Люди любят дешевый обман, если это оправдывает их слабость. Dr. Stone.
— Сестренка Изуми, — врывается голос всполохами, трясущийся, перепуганный и писклявый, — там братишка Тойя… Слезы катятся по бледным щекам, серые глаза излучают страх. — Что случилось? — Кодзи замирает у распахнутой двери, смотрит на Фуюми, и та дрожащей рукой указывает куда-то в сторону. Они бегут. Верх-верх-верх, дорога совсем не запоминается. Возле поместья Тодороки Кодзи тормозит, спотыкается и чуть не падает, но вовремя успевает сбалансировать и понестись с новыми силами до начала забора. Она видит чужую фигурку, знакомую, скрюченную то ли от боли, то ли… — Тойя! — во всю мощь легких выкрикивает Кодзи. На ее голос оборачиваются. Изуми едва успевает затормозить, чтобы не врезаться в мальчишку. Взгляд шарит по бледному лицу, по белым волосам, по трусящимся рукам. — Фуюми, — рявкает зло Тойя, глядя куда-то за спину Кодзи, — кто тебя вообще просил? Ты — мелкая дрянь… — Перестань, — звучит голос Изуми, и она двигается чуть вбок, прикрывая своей фигурой чужую. — Пожалуйста, Тойя. Взгляд голубых глаз обжигает. Он смотрит хмуро, зло, яростно. Готов призвать причуду, но сдерживается почему-то. — Уходи, — тихо выплевывает мальчишка и, опираясь одной рукой на забор, медленно бредет к воротам. — Не уйду, — не соглашается Изуми, преграждая мальчишке дорогу. — Обопрись на меня. — Чего ты не понимаешь, Иззи? — возмущается Тойя, и злость вспыхивает в нем по-новой. — Ты чего ко мне прицепилась? Ты мне не нужна! Никто не нужен, ясно? — Посмотри, что с тобой, — кричат на него в ответ. Кодзи не боится. Делает смелый шаг к мальчишке, задирает его кофту и охает. Его кожа… его кожа покрыта свежими ожогами. Некоторые кровоточат, на некоторых образовались пузыри, много, росчерками, страшно. — Отвали от меня, психованная, — Тойя отталкивает от себя, даже заносит руку для удара. Но не опускает. Изуми удивленно смотрит на него, на кулак, и улыбается вдруг так нежно-нежно. — Тойя, — зовет уже не та Изуми Кодзи, школьница, которая испугалась и отступила. Изуми видит себя, видит Тойю, мальчишку, напуганного, злого, брошенного. Он глядит исподлобья, настороженно и внимательно, ждет чего-то. — Ты сильнее всех, Тойя, — проносятся мимо ее слова, и черты Тойи искажаются. — Ты так не думаешь, — фыркает тот, другой, которого зовут Даби. — Ты считаешь, что Шото сильней. — Разве есть разница, кто из вас царь горы? — Для меня — есть, — синий вспыхивает в глазах Даби, разносится по пространству, окутывает малышку Фуюми, дом Тодороки и саму Кодзи. Изуми чувствует, как ей становится больно. Нестерпимо гореть живьем и она кричит, кричит, кричит, пока земля, воздух, само мироздание трясет. — Изуми! Голос Шото тормошит ее, вытягивает из синего. Кодзи подрывается, из-за чего чуть не лишает младшего Тодороки носа и тяжело дышит, прикладывая ладонь к бешено бьющемуся сердцу. — Вот же черт, — выдыхает психотерапевт, рассеянным взглядом скользит по просыпающемуся городу за окном, бумагам на столе и распластавшемся под ней Шото. — Кошмар? — подозрительно хмурится Тодороки, замирая. — Я будто… горела живьем. Изуми смахивает испарину со лба. Сердце постепенно успокаивается, мозг включается с раза третьего или четвертого, анализируя ситуацию. — Извини, — летит тихо от Шото, из-за чего Кодзи невольно вздрагивает. — Мне часто снится та битва… — Когда ты свой белый огонь призвал и победил Даби? — хмурится сильнее психотерапевт. — Да. Изуми кивает. Она никогда не горела заживо, но ощущение, как