Белые хризантемы

      Рейнира смутно помнит детские годы. Воспоминания словно накрыли тканью, такой плотной, что едва ли разглядишь силуэт. Память окрепла после семи лет, когда Небесная Лиса впервые позвала её на охоту.       Её тогда лихорадило. Было плохо, страшно и ужасно непонятно, что же будет дальше. Она лежала на футоне, сыром и липком от её пота, и не чувствовала ничего, кроме странного возбуждения, какого-то дикого, первобытного предвкушения. Рейнира слепо водила глазами по комнате, ожидая, когда же её кровь наконец выкипит, а кости расколются от жара, словно ветки в костре. Она хотела этого больше всего на свете, и нисколько не боялась. Знала, что тело только делает вид, будто умирает.       Мисария, тогда ещё — мама — мерила комнату шагами, останавливаясь лишь затем, чтобы пристально посмотреть на Рейниру. В её взгляде не было материнского беспокойства или муки за девочку, не было сомнения или жалости. Только предвкушение.       Она ждала превращения, которое затянулось. Небесная Лисица, казалось, никак не могла выбрать подходящий момент, оттого несколько суток Рейнира пролежала ничком, то впадая в бред, то бормоча что-то, пока наконец не встала на четвереньки. Древний инстинкт подсказал, что так будет правильно. Лисица обратила свой взгляд на измученную девочку и тявкнула, позволяя метаморфозе случиться.       Превращение было подобно смерти. Плоть девочки завяла в доли секунды, стала ничем, обратилась пылью. Пустотой. А потом из ничего родилась целая вселенная, бескрайняя и неизведанная. В придачу к новому звериным телу пришли странные ощущения… Зрение, осознание и звуки сбили Рейниру с толку, она растерялась и забыла, что когда-то была девочкой. А затем она учуяла все человеческие запахи и свой собственный.       «Беги в лес», звучал голос Небесной Лисы в голове Рейниры. «Пора на охоту».       Она сбежала, оставив провонявшие людской похотью и бытом комнаты. Её бег был быстрым и лёгким, неистовая радость придавала сил и куража. Очень сильно хотелось попробовать свои силы, выследить и сожрать другого зверя. Кролика, белку, да пусть даже мышь.       Ей не удалось никого поймать в лесу. Девочка не умела охотиться.       Тогда, на рассвете, она пробралась в деревню, и там перегрызла всех кур. Она убивала ради забавы, потому что могла, потому что это было весело, а кровь на языке ощущалась слаще любых человеческих лакомств.       Уснула она на границе рисового поля с чащей, куда не решилась сунуться из-за сильного запаха кабанов. Соваться туда было опасно. Она спала совсем немного, едва ли десять минут, когда разгневанные крики селян её разбудили.       От страха умерла лиса. На её месте осталась девочка, совсем без одежды и понимания, что же делать дальше.       Позже Мисария рассказала Рейнире, кем она является на самом деле. Её воспитанницей, подкидышем от лисицы-оборотня.       Мисария кое-что знала о демонах лисах. Увы, этого было недостаточно для Рейниры, молодой и неопытной хули-цзин. Мисария пыталась помочь по мере возможностей: она составляла зелья, вводящие Рейниру в оцепение, давала яд в малых дозах, связывала её так крепко, что верёвки впивались в кожу, потому как каждое полнолуние Небесная Лиса взывала к ней. И ей невозможно было отказать.       Лисья часть подавляла. И некому было научить как обуздать зверя.       Рейнире было тяжело осознавать, что у неё была другая мать, возможно, не такая холодная и строгая, а временами и вовсе безразличная, как Мисария. Настоящая мать, что могла бы помочь, а не истязать в тщетных попытках не дать обратиться.       Потому что в той самой деревне пошла молва о демоне-лисице. И это мешало Мисарии принимать у себя особых гостей, настороженно относящихся ко всему неизвестному и не укладывающемуся в обычные рамки. Гостей, чьи спины всегда напряжены, а глаза прищурены в поисках ловушки.       Были и обычные постояльцы. Одиночки, странствующие самураи, чиновники с любовницами, семейные пары с детьми. Последние особенно нравились Рейнире. При таких гостях Мисария изображала из себя примерную и любящую мать, она освобождала Рейниру от постоянной работы по дому, разучивания песен, танцев, или скучных уроков, обучающих её манерам. Мисария воспитывала Рейниру, как ойран, не делая ставку на один лишь животный магнетизм лисы-оборотня.       Рейнире очень не хватало общения с другими людьми. С кем-то, кто совсем бы её не знал, с кем-то, кого можно было бы обмануть и обмануться самой. Притвориться любимой дочерью.       Однажды один из учителей, нанятых её мачехой, взялся обучать Рейниру грамоте. Он носил чудное прозвище — Грибок.       