В чаще сильно пахнет гнилыми листьями, смолой и зверьём. Упавшие стволы, какие-то обвитые мхом и плющом, какие-то совсем трухлявые и готовые провалиться, если на них наступить, задерживают продвижение Деймона дальше в лес. Судя по тому, что подстилка из сухой хвои и листьев не разбросана, а побелевшие папоротники не примяты, местные сюда действительно не суются.
Деймон ступает тихо, насколько это возможно. В непролазном лесу осторожная поступь даётся с большим трудом.
В небольшом овраге Деймон находит отпечатки копыт. Одни следы глубже и больше, остальные маленькие и хаотичные. Мать и её выводок.
Лучше, конечно, идти на секача. Они агрессивнее и крупнее, хотя кабанья мамаша наверняка обезумит, стоит человеку приблизиться к её детёнышам.
Следы то появляются, то вновь теряются. Деймон на коре деревьев оставляет отметки, чтобы без труда вернуться назад. Остановившись для очередной зарубки, он цепляется взглядом за светлое движущееся пятно. Инстинкт охотника шепчет: выследи, убей.
И кто он такой, чтобы не послушать дельного совета? Вряд ли это мать выводка, её присутствие Деймон услышал бы задолго до того, как увидеть. Скорее всего — олень. С белой шкурой.
Лук наготове, как и сам Деймон. Он крадётся, медленно прокладывает дорогу сквозь бурелом. Пёстрый бересклет с розовыми ягодами становится отличным прикрытием. Он укладывает стрелу, но тетиву не спешит натягивать.
Не замечая притаившегося в зарослях Деймона, Рей выходит на небольшую поляну, окаймлённую молоденькими соснами. Рей склоняется низко, но Деймону отсюда не разглядеть, мешает кряжистый ствол клёна. К птичьим песням серебристым ручейком вливается мелодия колокольчиков.
Деймону будто кто-то вкладывает непрошенную и странную мысль в голову: ветер дует ему лицо, а это означает, что он может стоять и наблюдать сколько угодно,
Рей его не учует.
В происходящем Деймону видится тёмное суеверное представление. Декорации тому соответствуют. Какому лесному духу молится Рей? Как ей хватило смелости сунуться в глухую чащу, куда опасаются ходить деревенские? Для какого ритуала она обнажается? Уж не заметила ли его, не заманивает к себе?
Прежде, чем хруст веток где-то сбоку от Деймона привлекает его внимание, он успевает увидеть, как Рей опускается на колени, упирается руками в землю. Он озирается. Прислушивается. Треск веток сопровождается хрюканьем.
Деймон бросает взгляд на поляну: думает, как бы предупредить Рей о вепре, идущем в их сторону. Как бы сделать это тихо и осторожно, не привлекая излишнего внимания зверя и не пугая девчонку. Только предупреждать уже некого. Поляна опустела. Рей покинула храм, чьими стенами служат стволы деревьев, а куполом — небо.
Он невольно шагает вперёд, хочет убедиться, что Рей просто вышла из его поля зрения. Не могла она за какие-то жалкие огрызки времени исчезнуть, испариться, как роса поутру. Под ногами предательски ломается сухой сучок.
Вепрь, привлечённый звуком, ломится через густые заросли кустарника. Дело дрянь. Деймон пришёл разведать территорию, присмотреть укрытия и удобные места для засады на зверя. У него с собой лишь лук и вакидзаси. Было бы копьё…
Деймон в три длинных прыжка оказывается на поляне. Бежит к деревьям на другой стороне, прикидывая, сможет ли быстро взобраться по веткам камфорного дерева, достаточно толстым, чтобы выдержать его вес. Краем глаза замечает алтарь, перед которым разделась Рей.
С яростным рёвом на поляну вылетает кабан. Не теряя драгоценного времени, Деймон выпускает стрелу. Вепрь удачно взмахивает громадной башкой, отчего стрела сталкивается с клыком с треском, кажущиеся оглушительным. Это крупное, взрослое и доминантное животное, пережившее немало стычек со своими же — белёсые шрамы на тяжёлой голове и толстых выпирающих боках он носит со звериной серьёзностью.
