One headphones for two

Это все неправильно. Эти мысли иногда посещали Осаму, но такой уж он человек: что хочет, то и берет. Даже если это выходит за рамки приличия. Эти мысли постоянно крутятся в голове Ацуму, и каждый раз он борется с двумя чувствами: забыть или примкнуть. Это началось, когда ему было двенадцать лет. Не сказать, что до этого в голове Осаму были какие-либо глубокие размышления. Он всегда глубоко любил Ацуму, как близнецам и положено любить друг друга, держась под руку несмотря ни на что. Однако в свои двенадцать Осаму понял, что эта любовь несколько отличалась от той, которую можно было бы назвать "братской". Стоит начать хотя бы с того, что любое пребывание Ацуму вблизи с Осаму вызывало в его теле напряжение. Мурашки и некий трепет сами пробегались по его телу, стоило только младшему на пару минут приблизиться к нему. По началу, это никак не отражалось на его организме. Осаму скидывал все на то, что его чувства к брату попросту выросли с годами, став еще сильнее и искреннее. Просто потому что другого объяснения у него не находилось. Да и всем близнецам присущ рост любви к друг другу с годами, разве нет? Однако, в какой-то момент он все же понял, что что-то здесь было не так. По крайней мере, внезапно возникший стояк на брата дал повод задуматься о том, что Осаму на самом деле чувствует к Ацуму. Им было по двенадцать, когда это случилось. Для Осаму это стало самым настоящим шоком. От мягких, столь нежных объятий брата ему стало жарче, чем обычно, а с каждым стискиванием тела в его штанах становилось все теснее и теснее. И стоило только Цуму отпустить братца и уйти дальше играть в волейбол во дворе, как Осаму глянул вниз и увидел... бугорок. Прикосновение ладони к тому месту, нервный вздох от прикосновения руки дал понять, что это было самым настоящим возбуждением. Но почему? Ацуму же не сделал ничего такого. Он просто... обнял его. Но он сделал это так нежно, словно бы через это касание тот подарил ему весь мир. И это чувство того самого мира взбудоражило каждую клетку его тела. И этот нежный детский голос Цуму, зовущего его гулять вместе... Тогда Осаму задумался. Ацуму не слишком отличался умом, нет, но Осаму убежден, что он сам гораздо сообразительнее и умнее него, особенно в критическом мышлении и пониманием, что из себя представляет социальная структура. Каким же тупым был, порой, Ацуму в глазах Осаму, и одновременно он был так счастлив, что Ацуму не умеет замечать банальные вещи; не понимает намеки, двусмысленности и все в этом роде. Иначе бы этот полуфабрикат — детская кличка Цуму от Саму — уже давно начал копаться глубоко. Начал бы слишком много времени уделять тому, что Саму говорит. Но и Осаму не так прост — скрываться он умеет лучше некуда. Особенно, когда в его окружении такие люди, как Ацуму — задача скрыться ничего не стоит. Но ситуация детства не давала ему покоя. Слишком частые мысли об Ацуму с каждым разом все чаще и чаще давали ему повод беспокоиться о том, что однажды это и вправду всплывет на поверхность. И он продолжал тонуть в омуте непонимания и страха. Осаму не хотел тянуть Ацуму на дно из-за своих чувств. Он не хотел окунать близнеца в это дерьмо. Осаму решил, что Ацуму не стоит об этом знать. Однако, это однажды все равно наступило, — а наступило ли? — как и должно было, рано или поздно. Тогда, когда Осаму поцеловал Ацуму. Осаму был так рад успехам Ацуму, и тому, что они вместе выиграли матч у средней школы, что не смог сдержать себя, и мягкие губы прильнули к чужим, нежно касаясь их. На удивление, Ацуму лишь рассмеялся и на радостях стал бегать по всей квартире, крича что-то невнятное, ведь тот все еще был рад их победе. И ничего. Больше не было никакой реакции. Хотя на что он мог надеяться? Что Цуму полюбит его через поцелуй? Поймет, что он страдает тем же, что и Саму? Наверное, где-то в подсознании его детские мечты все еще желали быть исполненными. Тогда Осаму решил для себя: да, Цуму не стоит окунать в это дерьмо. Он сам справится.

