Красная камелия

      Чан укладывает Ёнбока на кровать в своих покоях, распахивает ханбок на его груди, чтобы ничего не мешало доступу воздуха, и снимает с парня обувь. У него трясутся руки от волнения, он сам едва в состоянии спокойно дышать, но он не может бездействовать, пока лекаря нет.       Чан находит первую попавшуюся тряпку и окунает её в воду, прикладывая к чужим сухим губам — он совершенно не знает, поможет ли это, он даже не может понять, что с младшим, но и просто сидеть сложа руки и ждать он тоже не собирается. Благо, довольно скоро двери в его покои резко открываются, и внутрь вбегает Сынмин, на ходу распахивая свою сумку. — Вот чёрт, — произносит он, как только видит Ёнбока, и рукой отталкивает Чана от кровати: ему совсем не до формальностей сейчас, но Бан прекрасно всё осознаёт, поэтому без слов отходит. Он не совсем понимает, почему здесь Сынмин, а не его отец, но думать об этом нет времени. — Срочно дайте мне какой-нибудь пустой таз или что-то похожее, — командует Мин, пока достаёт из сумки пробирку с лечебной солью. — И много воды. Парни молча слушаются: Чанбин, забежавший в покои следом за Сынмином, ставит рядом с ним графин, а Чан выплёскивает в цветок воду из ёмкости для умывания — всё равно нужно было менять — и двигает её ближе к кровати. — У него отравление, — произносит Ким, высыпая соль в воду. — Думаю, тот же яд, что подмешали и его отцу. Нужно промыть желудок. Чанбин, помоги мне. Со кивает, быстро оказываясь возле кровати и подхватывая Ёнбока под мышками, чтобы приподнять его. Сынмин аккуратно обхватывает его лицо пальцами и, прежде чем вливать в чужой рот солёную воду, даёт парню понюхать какую-то слишком резко пахнущую настойку. Ли дёргается и недовольно морщит нос, едва приоткрывая глаза — но это уже хорошо. — Малыш, выпей воды, — просит Сынмин ласково, и Ёнбок снова пытается открыть глаза. Ким приоткрывает ему рот, слегка надавливая на щёки, и вливает воду прямо из графина — Ёнбок дёргается, кашляет и переворачивается, сплёвывая раствор вниз, в таз. — Ещё, — требовательнее произносит Мин, снова вливая в парня воду. Ли давится, пальцами крепко вцепляясь в постель, грудная клетка сжимается, а глотку обжигает неприятной резкой болью, и его рвёт этой самой водой, которую Сынмин только что залил в него, вперемешку с завтраком и практически несостоявшимся обедом. — Вот, молодец, давай ещё раз, — воркует Сынмин рядом, вновь поднося графин к чужим губам. Ёнбок недовольно мычит, всё ещё не в силах окончательно прийти в себя. — Надо, малыш. Последний раз, хорошо? У Ёнбока глаза слезятся, он весь вспотел и у него из носа течёт эта же солёная вода, но он кивает слабо, и Сынмин проводит процедуру снова.       Чан всё это время практически не шевелится, наблюдая за всем со стороны: он в таком большом шоке, что даже не может поверить. Ёнбока отравили?.. Кто? И ведь выждали момент, когда Бана не было во дворце. Это ужасно, и, если честно, пока что подозрения падают лишь на одного конкретного человека. Чан сжимает кулаки, напряжённо выдыхая через нос.       Ёнбок откашливается и вытирает лицо, пытаясь подняться на ослабевших руках, и Чан отмирает, подходя к кровати и осторожно присаживаясь рядом с парнем, рукой касаясь его взмокшего лба. — Как ты? — спрашивает он глухо, почти не узнавая собственный голос. У Ёнбока нижняя губа начинает дрожать, как только он видит Чана, на глазах снова появляются слёзы, и он так жалобно смотрит на старшего, что у того сердце едва пополам не трескается. Он прижимает Ёнбока к себе: парень упирается ему лбом в плечо и всхлипывает, неосознанно двигаясь ещё ближе к Чану. — Мы пойдём, — произносит Сынмин тихо, и Бан смотрит на него. — Ему уже лучше, но его не стоит сильно напрягать сейчас. За собой мы уберём, не переживай... те. — Спасибо, — слабо отвечает Чан: это всё, на что его сейчас хватает. Он ложится на кровать, осторожно укладывая Ёнбока рядом с собой.       Когда Сынмин с Чанбином уходят, Ли вяло приподнимает голову, тяжело выдыхая. — Как ты, солнышко? — вновь спрашивает Чан, мягко целуя парня в лоб. — Меня знобит, — отвечает Ёнбок тихо, и старший тут же накрывает его пледом. — Но в целом мне лучше... Чан молча смотрит на него, кончиками пальцев поглаживая его щёки. Младший против воли снова начинает плакать, бесшумно роняя слёзы на простынь, когда видит, с каким трепетом Чан всматривается в его лицо. — Я так испугался, — шепчет Ли, шмыгая носом, и Бан, тяжело вздыхая, поворачивается на бок, обнимая парня и успокаивающе мягко похлопывая его по спине. — Я тоже, малыш. Я тоже, — он оставляет ещё один поцелуй на чужом лбу. — Я не буду больше оставлять тебя одного здесь, слышишь? Не хочу, чтобы подобное повторилось. Ли жмётся к нему ближе, всё ещё плача, носиком тычется в ямочку между ключицами и прикрывает глаза. — Спать хочется... — Поспи, — кивает Чан, облизывая сухие губы. — Тебе нужно. — Полежишь со мной? — Конечно, солнышко. Спи, я рядом. Не волнуйся. Ёнбок тихо угукает, замолкая и сильнее обнимая старшего. Чан тихо вздыхает, чувствуя, как постепенно начинает успокаиваться. По крайней мере сейчас, пока лежит рядом с младшим.       