Быть или не быть, жить или не жить...

Часть одиннадцатая. Требуются романтики. - И это был Фритьоф Нансен, что открывал Северный Ледовитый Океан и закрывал Северный Полюс. - И почему же он его закрывал? - Маска плотная была, наверное. Очки запотели. Поэтому Северного полюса он и не увидел. Из разговора. Подслушано в автобусе. Вместо эпиграфа… Морозило, но совсем немного. И падал легкий пушистый снежок, как и всегда бывает в их городе перед самыми праздниками Нового Года. А женщина, чуть отдохнувши от произвола патруля, что чуть было ее за ореховую скорлупку не арестовал, а за банку с кефиром, чуть совсем было свободы не лишил. И это еще не узнал патруль, что ворованный в сумке лежал кефир. Всей полулитровой банкой кефир был выдан в конце смены буфетчицей. И такая же банка была выдана каждой санитарочке ночной смены. И все эти банки были отобраны у дневного рациона психов. А женщина в гневе научилась быть выдержанной и сама на себя донос для постовых из органов внутренних дел никогда не приносила. Итак, задержание закончилось. И ничего плохого с женщиной не случилось. - Ее младший брат, - вспоминала женщина сидел по разным делам три или четыре раза. Женщина выплатила за брата кредит, и выплачивала даже тогда, когда братишка разошелся с той гражданской женой, ради которой он купил в подарок дорогой телефон. И подписался на кредит в двадцать тысяч рублей. Женщина старательно выплачивала за брата по сто рублей ежемесячные алименты, чтобы братишку не посадили и переводила деньги на почтовый адрес для бывшей жены брата, с которой он теперь был в разводе. Но это не спасло братишку от судебно - уголовного преследования. Жена брата написала заявление и посадила братишку в пятый раз на два года колонии. Но перед самой посадкой, присутствуя в суде, женщина вдруг узнала, что брат ее, оказывается, не судим. И никогда судим государством не был… Потому что после выхода из тюрьмы, должно пройти два года без новой посадки в тюрьму. Судимость тогда обнуляется. - А, значит, понимала женщина, ее инцидент с задержанием в автобусе, был тем более обнулён. Раз разошлась она с патрулем без взаимного выламывания рук и, самое главное, без написания протокола об административном правонарушении. Ну, в самом деле, нет пока такого закона, чтобы каждого безбилетника расстреливать, оттого, что у него денег нет! Ее внезапно окликнули с чуть заметным, но для русского уха все - таки заметным акцентом. Женщина обернулась и увидела - это была Алита. Иностранный резидент, зарубежный представитель, скорее секты, чем церкви, Алита была необыкновенно хороша. Скорее, не природной привлекательностью, но некоторой другой формой одежды, манерой носить ее и даже умением держаться, Алита была привлекательна. Еще с лета наполнили город, где проходила теперь ассамблея за ассамблеей, а консилиум за консилиумом, посторонноие молодые люди, мужчины и женщины. И если про мужчин ничего нельзя было сказать, настолько они были обыкновенны и спрятаны в костюмы, ну, может быть, чуть другого фасона, чем одевались остальные мужчины их провинциального города, то женщины! Стоять, почти уперевшись локтями в зад симпатичной и стройной иностранке было очень неудобно. Но пересечь черту, приблизиться еще немного, означало нарушить личное пространство молодой и незнакомой иностранки в России. Поэтому женщина изо всех сил упиралась. Она не давала давлению остальных пассажиров измять свежий вид иностранки, поэтому страдала только сама. Но, изнывая под гнетом давления чужих животов, бедер, боков и грудей, женщина изучала покрой трусиков, что были гладкими. И почти не выделялись на теле иностранки. Трусы не морщились, не собирались складками. Иностранные трусы под иностранными брюками вели себя так, как будто бы их и вообще на теле не было. И это зачаровывало и восхищало. Выдернутая мужем, практически, из трамвайной давки за шиворот, женщина некоторое время сипела и хрипела. - Я звал тебя, звал, - объяснял мужчина. - А ты не отзываешься. Я думал тебя совсем задавили. - Да, так. – Неопределенно отзывалась женщина, понимая, что о таких трусах, как она сейчас рассматривала, мужу совсем ничего не стоит говорить. Такие волшебные трусики в их провинцию никогда не привезут. А если привезут, то женщина никогда их себе купить не посмеет. А если даже и купит, то после покупки единственных трусов такого качества, всей семье не то что на макароны, на вермишель - то денег совсем