кожа буквально плавится… Невольно Кодзи проводит по своим плечам, удостоверяясь, что цела. — Я не хотел, — еще раз выдыхает Тодороки и его руки, за неимением другого, ложатся на чужие бедра. И тут до обоих доходит. Изуми вздрагивает, понимая, что буквально сидит на бедрах героя верхом, да и спали они эту ночь вместе, да и… Вот же… — Шо-то-о, — распахивается дверь настежь, и в проеме показывается фигура Старателя. … блять. Они встречаются взглядами, Кодзи с головы до ног пробивает дрожь, она в ту же секунду пытается слезть с Тодороки, неловко завозившись и чуть не рухнув с дивана. Благо, реакция героя была куда лучше, он только сильнее фиксирует руками чужие бедра на себе и, такой же ошарашенный и удивленный, фыркает о том, что двери придуманы не случайно. — Ну, да, — кивает не менее опешивший Энджи Тодороки, а затем отводит взгляд. — Приводите себя оба в порядок и ко мне в кабинет. Дверь закрывается. Воцарившаяся тишина шипит раскаленными нервами. Изуми впивается в чужие пальцы своими, блокирует эмоции и смотрит в лицо Шото испуганно и потерянно. — Это будет ему уроком, — тихо говорит Тодороки, и убирает руки, не мешая Кодзи выползти из чужих объятий. — Какой ужас, — хватается за голову психотерапевт, поправляя футболку. Взгляд падает на голый торс героя. Она тут же закатывает глаза, закрывает их, ожидая, пока Тодороки наденет рубашку. В голове всполохами пролетает ночь, чужие и свои эмоции, сон. Изуми с благодарностью принимает стакан с водой, приглаживает волосы, в сумке находит зеркальце и, так как то не покрывается трещинами, убеждается, что все не настолько плохо. В молчании они собираются и, только раз пересекаясь взглядами, выходят из кабинета Шото, чтобы дойти до соседнего. Тодороки стучит прежде, чем войти. Кабинет Старателя все тот же, да и сам Энджи, пусть и не носит сейчас геройский костюм, выглядит очень органично за собственным столом. Изуми старается держаться чуть позади уверенного и даже немного расслабленного Шото. Еще немного, и она вцепится в его руку, но тормозит прежде, вспоминая, что они все взрослые люди и Энджи Тодороки точно поймет и… — Доброе утро, — начинает говорить медленно Старатель, и заторможенность от увиденного все еще отражается в нем. — Доброе, — кивает Шото, настораживаясь. — Что случилось? — Рассвет объявился, — Энджи указывает им на кресла напротив стола. — Вышло объявление. — Какое? — Вам не понравится, — тихо сообщает Старатель, украдкой поглядывая на сына. Кодзи напрягается. Чуть склоняет голову, просит продолжить, а лучше показать, конечно, но перед тем, как видео на телефоне начинает проигрываться, Старатель внимательным взглядом сканирует обоих. — Вы встречаетесь? — с подозрением тянет отец Шото. Если бы можно было включить субтитры, неловкость и нецензурщина преобладали бы. Изуми открывает рот, чтобы уж точно откреститься от всякого, но ровный голос пригвождает ее к месту. — Не твое дело, отец, — холодно сообщает Шото. Энджи только кивает, краем глаза отмечая подзависшую Кодзи. — Нет, господин Тодороки, — хмурится сильнее Изуми, попеременно глядя то на сына, то на отца. — Вам не о чем беспокоиться. — Изуми, — тихо фыркает Шото. — Я не волнуюсь, — заверяет отстраненно Старатель и включает видео. — Это ваши жизни и ваши ошибки. Мудро. Изуми кивает, концентрируется на видеоролике, понимая, что личные проблемы ой как далеко не на первом месте. — Рассвет — организация против злодейств. Мы за мирных граждан, мы пытаемся предотвратить безумства, опасности, нестабильности. Семьи