Быть или не быть, жить или не жить...

Часть первая. Забрали мужа… Мужа забрали. Не так забирали его, как от подружки Ирины по утрам, к своей жене, уходил любовник, предусмотрительной Ирой за целую ночь выласканный, покормленный завтраком с утра, наполненный кофием и вылюбленный настолько, насколько смогла расстараться девушка за ночь… Приехали трое в громоздком «Соболе», все упакованные не камуфляжем, но формой. Спросили мужа о чем - то коротко. Мужчина собрался. Его увезли. Великий и знаменитый драматург Ос – овский даже не приезжал в этом месяце.И не привез он ежемесячную выплату в пару тысяч рублей. Фамилия у Драматурга была известная, а отчество обычное - Николаевич. И женщина эту фамилию наизусть раньше знала. С детства запомнила. Вместе с изучением в школе его самых известных пьес о «Темном Царстве», где лучом света была Катерина. И в роли олицетворенного женского раскаяния, она же выступала после раскатов грома при бурной грозе. Но нынче женщина не стремилась фамилию Знаменитого Драматурга даже в мыслях своих произносить. Все эти вещи назывались просто - конспирация… И лучше бы было не знать, чтобы невзначай не проговориться. Таковы были нынче правила игры, обычной бытовой конспирации... Знаменитый Драматург недавно к мужу на работу приезжал. С ним долго о делах беседовал. Про женщину, как Сергея жену, Великий Драматург знал. Встречался, если нос к носу в коридоре, то и, бывало, здоровался… Как только Драматург, созвонившись предварительно о встрече, подъезжал к месту работы, муж сразу же говорил женщине: - Поди, помой посуду. – Такими становились правила игры. Или обычной бытовой конспирации. И нужно было вставать. Брать пару чистых стаканов и кружку. И прятаться с ними в туалете. В туалете училища всегда журчала вода. Уборная на шесть кабинок для учеников и одна крепко запертая - учительская, всегда пахла хлоркой и, самую малость - запахом мочи. Потому что ученики баловались, не всегда бывали аккуратными. А уборщица получала мало, всегда предпочитала с работой не справляться, всегда старалась не успевать. И не хотела надрываваться на этой малоденежной работе. Уборщицы, здесь, в училище, вообще менялись часто. Поэтому в туалете всегда стоял постоянный, чуть приметный, но настоянный запах мочи. Вот взвизгнула машина. Немного погодя хлопнула дверь. Часа полтора будет происходить обсуждение тайных мужских дел между мужем и Драматургом по фамилии Ос - овский. Ну что же, таковы бывали правила их игры, что назывались оперативной разработкой. Женщина включала воду в кране. И выполаскивала еще раз чистые кружки Она никогда не нарушала правил конспиративного поведения. И не стремилась получить доступ, запоминать чужие пароли, адреса, фамилии, явки, даты. Еще того не хватало, чтобы собственный муж, тот удивительно умный мужчина, в любых семейных с ней переговорах очень уважающий обращение с приставкой: Ну, очень и очень гениальный, наш драгоценный Муж. Но можно было обращаться и покороче. Совсем запросто: Муж, ты Гений! Нельзя только было быть соратницей очень умной или слишком любопытной, чтобы муж вдруг не начал подозревать ее в утечке информации, тайной работе против него самого. И не начинал бы проверять, не доверяя ей больше, все ее бытовые контакты. Мужчина был талантливым разработчиком, стихийным аналитиком. И мог охарактеризовать одним словом ситуацию, а одним предложением характер человека. Недаром носил он конспиративную кличку «Артист». Ей оставалась другая роль: Меньше знаешь – спокойнее спишь… Она и спала, старалась задремать на жестковатых, хотя и полумягких стульях, в просторном читальном зале библиотеки училища, где муж то сторожем, то художником служил, в зависимости от выделенной училищу ставки штатного расписания. А, иногда, муж подхватывал для заработка, на лету, еще и половину ставки дворника. Тогда, совмещая обязанности и организовывая «семейный подряд», мужчина водил женщину вдоль училища. Но не выгуливал бесцельно, а показывал, где лежат особенно выдающиеся окурки. Их нужно было в мусорный пакет подбирать. Мастер тонкой и точной, внезапной импровизации, мужчина не терпел монотонной и скучной работы. Она его немедленно угнетала. И