Быть или не быть, жить или не жить...

Часть двенадцатая. Свободный художник в поисках десятки. И ночлега… - Где ты? Где ты? Где ты, Сын Неба? «Аэлита». А. Толстой. Вместо эпиграфа... Морозило, но совсем немного. Женщина ехала в неторопливом трамвае по городу. И чувствовала, как струится тепло из обогревателя, упрятанного под трамвайным сиденьем. Если бы был сильный мороз, то трамваи бы промерзали тоже, до инея на окнах, до морозного скрипа. Вот тогда обогреватели и отключали водители. Наверное, систему обогрева транспорта берегли. Женщина сидела на холодном креслице и вспоминала, как рассказывал свои истории муж. Вроде бы, ничего театрального в его разговоре не было. Спокойный разговор, обычные интонации. Но с некоторого места вдруг начинал накапливаться внутри организма у слушательницы смех. Копился смех, копился, и выплескивался изнутри, из женщины, хохотом. Это был театр одного актера для единственной слушательницы. А муж улыбался и ждал, когда зал, разгоряченный его выступлением, хоть и состоял он из одного зрителя, немного успокоится. Затем мужчина вновь рассказывал пару историй, как будто бы выкладывал пару театральных реприз. И женщина вновь сворачивалась в приступе уже неконтролируемого хохота. - Она его не за муки полюбила, - думала женщина, - не так как Дездемона начинала полюблять Отеллу за муки и начинала увлекаться Мавром. Влюбиться в ее мужчину можно было только лишь за одни его рассказы. И думала женщина: - Совсем не любовь у нее к мужу была. Невозможно устоять, когда в будничную, серенькую жизнь, приходит яркий рассказ, от которого, на минутку, забываешься. И начинаешь, на все время чужого рассказа жить интересной и яркой такой занятной жизнью. Единственный, кто оставался недовольным, кто жил внутри, тот внутренний голос, был голосом Личного Литератора, чье присутствие женщина начинала осознавать, только после того, как ее подобрали с улицы в редакцию. И расписали в редакции городской еженедельной газеты, чтобы регулярно заметки, как от коровы молоко получать. Расписывали нового корреспондента долго, с нажимом выговорами, что совсем не умеет писать. Как новую шариковую ручку расписывали: с нажимом и под давлением… С тех пор литератор подрос и развернулся внутри организма. Он оказался навсегда умнее своей хозяйки - обыкновенной женщины. И женщина могла страдать, обижаться, гневаться. А литератор наблюдал изнутри. Он многие вещи запоминал по - своему. Он никогда себя в обычной жизни не проявлял. И никогда не помогал в случае реального жизненного конфликта. Но стоили только женщине сесть за пишущую машинку, как внутренний литератор появлялся изнутри. Он говорил. И это был другой, писательский голос. Единственная аналогия, которую женщина встретила в литературе - Сэр Стивен Кинг. Великий Мастер и Король Ужасов так говорил в своем романе «Талисман»: Главный Герой встречает уличного певца, старика - негра. Обычный голос, которым старик говорит - ничем непримечателен. Но певческий голос его оказался неожиданно богатым, теплым и совсем другим. И мальчик, Главный Герой удивился, насколько различались у одного человека два разных голоса. Сейчас внутренний литератор внутри женщины негодовал. Он просто не успевал, не мог запомнить все те речевые обороты в рассказе мужа, которые накапливались, нарастали постепенно и заставляли женщину смеяться до слез, до стеснения в груди, до некоторого удушья. Муж никогда не повторял свой рассказ «на бис». Он улыбался и говорил: - Я больше забыл, чем ты помнишь. - И эта универсальная отговорка помогала мужу всегда. Итак их было трое: рассказчиков и слушателей одной истории. И муж рассказывал. Женщина хохотала. А литератор внутри нее негодовал: - Ну что же может быть интересного, если просто рассказать о том, как в армии, молодым бойцом, мужчина формировал доступ подъемному крану, при установке ангара для самолетов, зимой, в Сибири, на высоте двадцати пяти метров. Работал без всякой страховки. Наверх послал его приказ командира части. Сидел мужчина верхом на ба́лке. И запрещал себе смотреть вниз, чтобы голова не закружилась. Передвигался вдоль по ба́лке осторожно, так и сидючи на узкой балке верхом. А руки стыли, потому что перед этим подвигом рукавиц - то ему не выдали. - И если бы сорвался, - говорил муж, - то полетел бы вниз. Только мокрое пятно осталось бы. Разбился бы вдребезги. Внутренний литератор женщине не помогал. Женщине было страшно не то что пересказывать, даже вспоминать такую историю. А пока муж рассказывал ее, было весело и смешно. Мужчина рассказывал, как подмерзал на холодном ветру, как стыл от страха не только душой, но и подмерзал на морозе всем телом и даже яйцами. Присутствие настоящего большого Артиста в жизни ощущается всем существом. Однажды муж рассказал получасовое эссе на тему, чем отличается революция от эволюции. И смысл эссе сведен был к одному предложению: - Революция - это мгновенный взрыв. А эволюция подразумевает постоянное медленное изменение, хорошо, если улучшение. Но слушать ровно полчаса, изнывая от неумения запомнить все! Потом муж улыбнулся и ответил на вопрос повторить: - А я уже и забыл, о чем сейчас так долго с тобой разговаривал. Мужчина вспоминал и говорил иной раз, что их двоюродный брат приходился близкой родней поэтессе Марине Цветаевой. У женщины чесались руки за стол присесть и воспоминания, хотя бы и от руки, в черновике записать. Но отвлеченная на хозяйственные дела, она