Застигнутый врасплох охотник бросается влево, в сторону дерева. На ходу он выпускает две стрелы. Обе попадают в цель. Помимо заживших ран от клыков сородичей, шкуру на брюхе украшают стрелы, как палочки, которыми женщины закалывают собранные волосы.
Деймон зажимает зубами лук — спрятать за спину не успеет; хватается за ветки и подтягивается на руках. Сапог скользит по сухому серебристому лишайнику, такому незаметному на светлых ветках, и Деймон теряет равновесие. Драгоценные секунды сгорают.
Дикая свинья мстит за раны. Толстые жёлтые клыки жалят-разрывают плоть Деймона, словно открывая ворота для демона боли. Пылающий и юркий, тот пускает кровь из правого бедра Деймона, топчется, пляшет и смеётся, а следы его — боль.
Деймон разворачивается, используя сук как рычаг, бьёт здоровой ногой в морду кабана. Едва ли не падает, но подтягивается на руках, подбирает обе ноги, здоровую и раненную.
Он забирается выше, туда, куда не дотянется разъярённое животное.
Упёртость диктует свои условия. Кабан штурмует светлый ствол кусуноки. Дерево сотрясается, сбрасывает кору в местах столкновения с мордой дикой свиньи, плачет смолой, резкой и холодной на запах. Уже весь изрешечённый стрелами, как ёж иголками, вепрь бьётся и бьётся. Это — агония.
Деймон принёс жертву неведомому духу на священной поляне. А он даже не верит в подобную чушь.
Когда мир накрывает темнота, Деймон, волоча раненную ногу, выходит из чащи. Караксес раздувает ноздри: чует кровь хозяина и его добычи. Он притопывает и толкает Деймона мордой, недовольный. Не нравится, что Деймон закрепляет на седле отрезанную голову вонючего кабана.
Обессиленный, заплативший за трофей высокую цену, Деймон добирается до постоялого двора. Он швыряет голову к ногам конюха, веля отнести подарок Рей.
Пошатываясь и смеясь, оставляя за собой след из грязи и крови, Деймон добирается до своей комнаты. Испуганные слуги шепчутся, но ему нет до этого дела.
Хорошая охота. Славная битва.
菊
Из мягких обезболивающих объятий сна его вырывает голос Рей, а потом боль заводит свою заунывную песню, выводя ноты на раскалённой коже бедра.
— Что ты делала в лесу? — сипло спрашивает Деймон, садясь на футоне. Забавно: стоит ему столкнуться с Рей в лесу, как на него натыкаются приключения.
Он фокусируется на её лице, а затем осматривает комнату. В дверях стоит испуганная служанка, боящаяся взглянуть на него. Поспешно входит Миссария, неся в руках глиняную чашу.
— Что делал там ты?
— Выслеживал зверя. Охотился.
Она испуганно моргает. Всего миг, а затем берёт себя в руки. Принимает из рук матери чашу, подносит к его губам. Говорит:
— Пей. Это поможет.
Он выпивает кислый, пахнущий корнями и ягодами отвар. А затем засыпает.
菊
Деймона уже тошнит от Рей.
Она в его мыслях, она в его лихорадочных, смутных снах. Она разделяет с ним ночи, она омывает его, она не спускает глаз с Мисарии, что накладывает повязки и пачкает его кожу странными мазями.
Иногда он находит Рей в саду и берёт прямо там, на земле, подстелив юкату, или нагнув её под крышей веранды. Ему плевать, что их могут увидеть. Ему плевать, что затянувшаяся рана открывается и пачкает их тела.
Серебристые волосы Рей цепляются за его одежду, остаются на футоне после ночей неистового, животного секса, который приносит удовлетворение всего на несколько часов. Деймон находит её волосы даже на собственном теле, те цепляются за него, будто репей за шерсть животного.
Деймону необходимо понять, что она с ним сделала. Это — трудно назвать любовью. Деймон Таргариен не способен любить кого-то, кроме себя. Привязанность? Деймон привязан к брату и к своему коню. Одержимость? Деймон одержим порочными, низменными желаниями.