***

— Я ухожу, — равнодушно бросает Осаму, надевая свой жакет, который пришлось силой отобрать у Цуму, не желающего прощаться с братом. Уж слишком сильно жакет прилюбился этому ублюдку. — И во сколько планируешь возвращаться? — словно заботливая мамочка интересуется Ацуму, сложив руки на груди. Он это делал каждый раз, когда был чем-то недоволен, и сейчас Осаму совершенно не мог понять причину его недовольства. Он же вроде объяснял, что просто пойдет с друзьями на вечеринку. В чем проблема? — Как повезет. Я предупредил родителей, что поздно вернусь, — пожимает плечами близнец, собираясь выйти на улицу, предврадительно надев обувь. Он проводит рукой по волосам, разглаживает их и дергает ручку двери. — Если что… Стоило только солнцу начать пересекать поле, как квартира погрузилась в темноту, и от этого в прихожей создавалась атмосфера чего-то мрачного. Редкие солнечные лучи легли на безэмоциональное лицо Осаму, подчеркнув его завораживающие черты. Саму вздыхает и устало отвечает: — Я знаю, Цуму. Стоило только Ацуму закончить свою речь, так и не начав ее, как Осаму открывает дверь и покидает дом. Ну вот почему Осаму всегда такой? Раньше... раньше он не был таким. Лет с триннадцати он словно похолодел к нему. Ацуму не мог понять причины подобного поведения Осаму. Все изменилось слишком резко. И вместе с тем, неясно почему, но Ацуму начал чувствовать, что старший постепенно отдаляется от него. Странно, близнецы ведь неразлучны, так ведь?... Цуму решает узнать, на кого Саму меняет его вечерами и ночами. Точнее, не узнать, а просто напросто подсмотреть, с кем именно Осаму сейчас уходит (если они еще не ушли, естественно). Ацуму, не теряя ни секунды своего драгоценно-маленького времени, подбегает к окну на кухне, становясь у столешницы. Осаму действительно ждал кого-то, если быть точнее - девушку. Вроде миленькая, но чересчур смазливая, — и Осаму серьезно дружит с такими? — и стоило девушке подойти к нему, как он в один миг подхватывает ее под локоть, начав лепетать с ней о чем-то. Произошло, по сути, ничего, однако Ацуму пребывает в полнейшем смятении. Его охватывает эмоциями, туго сдавливающими его шею. Разъедающая изнутри горечь, скребущая по груди. Настроение Ацуму сменяется словно по щелчку пальцев. Сначала он чувствует гнев на близнеца за такое отношение к другим, затем грусть, так быстро сменившуюся ненавистью и желанием ударить Осаму. Ему... не нравится. Будто бы у него уводят что-то ценное. Ты вроде как осознаешь, что это происходит лишь по той причине, что отношение к родственникам и отношение к друзьям всегда будет разным, но в то же время... снова начинаешь чувствовать себя одиноким. Такие чувства Ацуму испытывает уже не в первый раз. В последние года ему становилось все обиднее, когда Осаму менял его на своих друзей. У Ацуму их минимальное количество, если вообще есть хотя бы один. Ему трудно долго общаться с теми, кто не занимался волейболом. Волейбол — это самая настоящая страсть Цуму, которую он не мог усмирить, не обговорив все про свою и остальные команды, входящие в список ТОП-10 по всей Японии, вдоль и поперек. С Саму такое не всегда обсудишь. Но у Цуму и так не появляется желание обсуждать с ним волейбол. Словно бы Осаму и без того настолько легко понимает брата, что ему и слов не нужно, чтобы понять: да, в глазах Ацуму горит ярчайшее пламя. Только вот... иногда Ацуму было мало всего лишь кивка в свою сторону. Иногда он хотел подольше побыть с Осаму наедине, подольше обнимать его, и, о Ками-сама, поцеловать его. И ловил он себя на этой мысли даже слишком часто. Ну, последние полгода, если быть точным. И каждый раз Ацуму винил себя: он не считал подобные фантазии с собственными членами семьи чем-то нормальным. Просто потому что это отвратительно. У вас одна кровь в организме. Одни родители. Вы семья. Но в моменты, когда Осаму так свирепо смотрел на своих соперников, пожирая их взглядом, что, редко, но метко в Ацуму загорался огонек, да такой огненный, что живот скручивался в тугой узел, преобразовываясь в возбуждение. Причем не в сладкое удовольствие от игры, а именно сексуальное возбуждение. Такое приятное и столь тяжелое, затяжное. Стук клыков о челюсть, тихое, едва уловимое нормальным человеческим слухом, рычание, в моменты, когда Ацуму вступает с кем-то в драку, а Осаму прибегает раздавать ему подзатыльники - он все это слышит и понимает, что снова влипает по полной. Как туго становилось в штанах, с какой скоростью накапливается ненависть к себе в голове. И как после этого не винить себя? Как перестать просыпаться со стояком и слезами только потому, что тебе приснился твой горячий брат, резко вбивающимся в твое нутро? Ацуму понимал, что, возможно, все дело в пубертате, который начался у него относительно недавно, и Осаму — единственный, кто всегда рядом с Ацуму, просто потому что у второго нет друзей, но чувство вины перед собой и своими фантазиями никуда не деть. Это действительно не было чем-то правильным. Поэтому Ацуму решает закрыться в себе.

