Трафарет

Никто не скажет, верно ли ты поступил или нет, пока не столкнешься с последствиями. Shingeki no Kyojin.

— Что мне прикажете делать? — возмущенный голос с нотками отчаяния разносится по небольшому, но плотно обставленному кабинету. Мужчина чинно заламывает руки и возводит взгляд к потолку. Может, белые флуоресцентные лампы смогут дать ответ? Те глухо позвякивают, в идеальной тишине, в которой не добиться в мегаполисе, их почти невозможно услышать. — Ваш запах проявляется только во время стресса, верно? Мужчина фыркает, снова начинает теребить свои пальцы, а затем, краснея пуще прежнего, пытается немного ослабить узел черно-белого галстука. — Нет, госпожа Кодзи, при любом выплеске эмоций. Жена же знала, что во время секса со мной часто такое случается. Но за четыре года отношений я думал, она привыкла. И знаете, что она говорит мне вчера? Черные глаза-бусинки впиваются отчаянно в чужое лицо. Ищут сочувствия и поддержку, но встречают холодное спокойствие. — Что же, господин Тамура? — госпожа Кодзи вежливо поддерживает диалог. — Что ей надоело, моей Эри надоело со мной! Нюхать меня, — черный кончик носа странно шевелится и, кажется, улавливает какой-то неприятный запах. Хотя собственный запах Тамура почти не замечает. — Чем у вас пахнет? — Ремонт сверху, пилят трубы, — тяжело вздыхает женщина, поменяв позу. Тамуро морщится, достает платок из нагрудного кармана и картинно прикладывает к носу. Госпожа Кодзи остается беспристрастной, когда мужчина снова и снова жалуется на запах. Попеременно с проблемами в семейной жизни. — Я не виноват, это моя причуда, — сдается он, отбрасывая платок. Тот стремительно спикирует вниз. Кодзи пару секунд смотрит на него прежде, чем вернуть взгляд на высокий лоб Тамуро. — Скунсы имеют в своем арсенале неплохую защиту, — соглашается женщина, и взгляд ее снова ускользает от мужчины. — Я никогда не использовал свою причуду во вред, я не такой, как эти, решившие сыграть в героев. — Не нравятся герои? — После большего расформирования этих… — он проглатывает бранные слова, — стало жить легче. Злодеев пересажали и спасибо. — Но пересажали герои. — Пересажала их Япония и власти. Жаль, что не ввели смертную казнь. Вы ведь застали бойню при Токио? — Да, — просто кивает Кодзи. — Но давайте вернемся к вам. У вашей жены причуда — ветер… — Она может вызывать небольшой порыв ветра, помогает, когда кондиционер не работает, — фыркает представитель ярко выраженной причуды. — Но как мне сохранить брак, Изуми? Я не могу контролировать то, что естественно. Можете. Но Изуми молчит. Она даже не поправляет его, когда Тамуро снова называет ее по имени. На сегодня это третий пациент и спина потихоньку начинает ныть от долгого сидения, а ноги спешат подальше унести нос от зловония, что источает Тамуро, толком не пользуясь своими силами. — Приходите, пожалуйста, в следующий раз с госпожой Тамуро, — поднимается со своего места Кодзи, стараясь держать на лице дружелюбную улыбку. — Как, уже все? — оглядывается мужчина на висящие позади него часы. Те показывают ровно восемь. Он скисает, плечи поникают, но тут же Тамуро оказывается на ногах, морща нос. — Вам бы в другой офис переехать, Изуми, — уже у выхода советует пациент, на что женщина только кивает. — Госпожа Кодзи, господин Тамуро. Доброго вечера, — желает напоследок, а затем дверь резко закрывается прямо перед носом Тамуро. Изуми спешит к окну и, открыв настежь, вдыхает полной грудью. Ей казалось, что вот-вот, и можно попрощаться с ланчем. Господин Тамуро приходит в шесть вечера уже в