Mein Fehler

Девушка так и не появилась, а Гитлера слишком угрызала совесть, чтобы снова приехать к ней и показать свой ненавистный образ её светло-синим очам. Это провал Полнейший провал. Она даже не приехала поздравить его с днём рождения, которое фюрер праздновал 20-ого апреля. Но в жизни, казалось, уже не было радостей. Канцлер угасал изо дня в день. Его подчинённые это заметили. Ему приглашали лекарей, каких-то швейцарских врачей, и один из них поставил ему диагноз "глубокая депрессия". Но откуда она взялась, что её породило, никто так и не смог выявить. Тем временем, в Германии уже шли полные бои с советами, иногда прилетало даже в Берлин. Это и посчитали причиной угасания вождя. Он чертовски боялся, что Клара однажды попадёт под эти бомбёжки и не мог нормально спать. С каждым днём немец всё больше и больше думал о суициде, а его состояние сильно настораживало его приспешников. 30 апреля, 1945. Ничего не изменилось, Хайзенберг, наверное, и не думала приезжать. Гитлер сидел у себя и смотрел в пустоту. Впервые, за этот месяц, его всё таки прорвало на слёзы. На столе лежал пистолет. Он гипнотизировал голубой взгляд диктатора. Канцлер задумался: "Клара его, скорее всего, ненавидит. Берлин скоро возьмут советы. У немецкой армии уже почти нет сил. Даже его давний сотрудник Дуче - и тот уже третий день висит вниз головой на главной площади Рима. Фашизму уже пришёл конец, нацизму осталось недолго. Ничего хуже быть уже не может. Лучше закончить всё самому, чем ждать пока тебя посечёт советская пуля, или какой-то предатель помешает яд в вино". Гитлер подошёл к столу. Долго смотря в пустоту, он наконец взял оружие и приставил ствол к виску. Он улыбался, мысленно всё ещё прося прощения Клары. Его палец уже было нажал на курок, как послышался треск дверного замка. Скважина была взломана. В дверь тут же вметнулась... Клара. Девушка бросилась на рейхсканцлера, обнимая его со всех своих сил и горько заливая слезами его китель. [GERMAN] –Умоляю, мой фюрер, не надо, не надо этого делать!!! – рыдая и целуя свободную руку мужчины, кричала полька. – прошу вас, пожалуйста, не убивайте себя! Адольф опешил. Камень будто бы рухнул с его души, когда возлюбленная попыталась его остановить. Он улыбнулся. Впервые за месяц, он улыбнулся. Немец положил пистолет на стол, крепко обняв Клару, вздыхая и поглаживая её пшеничные локоны. –Ну что же ты плачешь..? Не нужно плакать, Клара. Всё хорошо. – успокаивал он свою девочку. –Я не хочу, чтобы вы умирали, Фюрер! – вцепившись в светло-коричневый китель, продолжала Хайзенберг. –Почему? Я сделал тебе столько плохого...я буквально превратил твою жизнь в ужас, а ты теперь хочешь меня спасти? –Я...я люблю вас, мой Фюрер. Люблю, слышите?! Мужчина плотнее прижал к себе девушку, нежно целуя её сначала в макушку, а потом в губы. В этот раз она действительно желанно ответила. –Зови меня Адольф. – всё ещё улыбаясь и поглаживая свою полячку, отвечал фюрер. Он не стал говорить о том, как любит её. Он знал, она это чувствует. Ласково взяв свою любовь на руки, канцлер сел на кровать, продолжая нежно-нежно прижимать её к себе. –Вы...ты...не умрёшь..? – всхлипывала Клара. Он молчал. Он знал, что ему осталось недолго. Даже если он сейчас не застрелится, его убьют подобно Муссолини. Но Гитлер не стал говорить об этом Кларе. Он не хотел, чтобы она обо всём знала. Ему хотелось сделать хотя бы эти моменты жизни девушки счастливее. –Езжай домой, Клара, в Польшу. Должно быть, её уже освободили. Я знаю, что тебя там ждут. – наконец спокойно выпалил Адольф. –А ты?! Я никогда без тебя не поеду! Я тебя не оставлю! Женись на мне! –Нет, Клара. Слишком поздно. То, что я держал тебя в плену, сделал из тебя невесть кого, то, что я развязал эту войну - моя ошибка. Ты могла счастливо жить со своей семьёй, выйти замуж за того, кого действительно любишь...