простых людей страдают от рук злодеев, а герои… а что они? Только голос. Тихий, мужской, но уверенный и ровный. Точно знает, что говорит, но не читает написанный текст. Идет от сердца. А на видео мелькают фотографии с мест преступлений, разрушенные Шигараки города, падение Один-за-Всех, плачущие дети и огонь. — Мы забываем, что те, кто виновен в гибели сотен людей еще живы. Они дышат, в отличие от ваших близких, едят за наши налоги, содержатся в тепле, пользуются благами цивилизации. Разве они заслужили такое? Разве они заслужили жизни? Картинки меняются. По ту сторону фотографии из различных судов над различными злодеями. Мелькает и фотография Даби. — Некоторым из них предоставляют медицинскую и психологическую помощь, — на этой фразе начинают мелькать досье врачей, медсестер, социальных работников и психологов. — Мы понимаем, о, конечно, понимаем, что доктора обязаны спасать жизни всем людям, как и герои. Но вот в чем загвоздка, а люди ли это? И еще, и еще… Голос говорит и говорит, заставляя Кодзи дышать через раз. Ее бьет холодный пот, когда голос, усмехнувшись, крупным планом представляет фотографию Даби. — И даже небезызвестный сын Старателя, Тойя Тодороки, обзавелся своим личным психологом, — по ту сторону мутное, но узнаваемое лицо Изуми, выходящей из своего офиса. — За что же ему такое право? А недавняя операция Пятна? Стоматолог приехал лично к нему. И дальше, и дальше. Про самых устрашающих злодеев, про то, как их содержат. Но не где. — Мы лишь хотим, чтобы вы знали правду. Чтобы вы выбирали, что делать с такими, как они. С теми, у кого был выбор и они пошли по темной стороне. Они чувствовали власть, упивались убийствами, наслаждались преступлениями, от которых вы страдали. Не пора ли воздать им по заслугам? Не пора ли взять власть над такими злодеями в свои руки? Кодзи выдыхает, когда видео заканчивается. Последний кадр — Мидория Изуку с поднятой рукой верх. Последняя фотография юного героя. — Видео набрало три миллиона просмотра за первые полчаса, — ровно выдает Старатель. — Его удаляют, но все равно оно всплывает. — Люди не пойдут за ним, — задумчиво тянет Шото. — Слишком неясная мотивация. — Не скажи, — качает головой Кодзи, пересекаясь взглядом с Шото. — Люди еще оправляются от удара Одного-за-Всех. Их ненависть никуда не делась, ни во что не вылилась. Когда проходили суды, были забастовки. Народ требовал ввести смертную казнь. — Да, было проблематично отговорить правительство от этой идеи, — подтверждает Старатель, вспоминая с дрожью какие-то девять месяцев назад. — Они не отказались до конца, — напоминает Шото и хмурится. — Ваша речь о том, что пролито и так много крови, конечно, пыл поубавила, — кивает Изуми, поглядывая на Старателя, — но ничего не изменила. Они захотят отомстить. И если кто-то кровожадный возглавит народ, то придется туго. Изуми проваливается в собственные думы. Летом грядут выборы, многие министры, ровно как и герои, сложили свои полномочия, и хоть сейчас жизнь немного устаканилась, но недовольств много. Ее пациенты часто жалуются на правительство, на экономику, хватаются за головы, когда вводят новый закон о разрешении продажи и использования универсального оружия для самозащиты и защиты своих территорий. Было много промахов, много несогласий, и теперь, кто-то достаточно сообразительный, может объединить и сыграть на этих неудовлетворенностях свою игру. — Мне нужно домой, — тихо заявляет Изуми, устало поднимаясь с удобного кресла. — Я провожу. — Боишься, что на меня