Быть или не быть, жить или не жить...

Часть тридцать четвертая. И дым отечества… Начало. И дым Отечества нам сладок и приятен… Из стихотворения Ф. Тютчева. Первая строчка и название стихотворения. Вместо эпиграфа… …Кусок сала оказался несоленым. Так много всеми вечерами собирались на совещания умных мужчин. Они так хотели «срубить палку». За раскрытие преступления оперативным работникам Управления ставили палочку, как в первом классе или в колхозе за отработанный день, за трудодни. Им всегда выдавали премию за успешно раскрытое преступление. А совещание, любое рабочее и даже оперативное, так хорошо проходит под добрую водочку или под славный коньячок! Но большой кусок свиного сала с прожилками розового мяса внутри, что презентовала пожилая мать от доброты души, оказался совсем несоленым! И горячился майор Ихлин: - Она что, совсем нас отравить захотела? - А женщина смотрела на бурю страстей, что разгорались из - за одного кусочка пищи. И не понимала, в чем же суть вопроса. Да, все верно, ее мать, а ребенка бабушка, сильно сдала в последнее время. Она постарела. Ушли в прошлое те времена, когда молодой и бойкой женщиной, перебирая ловко своими длиными ногами, мать в две минуты накрывала на стол, как только приезжали к отцу знакомые или товарищи по работе. Скворчала на плите яичница из десятка яиц. Крошилось тонкими ломтиками солёное, с розовеющими полосками поближе к свиной шкурке, соленое сало. Из погреба доставались соленые помидоры и огурцы. А если встреча происходила летом, то помидоры с огурцами срывались с грядки, прямо перед домом. Зато сметана к домашнему и деревенскому салату, что подавался не в порционнах тарелочках, а в большой полуведерной эмалированной чашке, доставалась из холодильника свежайшей. Сметана от своих двух коров хранилась в суповых кастрюлях. И была такой густой и сладкой, что под нажатием ложки не сдавалась. Тогда ложка гнулась. А сметану приходилось, ради заправки салата, разреза́ть ножом. Последней на стол выставлялась заветная бутылка водочки. В зависимости от того, был ли гость за рулем своего служебного транспорта или нет. И по каким дорогам он планировал потом домой возвращаться, бутылка распочиналась. И выпивали все участники застолья по рюмочке. Потому что в окрестностях и среди сел бывают такие дороги, потерянные посреди лесов, что там не только пост ГАИ (Дорожной Автоинспекции) никогда не встречается. Там и машина не всегда проходит, там ветви заслоняют пути и хлещут по лобовому стеклу любых, а не только грузовых и высоких автомашин. А дороги внутрь лесов ведут непроторенные и змеятся двумя колеями, чуть намечая, даже не показывая путь. А травка, мелкая и зелененькая, давно уже проросла коротким и мягким мехом между двумя колеями, едва заметными посреди травы. Но если гость возвращался через город, то бутылка так и стояла весь вечер на столе нетронутая. И так вкусно было, перемывая после застолья посуду, доедать из большущей чашки остатки салата. Салат расстаивался и пропитывался сметанно - овощной заправкой. Густая и сладкая сметана, что никогда не хотела поддаваться и намазываться на хлеб, а только лишь ложилась кусками, как лучшее магазинное масло. Сметана смягчалась, оттого, что пару часов стояла на теплом столе. И превращалась во вкуснейший сметанный соус, только немного разбавленный со́ками от помидоров и огурцов, универсального летнего салата для приема в деревне важных гостей. И гости не оставались в долгу. Привез четыре ящика клубники Алексей Степаныч, главный агроном тепличного хозяйства, что располагалось, оказывается, всеми клубничными полями недалеко от их села. И в пору тяжелых для страны перемен плодопитомническое хозяйство пока еще выживало, старалось и лавировало. Уже пропадали постепенно и пропали совсем сады из черной и крупной смородины. Уже