***

Неприятный скрип половиц режет слух. Осаму нервно снимает обувь и валится на стену, мыча что-то себе под нос. Этот отвратительный звук чьего-то прихода в дом не мог остаться без внимания одного не спящего в это время подростка. В этом убеждается и сам Осаму, когда застает выходящего из комнаты близнеца. Даже сонный и уставший, он никогда не пропустит возможности встретить Осаму в коридоре, насколько бы поздно тот не вернулся - он всегда встретит его. Ацуму медленными осторожными шажками приближается к брату и резко останавливается, стоило ему в темноте разглядеть до ужаса странную и неприятную ухмылку Саму. — Ты... пил? — как-то разочарованно вздыхает Ацуму, скрещивая руки на груди. Так делает Осаму, когда чем-то недоволен. И Ацуму полностью копирует его манеры. Смешно. — Совсем немного. Не мог отказаться, — нет, он мог, просто вряд ли захотел бы. Слишком многое на него давило в последнее время. Хотя Саму сам прекрасно понимает, что это не является нормой. — Ну-ну, маленький алкаш. Пойдем? — Саму усмехается, делая шаг вперед. И тут же сваливается на своего близнеца, утыкаясь лицом в затылок брата. Ацуму тихо вскрикивает от удивления, но все равно разворачивается и перекидывает руку брата через свое плечо. Они медленным шагом доходят до комнаты, расположенной не так уж и далеко от входной двери, но тот факт, что каждый шаг для Осаму давался таким, словно бы он играл в волейбол несколько суток подряд, никак не помогал быстрее двигаться. К слову, в волейбол он сегодня действительно играл под воздействием алкоголя. С той же компанией, что предложила ему алкоголь. Однако, стоило близнецам пересечь порог комнаты, как Саму резко прижимает близнеца к двери, с громким звуком закрывая дверь. Ацуму хотел ругнуться, что так он разбудит родителей, но слишком быстро замечает туманный и рассеянный взгляд Осаму, из-за чего еще больше напрягается, не говоря уже о чужих руках, стискивающих одежду Цуму. Эти касания были такими медленными, изящными, в них будто передавалась вся усталость Осаму, вся его заебанность за эти года. Медленно, так медленно, Ацуму раздражают медленные люди. Эти пальцы на его футболке, медленно сходящие с ткани одежды. Как Осаму медленно поднимает свою голову с шеи брата, моментально утыкаясь лбом в чужой. Еще и глаза держит такими хитрыми. Саму словно бы решался на что-то, сражался с самим собой в голове и думал, стоит ли быть ближе, чем есть сейчас, или нет. Стоит ли делать то, что может разрушить все, здесь и сейчас? Но разум Осаму затуманен. Алкоголь, ударивший в мозги, говорит ему не забивать голову такими вещами, не думать так глобально и масштабно, а просто взять и сделать, не задумываясь о последствиях. От этой мысли было так хорошо, что... — Саму? Все в порядке? — Ацуму прикладывает тыльную сторону руки ко лбу Осаму, ощущая резкий жар. — Да ты горишь! Давай я.. Ацуму не дают договорить. Губы перекрывают нежнейшим поцелуем, сминают в чужих, прикусывая нижнюю губу. Из Цуму случайно, под давлением рук брата вырывается тяжелый вздох, едва напоминающий стон. Осаму довольно ухмыляется, почти что примурлыкивает от удовольствия, продолжая пробовать губы близнеца на вкус. Они были такими мягкими, нежными, даже в некоторой степени сладкими для Саму. Боже, он целует своего брата. Он целует Ацуму. Внутри него все трепещет и распускается, словно красочные бутоны, открывая "перед Цуму" самые прекрасные цветы на свете, прямо как тогда, в детстве. Только сейчас было еще горячее и острее. Холодные, изящные пальцы лениво проскальзывают под домашнюю, слегка растянутую футболку, сминая атлетичное тело в своих руках, от чего Саму не сдерживается и вымучено стонет. Да, о Ками-сама, он такой же нежный, что и в фантазиях Осаму. Сжимает еще сильнее, чувствуя стояк в штанах. А алкоголь лишь углубляет ситуацию, делая возбуждение чуть ли не эйфорическим. Как же хотелось укусить Цуму за ухо, лишь бы снова услышать этот звук. — Саму! — недовольно шипит Ацуму, пытаясь вырваться из