Приворожила. Опаивает его зельями.
Потому он перестаёт их пить, отвергает и любое лечение. Но желание обладать девчонкой никуда не уходит.
Стоит начать писать иероглифы, как вместо привычного успокоения приходит рычащее, бешеное и дикое раздражение, чернильными слюнями марающее бумагу. Он не в силах даже замкнуть энсо. Его дух ослаб.
Остаётся смотреть на полную фарфоровую луну, безупречный и недосягаемый круг.
菊
В её комнате повсюду хризантемы. Голые, очищенные от листьев стволы венчают тяжёлые белые бутоны. Терпкий аромат цветов и не выветрившийся запах курительных палочек не в силах перебить тяжёлый запах зверя. Деймон морщится.
Он пришёл за ответами.
Комната небольшая и тёмная, как нора. Окна занавешены плотно, оттого, наверное, запах не выветривается до конца. Мебели мало, и вся она старая, пусть и добротная. Наверняка меняла хозяев.
На тумбе есть ручное зеркальце, изящное, но хранящее память о времени своего использования. Деймон всматривается в отражение, хотя наперёд знает, что ничего привлекательного не увидит. Верно. Впалые щёки, поросшие скупой светлой щетиной, под глазами тёмные круги. Красавцем он никогда не был, а теперь даже не похож на мужчину в расцвете сил.
Только домашний алтарь выделяется, этот точно изготовлен на заказ. Не слишком подходящее место для буцудана, оттого Деймону становится любопытно. Он раскрывает чёрные лакированные дверцы.
Внутри, помимо палочек с благовониями и сосудов для подношений, находится нечто весьма любопытное. На верхней полке, где полагается ставить статуэтку божества, восседает фигурка лисицы с тремя хвостами, закрученными в спирали. По блеску Деймон понимает, что изготовлена она из чистого золота. Дорогая штучка.
На средней полке всего одна поминальная табличка. Стоит ему прочесть имя, —
Эймма Аррен — как его накрывает оцепенение. Мерзкое, гнетущее чувство скребётся под рёбрами и отдаётся зудом в почти зажившем бедре.
Наверняка это совпадение, досадное, наводящее на нехорошие и мрачные мысли, совпадение. Увы, брошь в виде дракона с тремя глазами-рубинами, символом императорского дома Таргариенов, отметает все сомнения.
Деймон помнит Эймму. Она была столь хороша и притягательна, что смогла увлечь самого императора, с юности вкусившего многих женщин, но не достаточно хороша и сильна, чтобы произвести на свет наследника. Эймма родила девочку. Она успела дать ей имя, прежде, чем умереть от родильной горячки.
Рейнира. Так назвали девочку, прожившую едва ли неделю.
И вот какое совпадение… Пока Эймма была жива, Визерис страдал от неведомой хвори. С погребением супруги неизвестная хворь разжала когти, и болезнь оставила императора. Годы, что она сожрала, и язвы, что остались от её гнилостных зубов, так и не прошли до сих пор, но здоровье Визериса с тех пор не ухудшалось.
Во дворце шептались, что Эймма была хули-цзин, лисой-оборотнем. Демоном, что охоч до мужчин. Деймон тогда лично занимался наказанием сплетников, смеялся, когда вырезал их языки. Хотел загладить вину за брошенную в пьяном угаре шутку, дескать, следующим императором быть ему, раз уж боги насмехаются над Визерисом. Единственное дитя, и то — девочка.
Тело Деймона уже не то, что прежде — выносливость и силу сожрала болезнь. Ему удалось сохранить ясным и чистым лишь ум. Этого достаточно, чтобы закончить всё с достоинством.
Лисы, как известно, весьма хитрые звери. И пусть человеческая натура притупила осторожность Рей… Рейниры, иначе она спрятала бы то, что держит в буцудане. Деймон ходил на лису: либо загоняешь рыжую собаками, либо устраиваешь «привад», проще говоря, приманиваешь дичью.
Рейниру приманивать не нужно. Прокрадётся к нему ночью, скинет с себя одежды, ляжет с ним, такая горячая, податливая и жадная до ласк. Тогда-то он её и убьёт.
