И вино, и сталь

      – Мне все надоели, – вот, что Мио сказал.       Джембер переглянулся с Маркусом, с которым они играли в шахматы. По бокам от тяжелой доски еще исходили паром две кружки пряного вина, рядками стояли падшие воины. У иссеченной шрамами руки Маркуса лежал раскрытый томик стихов – он переводил на досуге, и спрашивал иногда, что думает Джембер. Джемберу это было приятно – он и вправду наловчился с северным наречьем.       Джембер тронул плечо Мио, но тот дернулся и закрылся подушкой.       Когда Мио входил, то постучал, но ответа все равно не дождался. В общем, ворвался. На кровать к Джемберу он упал не раздевшись, и даже в ботинках. И не поздоровался. И не сказал, зачем пришел.       Маркус, до того свернувшийся в кресле, опустил на пол обе стопы и встал. Джембер сказал:       – Сдаюсь, – и кинул в него золотым из кошеля, – все равно взял ферзя.       Маркус, хмыкнув, поймал монетку. Он играл лучше Джембера – ловко и скоро наступал, думал быстрей.       – Доброй ночи, мессир, – сказал он, и – хотел было потрепать Мио по плечу, но Джембер остановил его руку.       Когда они остались одни, Мио не заговорил.       Джембер долго разглядывал доску – ошибся он в самом начале, слишком помногу думал и мало захватывал поля, и был в конце концов окружен. Мио тоже играл хорошо, только ему скорей становилось скучно.       Когда Джемберу надоело молчать и пить, он спросил:       – И что на этот раз?       Мио не ответил. Он так и лежал, уткнувшись лицом в подушку.       Джембер осторожно собрал фигуры в футляр, затем все-таки стянул с Мио ботинки и поставил их у постели; налил из кувшина еще вина.       – Выпей, – сказал он.       Мио послушно поднялся, но сделал только пару глотков и отставил кружку на сундук. В нем как будто кончился заряд – обыкновенно он много говорил и двигался, руки его не успокаивались – но теперь он снова лег и сжал простыню в кулаки.       Джембер хотел заговорить – кто, и что, и зачем Мио здесь, раз ему все надоели, и что он, вообще-то, был занят беседой – но тот крупно вздрогнул всем телом и скривил рот как будто от боли. А потом зарыдал.       Джембер смотрел в странном ступоре. Мио ревел тихо – не кричал и не выл, а только всхлипывал и страшно дрожал, как от холода. Джембер, не думая, коснулся его шеи.       Он был обычный – теплый. Тонкие волоски вились на затылке. Когда Мио вздрогнул у него под рукой, Джембер опомнился наконец и сгреб его в охапку.       Он не знал, сколько времени прошло, когда Мио затих. Знал только, что рубашка у него на груди была мокрая от слез и липла к коже, и что в один момент Мио стал задыхаться рыданиями – и тогда Джембер испугался, но сделать все равно ничего не мог. Только держал его крепче, говорил на южном своем языке тихие глупости.       Потом Джембер помог ему раздеться. Мио быстро уснул, изможденный плачем; но Джембер не мог. Он долго хмурился и разглядывал опухшее от слез лицо Мио, гладил его по взъерошенным волосам.