. — Спасибо и Вам за то, что уделили время, посетив день открытия. — Ты очень повзрослел и возмужал, Джин-и. Смотрю на тебя и, даже при желании видеть хоть каплю Хангена, вижу теперь отдельную личность. Ты молодец. С удовольствием бы поработал у тебя барменом хотя бы денек, чтобы вспомнить старые добрые, но у меня в ближайшие девять месяцев будет задача посложнее. Сокджин засветился и совсем не скромничая перевел взгляд на живот девушки. Он и внешне никак не говорил о том, что Чия в положении, но все же внутри стало как-то теплее. У Джэ, которого мужчина помнит как неудачливого в любовных делах, скоро будет полноценная семья, и это еще один повод вспомнить о том, как беспощадно быстро летит время. — Да, Чия беременна, и я, с твоего позволения, забегая на множество лет вперед, хотел бы, чтобы и мой ребенок сидел у твоей барной стойки, болтая ножками и рисуя что-то понятное только ему на листах бумаги. — С радостью буду встречать вас как до рождения малыша, так и после, — еще шире заулыбался Сокджин, не в силах сдерживать движущиеся вверх уголки губ. — Что ж, кажется, мне пора… Желаю вам отличного вечера и надеюсь увидеть вас здесь еще много-много раз. — Спасибо, — в один голос сказала пара, тут же мягко рассмеявшись. Джин развернулся как раз в тот момент, когда мимо него по центральному залу проходили недостающие сегодня члены Содружества. Чонгук никогда не пренебрегал возможностью одеться роскошно на любого рода мероприятиях, а стиль Юнги Киму был непонятен, но оттого смотреть на него хотелось не меньше. Чон кивнул, поправляя кожаный пиджак с белой строчкой, будто приглашал владельца «Феникса» в их излюбленное место. VIP-зона, как обычно в идеальном виде, ждала четырех мужчин и в будущем готова была служить местом для переговоров. В целом, можно сказать, что ничего не изменилось. Сокджин по-прежнему хозяин бара и точки встречи; Юнги – бог центральной больницы, закрепленный невидимым для людей звеном в их цепочке жизни; Намджун – владелец сетей цветочных магазинов, кому-то дарящих радость, а кому-то коротающих время; Чонгук – владелец юридической компании, несокрушимая опора для всего Содружества. Однако в их жизнях все равно что-то меняется, и эти новые детали уже кажутся намного ценнее и важнее, чем основа.***
Чимин обессиленно падает на столешницу барной стойки лбом и что-то изнеможенно бурчит себе под нос, морщась и кривясь. Вечер и правда выдается не из легких, и Тэхен даже был готов сорвать с себя фартук в те моменты, когда обслуживал один столик, а звали к себе еще минимум два. Парни вымотались до пота на лбу и испарины на шее от этих гонок между гостями. Вытягивать улыбку на лице еще труднее, но куда без нее, когда знаешь, насколько богат купюрами кошелек каждого, посетившего «Феникс». Чимин несколько раз упоминал о том, что по благосклонной воле судьбы они, между прочим, в деньгах не нуждаются, как минимум по причине того, что встречаются с такими мужчинами, как Юнги и Чонгук. Тэ только недовольно отмахивался каждый раз, ловя тошноту от осознания, что всю оставшуюся жизнь будет финансово зависеть от кого-то. Слишком привык к самостоятельности, слишком полюбил ответственность, чтобы вот так просто, без гроша за спиной, довериться чужим рукам. Сильным, эстетичным, с рисунками из выпирающих вен рукам… Тэхен определенно готов был доверить им все, что угодно, но садиться на шею, рискуя своим равновесием, не собирался, тем более до сих пор боится высоты. — Я больше так не могу, — простонал Пак, вытягивая руки поперек барной стойки так, что те чуть не коснулись Хосока. — Давай им расскажем уже, не будем же мы официантами вечно. Хосок хоть и искусно делал вид, что его вообще не волнует присутствие рядом двух парней, все же прислушивался к их разговорам и чаще всего хмыкал себе под нос, слыша очередную жалобу на усталость. — Мне кажется, сейчас не подходящее для таких разговоров время. Мы все еще привязаны к центральному залу, а они в VIP-зоне, и у нас нет возможности задержаться там дольше, чем на три минуты. Зал уже немного опустел, освободились примерно три столика, но легче от этого не становилось. Кто-то пришел приятно провести время и давно уехал по своим делам, а остальные же вливали в себя столько алкоголя, сколько позволяли ноги, в дальнейшем обязанные нести тело до автомобиля. Тэхен был уже готов целую бутылку им поставить или же за ручку отвести к барной стойке, чтобы не гоняли туда-сюда. Стоит ему отойти от столика, как гость залпом опрокидывает коньяк и, мыча с закрытым ртом, зовет обратно, требовательно вытягивая официанту. Конституция заведения, видишь ли, не позволяет заказать сразу бутылку… К Джину обязательно будет озвучена претензия на этот счет. — Тогда, в конце смены… я успел забыть, что это – таскаться с напитками и подносами – как бешеные кузнечики. Щеки болят уже от этой улыбки. — Скулишь, как побитая собака, — закатил