черноплодная рябина выродилась, стала болеть и поросла по всем стволам золотистым лишайником. Уже высыхали лесополосы, что были высажены, как говорили старожилы села, еще при Сталине. И больше не обновлялись деревья в лесопосадках. Стояли могучие березы сухими и голыми. И нависали над проезжей дорогой и трассой федерального назначения. Сухие березы посреди ветров скрипели угрожающе. И обещали, свалившись наконец - то, аварию устроить или всю дорогу своим стволом перегородить. Но никому больше не были нужны осколки бывшего сельского благосостояния. А вот клубника - держалась. Она прилепилась к человеческому жилью. Клубника цвела и плодоносила. Большие и красные ягоды крупной ровной россыпью наполняли низенькие ящики для ягод. Но лучшее - враг хорошего, понимала женщина, еще с тех времен, когда проснувшись поутру обнаружила себя в красных прыщах и пятнах, оттого что вечером дорвалась и облопалась редкой в деревенских краях и дармовой ягодой. Побежала жаловаться отцу. Тот посоветовал: - Умывайся почаще весь день холодной водой с хозяйственным мылом. Об аллергии и диатезе, а также о лекарствах противоаллергических в их деревне долго еще и слыхом не будет слыхано. Но самое странное, что умывание, как лекарство тоже подействовало. И на свой выпускной школьный вечер, который был общим сельским праздником в этот же день, она шла с лицом почти совсем чистеньким. Только перенервничала из - за своих прыщей и пятен очень… А здесь, подарила бабушка целый кусочек сала! Женщина бы его приготовила с картошкой и шкварками, если бы имела в запасе свободного времени на готовку, хотя бы полчаса! Но мужики - оперативники торопились. Тогда распаковала женщина торговую сумку и выдала им с собой более пригодный для чувств исконно - городских жителей паек, в который входили красиво упакованные и расфасованные продукты: Шоколадная паста в порционной баночке, печенье слоеное пачками, с начинкой крем - брюле, конфеты различных иностранных марок. Женщина старалась. Она исправляла нечаянный огрех, допущенный ее постаревшей, уже нерасторопной матерью. И вспомнила потом, что жвачкой еще, она жвачкою может угостить мужиков! И выбежала с коробками жвачки к машине. Тогда и увидела на заднем сиденье автоматы. Лежали, притягивая взгляд, чуть прикрытые курткой от походного «рабочего» камуфляжа. Женщина осмотрелась беспомощно, разыскивая взглядом мужа: - Мол, куда вы еще, неугомонные собрались? Но Алексей Большой, хороший, в общем - то, и очень прямой мужик, осторожненько оттер ее от задней двери плечом и низким своим баритоном не то проговорил, не то пробасил: - Да, не переживай ты так! Рейд у нас будет сейчас, по области. - А жвачки вдруг сами исчезли из занемевшей женской руки. Все - таки реакция у РУБОПовцев всегда была очень хорошая. Ещё искала глазами мужа. И понял что - то майор Ихлин. Перед тем, как сесть за руль, он ей подмигнул: - Вернем мы твоего мужика тебе! - А… - Женщина показала глазами на автоматы, что парой штук были свалены на заднем сиденье. И Митрич добавил: - Не переживай! На обратном пути мы завернем в лес и постреляем там утят: чирят и щурят. - Все загрузились. Машина немедленно уехала. Женщина понимала охоту и рыбную ловлю. Она сама когда - то была перевезена в это село из более глухой деревни, потому что в той деревне не было школы никакой другой, кроме начальной! Но ведь и скандалов никаких и драк никогда в их деревне не было! Слишком мало людей жило на деревенских просторах. И, если бабушка решала вывести детей на прогулку, то уходили они, бабушка и двое внучек, через овраг, пологий подъем в поле, поросшее мягкой травой к обелиску Павших Героев. Что там были за герои и за что же они сражались и падали, понять детям было невозможно. Надпись стерлась от дождей и зимних вьюг. Но около невысокого железного обелиска росла трава мягкая и приятная. А в этой траве было спрятано множество диких фиалочек, цветочков маленьких, голубеньких и хрупеньких настолько, что собрать из них букетик, чтобы положить на ступеньку рядом с памятником, было невозможно. Цветы рассыпались и мялись, даже в маленьких детских руках. И получалось положить на первую ступеньку памятника только лишь небольшую кучку цветов, похожих на рассыпанную бутоньерку. Зато в овраге вольно плескались ондатры. Отец выходил, иногда, с ружьем и приносил несколько штук этих рыжеватых и коричневых крыс. Он обдирал шкурки, а мясо скармливал собаке. Потом сухие, сморшенные, шкурки валялись на веранде долго. И выделать их у отца не доходили руки, а выкинуть бывало жалко: ценный охотничий трофей. Зато посвистывая крыльями на лету, около обелиска проносились резвые дикие утки - чирки.Отец выходил с ружьем и приносил, не очень далеко удаляясь от дома, дичи́ну. Штук трех подстреленных дробью чирков. И мясо этих мелких уточек было таким коричневым и жестким после варки, что непонятным оставалось потом, на всю жизнь, зачем же охотились на дичь раньше псовой охотой разные помещики и бояре. Зачем ходили с ружьем и с подружейной собакой - сеттером, разные любители охоты, включая самого Сабанеева? И почему они так ценили убитую дичь… Людей, ни плохих, ни добрых, никогда в своих походах бабушка с внучками не встречала. Вот лоси выходили. Неслышным скользящим шагом они проплывали мимо памятника и замерших рядом с ним людей. …Сейчас, молодыми и резвыми лосятами, городские мальчишки, чего - то неподеливши, собрались на площадке, внизу под стеной интерната, «бодались» и осыпали друг друга оскорблениями. И драться начинали, кажется уже всерьез. …Сидели на старой стене, что отгораживала «интернатских» от ужасов и соблазнов городской жизни. А город, очевидно, защищала стена тоже. Только уже от ужасов «интернатских», невоспитанных детей. Сидели на стене, нагретой под теплым сентябрьским солнцем. Стена была такая старая, что не нуждалась уже в починке, а просто уютно осыпалась старыми кирпичами и старым песком внутри стыков кирпичей. И так удобно бывало примостить ноги на одном кирпиче. А сидеть на другом. Потом набрать с рядом стоящего дерева с серебряными листочками маленьких и мучнистых сладких плодиков. И лениво пошевеливая языком, обсасывать их и раскусывать. А потом плеваться голыми косточками в прохожих, которые с «интернатскими» никогда не связывались. Себе дороже. И около разрушенной стены интерната старались пореже ходить. Поэтому редкой удачей было отследить заблудившегося прохожего. Потом высунуться из - за старого парапета, как из - за бруствера. И косточками прохожего обплевать. Их интернат назывался интернатом для трудных детей и подростков. Поэтому все дети нуждались в воспитании и перевоспитании. И даже сейчас, в несколько предвечерних часов, когда уроки в классах уже закончились. А собирать учениц на уроки для приготовления домашних работ к завтрашним занятиям было еще рано, девчонок не оставляли без присмотра. Рядом с ними сидела добровольная волонтерка и старательно пыталась отвлечь учениц от обоплёвывания всех прохожих. И уговаривала пятиклассниц, чтобы они послушали книжку, которую волонтерка принесла с собой. И время от времени, призвавши учениц к порядку, старательно вслух читала. И все - таки плеваться в прохожих было интереснее! А волонтерка была неинтересная. И книжка ее скучная. И читала она без всякого выражения. И видно было, что отбывала она положенный срок на воспитании и перевоспитании трудных детей, чтобы потом получить за отработанные в этой деятельности часы какие - нибудь бонусы для своей будущей карьеры. Поэтому дети и их надсмотрщица существовали в двух разных мирах. В одном мире жила одинокая и правильная волонтерка, которая