четвертый раз, всегда по пятницам, не опаздывая, и платит наличкой в начале сеанса. В первый раз Кодзи вытошнило прямо посреди беседы, благо, она успела выскочить в коридор. На третий раз она додумалась капать себе парфюм прямо над губой. Немного, но помогало. Закрыв глаза, Кодзи снова делает глубокий ровный вдох. Осень глубоко поселилась на улочках, перепуталась в многоэтажках и упала на подоконники холодом и сыростью. Ветер отступает и наступает с переменным успехом, эти пару минут, что было открыто окно, он играет в ногах и умудряется столкнуть с небольшого добротного стола пару листов. Изуми резко захлопывает доступ к себе в кабинет незваным гостям и вздыхает. Пару секунд уходят на то, чтобы скинуть листы обратно, но время бежит и бежит, и вот Кодзи делает последнюю заметку в блокнот, засовывает его поглубже в кожаную черную сумку и накидывает пальто. Как штрих — шляпа на голову, с полями, такая же черная, в тон сумки и верхней одежде, плотно скрывающая лицо при должном углу обзора. Ключи позвякивают в руке и Изуми, быстро оглядывая кабинет с двумя шкафами, заставленными книгами и статуэтками, столом, мягкими креслами и кушеткой в углу, прямо возле какого-то антикварного светильника, убеждается, что ничего не забыла и открывает дверь. Первая мысль — захлопнуть обратно. Она до посинения вцепляется в металлическую ручку, искренне не понимая, как поступить. — Добрый вечер, Изуми, — начинают говорить с ней первыми, отчего Кодзи почти икает от знакомого голоса. — Старатель, — чуть кланяется девушка, выражая предельную степень вежливости. — Ну, ладно тебе, — тепло улыбается Старатель, отталкиваясь бедрами от подоконника. Кодзи старается спиной лишний раз не поворачиваться. Вообще-то Старателю она доверяла больше, чем другим героям, но Энджи Тодороки возле ее кабинета всегда вызывал ступор. Который, впрочем, достаточно быстро проходит. — Закончила? — Как видите, — перехватывает удобнее сумку Изуми, делая первые шаги вглубь коридоров. Все пять этажей нового здания в тихом районе Токио удивительно однотипные с их узкими коридорами и большими окнами. Заблудиться — раз плюнуть, радует только, что ушей лишних пока маловато. Какие-то арендодатели еще делали ремонт, другие, такие как Кодзи, заехали сразу, но большинство помещений под офисы еще не сданы. — Как идут успехи в работе? Не устала быть психотерапевтом? — Я отучилась на это, господин Тодороки, — поправляет мужчину Кодзи, второй раз нажимая кнопку лифта. — В UA ты тоже обучалась. — Меня выгнали на втором курсе, недостаточно геройствовала, если вы помните. — Твои навыки могут пригодиться. — Или не могут, кому как идет, — пожимает плечами психотерапевт и нажимает кнопку в третий раз. — Эмпатия — редкая причуда, — кивает Энджи, складывая руки на груди. — И полезная. — При допросах. Тодороки не отвечает. Они заходят в лифт, тот бренчит какой-то веселой безликой музыкой, пока до Кодзи потихоньку доходит, зачем бывший Герой-Номер-Один нагрянул к ней в гости. — Что-то с Шото? — уже выходя из лифта, вежливо интересуется Кодзи. — Нет, на удивление, прошлая терапия помогла нам принять… наши недостатки. — Вы так и не позволили провести семейную, — шпилькой вставляет Изуми, прикладывая пропуск. Улица встречает их вечерней мглой. Уже стемнело, но в больших городах почти никогда не бывает по-настоящему темно. Пару лет назад, когда Шигараки Томура посеял хаос в жизнь каждого человека, к свету относятся иначе. — Тогда зачем вы пришли ко мне, господин Тодороки? От дел вы отошли, теперь, насколько мне известно, Шото