глаза Ким и сложил руки на груди. — Немного осталось, гости уже потихоньку расходятся. Скажи спасибо, что бар в день открытия работает только для приглашенных, а их с каждой половиной часа все меньше. — Вот те не уйдут. Мне кажется, их вынесут отсюда, — и показывать не нужно, про кого идет речь. Компания из трех мужчин, явно плохо следящих за своим рационом питания, громко хохочут, вливая в себя бокал за бокалом. — Это не наши проблемы, у нас нет водительских прав на бульдозер. Хосок, кажется, посмеялся, чем обратил на себя внимание обоих официантов. Чимин лишь с пару секунд оценивал бармена, прежде чем снова уложил лоб на прохладную столешницу. Между ними не было уже пассивной войны, но диалоги все равно казались напряженными, будто их насильно вынуждают разговаривать. Хосок внимания на парне не заострял, но искоса наблюдал за тем, как милуется с ним Юнги. Какой-то огонек непонятной ревности или же возмущения все-таки загорался внутри, но бармен с легкостью тушил его, погружаясь в работу. Тэхен и Чимин продолжали работу в достаточно спокойном темпе, ведь гостей и правда становилось все меньше. Мужчины несколько раз проходили мимо, шагая то по направлению к кабинету Сокджина, то на улицу всем составом с пачками сигарет в руках. Чонгук или Юнги, если их парни не были заняты работой, изредка уделяли внимание в качестве улыбок, подмигивания или и вовсе оставались у барной стойки ненадолго, чтобы поинтересоваться, как продвигаются дела. В конце концов, через полтора часа в центральном зале опустели все столики, кроме того, где и вправду вскоре понадобится бульдозер. Один из той компании, кажется, уже спал, остальные медленно и невнятно между собой переговаривались, отвратительно причмокивая губами, открывая рот в сторону бара и тут же его закрывая, стоило забыть, зачем они это сделали. Тэхен устало всматривался в столик и его содержимое, пока Хосок не выдернул его из собственных мыслей. — Вам нужно было время, чтобы с ними поговорить, — указал одной головой в сторону VIP-зоны, не поднимая глаз на официантов. — Можете уйти, я займусь оставшимися самостоятельно. — Спаси-и-ибо, — протянул Чимин, тут же кривясь от собственного тона. Пак утащил Тэ за руку, так и не дав ничего ответить. За шторкой слышится слабый, усталый смех, а полосочка приглушенного света ложится на пол, играя тенями, что передвигаются внутри. Чимин точно сглупил, когда решил постучать по нависшей ткани, Тэхен со смеху чуть не укатился обратно к барной стойке. — Ну? — прозвучал довольно вальяжно и расслабленно голос Сокджина, и Тэхен тут же перестал смеяться. Выпрямился и зашел первым, отодвигая рукой шторку и впуская за собой стушевавшегося Чимина. — Зал уже пуст? — оба отрицательно замахали головой в ответ. — Тогда почему вы здесь? Джин пристально изучал Тэхена в этом фартуке с вышивкой «Феникса», весь его внешний вид: черные джинсы с потертостями на коленках, белая рубашка, уже небрежно выпущенная с одной стороны, и разбросанные по макушке пряди волос. Чимин выглядел примерно так же, но взгляд сквозил легким беспокойством и большой усталостью. — Остался один столик, и Хосок сказал, что займется ими сам. Они не заказывают ничего кроме выпивки, кухня уже прекратила работать тоже, — отчитался Тэ, заведя руки за спину, чтобы развязать уже этот ненавистный узел. В итоге Чонгук подозвал его с ласковой улыбкой, чтобы помочь, на что Сокджин многозначительно фыркнул себе под нос, закатив глаза и двигаясь ближе к Намджуну. — Иди ко мне, принцесса, — Чимина и звать не надо, он тут же дернулся в сторону Юнги, обессилено плюхнувшись на его колени и облокотившись виском на грудную клетку. — Устал? — Принимаю вопросы в качестве массажа, когда вернемся домой, — только пробурчал себе под нос и прикрыл глаза. Мин хрипло рассмеялся, запуская пальцы в растрепанные черные пряди волос Пака. Какое-то время все молчали, только Тэхен что-то шептал Чону с жалобным видом, сминая в ладонях ткань снятого фартука. Мужчина кивал, поглаживая его колено, и лишь иногда протягивал руку к столику, чтобы взять очередную порцию виски, разлитую по бокалам Намджуном. Кажется, он заделался их личным барменом. Сокджин практически засыпал, роняя голову на плечо возлюбленного. Он уже не пил, только краем глаза наблюдал за тем, как Джун берет бутылку, издавая один и тот же звон кольцом о стеклянную поверхность. Отдаленно слышался смех оставшихся гостей и пьяные разговоры, но те были едва уловимы, и, учитывая заплетающийся от количества алкоголя язык, разобрать что-либо оказалось невозможным даже в абсолютной тишине. Вечер должен был закончится, как только последние посетители вышли из бара, точнее сказать – выползли, учитывая грохот и нецензурную лексику Хосока после очередного звона разбитого бокала. Сокджин морщился от каждого такого звука, представляя, какой ущерб нанесен «Фениксу», но стойко молчал, каждый раз