не останется. Алита была из той же когорты ухоженных молодых дам, чья новая перчатка стоила, как весь провинциальный женский гардероб. А женщина давно выставила своим семейным условие: - Я, конечно, могу быть красивой или могу, хотя бы, попытаться стать красивой женщиной. Но женская красота нынче стоит очень дорого. И чем женщина становится старше, тем ее красота оплачивается все дороже. Так что выбирайте, красивая ли вам рядом женщина нужна или все - таки регулярная вермишель на ужин. Потому что получится или нет у меня сильно красивой стать, я вам сказать не могу. А вот то, что затраты пойдут. И вам остаточных средств даже на вермишель не хватит, я точно знаю. Домашние подумали и выбрали регулярное питание. И, кстати, насчет денег… Так почему же, почему же теперь, когда случилось такое несчастье с мужем, когда мужчину без объяснения причин увезли. И женщина больше не можетрассчитывать ни на помощь своего мужа, ни на его случайный заработок, поэтому она теперь так нуждается в тех благах, которые психбольница могла бы ей предложить. Нужна и психбольничная мизерная, но регулярная зарплата. И, что уж греха таить, добавкой к бюджету становились и уворованный от психбольных банками кефир, из которого дома мог получиться такой пышный и такой сытный скорый пирог - манник. А какие открывались вдали перспективы! Стать при старшей медсестре отделения самой трудолюбивой и самой безотказной из санитарочек! А можно было еще завести дружбу с буфетчицей! Она, буфетчица, своих любимых и доверенных санитарочек не отпускает со смены из психушки без буханки хлеба, без кулечка сахарного песка и без небольшого кусочка сливочного маслица. И каша! Больничная каша! А если дома в деревне поросеночка заведешь, то можно брать с собою в каждую смену бидон пустой. А после смены наполнять его «отходами» от тех порций, которые недодали, которые были утаены, то есть, уворованы, у постоянно голодающих психов. В конце - концов, женщина знала это про себя, у нее было экономическое образование. Она добросовестно работала, пока не встал, пока не начал банкротиться завод. Теперь же она может еще немного подождать и полностью ради требований психбольницы переквалифицироваться. Больница всегда испытывает кадровый голод. Ей не хватает квалифицированных врачей. И среднего медперсонала - медсестер с пометкой: обученная для работы в психиатрическом отделении. Время от времени, как рассказывали те санитарочки, что работали в «психушке» давно, проводят профнабор и отправляют санитарочек на курсы повышения квалификации и переобучения на психиатрических медсестер. А палатной медицинской сестре отделения для психбольных паек с уворованными продуктами приносят прямо под дверь! И он, паек, такой увесистый, что не сравнить его с крохотными доппайками санитарочек. Неравенство везде! Одним выдают ворованных продуктов побольше, а другим поменьше! Женщина понимала, что возможности для роста у нее есть. И надо только лишь потерпеть. Перетерпеть трудности. Не жмуриться от отвращения. А ждать и работать здесь, отыскивая свой шанс на успех. А глупое сердце стучалось все сильнее и быстрей. И требовало немедленно написать заявление на увольнение… - Но заявление с увольнением из психушки пока подождет, понимала женщина. - Сейчас нужно выкарабкиваться и искать, искать, бегая по городу, те пусть и небольшие деньги, которые помогут пережить, Новый Год, как праздник, с его долгими выходными днями и полным отсутствием заработка. Но подъезжая ближе к центру города, женщина вспомнила, откуда она могла бы найти немного денег! Муж, когда еще был рядом с ней, вдруг притащил толстую книгу Дворкина о сектах. И сказал, что поступило указание напечатать в газетах города серию разъяснительных статей о вреде увлечения любой сектантской ересью, кроме дозволенных конфессиональных церквей, разрешенных в стране и в России. Женщина пожала плечами: - Ну, надо, так надо! Вот кому надо тот пусть сам статьи сериями и печатает. Женщина достаточно в газетной среде прожила, чтобы понимать, как много желающих быть напечатанными приходят в провинциальные газеты каждый день. Всегда намного больше писателей есть у нас, чем может найтись для них редакторов. Или, хотя бы, читателей. - Нам обещают заплатить за каждую статью, - сказал муж. Женщина пожала плечами. Это ненамного меняло дело. У каждой газеты уже сложился избранный круг тем и собственных авторов… Попробовать впарить новую тему. Она