Учитель полагал, что девочке, будущей ойран, не хватает тем для разговоров. Потому как любому мужчине не захочется постоянно обсуждать охоту и повадки зверей, пусть поначалу такие знания могут приятно удивить. Грибок говорил, что из книг Рейнира сможет почерпнуть куда больше, нежели из подслушанных от постояльцев разговоров. Он был прав, ничего нового или умного гости не обсуждали.       Рейнира с удовольствием и небывалым рвением училась читать и писать иероглифы. Мачеха узнала об этом случайно, когда Рейнира похвасталась, что может написать своё имя. Мисария пришла в ярость.       Рейнира получила ещё один урок, не уступающий по значимости грамоте. Мисария платила Грибку ровно за то, что сочла необходимым. Самодеятельность учителя, пусть и абсолютно бесплатная, продиктованная энтузиазмом и здравым смыслом, вышла им с Рейнирой боком. Мисария приказала соблазнить учителя, посмевшего выйти за рамки собственных обязанностей. Рейнира сделала то, что должна была. Грибок стал её первым мужчиной и первой жертвой.       Она убила друга и того, кто подарил ей целый мир, научив читать. Это было сложно, поскольку она переступала не только через своё девичество и саму себя, она переуступила через всё то хорошее и по-детски наивное, что ушло бы с возрастом само, не оставив бы следов и ран в душе. Рейнира убила девочку, позволившую себе ненадолго забыть о своей натуре. Лиса — хищник, а хищник не испытывает сожалений и не привязывается.       Чуть позже, когда Мисария выудит из своего ларчика ещё один секрет, ещё одну неожиданную подробность, Рейнира поймёт: для Мисарии важна лишь её смешанная кровь. Кровь демона-лисы и кровь, что столетиями текла в жилах избранных людей — императорской семьи.       Пожалуй, это её шокировало даже больше, чем первое обращение.       Рейнира не питала иллюзий и не ждала, что отец… Император примет её, дай она о себе знать. Ей нужно было предложить ему ещё что-то, кроме родственных уз, потому что у него есть и другие дети, выросшие во дворце, впитавшие в себя царственность. К чему ему ещё одна, к тому же хули-цзин? Демонов принято убивать. Или использовать. Рейнира лишь инструмент, настроенный на забор мужской энергии жизни — ци. Быть самой собой, лисицей-оборотнем, соблазнительницей и коварной искусительницей у неё получается лучше всего. В осторожном и медленном убийстве ей нет равных.       Она очистит империю от несогласных, недовольных, желающих свергнуть династию Таргариенов. Она докажет, что может послужить императору, ведь свою полезность и значимость нужно доказать, а доверие заслужить.       Будущее, столь же прекрасное, как первый цветок сливы после хмурой зимы, манило сильнее полной луны и предвкушения охоты.       Самурай ей сразу же не понравился. Он пах хуже тех нанятых Мисарией разбойников, что должны были разыграть спектакль с погоней. От него разило смертью, пороком и равнодушием, но лисье обоняние Рейниры всё же уловило знакомый запах, чем-то напоминающий её собственный. Это он, Деймон Таргариен. Великий воин. Брат императора. Ошибки быть не может.       Тусклый сумеречный свет не был помехой, как и мрачное, насупленное выражение лица, потому Рейнира рассмотрела Деймона. Ничего общего, кроме цвета волос и глаз, а она, признаться, хотела бы увидеть в нём свои черты. Что-то родное. Они не похожи друг на друга, пусть и делят одну кровь. Так даже лучше.       Его следует соблазнить, а потом выпить из него всю жизнь. Таков приказ императора. Особое, важное задание, и если Рейнира его провалит, она навсегда останется здесь, в глуши. Проживёт жалкую неприметную жизнь, и даже деревенские о ней забудут рано или поздно.       Позже, когда она навестила Деймона в онсене, она жаждала лишь скорее поглотить его ци. Процесс скучный, практически автоматический, всегда однообразный, но вот результат… Ци приносила ей удовольствие, наполняла силой. Помогало забыть об унижении, которое обязательно сопутствует связи с мужчиной.       Он взял её требовательно, но всё же иначе. Позаботился о её удовольствии, пусть оно не волновало его так сильно, как собственное. В Деймоне было нечто новое, необычное… отчего Рейнира намокла по-настоящему. Ей захотелось, чтобы он продержался дольше, чтобы связь между ними не обрывалась. Рейнире нравился процесс, впервые она могла расслабиться и отдаться мужчине, выкинуть мысли из головы. Энергия ци Деймона, жаркая, как само пламя, едва не преобразила Рейниру в лисицу прямо под ним.       