проглатывая раздражение. Намджун успокаивающе гладил его колено, поджимая губы ровно до того момента, как громко хлопнула входная дверь. — Что ж, я думаю, нам все-таки нужно помочь Хосоку убраться… Это не честно оставлять все на парнишку, — с тяжелым вздохом пробурчал Джун, с трудом поднимаясь с дивана. Буквально через одну секунду его остановил Чимин поднятой вверх рукой и обеспокоенными глазами, вскоре вернувшими свой привычный оттенок спокойствия и усталости. — Мы не просто посидеть пришли на самом деле… Тэхен напрягся, и Чонгук почувствовал это по сжатым, напряженным плечам, тут же поднявшимся под его предплечьем. Одарив Тэ непонимающим взглядом, снова обратил внимание на Пака, севшего обратно на диванчик, но в уже более нервозную позу. Явно не мог найти себе места, ерзая по шоколадного цвета коже, пока Юнги в упор не начал сверлить взглядом, ожидая, судя по всему, неожиданного заявления. — Мы хотим в Содружество, — взял инициативу на себя Тэхен, высвобождая друга из цепей ответственности. Тут же Чимин обмяк, ссутулившись в спине. — Мы думали об этом еще неделю назад, много раз обговаривали и не видим поводов в… — Нет, — практически в один голос зазвучало от Чона и Юнги, — это не обсуждается. — Но почему? — Пак с мольбой уставился на возлюбленного, но тот настолько непоколебим в своем решении, что даже ответным взглядом не одарил, всматриваясь в янтарную жидкость на дне прозрачного бокала. — Потому что, во-первых, это опасно, что вы и сами прекрасно понимаете. А во-вторых, Содружество существует уже слишком долго, в нем нет новичков и нет доступных для вас должностей. Эта система настолько закрепилась между членами Содружества, что любой новый гвоздь в крепком строении может создать трещину. В этом нет необходимости, — Тэхен, кажется, увидел в Чонгуке того самого Таролога: хладнокровный, невозмутимый, равнодушный, огородивший себя от всего, что происходит вокруг. Мужчина смотрел перед собой, даже не на напрягшихся Намджуна и Джина. Он зачесал выбившиеся пряди волос назад и поудобнее расселся на диване, все еще сверля эту невидимую точку. — Я изначально много раз вскользь старался затронуть эту тему, Чимин, — Юнги говорил, сдерживая нервозность настолько, насколько позволял характер. — Я кое-как пошел на уступки, не приставляя к тебе телохранителя, по крайней мере, на время до начала учебы. И как вы собираетесь вообще находиться в университете, будучи под подозрением и прицелом тех, кто давно хочет разрушить нашу систему? Если мы не говорим о существующих в Содружестве проблемах, совсем не значит, что их нет. Я не хочу продолжать разговор, я не хочу ссориться. и мой окончательный ответ – «нет». — Ты переживаешь за себя или за Содружество? А ты, Чонгук? — Тэхен мгновенно стушевался после этих слов Чимина. Тут, даже если встрять в диалог прямо сейчас, исход только один, и он явно не радует. — Хорошо, — спокойно произнес Чон, тут же взглядом останавливая возражения Юнги. — Послезавтра у Содружества назначена встреча, на которой будет обсуждаться назревший конфликт. Вы едете с нами. Я улажу все возмущения по поводу вашего присутствия, но в ответ прошу сразу после встречи озвучить: готовы ли вы к таким встречам и готовы ли вы жить так же, как живем мы. Каждый день. Чимин только кивнул сразу после, как посмотрел на уверенный взгляд Тэхена. Оба прекрасно знали, что, скорее всего, тема сегодняшнего разговора будет затронута вновь только после этой самой встречи. Чонгук и правда не проронил ни слова и, более того, выйдя в центральный зал с целью помочь Хосоку, вел себя самым обычным образом, улыбаясь Тэ, и периодически ласково предупреждал быть осторожнее, когда приходилось возиться с разбитым стеклом. Юнги так хорошо не может прогонять ненужные мысли и эмоции, как это делает его коллега, и напряжением от мужчины вечно веет за версту, хоть тот и пытается подражать окружающему благоуханию, натянуто улыбаясь Чимину и получая такую же неуверенную улыбку в ответ. — Что ж, здесь мы, кажется, закончили. По домам? — Намджун довольно потер ладони, чувствуя, как в его бедро через ткань брюк упирается ключ из той связки, подаренной Джином. — Едем, — Юнги подхватил руку Чимина, прежде чем тот успел помахать Тэхену. Они оба удалились за дверь очень скоро, и Тэ уже начал топтаться на месте, ожидая, что теперь уж точно проскользнет хотя бы одно слово об идее присоединения к Содружеству, но… нет. Даже ни одно движение не выражало остатка нервозности от состоявшегося, не самого приятного диалога, и Чонгук в том же приподнятом настроении вскоре увез возлюбленного домой.***