все было некоторое время хорошо. Они даже успели получить один раз зарплату за полставки дворника. Но потом пришли конфликты. Мужчина неудачно пошутил. Она резко ответила. В ответ получила еще одну колкость. Обиделась еще сильнее. Швырнула на землю окурки и мусорный пакет и заявила : - Тебе это было нужно! Вот сам окурки и подбирай! Как сам с директором об этой работе договаривался! Мужчина никогда не умел и хронически не любил мириться. Его мужская твердая роль не допускала ухаживаний и нежности. Он делал вид, что ссоры не было и ничего не произошло. Молчал, хмурился, ждал. Неприятные события в их жизнь приходили непрошенными и происходили стремительно. А женщина никогда не собиралась к мужу подходить или первой мириться. Но, растерявшись от неожиданных или неприятных событий, старалась их понять и шла посоветоваться. И как же радостно мужчина бросался ей давать советы и даже помогать! Они начинали разговаривать, тогда и конфликт забывался… Только не в этот раз! После ссоры и глупых шуток о дворниках с окурками женщина ушла домой. Она была обижена и больше не хотела выполнять эту подсобную дворницкую роль. А муж немедленно наткнулся на директора. Директор училища начал за плохую уборку выговаривать. Мужчина, в ответ, немедленно вспылил. Назвал директора козлом и сволочью. И так же немедленно был лишен этой дворницкой подработки. Но в педагогике есть много подводных течений. Замдиректора по воспитательной работе мужу всегда симпатизировала. И выдала ему заказ вырезать доску с девизом училища. На золотистой от лака доске приклеивались серебряные буквы, что мужчина вырезал из пенопласта, потом окунал в серебрянку, следил за равномерным окрашиванием букв. И женщина, только лишь наблюдая, за точными движениями Мастера, прощала ему многое. Ее работой было подавать обрезанные буквы. Всегда, всегда одна только подсобная работа, одна вблизи мужчины второстепенная роль. Но многое прощала она своему мужу, потому что нужно было увидеть, как хрустел и точно разламывался в месте разреза пенопласт и буква за буквой становились шеренгой слова: Мы ими гордимся. Затем доска встала на место в простенке на лестнице второго этажа. И оказалась удивительным космическим девизом, потому что работа была достойна мастера. И вот, сейчас тоже, по всему читальному залу были разложены разноцветные флаги. С ними пойдут детишки на праздник. От этого флаги были разных цветов. Не то очередная кабала от заместительницы директора по воспитательной работе, не то небольшая подработка. Но сделать нужно было двенадцать флагов за один долгий выходной день. Муж резал оракал. Клейкие полосы липкого материала разноцветными лентами лежали вокруг. Чтобы они сплелись в слова и надписи нужна была такая кропотливая работа. И все это за пятьсот рублей! Но дети так быстро растут. Их собственный ребенок снова и снова вырастал из своей одежды. А очень небольшой зарплаты мужчины не хватало на продукты, не только на то, чтобы одеться, или прилично прокормить жену и дочь… Совсем недавно он открыл ящик встроенного стенного шкафа в кабинете завхоза, на работе и приказал женщине: - Вот! Выбирай босоножки! - Она посмотрела на груду старой обуви. Одни летние туфли ей, вроде бы, подошли. - Их забирай! - Сказал мужчина. - Откуда они? - Спросила мужа. - Принесла, как вторую обувь наш завхоз. Ей жалко было выкидывать старую обувь на свалку. Она приволокла ее сюда. - Объяснял мужчина. Женщина морщилась. Носить когда - нибудь чужую старую обувь, она не мечтала! Но старательно мирилась, понимая желание мужчины быть полезным для семьи… Сейчас сидела и смотрела на флаги. Когда муж работал и резал оракал, то буквы выплетались под его пальцами, казалось, сами собой. Она попробовала вырезать простенькую буковку. Она ее нарисовала. В черновике ее разметила. Сопела и старательно резала ножницами. Мирилась, что красиво нарисованная буквочка после вырезания оказалась кривой и косой. А муж резал клейкую ленту простым сапожным ножом. Его буквы выходили неровными. Но после приклеивания их на ткань флага, все буквы вдруг подбирали животы, выравнивали плечи, равнялись друг по дружке, держали ровный строй! А надпись струилась и пела: Отряд Солнышко! Девиз: Чистого неба над головой! - И не казались эти надписи больше глупыми, потому что их вырезали руки, которые вкладывали в них помимо мастерства, ту, некоторую магию художества и творчества, что, кажется, наполнялись девизы магией жизни и силы, только лишь от надписей. И становились флаги жизнью, здоровьем, силой, пригодными, чтобы вести детей за собой! Муж посмотрел мельком на ее буквицу и сказал: - Ты лучше клеющую основу от оракала отлепляй и мне подавай буквы. А я их приклеивать буду. - Она смирилась с подсобной работой, она уставала и от нее. А муж клеил буквы и криво, и косо, но чудом художественного чутья угадывал так, что надпись оставалась ровной, изящной и проработанной! Великий Драматург уходил. Они встретились, проработали с ее мужем планы, составили разработки. И нужно было выходить с чисто вымытыми стаканами, чтобы опять попадаться на глаза Драматургу, с необходимостью затем попрощаться. - Беда с этими умными и чересчур умными мужчинами, - решала женщина. То муж начинает, присматриваясь к ней сурово, он вдруг начинает говорить, что после тридцати лет, мужик израбатывается, становится для всех, даже для собственной жены, отработанным материалом. И никому - то он тогда не нужен. Здесь нужно убеждать, на всех доступных ее искренности чувствах и эмоциях, доказывать, что такой мужчина, как ее муж, ведь он же Гений везде, даже в обычной жизни! И никогда он не износится и не уйдет в тираж. Все остальные и прочие: Люди, мужчины, женщины, ему и в подметки не годятся. И служить могут только ненавязчивым фоном, выгодно оттеняя гениальность единственного и неповторимого, собственного мужа, его самого! И вспоминалась вдруг Валентина Петровна, незаметно бравшая шефство над ней, с ее маленьким кулачком, пухленькими губками, лицом сердечком. Она так любовно трясла кулачком перед носом женщины, тогда еще нового, только еще начинающего журналистить сотрудника в редакции газеты и приговаривала, убеждая ее, а самое главное, себя: - Я, знаешь, какой журналист! Я, ух, какой, журналист! - Все творческие люди, - понимала тогда женщина, - настолько не уверены в себе, что нуждаются в подтверждении их талантливости и нужности: Сейчас, всегда, в любую минуту! Сейчас, зимним вечером, за два дня перед Новым Годом, женщина стояла и смотрела как уводят ее собственного мужа. И мысли накладывались друг на друга, а слова протестов проносились вскачь, безмолвно и лихо. А муж, ее собственный муж, вот только что, натянул свою кожаную куртку, ничего не объясняя ей, проследовал за тремя людьми в форме в их машину. И был ими увезен! И Сухов не приезжал давно. И теперь, раз мужа больше нет, уже не приедет больше! Даже с кусками немного пригорелого пирога! Такие пироги случались каждый раз, когда у него появлялась новая жена на новой конспиративной квартире. И не могла еще освоить, новую для себя, электродуховку. А только примерялась к ней. И беспощадно жгла пироги! Но пироги от суховской жены были пригорелыми только иногда. А по рецептам экзотическими, эти пироги, бывали всегда. Жена Сухова очень старалась нравиться своему новому мужу! Сухов и в самом деле был хорош. Чемпион области по самбо, майор с окладом майора за выслугу лет. Хороший мужик и просто красавец мужчина. Он «эксклюзивные» пироги своей жены от доброты душевной привозил. И также от доброты душевной помочь им, голодающим, старался. И вдруг, только лишь муж к женщине вернулся. Только лишь начинала их общая жизнь мечтами и надеждами налаживаться… И вдруг, совсем рухнула, отчего - то, их с мужем не очень устроенная, но общая и семейная жизнь! И что же случилось, как и почему, ей никогда и никто не объяснит! И муж ли был в чем - то повинен или сложились так обстоятельства, его жестокая и странная судьба. Женщина смотрела вслед машине, что преодолевала сугроб за сугробом, повышенной проходимостью, подергиваясь и вздрагивая, пока не выбралась, громоздко переваливаясь, на шоссе. Там потерялась среди других грузовиков, автобусов и легковушек. А женщина оставалась одна. Никто не поможет, никто не объяснится. Никто к ней больше не придет. Что оставалось, как средство для спасения? Только лишь психбольница…