всегда упускала драгоценные мгновения. Теперь муж исчез. На время, надолго или навсегда? Женщина не знала. Надеялась на лучшее и сама же себе не верила. И вспоминала, как муж ее втискивал в газетный штат, хотя бы даже и внештатным корреспондентом. Он был почему - то уверен, что внешность решает все. Сходил с женой на рынок и выбрал там дубленку. Дубленка была из искусственного меха, но выглядела так неожиданно и свежо́. Покрой, капюшон, меховая оторочка... Прошла пара дней. Женщина налюбоваться на обновку не могла. Она и не спрашивала, откуда вдруг взялись деньги на шубу. Мужчина вдруг сказал: - Я передумал. Ты совсем не слушаешься меня. Давай, на выходных соберемся. Пойдем на рынок сдавать дубленку назад и возвращать за нее деньги. Как же она обиделась! Не имея сил возражать, схватила дубленку, напялила ее на себя и выскочила погулять по городу. Стояла ранняя осень. Шел небольшой дождь. Искусственный мех портился под дождем. И женщина счастливая была, потому что поношенную вещь продавец на рынке назад не примет! - А я и не хотел совсем у тебя дубленку отбирать, - сказал удивленный муж, - просто сказал так нечаянно. С работы пришел усталый. Настроение было на нуле. Я и не думал, что ты так обидишься, что уйдешь из дома до вечера! ...Газета называлась «Дыхание села». Ну чем там может дышать и пахнуть село! Известно, только навозом! …Мужчина стоял напротив редакторского стола. Он говорил: - Вот литератор, дважды лауреат областной премии по литературе. Главный редактор, женщина в возрасте, она носила просторные платья всегда, встала из - за стола, спросила: - А Вы принесли нам какие - нибудь произведения? – И раз в неделю потом после выступления мужа или через неделю появлялся в газете рассказик - опусок. Платили за напечатанный рассказ - гонорар, кулечком из бумаги, плотно набитым серебряной и медной мелочью. Потом продавщицы в магазинах огрызались: - На паперти стояли, да? - Им было лень считать за покупки продуктов мелочь. Муж хмыкал, женщина тоже не реагировала. Чуть – чуть избалованная успехом своих литературных вещей. Она же регулярно печатается в газете! Женщина откликнулась на желание молодого выпускающего статьи редактора: - А Вы приносите нам всё! Все Ваши рассказы, которые есть у Вас. Я думаю мы их все потихонечку в газете напечатаем. Собрала черновики, стащила в газету. И все! Обрыв!... Ее перестали печатать... Совсем не хотелось так думать, но может быть, дело было в том, что старший сын главного редактора газеты учился в Москве, не то на сценарном, не то на литературоведческом факультете. - Вот и пошли мои черновики в дело, - думала женщина, - в очередной раз я проспонсировала чужое литературное развитие. А в самый первый раз инструктор по работе с молодежью из администрации так же скрала у нее диплом. Когда договаривались с инструкторшей, она обещала сделать пару копий, диплом распечатать, и так помочь. А потом выкупить четыре путевки для всех четверых ВУЗовских подруг, чтобы сумели отдохнуть они на каникулах после защиты диплома. Но подержала инструкторша пару дней диплом, копию сняла. Хорошо, хоть черновик насовсем не заны́кала. Всю ночь тогда, перед защитой диплома, женщина, будущая выпускница, не спала и меняла стиль, чтобы антиплагиатная система весь диплом не зарубила. Какие уж тут путевки, какие устные договора́ на отдых! И вот снова, черновики выманили. И ведь сама же на это пошла. Женщина рассказывала мужу. Страдала и не хотела больше ходить в эту редакцию. - Пошли, пошли! - Торопил муж. - Ты будешь молчать. Я говорить сам буду. Сиди спокойно, я тебя сейчас причешу. Дубленку тоже одень, не беда, что еще тепло на улице. Я сам родом с Юга, у нас зимы́ никогда нет. А женщины все равно покупают шубы и ходят в них. Для красоты. Совсем не ради тепла или удобства. ...Теперь женщина шла и несла себя, свою аккуратно причесанную, немного подстриженную мужем голову, дубленку и аккуратные сапоги на каблучках, как некоторую важную и самостоятельную драгоценность. И затемненные стекла в трамваях подтверждали: - Да! Она нынче очень хороша! Великое дело стать жертвой стилиста, когда у него случается очередной приступ вдохновения. Главная редактор приподнялась со стула и вышла из - за стола. - Ах, это Вы! - Она сказала. - Я Вас даже не узнала. Женщина молчала и улыбалась. Мужчина говорил. Есть общие фразы, повторяя которые можно управлять толпой. Искусство управления массами или толпой изучают на специальных курсах, на которые набирают не всех оперативников, а только выборочно. Муж говорил, и главная редактор соглашалась с ним. Она и не заметила, когда пообещала взять в немедленный набор статью о секте ун - нитов. У Дворкина там еще много было описано разных сект в его книге о сектах и сектанстве. Женщина вышла полностью измочаленная после наблюдения и присутствия при этом оперативно - разведывательном разговоре с редакторшей. Они выходили из редакции вдвоем. Они шли пешком в центр города. - И где ночевать мы сегодня будем? – Спросила Женщина. - Я бы, конечно, лучше в гостиницу пошел, вместе с тобой туда бы забури́лся, что - то я сегодня устал, - сказал мужчина. - Там, в гостинице, если номер снимешь, помыться спокойно можно, без грохота, стука и требований ванну немедленно освободить от твоих чудны́х соседей. Но ты же будешь против такого нецелевого расхода наших невеликих денежных средств, поэтому, давай! Поехали в твой Новый и Далекий Соцгород!...