— А знаете… У вас прекрасно получается, Господин Чхве, — улыбка Чонгука больше напоминала оскал, но взгляд был направлен на собственное запястье, где красовались часы. — Сотрудничать так долго с Господином Кимом и большинство времени водить за нос, пользуясь его высокой занятостью. Как Вы там говорили? Ах, да… Он Вам как семья? Часто Вы своих родственников обманываете на такие суммы? Тэхен весь съежился от одного только холодного тона, не считая огромного склада, уставленного коробками, пластиковыми контейнерами и железными стеллажами. Крупными, перевязанными скотчем пакетами забросан пол в дальних углах, и, судя по разговору и сути конфликта в целом, там находится земля. По крайней мере, Тэхен хотел так думать. Содружество в компании с двумя молодыми людьми приехали на основной склад, откуда идут поставки цветов в магазины Намджуна. Это касается и смертоносных – тех, что не дали времени попрощаться с Минсо; те, что отобрали частичку души раньше положенного. Нет, Тэ не злился и не держал обид на кого-то из четырех мужчин, как бы глупо это не звучало. Это жизнь и каждому предрешен определенный путь: как его начало, так и конец. Это то, чего изменить нельзя, и, вероятно, Минсо так было предначертано. На свои глубокие мысли парень лишь пожал плечами сам себе, вновь осматривая помещение. Три грузовика, в одном из которых открыты двери, ведущие в пустоту и к валяющимся деревянным подставкам. Компания собралась у самого ближайшего к выходу из помещения, а мужчина с округленными глазами стоял, прижатый спиной к боковой части кузова. Чимин, смотря на всю эту картину, держался бодрячком, ни одним глазом не показывая, что понимает, в какое русло заходит разговор. Его колени иногда предательски подрагивали, на что парень хмурился и старался облокотиться на ближайшую стену, чтобы не подвести себя же в такой ответственный момент. Внутри все горит от тревожности и вспыхивает еще сильнее, когда Чонгук неожиданно ударяет по металлической поверхности кузова боковой частью кулака, от чего огромный стальной пласт дребезжит, распуская эхом по складу этот громкий, кошмарный звук. Тэхен вздрогнул, напрягая плечи и челюсти, уже потерявшие чувствительность после их долгого, сильного смыкания. В зубы отдало болью. — Господин Чон… — тихим, дрожащим голосом произносит мужчина, косясь на кулак, что все еще прилегает к кузову прямо в нескольких сантиметрах от его уха, — я не… Я и не думал, что… — Думать тебе вообще не к лицу, — с ним говорил только Чонгук, и, если бы не сжатые в кулаки кисти, можно было бы подумать, что мужчина абсолютно спокоен. — Вот здесь уже все обдумано и все сказано, — машет в воздухе листами бумаги с каким-то напечатанным текстом. Тэхен пытался рассмотреть хоть строчку, чтобы понять в чем дело, ведь никто не говорил прямо. — Смотрите… Даже печать поставлена. Как глупо, — сильнее оскалился, переводя взгляд от документов к мужчине, что буквально плавился у всех на виду. Такой огромный, толстый человек лет пятидесяти, а загнан в угол, будто мышь, вокруг которой пара мышеловок и огромный черный кот. Он бегал глазами от одного мужчины к другому, ища в их глазах хоть малейший проблеск жалости или чего-то, что спасет от Чонгука. В конечном итоге он смотрел на Тэхена – такого же напуганного, будто его загнали туда же. Он смотрел и с жалостью, и с отвращением; с испугом и злостью, в нем смешалось столько эмоций, что вид был, кажется, еще хуже, чем у обманщика. — Я заметил это случайно, когда возникли проблемы во время сделки, — начал Намджун, засунув руки в карманы и медленными плавными шагами приближаясь к Чхве. — В листе написано, что я заказал обычную бругмансию, а пришла смертоносная. Обычные ведь дороже для меня, но дешевле для перевоза. Они числились как обычные, и сначала я подумал, что это удача или одна лишь твоя ошибка. Невнимательность для меня не нова, но… — Но там почти в каждой поставке ошибка, — огрызнулся Гук, глядя исподлобья на поставщика, отчего тот уже должен был расщепиться на молекулы. — Я решил проверить, надеясь не убедиться в своих догадках… Как видишь, мы здесь, как и то самое неприятное мне убеждение. Сколько мы уже сотрудничаем? Мне бы стоило тоже проверить, ведь после того, как последние два года сопровождают исключительно ошибки… Больше всего жаль, что ошибка – моя. Мое к тебе безграничное доверие – достаточно большая ошибка. — Я… Я все в-верну, честно, Господин Ким. Все до воны. — Честно? — усмехнулся Чонгук, с хлопком опуская ладонь на плечо обманщика, отчего тот вздрогнул, зажмурившись на секунду. — Ты уже опорочил это слово от своего лица. Знаешь, что бывает с теми, кто теряет наше доверие? — Нет, пожалуйста… — мужчина попытался сползти вниз на дрожащих коленях, но Чон схватил его за шиворот рубашки, поднимая обратно. В одно мгновение Таролог схватил руку Хвана, выпрямив ту параллельно полу, удерживая одной ладонью под локтем, а второй – над запястьем. Чимин успел отвернуться, а Тэхен наоборот лишь дернулся вперед, но пронзительный крик боли и ужасный хруст человеческой кости застряли в ушной раковине и заставили остановиться с широко открытым ртом и округлившимися глазами. Чонгук спокойно смотрел на