главный. Неужели захотелось проработать старые травмы? — она почти фыркает, но вовремя замолкает и даже останавливается. Её выражение лица рассмотреть сложно, поля накладывают причудливые тени на молодое лицо, но, Кодзи уверена, Тодороки видит ее насквозь, как чертов рентген. И что-то в лице Энджи неуловимо меняется. — Я не за себя пришел говорить. — Нет, — не думая и секунды тут же отрезает Изуми. Небольшие каблучки по плитке стучат быстрее. Она пытается почти убежать от Тодороки, но тот двумя шагами настигает жертву, лишая ее пути отхода. Кодзи хмурится, складка прорезает переносицу, она шмыгает носом и воинственно глядит на Старателя. — Изуми, ты ведь советовала. — Мы договорились с вами, — напоминает холодным голосом психотерапевт, отзеркаливая позу собеседника. — Я помогаю студентам UA преодолеть кризис на третьем курсе и больше мы не встречаемся. — Я хорошо тебе заплачу. — Мне хватает денег, — упрямо стоит на своем Кодзи. — Ты сама приходила к нему в больницу, — напоминает Старатель, хмуря брови. — И вы меня к нему не пустили. Напомните, но это было около двух лет назад? Он тогда в коме лежал, после его стычки с Шото. — Он не умер. — О, я в курсе, — окончательно выходит из себя Изуми и шагает прямо на Старателя. Обходит по дуге, матерясь сквозь зубы. — Ты помогла Шото преодолеть барьер, — не отступает от своего Тодороки. — Ваш младший сын сам все сделал, разговаривая вы с ним чаще, понимание пришло быстрее. — Одними разговорами не поможешь. — Возьму честь освежить вашу память, господин Тодороки, — резко оборачивается Изуми, но скорость не сбавляет, — я могу помочь только разговорами. Энджи замирает у автобусной остановке. Изуми пышет гневом и чем-то еще, чего сама не может понять. Сжимает губы сильнее, краем глаза наблюдая, как мужчина устало усаживается на холодную скамью, складывая руки в замок. Как назло, в ближайшие десять минут не будет ни одного автобуса. — Я не смогу, — тихо-тихо выговаривает Кодзи, зная прекрасно, что Старатель ее услышит. — Он ни с кем не разговаривает, — подумав, Энджи поправляет, — он выводит каждого из себя. То молчит, то несет какую-то ахинею. — А вы? — А что я? — Говорили с ним, — оборачивается Кодзи, впиваясь взглядом зеленых глаз в мужчину. Старатель пару секунд молчит. Очень долгих пару секунд, потому что Изуми искренне удивляется, почему этот великий, лично по ее мнению, герой не может сесть за стол переговоров со своим старшим сыном. А потом вспоминает. Морщится и отводит взгляд, натягивая шляпу ниже, почти на нос. — Он не говорит ни с кем из нас. Мы пытались, но Тойя либо уходит в себя, либо красноречиво протестует. Изуми выдыхает. Сизое облачко пара зависает прямо перед лицом и Кодзи кажется, что самый плохой сон стучится об черепную коробку. Проснуться сил нет. — Вам нужно лишь понять, господин Тодороки, что Тойя мертв, — психотерапевт перехватывает сумку, делает шаг навстречу медленно подъезжающему, словно в насмешку, автобусу, — есть только Даби. — Никто точно не знает, — Старатель встает, Изуми не видит, но чувствует, как прожигают ее спину долгим взглядом. — Вы были хорошими друзьями в детстве, Изуми, возможно, лишь возможно, стоит попытаться вытащить моего старшего сына из лап безумия. Кодзи встает на первую ступеньку автобуса. Взглядом встречается с водителем, ошарашенно уставившимся на Энджи Тодороки, и оборачивается. — Я вам позвоню, — обещает Кодзи прежде, чем дверь в автобус захлопывается, отрезая холод улицы и Старателя, теперь обычного мирного жителя, у которого до смешного простые мечты.