нападет Рассвет? — усмехается уголками губ Изуми, и взглядом впирается в Старателя. — Они уже знают, кто я. Максимум, что может быть, если от меня уйдет парочка пациентов. Не страшно. Господин Тодороки? Старатель поднимает усталый взгляд, глядит внимательно, упрямо. — Еще не решил. — Нужно все-таки закончить терапию, — неуверенно тянет Кодзи, но затем, выпрямляясь, упрямо впирается в героя взглядом. — Едем завтра, как обычно. Могу пообещать, что не буду выкидывать никакие фокусы и не давать никому больше эти чертовы тревожные кнопки. Энджи кивает, будто у него есть выбор. Бросает короткий взгляд на младшего сына и замечает то, что старался не замечать. Шото усмехается, пожимает плечами, мол, сам решай, отец, а я тут ни при чем. — Заеду завтра. Изуми победно хлопает в ладони и улыбается. Уже у лифта замирает напротив вышедшего с ней Шото. Тот, с пятном на рубашке, неловко чешет затылок, подыскивая какие-то правильные слова. — Все будет хорошо, Шото, — улыбается Изуми, кивая. — Не переживай за всех людей. — Я и не за всех переживаю, Изуми, — не соглашается с чужим настроением Шото, когда они входят в лифт. Тот тормозит по пути вниз, впускает к себе в объятия замершего Кейго. Ястреб сначала не спешит входить, но потом пересекает порог, приваливаясь спиной к закрывшейся двери. Растягивает губы в улыбке, внимательно сканирует взглядом сначала Тодороки, затем Кодзи. — Видео уже просмотрено, да? — уточняет Таками, складывая руки на груди. — Нужно выяснить, откуда был записан источник и… — Думаю, Шото, — перебивает старший, немного морщась от этого, — нужно для начала обезопасить мирных, засветившихся на видео. Изуми фыркает, чувствуя, как Тодороки чуть оборачивается к ней. — Я же сказала, что ничего не будет. — Ты знаешь, где содержится Даби, — напоминает Ястреб. Дверь распахивается, они выходят из лифта в широкий вестибюль, полный света и зелени. — Если не забыл, я имею причуду, — фыркает Кодзи. — К чему мне лишний дозор? — Чувствовать, как кто-то упивается твоей болью, не лучшая причуда, Изуми, — встает на другую сторону Тодороки, заставляя психотерапевта чуть сбить шаг. — Шото… — Не выходи сегодня из дома, — просит Шото, игнорируя усмехающегося рядом Кейго. Изуми не спорит. На улице холод кусает за щеки, заставляя прибавить шаг до автомобиля. — Эй, Кодзи, — окликает Таками, краем глаза следя за Тодороки, — напиши на своем сайте обращение о том, что не ведешь больше Даби. Вот тебе мой совет. — Если я подтвержу информацию… — Это всего лишь совет, — пожимает плечами Ястреб, собираясь идти явно в другую сторону. — Но я бы открестился от подобного. — Я не ты, Кейго, — Изуми открывает дверцу и сильнее, чем обычно, захлопывает, усаживаясь еще в не прогревшийся салон. Наблюдает, как Таками быстрым шагом растворяется в улицах, сливаясь с окружающим миром. Прямо хамелеон, а не Ястреб. — В его словах есть рациональное зерно, — заводит машину Шото и медленно выруливает. — Пусть поклюет, — отмахивается от советов Кодзи, и до дома молчит, не решаясь взглянуть на Тодороки. Тот повторно просит не выходить сегодня никуда, психотерапевт только кивает, закрывая входную дверь даже на цепочку. Постепенно головная боль усиливается, она пьет таблетки, ложится на кровать и серый потолок вдруг кажется таким пресным. На секунду мелькает мысль о том, что, возможно, Рассвет не делает что-то страшное. Такой переполох из-за видео, но почему? Новые сильные злодеи или злодейские группировки больше не показываются, Рассвет первый, кто после Шигараки так открыто высказывает свою оппозицию. Страх. Изуми усмехается, вспоминая неплохую, действующую манипуляцию.***
