Mein Fehler

Даже будучи связанной, и не в самом выгодном положении, Святомира не захотела подчиняться. Она помнила, как на её глазах погибала её семья, помнила, как безжалостные ССовцы терроризировали её народ. Вся её боль, принесённая за всё это время, вырывалась наружу в виде ненависти. Полька прекрасно знала, кто основоположник всех её страданий, и вот, сейчас, он стоит прямо перед ней. Голубые глаза впились в лицо рейхсканцлера взглядом разъяренного хищника, а тот лишь ходил вокруг стула, на котором сидела девушка, как коршун кружился над жалкой добычей. Он обошел пару кругов вокруг славянки, и снова встал напротив неё, беря за подбородок. – Was soll ich mit dir machen, Schönheit? (Что же мне с тобой делать, красавица?) Свята встряхнула головой, в попытке убрать от себя руку фюрера. – Nienawidzę cię. Kurwa. (Я ненавижу тебя. Тварь.) - злостно прозвучало в ответ. Гитлер не знал польского языка, однако почувствовав явное сопротивление, сразу же изменился в виде. – Weißt du, was mit Gefangenen passiert, die gegen meinen Willen vorgehen..? (Знаешь, что бывает с пленниками, которые пошли против моей воли..?) – еле сдерживаясь сказал Адольф, и достав из внутреннего кармана своего черного кожаного пальто пистолет, направил его на славянку. Лейцинская только отвернула взгляд в сторону. Лучше умереть, чем быть в плену у этих бесчеловечных тварей - наверное так и думала полька. Гитлер, не получив той реакции, которую он ожидал, страха и отчаяния, которые должны были напитать его гадкую натуру, знатно взбесился, но виду не подал, и убрал пистолет обратно. Святомиру это очень удивило. Неужели она смогла манипулировать самим нацистским диктатором? – Hässliches Mädchen. (Гадкая девчонка.) - цыкнул он, и подозвал к себе одного из подчинённых. Что-то приказал ему по-немецки, чего девушка, разумеется, не поняла. Фюрер и офицер снова обменялись "зигами" и первый вышел за дверь. Второй же подошёл к Святе, развязал веревки, привязанные к стулу, и взяв польку за руку, куда-то её повел. В этот раз она не стала отпираться. Немец привёл ее к машине, в которую её посадили и куда-то повезли. Адольфа рядом славянка больше не видела. Девушке очень хотелось спросить, куда они направляются, но она понимала, что её никто не поймет, и тогда просто смирилась со своей судьбой. Спустя час езды, машина остановилась и польку высадили рядом с каким-то зданием. Немец, что посадил её в машину, снова схватил девушку за руку и повёл в здание, напротив которого остановилась машина. По пути славянке попадались люди. Разные люди. Она увидела двух близняшек, которым было примерно по 8-10 лет на вид. Увидев славянку, девочки весело подбежали к ней, начали хватать за грязное платье, в котором и привезли девушку. Они радостно кричали ей какое-то "Schönes! Schönes Mädchen!", но Святомира не знала, что это означает, поэтому решила игнорировать их. Мужчина, который вёл ее за руку, немного сердито сказал девочкам: – Ilsa, Lucia, geh auf dein Zimmer! (Ильза, Лусия, идите в свою комнату!) – и близняшки с радостными воплями убежали. Полька видела и других людей: горничную-еврейку, лет 25, мальчика, который бегал за Ильзой и Лусией, ещё каких-то прислуг... Наконец, солдат привёл её, по всей видимости, на кухню, за круглым столом которой сидел мужчина, тоже в форме Рейха, и две женщины, а сам показал нацистский жест и вышел. Девушка стояла посредине, на неё лицезрели эти странные люди. Наконец, одна из женщин обратилась к ней... по-польски! [PL] – Ты та самая пленница? – Вы говорите по-польски?! Да, я... – Не надейся, что ты будешь говорить здесь на этом языке. Если фюрер не убил тебя, это не лишает тебя статуса пленницы. Теперь ты будешь жить здесь. Жить и учиться. Я Анна Фортер, отныне твоя надзирательница. А это господин и госпожа Рихтер, хозяева дома. Пока ты здесь учишься, ты будешь оплачивать обучение тем, что будешь прислугой. Ты будешь усиленно учить немецкий и итальянский. – Но...зачем? Почему меня просто не могут убить?! – спросила ошарашенная славянка. – Это решение рейхсканцлера. Ты будешь учиться здесь и в языковой школе, чтобы в будущем стать переводчиком и достойным солдатом Рейха. А сейчас, ты пойдешь со мной и приведёшь себя в порядок. Даже со своей внешностью ты сейчас выглядишь не лучше грязного еврея. Идём. – и эта женщина, лет 45-ти, куда-то повела Святомиру. Её проводили в душ, дали чистые вещи, и даже выделили комнату. Правда, не личную, а пока среди прислуг. Её пытались что-то спросить, но славянка игнорировала всех из-за своего разочарования и незнания немецкого. Ей вовсе не хотелось становится в ряды нелюдей, что убили её семью. Это была последняя стадия отчаяния. Но Свята читала фюрера, как открытую книгу. Этот деспот ни за что не убьёт её, а назло оставит в живых и будет пытать её всем тем, что сейчас происходит. Хотелось спать. В попытках провалиться в сон, полька лежала на кровати практически мёртвым грузом. Ни тут то было. После всех гигиенических процедур, её вызвали на первый, так называемый, "урок"...