то, как чужая макушка сползает вниз и движение сопровождается протяжным тихим воем. Сокджин чиркает зажигалкой, внося резкий звук в тот омут, что накрыл Чимина с головой. Так выглядит работа Содружества? Не бумажки, печати, поставки и работа перед компьютером? Быть может, он все еще ребенок, раз так просто воспринимал все время занятие мужчин? Пак не хотел смотреть на Юнги, не хотел знать, какое у него выражение лица: слишком ли он спокоен или, наоборот, злорадствует. Парень только знал, что в мимике Мина не проскользнет ни капли сожаления, как и у Намджуна, которого видно боковым зрением. — Юнги, пусть к бедолаге приедет бригада. Травма в рабочих условиях – просто кошмар, — Чону понадобилось одно движение ноги, чтобы в полуметре от него с грохотом приземлилась огромная стремянка, разложившись параллельно грузовику. На вид слишком тяжелая, чтобы один человек руками мог сдвинуть ее с места, но, случайно задев опору в виде ножек, та с легкостью сломает кости. — Не беспокойтесь, Господин Хван, Вы будете под наблюдением лучших врачей центральной больницы, и достаточно долгое время. Достаточно долгое для того, чтобы честно выплатить долг. Тэхен вышел первым, хватая Чимина за рукав свитера и уводя с собой. Им не нужно было разговаривать для того, чтобы понять друг друга и решения, принятые после всего увиденного. Тэ не то чтобы не готов кого-то ломать за долги так хладнокровно, он даже смотреть на это не может без сожаления, хотя примерно понимает, какое количество убытков понес за собой обман, длившийся так долго. Пак успокоился достаточно быстро, вероятно, по причине того, что в момент хруста смотрел в стену, а не на вывернувшуюся в обратную сторону руку. Если даже на секунду представить, какая это дикая боль, а в голове вместе с этим воспроизвести вопль, по спине бегут мурашки, отвратительно стягивая кожу. — Я понял, почему нас назвали лишним гвоздем, — произнес Чимин, сглатывая тошноту. — Они вчетвером – логически связанная цепочка, мы – лишнее звено. — Давай сойдемся на том, что до этой встречи мы знали о цепочке, просто не представляли, как именно она сжимается на шее тех, кто перешел им дорогу. Я не готов быть звеном всего этого. — Вам и не нужно, — Намджун появился сзади слишком неожиданно, и, вероятно, у Тэхена в момент испуга были слишком бешеные глаза, если мужчина тут же рассмеялся. Так, будто все шестеро пару минут назад не наблюдали за тем, как ломаются чужие кости. — Это жестоко, — Чимин смотрел за Джуна на Юнги, внимательно разглядывающего в ответ, пока выдыхал сигаретный дым перед собой. — А как иначе? Думаешь, обводить меня вокруг пальца несколько лет – не жестоко? Какие поступки, такие и последствия, а другим надо понимать, что в сотрудничестве с нами все отдается в тех же процентах. На площадке перед складом жарко, солнце палит беспощадно и тишина вокруг, на трассе ни одной машины, только едва долетает шум из помещения, где, кажется, травма коллеги никого не интересует. Грузчики в майках продолжают выходить во двор, покрытые испариной, переносят мешки, складывая те у кузова грузовых машин. Чонгука все еще не видно, как и Сокджина, что Тэхена начинает постепенно напрягать. — Где Чонгук? Доламывает? — вновь вызывает смех Намджуна и отрицательное движение головой. — Скоро выйдет. Дело мое, но за финансы взялся отвечать он: все-таки лучше всех нас вместе взятых в этом понимает. Так что озвучивание долгов – его задача, вместе со всеми бумагами. — Он же этим больше не занимается. — Решил заняться только в этот раз, лишь бы вы не лезли в такую грязь. Тэхен лишь понимающе кивнул и стал дожидаться, пока Гук наконец появится в дверях. Через пару минут два силуэта вышли из склада. Чонгук убирал телефон в карман, о чем-то переговариваясь с Сокджином и попутно залезая рукой во внутренний отдел пиджака, чтобы найти пачку сигарет. Чон оставил ее дома на комоде в прихожей, Тэхен видел это, но не сказал. Даже тогда, когда его мужчина судорожно начал ощупывать все возможные карманы. — Черт, — ругается себе под нос. — Ты нервничаешь? — вопрошает Тэ, глядя на бесполезные попытки повторного ощупывания карманов. — С чего бы? Я просто хочу покурить. Мои руки до этого были заняты и я не мог отвлечься на сигареты. Он специально это делает: выводит из себя, напоминает о случившемся, чтобы в ушах снова появился тот самый хруст и дикий мужской вой. Холодный, но удовлетворенный взгляд Чонгука; Намджун, наблюдающий за происходящим так, будто рассматривает витрину в пекарне около дома, где уже знает содержимое каждой полки; Сокджин, со скучающий видом разглядывающий свои ногти, а затем провожающий взглядом тело, что на дрожащих ногах спускается медленно вниз. Кажется, Тэхен запечатлел это в своей памяти, будто использовал фотоаппарат. Как ту аварию, где Минсо лежал на его коленях весь в липкой крови, до приезда скорой помощи успевшей впитаться в ткань