Приходится встать пораньше. Изуми одевается, как герой какого-то фильма про мафию двадцатых в Чикаго, даже шляпу такую же находит в закромах гардероба и, пока такси неспешно катит ее по улицам, прикидывает, что сказать. Как себя вести. Что говорить. Как правильно выстроить в сложившейся ситуации коммуникации. Со всей дружной семьей Тодороки. Я у входа, - летит смс-ка на номер Фуюми. Фуюми открывает ей дверь. Все еще в мягкой пижаме, она улыбается, чуть кланяется, проходит взглядом по длинному серому пальто и, кажется, немного удивляется. — Не знаю, помогу ли с этим, — она вытаскивает два конверта до того быстро, что Кодзи не успевает понять, как они оказываются у нее в руках. Один подписанный для Даби, другой для Тойи. — Спасибо, Фуюми, я очень благодарна, — искренне улыбается Изуми, и взгляд ее падает на фигуру, появившуюся в дверях. Всего секунда, прежде чем до Изуми доходит, что она поступает невежливо, разглядывает пристально, настороженно. Рей Тодороки смотрит на нее отчего-то грустно. В детстве, как помнит Кодзи, госпожа Тодороки улыбалась часто, отчего ямочки на щеках появлялись. Сейчас же… — Госпожа Тодороки, — тихо приветствует психотерапевт, кланяясь. — Доброе утро. — Доброе, — эхом повторяет Рей и делает шаг к гостье. — Изуми, рада видеть тебя. Это не взаимно, потому Кодзи молчит. Сжимает губы плотнее, настораживаясь. — Ты написала Даби письма? — хмурится Рей, обращаясь к дочери. — Мам, пожалуйста, не говори никому… — Госпожа Тодороки, это нужно для терапии и… Рей поднимает руку, призывая к молчанию. Просит Фуюми оставить их одних и позвать отца. Тодороки, бросая быстрый взгляд на Кодзи, уходит, но не спешит выполнять поручение матери. — Я вас слушаю, — отстраненно замечает Кодзи, когда фигурка Фуюми скрывается за раздвижной дверью. Серые глаза Рей излучают надежду. Она делает еще шаг, отчего Изуми невольно отшатывается, чем заставляет скорбно усмехнуться женщину. — Я тоже хочу написать сыну. Увидеть его. Удивление жирно ложится на лицо психотерапевта. Пару секунд она смотрит на Тодороки, на ее трепетную надежду во всей фигуре. Мысли начинают биться быстрее, разворачивают карту лечения, уходят далеко и возвращаются неприятным осадком. — Пока я не могу вам этого обещать, но вскоре, возможно, я смогу передать… — Что передать? — Старатель показывается оттуда же, куда вышла Фуюми. Уже полностью одетый, он смотрит на женщин и ищет опасность, угрозу. Расслабляется, когда видит Изуми. Вглядывается в нее. — Передать привет Даби, господин Тодороки, — выруливает в нужное русло Изуми, улыбаясь. — Доброе утро. — Ты рано, — недоверчиво хмурит брови Энджи, поглядывая украдкой на жену. — Все в порядке? — Быстрее начнем, быстрее окончим, — заученно и устало улыбается Кодзи. Старатель кивает, достает свой телефон и что-то быстро печатает, пока Рей внимательно смотрит на Кодзи. Психотерапевт чувствует чужой взгляд, но ничего не отвечает. Еще рано. — Хорошего дня, госпожа Тодороки, — кланяется Изуми и выходит первой на мороз. Уже в машине Старатель, впиваясь тяжелым взглядом в задумчивого психотерапевта, озвучивает свою мысль. — Она хочет с ним поговорить, но, боюсь, это только ухудшит ситуацию. — Так и есть, — подтверждает чужие мысли Изуми, глядя исключительно в окно. — Пока не время. Но, возможно… — Возможно, — кивает просто Старатель и до конца поездки они молчат, погруженные каждый в свои тревожные миры.