каменной хватки. Но чужие руки перехватывают его собственные и сжимают обе кисти над его головой. — Осаму! Прекрати, что за хуйню ты делаешь?! — Не ругайся, — в губы шипит Осаму, недовольно смотря на близнеца. — Цуму... — Отвали от меня! — Ацуму давит разочарованно поджатые губы, но все равно выдает себя с потрохами. Хотя-бы по тому, как его голос содрогается от отчаяния. Осаму словно бы в эту же секунду голову прошибло. Он услышал то, что хотел. Не сладко стонущего брата, он услышал дрожащий голос. Принципы, которым он так строго следовал, были нарушены им самим. И только тогда он понимает, что что-то идет не так, как он себе представлял в пьяной голове. Он резко отпускает руки Цуму и, совсем немного, со слегка виноватым взглядом смотрит на него, словно бы ожидая хоть какой-то взаимности. Словно бы она могла быть, но он знал, что ее нет и быть не может, но почему-то все равно иногда, где-то в далеких мирах Саму была надежда. Но ее больше нет - окончательно понял он. И словно бы это не он сейчас образовал беспросветную, широкую пропасть между ними, сам же по началу отвернувшись от Ацуму, а потом вернувшись к нему. Не может сейчас отлипнуть. Он так сильно любит своего брата, что словами не передать. Хочется и сбежать, и продолжать сжимать в своих руках. Но что-то идет не так. Нет, скорее, что-то уже пошло не так, еще четыре года назад. — Тебе... не нравится? — Осаму медленно отстраняется, но так, чтобы Ацуму не мог просто так взять и сбежать с разговора. — Нет! — Ацуму толкает Осаму в грудь. — Хватит играться со мной, Осаму! — едва ли не на крик переходит близнец, за что Саму тут же его отчитывает, ведь их родители спят. — Ты достал меня, сначала уходишь от меня, а потом липнешь, как банный лист?! "Я ухожу ради твоего же блага" - хочет сказать Осаму, но понимает, что лучше этого не делать. Ацуму просто не поймет. И вряд ли захочет понимать. После таких слов это вряд ли бы осталось без побоев или драки. Сейчас ему не хочется этого. Он не хочет драться с братом. — Прости, — твердо просит Осаму, легко ударяя Ацуму в плечо. — На меня что-то нашло. Осаму отводит Ацуму в сторону и удаляется в ванную комнату, давая себе клятву, что он больше в жизни не станет прикасаться к алкоголю. И к Ацуму тоже. И что ему просто нужно отдохнуть. Много стресса было, что в школе, что на Национальных. Что дома, что с Ацуму. И таблетку от жара тоже следует выпить... Ацуму сползает по стенке, чувствуя, как сердце бьется с такой силой, словно вот-вот разобьет грудную клетку. Парень зажмуривает глаза, пока вокруг шеи заматывается крепкий канат. Он душит, делает больно, не дает покоя, только мешает. В какой-то момент Ацуму рефлекторно пытается ухватиться за него руками, оттянуть, но не выходит. С ним просто играются, этот канат режет ему шею, перегрождает путь к кислороду. Но как Осаму узнал? Он недостаточно отдалился от него? Как он догадался, если Ацуму так старательно это скрывал? Стоп.. а скрывал ли он вообще? Его начинают терзать сомнения. А нравится ли ему Осаму вообще? С его чувствами просто играются. Их просто размазывают по стенке, обесценивая его, игнорируя то, сколько боли они принесли самому Ацуму. Как будто он сам воспринимает свою неподобающую любовь к брату как что-то "нормальное"! Глаза предательски застилались пеленой из чувств, разбитых насмехательством Осаму. Каждая капля катилась по щекам Ацуму болезненной горечью. Внутри него сокрушалась буря эмоций, проходясь своими острыми когтями по груди. Вот ты и получил то, чего заслуживал — издевательство. Насмешка и осуждение. Ацуму всхлипывал, пока в комнате напротив душ мерно лил воду на обнаженное тело, не желающее выходить из душа, пока то не сможет вдоволь насладиться теплом расслабляющих струй воды. Ацуму раз за разом стирал слезы, моментально проливая новые. Пока Осаму не вернулся, не увидел его настолько жалким. Пока не увидел, как золотистые волоски срывались с головы Ацуму, падая на пол.

И это называется "братские отношения"?