Чем больше она его узнавала, тем сильнее хотела поглотить. Выпить досуха, замучить, употребить. Трудно было бы себя сдержать, да и она не хотела. Знала, что такими темпами от Деймона ничего не останется, думала даже: может, растянуть удовольствие? Приходить к нему реже, дать время оправиться, вылечить раны. Заняло бы это полгода, может, год…       Ведь Император никогда не ставил сроки для убийства. Мисария получает сокола с именем, указывает на нужного гостя Рейнире и та просто начинает соблазнение. Так было и с Деймоном. Мисария надоумила Рейниру разыграть спектакль с девой в беде, чтобы зацепить и заинтересовать самурая. Так и получилось.       Но потом Деймон проследил за ней. Он ничего не понял, не догадался. За любопытство поплатился — кабан его вспорол.       Он обезумел. Или она обезумела. Они трахались чаще, чем спариваются кролики. Невозможно было остановиться. Его ци стало её наводнением. Рейнира поняла: Деймон хуже опиума. Опаснее.       Она заходит к нему в сумерках, прислушиваясь к дыханию. Деймон еще держится. Ручеёк жизненной силы, когда то грохочущий, как полноводная река, едва журчит. Она отмахивается от сомнений и перегрызает глотку сожалению. Легко не думать о том, что наступит потом, когда тело радостно поёт от предвкушения.       Рейнира отработанными движением распахивает юкату и на четвереньках двигается к Деймону. Она не шумит, но он всё равно просыпается. Может, вовсе не спал. Рейнира принюхивается: пахнет железом.       — Я заждался, — несмотря на пересохшие губы и крайне неважный вид, его голос сильный и властный. Аппетитно. Притягательно.       — Нужно было встретить гостей, — врёт Рейнира.       Она сбрасывает одеяло и накрывает его тело своим. Деймон горячий и так же горячо обнимает её. Сжимает в объятиях.       Язык Рейниры скользит по его шее, на вкус кожа Деймона солоноватая от пота. Дыхание ускоряется вместе с сердцебиением. Рейнира пропускает руку между их тел, но член Деймона ещё недостаточно твёрдый. Тогда она нетерпеливо фыркает и опускается ниже. Обхватывает длину ладонью и накрывает губами головку. Он первый мужчина, с которым ей самой хочется это делать.       Она дразнит его. Слюнявит, сжимает то крепко, то едва касаясь. Лижет, словно леденец, а затем заглатывает до спазма в горле. Деймон всё это время кусает губы и сжимает её волосы в кулаке, в особо яркие и приятные моменты — тянет на себя.       Рейнира про себя усмехается: она легко может причинить ему боль, достаточно сильнее сжать зубы, а он ей не поддаётся. Деймон — главный, о чём не забывает напомнить. Она выпускает его изо рта, когда становится невыносимо мокрой и жаждущей.       Садится быстро, её плоть легко впускает его крупный член. Рейнира жмурится от чувства наполненности. Неужели бывает так хорошо?       Деймон сгибает ноги в коленях, укладывает Рейниру себе на грудь и задаёт свой темп. Он не так вынослив как раньше, чаще выдыхается, но не сдаётся. Рейнира не сдерживает стонов, в этом положении особенно приятно. Она хочет медленнее и интенсивнее, потому отклоняется, запрокидывает голову назад и двигается в собственном ритме. Его ноги липкие от её сока.       Она чувствует его пальцы на своём горле. Они скользят вниз, очерчивают ключицы, задерживаются там, где стучит её сердце.       Рейнира чувствует, что вот-вот кончит. Знает, успела выучить Деймона, он тоже на грани. Упрямо держится, словно догадывается, что эти минуты последние в его жизни. Тянет.       Наслаждение выплёскивается через край. Рейнира даже не может стонать, дыхание перехватило. Она сжимается на Деймоне, а затем оргазм накрывает её с головой.       В тот же момент её грудь пронзает страшная боль. Она хватается рукой за кинжал, который воткнул в неё Деймон. Он вытаскивает его, чтобы тут же проткнуть её снова.       Кровь бежит по её разгорячённому телу, капая на живот Деймона. Его семя вместе с энергией ци наполняют её. Сперва он вонзил в неё свой самурайский меч, заставил потеряться в ощущениях, а затем подло и предательски проткнул сердце кинжалом.       — Рейнира, — сипит Деймон. — Демон.       Смерть редко приходит вовремя. Безжалостно с её стороны.       — Мне больно, — жалуется она. Сама толком не зная, отчего конкретно.       — Знаю.       Деймон дёргается. Судорога выбивает из его рук проклятый кинжал, железяку, что она почувствовала в его постели, но не придала ей значения. Рейнира вздрагивает. Теперь она умирает по-настоящему.       Деймон держится на одной только упрямости и силе воли. Не хочет сдаваться и уходить первым. Рейнира падает на него. Задыхается, но на этот раз не от удовольствия.       Наверное, ужасно романтично убить друг друга и подарить свой последний вздох любовнику.