одежды. Эти осколки стекла и холодные слезы, что тогда жгли щеки и глаза, как никогда раньше. Так было и с мамой. Он помнит каждый свой шаг к больнице, каждое дыхание, что сбивалось хрипом, когда крик вырывался из груди. Чон специально издевается? — Понравилось? Готов делать то же самое? — произносит с ухмылкой. — Готов привыкнуть к этому только потому, что это необходимо для выращивания своего стержня в глазах других? Мы не садисты, это просто входит в наши обязанности, иначе мы бы не владели тем, что имеем. — Ты полный придурок, Чон Чонгук, — сжав челюсти, прошипел Тэхен, все еще пытаясь выгнать из головы вспышки болезненных воспоминаний. — Идем, Чимин, я вызову нам такси. Пак, вероятно, хотел бы обсудить произошедшее с Юнги, но и тот до назначенной встречи вел себя не самым лучшим образом, кое-как сдерживая желание упрекнуть в глупой идее присоединяться к Содружеству. Минни это видел и чувствовал ярко выраженное недовольство и напряжение в каждой натянутой улыбке. Они никуда не ездили до этого дня, Мин только иногда по вечерам заезжал на короткое время, но и эти ценные минуты больше отдавал Джаин, болтая за чашечкой кофе о новостях. Нет, он не станет трогать эту тему первым. Он ни в чем не виноват. Уж точно не в том, что из-за отсутствия определенных знаний решился поднять этот разговор насчет присоединения к Содружеству. Пак уплелся за Тэхеном не оглядываясь, лишь одним ухом услышал, как Намджун повторяет сказанное парнем: — Ты полный придурок, Чон Чонгук. Тэ не знает, и уж точно не хочет знать, какая реакция была у Чона, когда вместо признаний чужой правоты он увидел в глазах напротив столько осуждения и боли, сколько могло поселиться в душе, пережившей так много в юном возрасте. Компания из четырех человек наблюдала за тем, как удаляются два силуэта, идя параллельно пустой трассе, где вскоре появляется машина с обозначающей шашкой. Они так и не обернулись. Ни разу. Оба. Даже когда садились в такси, когда отъезжали с места – смотрели только вперед. Тэхен был напряжен, и Чонгук знает его характер: парень сам не позвонит и точки не отправит сообщением. Вероятно, забросит телефон подальше, чтобы не видеть пропущенные звонки и оповещения, которые он надолго оставит без внимания и ответа. А еще Тэ не из тех, кто забудет обиду после подарка или какой-то вещицы, что будет для него лишь отмазкой от проступка. Он не тот, кого можно купить, и Чон не судит, ведь эта черта – одна из причин уважительного отношения. — Я изначально понимал, что идея так себе. Зачем вообще надо было тащить их сюда и заставлять смотреть? Фетиш у тебя такой или с головой проблемы? Сказали: «Нет», – этого недостаточно? — закатывает глаза Юнги, отворачиваясь от вновь опустевшей трассы. — Я хотел, чтобы вопросов такого типа больше не появлялось, — бормочет сквозь зубы, не отрывая глаз от места, где стояли парни, ожидая такси. — Молодец, друг. Теперь вопросов не будет, как и вообще любых слов, что ко мне, что к тебе. План просто замечательный. — Хватит. Вечером поедем к Чимину, объяснимся и извинимся. Сейчас ждем бригаду, и после я отвезу тебя в больницу, чтобы ты все проконтролировал.***
Юнги бесполезно дергал ручку двери, с каждым разом лишь ругаясь себе под нос и метая недовольные взгляды на Гука, поднявшего голову к окнам второго этажа. Джаин, как и ее мужа, к огромному сожалению, дома не оказалось, а это сильно упростило бы задачу хотя бы попасть в дом, а может, и сдвинуло бы идею примирения с мертвой точки. На улице стемнело примерно час назад, когда Мин покидал больницу и садился в автомобиль Чона, собираясь с мыслями и выдумывая в голове предстоящий диалог с Чимином, но и тому не суждено состояться. Свет в комнате парня горит, и за эти минут двадцать, которые мужчины пытаются вломиться в дом, несколько раз было видно чей-то силуэт, подходящий к подоконнику, чтобы поплотнее задернуть полупрозрачные шторы. Тэхен все еще обижен, и хоть Чонгук все сильнее сжимает кулаки в карманах пиджака, лицом никак не показывает, что ситуация его настораживает. — Черт возьми… — ругается Юнги, в очередной раз дергая ручку, что отдает звоном петель. — Чимин, мы просто хотим поговорить, открой! Хотя бы на пять минут… Ну сколько можно дуться? Снова тишина. Чон уже думал, что это продлится до самого утра; придумал, как будет спать в машине, которую припарковал метрах в ста отсюда, но над головой заиграла музыка. Достаточно громко для того, чтобы расслышать старый джазовый мотив и предугадать текст: «Hit the road Jack and don't you come back» — No more, no more, no more, no more, — подпевают парни во весь голос, что, вероятно, слышит вся улица. — Что ж, Джэк, у меня для тебя плохие новости… — вздыхает Мин, тоже поднимая молящий взгляд на окна и всматриваясь в танцующие силуэты. — Идем, — тащит Чон за руку, уводя за дом в небольшой садик. На эту сторону выходят окна кухни и небольшой выступ в крыше, декорированный Паком для оформления места, где он может уединиться. Отсюда музыку слышно еще громче, и мужчинам понадобились считанные секунды для того, чтобы понять – окно, ведущее на выступ, приоткрыто. Летом довольно душно, и было очевидно, что парни откроют хоть что-то для поступления свежего воздуха. — Я в костюме, — предупредил Мин, кривя лицо от представлений, как рубашка рвется, цепляясь за черепицу. — Так Чимину и передам: «Не полез мириться, потому что за свою одежду боялся больше, чем за ваши взаимоотношения». — Это вообще ты во всем виноват, — шипит Юнги, осматривая стены в поисках выступов, подходящих для скалолазания. — Если та труба под нами не рухнет, то по ней можно забраться. Ты первый. Чонгук только закатил глаза, прежде чем зашагал к кухонному окну, где тянулась не внушающая доверия труба. Казалось, та повалится даже от легкой встряски рукой, что уж говорить о выдержке восьмидесяти килограмм… Но выхода больше не было; ручку можно трясти до скончания веков, а если даже труба свалится, парни точно прибегут на шум. О деньгах на возмещение материального ущерба мужчины даже не думали, как и об обезумевшей Джаин, которой наверняка не понравится подвиг зятя, сопровождаемый поломкой половины дома. — Если меня выдержит второй изгиб, то я смогу залезть с него, подтянувшись руками за выступ. Тебе придется встать туда следом и я тебя затащу наверх. — Кто бы мог подумать… Два криминальных авторитета лезут по трубе к студентам, чтобы извиниться за свое хамское поведение. Три месяца назад я вышибал двери тем, кого обидел, чтобы обидеть еще сильнее. — Тебе стоит смириться с характером будущего мужа и привыкать лазить по трубам. А когда съедетесь, носи при себе документы на квартиру, чтобы после смены Чимином замков мог хотя бы попасть внутрь. — Что ты сказал? — Юнги остановил Чонгука, уже ощупывающего ногой трубу на устойчивость. — Что именно тебя смутило? То, что твой муженек будет менять замки? — Чонгук заулыбался, отряхивая руки. — Муженек… С чего ты взял? — У меня достаточно острый слух, даже если я чуточку пьян. А у тебя очень развязанный язык… Особенно когда ты чуточку пьян. Я захотел убедиться сегодня, знал, что ты не будешь хранить это в доме, так как Чимин часто там появляется. А вот кабинет в больнице – отличное место, верно? У меня до сих пор есть ключи от всех ваших кабинетов, чтобы в случае чего я мог или предъявить доказательства, или убрать улики. Юнги лишь повел подбородком, поджимая губы. Надеялся, что тогда этого никто не услышал и сохранение секрета уберет лишнюю нервозность, но теперь… — Лезь давай. Хоть слово ему скажешь или намекнешь, я… — Ничего я не скажу. Рад за тебя. Рад, что прошлое не движет твоими решениями в настоящем. И стой внизу, чтобы мне было мягче падать. — Размечтался… Чон держался рукой за самый высокий изгиб трубы. Его пальцам оставалось сантиметров пятьдесят для того, чтобы дотянуться до выступа ладонью. Металл устрашающе скрипел от каждого движения, но пришлось, стиснув зубы, все-таки залезть обеими ногами на первый изгиб. Хлипкое строение, к счастью, пока что держалось, что побуждало лезть дальше под подлый джаз и пение парней, подозревающих, что их возлюбленные давно сдались и решили прекратить попытки вломиться в дверь. Фактически, теперь они не предпринимали попыток вломиться в дверь… Разве что в окно. Второй изгиб был достаточно высоко, и закинуть туда ногу, обтянутую брюками до ягодиц, крайне трудно. Юнги напрягся всем телом, будто сам лез наверх, будто это его нога скоро станет причиной истерики и криков Джаин из-за поломанной трубы. Чонгук так увлекся гимнастикой, что не заметил, как стихла музыка в доме. Кажется, начиналась третья по счету песня с джазовым мотивом, и, прежде чем стопа мужчины все-таки дотянулась до следующего изгиба, его дернули за пиджак вниз с такой силой, что оба чуть не покатились кувырком. — Что ты творишь? — обезумевшим взглядом уставился Чон, но его тут же потащили прямо под выступ в крыше, закрывая рот ладонью. — Думаешь, все-таки ушли? — послышался голос Чимина сверху. Чонгук тут же прикусил губу, понимая, что за считанные секунды их план мог провалиться. Парни вышли на крышу, их разговор был слышен слишком хорошо. — Может, не стоило так долго мариновать их внизу? Чонгук просто был нервный. Они оба были нервными… Наше предложение вступить в Содружество действительно безрассудное. — Мы не знали, Чим. Было бы достаточно одного безобидного разговора по душам дома, но со мной на эту тему и словом никто не обмолвился, будто ничего не произошло. Он специально ждал этого дня, чтобы опустить меня головой во всю эту грязь, как провинившегося котенка. Так разве поступают с теми, кого любят? Чонгук кое-как сдерживался, чтобы громко не вздохнуть и не выйти из тени прямо в центр небольшого садика. Все это время он рассматривал ситуацию исключительно со своей стороны