привычно гасила в себе все женские чувства. И сублимировалась, и абстрагировалась, ожидая: - А вдруг кто - нибудь ее все - таки замуж возьмет? А совсем в другом мире привычно хулиганили девчонки, которым интернатскиеи общежитские порядки уже успели до смерти надоесть! Под стеной собрались мальчишки. Там начиналась драка. И, переставши слушать надоедную взрослую, общественно - полезную воспитательницу, школьницы ссыпались вниз. Была привезена в интернат деревенской девчонкой. И в первый месяц, еще не обжилась в интернате, дичилась и с трудом привыкала к новым городским порядками, таким непохожим на жизнь ее родного села. Внизу под стеной разворачивалась драка всех времен и народов. Нельзя было даже подумать, что деревенская учительница в их маленьком классе из трех - пяти учеников, может обругать своего ученика. А здесь, на ее глазах, учительница на уроке истории, вошла в раж и била, и била, по плечам и спине коричневой и резной деревянной указкой их одноклассника. Он что - то ей сказал, потом ответил снова. Учительница била его до тех пор, пока не сломала об него указку. Тогда посмотрела с сожалением на два обломка, мол, пропала такая хорошая вещь! А мальчик - пятиклассник в столкновении с которым, так сильно пострадала учительская указка, был самобытен и хорош. Он выглядел крупнее своего возраста и очень напоминал, строением тела, тех далеких предков человека,которых называли теперь предшественниками человека разумного: Неандертальцами, или синантропами. Он был сложен так, что руки его казались намного длиннее, чем положено быть рукам у обычного человека. Он сутулился или горбился. И теперь, его бил в неравной драке семиклассник. О, это была эпическая битва богов! Высокий, красивый и сильный семиклассник наносил удар за ударом. Их одноклассник из пятого класса пытался отбиваться. Потом только закрывался. Потом на землю упал. И только потом прибежали взрослые. Их невезучий, уродливый одноклассник попал в больницу с сотрясением мозга и трещинами рёбер. Сейчас женщина проходила мимо бывшего интерната, который стал теперь музыкально - педагогическим училищем. А ту уютную кирпичную стену так больше и не восстановили. Ее насовсем снесли. И комплекс тех же самых зданий выглядел неуютно и го́ло без ограждения, что скрывало трудных детей от обыкновенных горожан. А женщина тащила ребенка за руку и понимала, что только лишь ставши матерью, она понимает, как тяжело вырастить ребенка до года, до семи лет, до десяти лет… И как же так получилось, что была допущена драка между такими разными по возрасту детьми. Она сама, в своем детстве, в первый раз увидела драку среди ровесников. И видела ее до сих пор, своим внутренним зрением, как правильную вещь, как то, что прекрасный принц машет кулаками и побеждает, валит в грязь неуклюжее и непривлекательное зло. Но их одноклассник был тоже чьим - то сыном. И, может быть, учительница истории сама спровоцировала ту жуткую драку, оттого что обломала всю указку, избивая ученика пятого класса. Женщина вздохнула. Она торопилась теперь. А тогда ее забрала на вечер мать, приехавшая навестить из деревни. Не специально ради дочери приехала, мать бухгалтерские отчеты в город сдавать и отчитываться привезла. Но мать забрала на весь вечер из интерната и дочь свою, и двух других интернатских девчат. И отвела в кафе - мороженое, где накормила до отва́ла. Мороженое ели из стеклянных вазочек. Еще подавали после знакомых в деревне сосисок, яблоки, запеченные с вареньем, тоже незнакомый для села деликатес. И так получилось оттого, что родители были простыми, деревенскими ихлебосольными, потом в делёжке престижей и девичьих конфликтов, что разворачивались по ночам в деви́чьих спальнях, ее обходили сильные конфликты и женские драки, все полгода учебы в интернате, стороной...