Чернильное Сердце

      Неумолимо летело время. Уже подошёл к концу ноябрь и брезжил на горизонте декабрь. А с этим Рождество и каникулы, до которых осталось всего ничего, каких-то несколько дней. Обычно, на каникулы разъезжались все те, кому есть к кому и куда поехать. Оставались в школе лишь те, у кого родители или опекуны заняты или те, у кого их вовсе нет. Таких студентов мало, но такие есть.       К тем, кто останется в школе причисляли и меня. И не потому, что мне некуда и не к кому ехать, а чтобы показать красоту и прелесть Рождества, наполненного волшебством и магией, а не маггловского, с банальными подарками и украшенной елкой. Так можно смело четверть школы оставлять, ведь магглокровок именно столько.       Я протестовал и бастовал против такого наглого произвола, через декана хотел донести, что у нас с родителями семейные традиции и поездка в горы и спуск на лыжах. А еще у меня обещание перед одним чешуйчатым. Ведь каждый Новый год мы с папой и мамой навещаем друзей, а я перекидываюсь парой слов с Родом, питоном зеленым. Но, директор непреклонен.       Говорил: «Мальчик мой, тебе будет полезно побыть в школе, пообщаться во вне учебное время с ребятами, завести новые знакомства. А на лыжах вы с родителями еще не раз покататься успеете!» Еще бы мне конкретных ребят назвал, с которым я по его мнению должен сблизиться, было бы вообще заебись! Показал бы сразу пальцем, со словами: «- Вот с этим дружи, а с этим нет» я бы конкретно уверовал в его долбоебизм, а пока только подозреваю.       - Да, ебаный ты в рот! Да, ну вас всех на хуй! Чтоб вас черти драли!       Громкой и звучно ругался я на весь коридор, метался из стороны в сторону, выл и кричал, покрывал матом Великого и Могучего, посылая его самого и всех подпевал в задницу и на хуй, чтобы их там вертели и драли во всех возможных позах. Шел к совам, чтобы отправить с Валли письмо родителям, мол, не приеду, не выпускают. И наткнулся на профессора Снейпа. Ну, как наткнулся, налетел и прямо в грудь, да там и остался. Меня к себе прижали, не отпускали и успокаивали, гладили по спине, волосам и плечам, говоря:       - Мик, тише, тише, - сопровождалось все это касаниями по волосам, - директор – сволочь, скотина и гад, этого не отнять. И если он сказал, что не отпустит, значит не отпустит. Хоть обматери его всего с ног до головы. Не поможет.       - Знаю, - буркнул я.       - А раз знаешь, пошли к совам, а потом я тебя чаем напою, - предложил мне профессор, а я не отказался.       Хлюпнул носом еще раз и развернул листок с письмом, написал еще пару строк маме и папе с просьбой прислать с Валли пару подарков индивидуального направления. От всей души, так сказать. Раз я тут остаюсь, то не совой поздравлю, а лично, передав коробку в руки. Мы с профессором отправили письмо, а потом пошли к нему. По пути встретили декана и профессора Квирелла. Тот видя мои красные глаза, спросил, что случилось. А когда я назвал директора: «Мармеладной отрыжкой» рассмеялся, громко и заливисто:       - Мик, это п-п-просто, нечто! Я об-б-б-бязательно зап-п-п-помню! – продолжал смеяться до слез. Декан же смутилась, но улыбнулась, а профессор Снейп сказал, что мне нужно записывать выражения и добавлять их в матерный сборник. На этой ноте мы распаковали коробку чая, подаренную декану на Хеллоуин неким доброжелателем. А сбор потрясающий:       - Здесь пять видов цветов и ягодка земляники, желтые жасмин и ромашка, а так же чабрец, еще белый клевер и валериана. Убойный сбор. Успокаивающий, - а я смеюсь, профессор спрашивает: - или у тебя, Мик другое на это мнение?       - Да, тот, кто дарил вам этот сбор, признается в нежных, теплых чувствах. Вам этот даритель неизвестен? – она не знала кто, а я продолжал: - поясню по поводу сбора и признания. Число пять в цветах символизирует признание: «Я тебя люблю!», желтый цвет – побеги и надежду на любовь, а здесь больше всего цветов этого цвета, плюс ягодка земляники – это совершенство, то есть вы в глазах того человека – совершенство. И все цветы и травы в сборе говорят о вас, как об объекте любви и воздыхания.       - Помона, кто же по вам тайно вздыхает? – не заикаясь, а отпивая чай из чашки спрашивает профессор Квирелл.       Определенно, то, что прицепилось к профессору, не убивает его, а наоборот исцеляет или поддерживает жизнь. По канонам жанров «сосуд-паразит» носитель медленно, но верно сгорает и умирает, паразит пьет его энергию и жизнь, наливается мощью сам, а тут наоборот. Паразит отдает энергию, магию, истончается и тлеет. Его присутствие почти незаметно. И меня как раньше не накрывают видения, стоит посмотреть на это черное нечто. Нет, просто вижу нити или даже цепи, тянущиеся от тени к профессору.       - П-п-поттер! – зовет меня профессор.       - А? Что?       - Мик, снова в свои мысли ушел? – улыбается декан. Я киваю, а она еще раз спрашивает: - как вы с родителями проводите Рождество и Новый год? – на меня смотрят взрослые, а я рассказываю почти все, кроме традиции общаться с питоном. Не поймут. Говорю о нашей карте и точках пребывания. О развлечениях:       - Мама и папа - бывшие музыканты металл направления. Задолго до меня у них была своя группа. Они гастролировали по стране и Европе, выступали в клубах и кабаках. Или одни или с такими же группами и начинающими солистами. У старых друзей по турам мы и гостили каждые праздники. День - два у одного, день - два у другого. Часто устраивали мини-концерты. Как говорила мама - трясли стариной. Созывали группу и устраивали концерты у друзей в барах и кабаках. И о себе напоминали и друзьям зарабатывать помогали.       - А ты?       - Я? – вспоминал свое участие, - был на подхвате, - улыбаюсь, - заменял тех, кто не пришел по личным обстоятельствам. Мог быть на клавишах, мог за барабанной установкой, даже маму на вокале подменял. Она как-то раз с ларингитом слегла и ездила с нами молча, не разговаривая. А я за нее пел.       - Интересное у вас детство, Поттер, - отпивает из чашки Квирелл, - счастливое, - а в голосе нотки печали и боли. Что-то его тяготит и обременяет. И словно забывшись он перестает заикаться, а может, и делает он это для того, чтобы показаться не таким, какой он на самом деле.       - Не жалуюсь, профессор.       - Мик, а если тебе к Филиусу в хор попроситься? Всяко лучше, чем просто каникулы в замке проводить. Он тебя быстро взбодрит! – предложила мне декан, спросив: - какой у тебя диапазон, сколько октав?       - Как говорит мама, у меня от 3 до 3,5 октав. По ее словам, это высокого уровня диапазон профессионального вокалиста. Но, скорее всего у меня он снизился до 2,5 или 3. Давно не практиковался. Да и пою я реже, чем играю. В основном на скрипке или виолончели. Но, опять же, руки за эти пол года не помнят. Надо вспоминать.       - Вспомните, Поттер.       - Да, надо вспомнить, Михаэль, - поддерживает профессор Снейп. И спрашивает про мое настроение: - как вы? Успокоились? Или еще чем покрепче успокоить? – предлагает плеснуть виски в чай, в шутку, но декан на него осуждающе смотрит, - шучу я. Идите к себе, Михаэль. Проводите друзей и топайте к Филиусу.       - Я провожу, - говорит Квирелл, - мне с Поттером пообщаться надо, наедине. По учебе, - говорит мне профессор и ведет из кабинета зельеварения по коридору в подземелья факультета. А когда мы отошли на пару оконных пролетов, я спросил, о чем он хотел поговорить. Профессор сказал: - как ваши сны, Михаэль? Не накрывает больше? - а я и хочу спросить и боюсь одновременно. Вдруг, мне снится кто-то страшный и опасный, замышляющий порабощение или уничтожения мира, а я скрываю и умалчиваю. Получается, я буду как пассивный участник, умалчивающий о назревающем терроре и хаосе. Профессор же настаивал: - Поттер, я не скажу, могу клятву принести, надо?       - Нет. Я вам верю, профессор, - и почему-то я правда ему верю. Он не скажет, поэтому сказал: - мне снится другой сон. Тот, с зелёными вспышками отошёл в прошлое. А снится мне некий кабинет, с плотно задёрнутыми шторами, на стенах висят и переговариваются между собой портреты, а в кабинете происходит собрание мрачных, хмурых и скорее всего темных волшебников. Они закутаны в черные балахоны, на груди у каждого из них висит маска-скелет, - на этих слова Квирелл шарахнулся в сторону, значит, эта организация ему известна и я кажется прав, они – темные. Но, продолжал:       - А во главе стола еще более мрачный мужчина. Молодой, на вид лет двадцать пять – тридцать. Холодные, пробирающие до мурашек и липкого пота алые глаза, сдвинутые к переносице тонкие брови, каштановые волосы, бледная кожа, как аристократ, утончен и изящен. Но, красота эта хищная, опасная. Как у змеи, - и улыбка сама собой окрасила губы, - мне этот волшебник напомнил красивейшую и смертоноснейшую змею, черную мамбу, от укуса которой не спрятаться и не скрыться, почти мгновенная смерть.       - Интересное сравнение, Михаэль. И что этот волшебник?       - А ничего. Вижу его алые глаза и просыпаюсь. И не знаю кто и когда? В будущем? В прошлом? В настоящем? Кто он? Как зовут и кто все те волшебники его окружающие? – запускаю пальцы в волосы и тяжко вздыхаю. Говорю, что этот сон снится мне с той же периодичностью, что и предыдущий. Но, к моему великому сожалению, профессор в этот раз не помог и не рассказал о загадочном собрании и мужчине, вселяющим холод и страх одним лишь своим взглядом. Хотя, он в курсе, знает, кто тот глава и все те волшебники за столом. А почему не говорит? У профессора на это свои причины.       Пока разговаривали, уже пришли к подземелью факультета. Мне пожелали хорошего вечера и напомнили про важность школьного хора. Профессор сказал, что я привнесу в хор некую изюминку. И намек явно на стиль в музыке. Надо послушать, что они поют, играют, а потом предложить свое видение этого произведения. А пока я шел помогать Геру и девочкам собирать вещи домой. Ведь уже завтра утром они уедут. Друзья мне сочувствовали и предлагали тайно утащить в чемоданах к родным. Я отшутился:       - Если только по частям, - показал на чемоданы, - целиком я не влезу, - хохотнули и пообещали друг другу, что следующее Рождество мы обязательно все проведем так, как хочется нам, а не какому-то бородатому уничтожителю мармелада. А потом я пошел к профессору Флитвику, по совету декана.       Нашел я его в большом зале и они как раз с хором репетировали гимн школы на Рождественское мероприятие. И скажу я банально и скучно. Начинается с простого перебора колокольчиков и вступления солиста, потом партия на треугольниках, перебор клавиш, и дальше пение, усиливающееся хором и духовыми инструментами. Ну, небольшой накал в вокале, выше и протяжнее. А так все в одном стиле, и закончилось кваканьем жаб.       - Мик! – заметил меня профессор, - что привело к нам на репетицию? – спросил профессор, а с усмешкой на меня смотрит Голдштейн и Бут. Сказал:       - Декан сказала, что вам пригодятся мои музыкальные способности, - тут же Голдштейн решил выпендриться, спросил, на чем я играю, на губной гармошке или же на балалайке, а может на треугольнике или колокольчике, ответил: - легче сказать на чем я не играю, - тут же у когтевранца улетучилась улыбка, - с моими-то родителями музыкантами что я только в руках не держал. И мне без надобности посещать платные кружки в школе, когда есть друзья-музыканты, разных стилей и направлений, они лучше всяких учителей.       - И? Какие же инструменты в твоем репертуаре, Мик?       - Кроме духовых, практически все основные, - когтевранцы и их декан прихуели слегка, как бы сказал дядя Зигмунд. Челюсть чуть не потеряли, - струнные – гитары, как бас, так и соло. Дальше смычковые, отдаю предпочтение скрипке, но мама больше любит виолончель в моем исполнении, но сердцу ближе клавишные, могу и за барабанную установку сесть, вообще без проблем.       - Вау! – сказала девочка с Гриффиндора, не знаю имени, но нашивку и галстук рассмотрел.       - И это в тринадцать? – поражался декан воронов.       - Мне мама с папой подарили на пять лет первую гитару с колонками и звуковой установкой, а дядя Зигмунд фыркнул и потащил меня к себе, показал на орган и сказал - владей. Клавиши мне больше греют душу. Так что…       - А голос? – уже смиренно спросил Энтони.       - 3 или 3,5 октавы были до школы, а сейчас не знаю.       - Проверим? – предложил профессор и я запел ту самую песню, которую они репетировали.       Меня слушали с замиранием. А потом признали, 3 октавы мои по праву. В хор взяли, за клавиши посадили и спросили о стиле, а я и сказал, утяжелить бы, будет отрыв башки и разрыв стереотипов. Добавить гитарные партии, скрипку на переборы и заменить мальчиковый вокал на женское пение, а парня с низким голосом поставить на бэках. Декану воронов зашла идея, он даже про каких-то «Ведуний» сказал, что есть группа, играющая в таком стиле. Надо заценить.       В комнату вернулся в приподнятом настроении. Спать лег с улыбкой. А проснулся не злым и желающим всем медленной и мучительной смерти, а добрым и довольным. У меня появилось в стенах школы еще одно развлечение – музыка. Проводил друзей до поезда, пообещал написать, как тут мне сидится и развлекается за счет директора, а потом пошел в школу. По пути видел лесника Хагрида, подошёл поздороваться. Он как раз общался с каким-то животным, и не сразу понял, что это единорог. Белоснежная шкура, развевающаяся серебряная грива и рог. Копыта стучат, как по паркету каблуки.       - Вау! – шепот и на меня смотрит провал черного глаза, зверь моргнул и замер, как и я. Не шевелился и Хагрид. Смотрел на меня и зверя, который раздувал ноздри и принюхивался, решал подойти или ускакать в глубь леса. И спустя долгих пять минут зверь сделал шаг и шаг, и приблизился, смотря на меня не мигая. А потом развернулся и обдав меня своей гривой ушел, цокая и фыркая.       - Михаэль, - рука лесника на моей макушке, треплет по волосам, - вожак признал тебя достойным волшебником, - я ничего не сказал, лишь кивнул, - и оставил тебе подарок, - показал на одежду, а там волосы единорога, - прими и сделай оберег тому, кто не безразличен.       Кому? Кто мне не безразличен. Несколько волосков и трое в этой школе греют сердце и душу. Это: - декан, профессор Снейп и профессор Квирелл. Оберег, говорите? Ладно, есть у меня тот, кому не помешала бы поддержка мифического волшебного существа. Его я сделаю из своих волос и единорожьих и преподнесу, как подарок на день рожденья. Надеюсь, хоть на время, мои волосы, отмеченные смертью и волосы единорога символизирующие жизнь - продлят жизнь профессора.