и думал о том, что Тэхен должен догадываться о скрытом происходящем в Содружестве. Должен думать рационально и еще много-много фактов с основным словом «Должен», но разве это так? Должен ли он вообще что-то, раз сам Чон не выполнил свою главную задачу: уберечь Тэхена от любых внешних и внутренних раздражителях? Нет. Он сам стал этим раздражителем на пару дней. Разговор действительно мог бы решить многое, но старая привычка молча доказывать свою правоту и наблюдать за последствиями пробилась наружу. — Возможно, ты прав… Ты думаешь… он тебя не любит? — Ни в коем случае. Я не имею права думать так после всего, что он для меня сделал. И я его безумно сильно люблю… Летним, прохладным вечером, в тени крыши, Чонгук медленно плавился от все сильнее разгорающихся теплых чувств и вместе с тем жгучей вины за все, что умудрился натворить. Даже будучи обиженным, он не скажет ни одного плохого слова. Даже будучи сломленным и выпотрошенным изнутри судьбоносными событиями, в этом парне есть негаснущий свет, и мужчина уверен, что впредь приложит все силы для того, чтобы этот свет становился ярче. — Юнги тоже не разговаривал со мной. Он не умеет скрывать эмоции так же хорошо, как Чонгук, — Мин не знал, какое выражение лица у Чимина, но зато самодовольную улыбку своего друга заметил даже боковым зрением. — Я видел, как он напряжен, как выдавливает из себя эту улыбку, когда приезжает к нам. Ему трудно давались любые разговоры со мной, зато с моей мамой на кухне он с удовольствием обсудил все новости, даже те, которые Южной Кореи не касаются абсолютно никаким образом. Я просто уходил в свою комнату и никто не шел туда за мной. Это моя плата за вопрос, о серьезности которого я не догадывался? Несправедливо. — Мы должны были додуматься сами. Должны были… — Да ничего вы не должны! — не сдержался наконец Чонгук, выходя вперед. Парни чуть ли не завизжали в один голос, и на выступе послышался грохот, после чего одна из декоративных ваз свалилась вниз, раскалываясь пополам. — Это должно было прилететь мне по голове за все, что я натворил. Мы натворили. Юнги тоже с виноватым лицом вышел из укрытия, поднимая глаза вверх на Чимина, с ужасом и испугом нависшего сверху и схватившегося пальцами за края выступа. — Прости, принцесса. Правда, я очень сильно виноват перед тобой. Даже не нашел в себе сил и смелости поговорить. Просто притащил туда, заранее зная, на что тебе придется смотреть. — Тэхен, спускайся, прошу тебя. Поедем домой и поговорим, хорошо? Спокойно, по душам, как ты и хотел. Я заварю тебе твой любимый чай с имбирем и много раз извинюсь за все это. Тэ кивнул, поднимаясь на ноги и косясь то на вазу внизу, то на ошарашенного Чимина, на что друг махнул рукой как-то отрешенно. Ким и Мин вскоре поменялись местами, и Юнги, кажется, так же виновато взглянул на Тэхена, когда тот выходил за порог с опущенной вниз головой. Парень не слышал никаких разговоров или даже намека на то, что двое начали разговаривать после того, как дверь за мужчиной захлопнулась. Чонгук терпеливо ждал в стороне, смотря то прямо на возлюбленного, то оглядываясь на темную улицу, будто в его глазах можно было прочесть, что он подбирает слова. — Едем? — как-то тихо вопросил Тэ, остановившись около Чона лишь на секунду. Мужчина молча поплелся следом.***
Спустя пару часов в обоих домах стало тихо. Разговоры прекратились, криков не было и вовсе. Мужчины больше слушали, но много извинялись, а парни выливали всю обиду вслух, но без упрека или злости. С досадой и грустью из-за потерянного времени на игру в молчанку, со страхом за все произошедшее на складе с тем мужчиной. Тэхен достаточно раз упомянул о том, что этот хруст до сих пор стоит в ушах, а выражение лица Чхве будет сниться в кошмарах. Чонгук пообещал, что будет обнимать крепче по ночам и шептать о том, что все прошло, что скоро его ошибка будет закрыта хорошими поступками, действительно доказывающими любовь. Чимин даже плакал. Так он переживал, что это напряжение останется между ним и его принцем. Будто вместо искренней улыбки и прикрытых во время озвучивания комплиментов глаз он будет видеть лишь суету и чужой затылок на кухне своего дома. Юнги чувствовал себя еще больше виноватым, когда вытирал стекающие слезы по родным щекам; когда после каждого всхлипа приходилось просить прощение вновь и вновь, крепче прижимая к себе и поглаживая макушку Минни ладонью. Парень быстро уснул в любимых руках, но прежде сказал о том, чтобы его больше так не оставляли. Ни за что на свете не давали чувствовать себя отторгнутым такое долгое время. Он не хотел быть игнорированным, не хотел такой платы за свою мелкую ошибку, а Юнги в свою очередь не желал больше видеть слез, бегущих из глаз по его вине. Мужчина решил остаться на ночь. Джаин и ее супруг точно не будут против, а завтра с началом нового дня он обязательно все исправит и больше такого не допустит.