Когда Ли засыпает, Чан аккуратно, стараясь не разбудить его, выпутывается из его объятий и слезает с кровати. Некоторое время прислушивается к чужому размереному дыханию и, не замечая ничего подозрительного, тихо выходит из покоев. Он прислоняется лбом к стене, тяжело выдыхая. Голова слегка кружится. — Ну что? — слышится рядом, и Чан вздрагивает, только после замечая Чанбина за собой. — Он заснул. Надеюсь, ему станет лучше, когда он проснётся, — император кусает губу. — Поверить не могу, его едва не отравили... Мы... мы могли бы просто не успеть, если бы приехали на пару минут позже... Он же чуть не умер. — Эй-эй, тихо, спокойно, — Чанбин подходит ближе, укладывая руку на чужое плечо и сжимая его. Это помогает немного. — Мы успели. Всё хорошо. Ёнбоку просто нужно отлежаться, и он будет в порядке. Дай ему время восстановиться. Чан вздыхает тяжело, прикрывая глаза. — Ты прав, просто... — он неопределённо машет в воздухе рукой, подбирая слова. — Я очень испугался. И ты не поверишь, как сильно я сейчас злюсь. Моя мама посмела притронуться к Ёнбоку, причём именно тогда, когда я был не во дворце и даже не в городе, и я... — Почему ты так уверен, что это она? — перебивает вдруг Чанбин. — А кто ещё? — удивляется старший, отвечая вопросом на вопрос. — Чан, я понимаю, вы не особо ладите, но это же совсем не означает, что во всём нужно винить её. — Но больше просто некому! — Чан повышает голос, начиная закипать, но тут же берёт себя в руки, отворачиваясь и глубоко вздыхая, чтобы успокоиться. — Прости. Я немного... немного погорячился, я просто очень волнуюсь и... — Чан, — мягко останавливает его Со. — С Ёнбоком всё в порядке, не переживай. Сынмин отлично справился со своей работой и помог ему. Беспокоиться не о чем. Бан кивает, задумчиво опуская взгляд. — Да, прости ещё раз. Кстати, почему ты привёл Сынмина? И где он сейчас? — Лекарь Ким уехал в город, дома был только Мин. Он пошёл к Минхо сейчас, предупредить его обо всём и сказать, чтобы не волновался. Старший снова молча кивает, о чём-то думая.       Сынмин приходит через несколько минут и останавливается возле парней, поправляя лямку своей сумки на плече. — Я расспросил у Минхо кое о чём. Он сказал, что в полдень в покои к Ёнбоку пришла служанка и сказала, что госпожа Бан зовёт его к себе. Но для чего — им не ответили, правда повели Ёнбока в обеденный зал. — Я же говорил, что это она его отравила! — Чан в мгновение снова заводится, обращаясь к Чанбину, на что тот только тихо вздыхает. Сынмин мягко, но очень настойчиво касается рукой предплечья Бана, хотя раньше себе такого не позволил бы. Но он, в принципе, и так уже перешёл границы ещё в покоях императора. — Ваше Величество, — произносит он, слишком сильно акцентируя внимание на своём обращении к Чану, — не нужно говорить о том, чего Вы не знаете. Этот яд, которым отравили Ёнбока, как я и предполагал, оказался тем же ядом, которым отравили его отца. И он не действует сразу, для него нужно время — отец Ёнбока отравился ужином, а не завтраком. И, следовательно, сам Ёнбок не мог отравиться обедом, потому что прошло слишком мало времени. Поэтому я спросил, что он ел на завтрак, — в этот момент он смотрит на старшего как-то слишком подозрительно, и Чан непонимающе хмурится. — Минхо сказал, что Ёнбок ел то, что Вы ему отправили с утра, Ваше Величество. Бан стопорится, не совсем, если честно, понимая, о чём Сынмин говорит. — Я ничего не отправлял. Я даже не стал заходить к Ёнбоку с утра, потому что было ещё слишком рано, он совершенно точно ещё спал. О чём ты говоришь вообще? Смеешь обвинять меня в том, что произошло? Да я никогда в жизни не сделал бы такого с Ёнбоком! — Никто Вас не обвиняет, — спокойно отвечает Сынмин, игнорируя выпады в свою сторону. Просто он понимает: Чан сейчас на нервах. — Я всего лишь пытаюсь разобраться. Минхо сказал, что это Вы отправили Ёнбоку завтрак. — Я ничего ему не отправлял! — вновь произносит Чан. — С чего Минхо вообще так решил?! Ким пожимает плечами. — Это уже у него спросите. Но это точно не могла быть госпожа Бан. Просто она выбрала не совсем удачное время для того, чтобы пообщаться с Ёнбоком. Думаю, Вам лучше самому с ней поговорить. Чан выдыхает раздражённо, переводя взгляд на Чанбина, который просто молча наблюдает за всем, и поправляет складки своего ханбока совершенно без надобности. — Оставайтесь здесь, оба. Я скоро приду.       