бы не взялась за такое! - Ты только напиши, - продолжал уговаривать муж. – Я получил задание. Я должен его выполнить. Я обещаю, что всегда буду в редакции каждой газеты рядом с тобой. И Сухов будет приезжать. Он над этим проектом назначен куратором. - Появится Сухов и, значит, появятся пироги, кусками, от новой жены. Пироги бывали недопеченными снизу и пригоревшими сверху, но неизменно экзотическими по содержанию. Сама женщина уважала больше традиционные деревенские пироги. С тончайшей корочкой, мягким тестом и вкуснейшей начинкою. Но ребенок лопал от Суховской жены пироги. Тем более, что Сухов получил недавно подполковника и собирался вскоре сорваться из их провинциально гогородка. Сухов обещался вскоре все старые связи поднимая, рвануть и в Москве приземлиться. - А интересно, - думала женщина, - он эту жену с собою для будущих пирогов возьмет? Или на новом месте встретится новая конспиративная квартира и новая женщина? А муж продолжал объяснять. Он был увлечен, мужчина горячился. За всеми своими размышлениями женщина пропустила, как важно знать, что вредные сектантские течения лишают людей последнего жилья. Они отдают генеральные доверенности на владение и перепродажу. Граждане передают все свое имущество в секту. - Меня никакая секта не лишила жилья так, как обездолил Станкостроительный завод, - думала женщина. - А я устраивалась на него с таким трудом, потому что все хлынули на работу на новый завод и все вставали в очередь за квартирами. И вот мой завод банкротится уже который год. Он людям никому зарплату не дает. И все выходят на работу за бесплатно, кому из дирекции завода велено. Потому что все заводские оказались «заложниками общежитий» Станкостроительного завода. Ты можешь, конечно, с голодухи, подать заявление на увольнение по собственному желанию, только ближе к вечеру будешь сидеть вместе с семьей на снегу, на тряпках и узлах, потому что выкинут из общежития и тебя, и вещи. Вот люди и терпят, и ждут они, когда же обанкротится завод, чтобы оставить за собой тот угол в общежитии, который они получили за время работы. - Да, и тебя муж, - понимала женщина, - не секта вывела без денег и всех вещей на улицу погулять. А бывшая жена, которая вырастила сына от первого брака настолько, что парень захотел жениться. Ну, и куда же ему вести молодую жену, кроме как в квартиру, где парень всегда был прописан? Квадратные метры в стране всегда были дефицитом. - Мы не Таити, - любил говорить муж. - У нас девять месяцев зима. И пальмы не растут, чтобы с них слезть, бананами затариться. И снова на пальму подняться. Здесь нужно надежное укрытие, толстые стены, чтобы было тепло. Чтобы можно было пережить зиму. Итак, мужчина стал мешать. Его и выпроводили погулять на улицу. Женщина слушала и кивала. А муж ее тем временем говорил: - Ты не думай. Смотри! Я паспортистку на взятке взял. У меня же остался квиточек и штамп в паспорте о том, что теперь прописка есть у меня. Я и на тебе женился оттого, что если у мужика моего возраста при моей работе есть в паспорте штамп о браке, то в какую бы милицию его бы не забрали, только лишь штамп о браке увидят, сразу же мужика к жене вернут. Каждый знает, что в России баба - это главная сила! Бессемейного мужика могут от - издить так, что на нем места живого не останется. И вывезут за город и бросят в снегу подыхать. А если есть штамп о браке, то всем понятно, что жена появится перед дверями внутренних органов и так за своего мужа спросит! - Мужчина увлекся и высказался. Теперь смотрел виновато. С женщинами ведь принято говорить о любви и о грезах... А он в запале раскричался о житейской нужности. - Я поняла, муж, - сказала женщина, - да, да, я слушаю тебя. – Ты несколько раз говорил мне уже о вселенской нужности твоей работы для всего общества. Не бойся, я понимаю, как понимала всегда, что не было у нас такой любви, от которой, как после прочтения романа. заливаешь слезами всю подушку. Мы просто не успевали свалиться в любовь или в роман, всегда надо было выживать, всегда решать проблемы по мере их поступления… - Я слушаю тебя муж, - добавила женщина. - Там у тебя дальше в речи должен быть еще один лихой пассаж, что пропадет Управление без тебя и немедленно обанкротится. Потому что ты, такой талантливый Артист, на все управление один. А выводить на чистую воду злоумышленников, преступников, охотиться на плохих людей, твоя великая и романтическая жизненная функция.