это всё из-за моей ошибки. Надеюсь, ты никогда не совершишь таких глобальных ошибок. Едь в Польшу. Ты наконец свободна. –Нет, я люблю только тебя, Адольф! Я никуда не... Фюреру было больно тянуть это. Он бросил девушку на кровать, а сам подошёл к столу снова, снова взяв пистолет и снова приставив его к виску. –Прощай, моя любовь. –Нет! Нет! Остано... – с новым потоком слёз вскочила с кровати славянка и хотела остановить Гитлера, но в этот раз курок действительно опустился... Бездыханное тело диктатора упало вниз, заливая пол багровой жидкостью. Громко рыдая, Клара начала прижимать к себе уже неживого мужчину, пачкая кровью свою зелёную форму. Это конец. Неизвестно, сколько ещё могла прорыдать полячка, но она услышала голоса, приближающиеся к покоям фюрера. Взяв первую попавшуюся сумку, девушка выбежала через запасной вход. Чувства в женской груди, наверное, от бега и запыханий, перемешались. Она бежала в сторону вокзала, скинув с себя окровавленный пиджак. Косы её растрепались, лицо было в слезах. На станциях было очень много народу. Все загружали составы, идущие в Польшу, Чехословакию и Советский Союз. Люди бежали прямо в одеждах из концлагерей. На их лицах были слёзы счастья, радость и надежда. Девушка хотела сделать так, как хотелось её возлюбленному. Она нашла состав, идущий в Варшаву. Кое-как протиснувшись, славянка попала в вагон. Все плацкарты были просто забиты людьми, поэтому та расположилась на полу. Она была как в тумане...и вскоре уснула. Проснулась уже тогда, когда поезд уже прибыл в польскую столицу. Девушка вышла и действительно увидела Польшу. Спустя пять лет, она снова увидела Польшу. Люди вокруг неё говорили по-польски. Но она мало что понимала. Эта речь уже не казалась ей такой родной, как во время плена. Святомира Лейцинская умерла. От неё осталось одно имя. Осталась лишь Клара Хайзенберг - возлюбленная немецкого фюрера. Она была не дома. Из Варшавы девушка попала в Познань - в свой родной город. Но он уже не был для неё родным. Она прожила здесь месяц, в каком-то общем доме для беженцев. Славянке очень трудно удавалось жить здесь, потому что она действительно очень плохо помнила польский язык. У неё осталась лишь та сумочка, которую она взяла из кабинета Гитлера, когда бежала. Тогда казалось, что она была пуста. Но только сейчас, полячка нашла в ней какую-то маленькую колбочку, наполовину заполненную какими-то белыми гранулами. На баночке была почти стертая этикетка, но можно было прочитать "Kaliumcyanid-1942"(цианид калия или цианистый калий 1942 года производства). Внезапно заулыбавшись, голубоглазая побежала на кухню, налила в стакан воды и высыпала в него содержимое колбы. Выпив всё до дна, она всё ещё улыбалась. Через минуту она упала, дыхание участилось, и конечности начали неметь. Но она всё ещё улыбалась. Через несколько минут девушка умерла. Кто знает...может, хотя бы в аду она сможет пробыть счастливой. Хотя, говорят, что если вас полюбил поэт, ни то художник, вы бессмертны. Отчасти, это так. Ведь через несколько лет на стенах музеев ГДР появятся портреты неизвестной девушки, ставшей музой для известного художника. Десятками лет люди будут пытаться вспомнить славянское лицо. Но Святомира и Клара мертвы, а значит, у этих портретов нет имени. Есть лишь надпись в правом нижнем углу: "Meine Liebe. A. Hitler".