Чан резко открывает двери в покои матери: обычно в это время, после обеда, она предпочитала отдохнуть. Женщина сидит за столом, читая книгу, и даже не обращает внимания на неожиданный резкий звук, но понимает, что сын не в духе. И даже знает, из-за чего. — Кто это сделал? — едва ли не рычит Чан, подходя к женщине, пока та спокойно переворачивает страницу в книге. — Кто сделал это, если не ты?! — кричит он, ударяя ладонью по столу. Женщина вздыхает, поднимая на него взгляд. — О чём ты? — Хватит делать вид, что не понимаешь, о чём я! Ёнбока отравили, но ты не могла этого сделать, потому что яд не может действовать так быстро! Но ты должна знать, кто это был, ни одна прислуга не может хранить яд у себя, а значит это ты помогла в этом кому-то! — С чего ты взял, что я должна быть в курсе? — Потому что ты заправляла тут всем до меня, потому что тебе нравится власть, потому что я тебя знаю, чёрт возьми! Ты не можешь сидеть сложа руки и просто смотреть на то, что вокруг происходит! — Да, ты прав, — произносит женщина, делая глоток чая из кружки, стоящей на столе рядом. — Но это ещё не значит, что я буду использовать настолько радикальные методы. У меня есть свои способы избавиться от всего безобразия, что ты тут устроил. Создаётся впечатление, будто они поменялись местами, потому что обычно Чан сохранял хладнокровие во время их ссор. — О чём ты? — раздражаясь ещё больше, спрашивает Чан. — Я устала смотреть на ваши игры в прятки. Ты думаешь, я совсем слепая и совершенно ничего не вижу? Я твоя мать, Чан, я знаю о всём, что происходит вокруг меня, а уж тем более о том, что творит мой сын! — она внезапно тоже начинает повышать голос и встаёт из-за стола. — Я хотела понять, что ты вообще в нём нашёл, даже позвала его к себе сегодня, думала познакомиться поближе, как-то прощупать почву, но даже этого не удалось сделать, потому что твоему драгоценному Ёнбоку вдруг стало плохо! — она вздыхает, прикрывая на секунду глаза и поджимая губы. — Ладно, я бы попыталась смириться с тем, что ты влюбился в человека из низшего слоя, попыталась бы смириться с тем, что ты привёл его во дворец вместе с его папашей, совершенно не предупредив меня, но ты влюбился в мальчишку, Чан! Чем ты думал, когда решил притащить его сюда?! Ты император, Чан, ты управляешь страной, но ты так зациклился на этом ободранном котёнке, что совсем забыл об этом! Тебе нужна жена и наследники, ты должен продолжать наш род, а ты только и делаешь, что играешь в игры с этим... я даже не знаю, как назвать его! Ты хоть понимаешь, что будет, если ты не опомнишься?! Тебя могут уничтожить, Чан, уничтожить свои же люди, твой собственный народ. Неужели ты хочешь этого? Бан не отвечает, только сжимая челюсти в бессильной злобе. Потому что понимает, что мама права. Но что он может сделать? Он не в силах пойти против своих чувств к Ёнбоку, они стали слишком сильными за это время. Он просто не может его бросить.       Женщина вздыхает, усаживаясь обратно на свой стул с высокой и обитой тканью спинкой, делая новый небольшой глоток почти остывшего чая. Морщится немного, задумчиво массируя пальцами лоб. — Я отправила письмо госпоже Чхве несколько дней назад. Помнишь её дочку, Сохён? Вы давно не виделись, но в детстве очень любили друг с другом играть. Я слышала, она выросла настоящей красавицей. — Мама, нет, — произносит Чан напряжённо, понимая, к чему она клонит. — И не отговаривай меня. Я знаю, что делаю, — она вновь поднимается, смотря сыну в глаза. — Я твою жизнь спасти пытаюсь, дурачок. Ты вообще представляешь, что будет, если наш род на тебе оборвётся? Страна придёт в упадок, а может и вообще перестанет существовать. Ты этого хочешь? Поэтому даже не думай перечить мне. Сомневаюсь, что госпожа Чхве откажется от такого выгодного предложения, — она захлопывает книгу, и у Чана этот громкий хлопок стоит в ушах, отдаваясь тупой болью в висках. — Можешь идти. Я устала, мне нужно поспать. Бан тяжело дышит, явно намереваясь что-то сказать в ответ, но он даже не знает, что именно. Перед глазами всё плывёт от ярости, медленно и уверенно заполняющей его. — Я тебя ненавижу, — выплёвывает он наконец и, разворачиваясь, уходит.