Маска Лебедя

В этом не было ничего унизительного. Всего лишь временные неудобства на пути к достижению цели. Он не виноват в том, что старуха любила подобные развлечения. Том Реддл искоса взглянул на замершую в соседнем кресле Хепзибу Смит. Она была полностью поглощена действием на сцене и наконец-то оставила его в покое. Том был уверен, что среди её побрякушек найдётся что-нибудь по-настоящему ценное, предчувствовал это. И, если перед смертью ей так сильно хотелось сходить в оперу, то пожалуйста. Он знал, что это, вероятно, их последняя встреча, у Хепзибы не хватит воли дольше сопротивляться его обаянию, и готов был ещё немного потерпеть. Однако временами это становилось практически невыносимым. Вот как сейчас, когда она поманила его к себе, и он был вынужден наклониться, чтобы выслушать её восторженный трёп по поводу представления. От старухи отвратительно пахло. То была смесь душного парфюма, горечи лечебных настоек, затхлости пыльного парика и запаха вспотевшего старческого тела, приправленная смрадом из окружённого многочисленными морщинами рта. Ситуацию не спасала даже вычурная маска, за которой она прятала своё уродливое дряблое лицо. Мастерски изображая заинтересованность, Том старался особо не вдыхать и концентрировался на том, ради чего всё это делал. Он никогда не будет таким. Разлагающимся, жалким и бесхребетным. Он будет выше этого. Укротит смерть и станет ей Повелителем. Он уже на этом пути, и нет никаких преград, чтобы… Девушка, сидящая по другую сторону от Тома, скинула на подлокотник подбитую мехом бархатную накидку. И, когда, дослушав Хепзибу, он вернулся в прежнее положение, незнакомка тут же ощутимо прижалась к его плечу. - Как же, должно быть, утомительно проводить время в подобной компании? – вкрадчиво заговорила она, ничуть не стесняясь демонстрировать мужчине глубокое декольте вечернего платья. Том окинул её быстрым взглядом. Он не был удивлён. Его лицо, даже наполовину скрытое плотной маской, было достаточно привлекательным, чтобы на него обращали внимание. А вкупе с его ростом, телосложением и безупречными манерами, они и вовсе делали его объектом всеобщего восхищения. Он мог заполучить кого угодно. Но ему нужна была Хепзиба Смит. Омерзительная особа, у которой наверняка имелось то, что ему необходимо. - Но ещё утомительнее проводить его в одиночестве, - в ложе было достаточно прохладно, и её обнажённая кожа покрылась мурашками. – Мой супруг погиб на фронте. И всё его состояние теперь моё… - девушка многозначительно замолчала, вглядываясь в полумраке в выразительные глаза напротив. Старуха Смит кашлянула, и Том тут же обернулся к ней, невольно подмечая чудовищный контраст между ними двумя. Как же ему осточертел этот маскарад. Чаепития, беседы, игра взглядов, мимолётных прикосновений и искусного притворства. Подчинение вкусам глупой престарелой женщины, в том числе, ношение этих идиотских масок, которые якобы поддерживали ауру таинственности, а на деле были ничем иным, как бездарной попыткой Хепзибы скрыть свой истинный возраст. - Жду Вас на лестнице за гардеробом, - шепнула девушка и, прошелестев за его спиной пышной юбкой, покинула ложу. Тому осточертело притворяться тем, кем он никогда не являлся. Он не тот, чьим вниманием можно самозабвенно упиваться, и не тот, кому смеет делать непристойное предложение первая же попавшаяся магла. - Я отлучусь на пару минут, - обворожительная улыбка, и всё решено. * За гардеробом, в нише за колоннадой, действительно обнаружилась лестница. И, раз незнакомка знала о ней, то явно уже не впервые использовала это безлюдное место. Она стояла перед ним, такая юная и такая порочная. Не прошло и секунды, как она бросилась к нему, желая дотянуться, желая прикоснуться. Грязное ничтожество в красивой обёртке. Волею судеб, сегодня он ещё на шаг приблизится к исполнению своего плана по очищению мира от этой гнили. Он с силой оттолкнул девушку к стене, сдавив её шею рукой. Так вульгарно, примитивно, как и всё её существование. Никакой магии, она не заслужила такой лёгкой смерти, такой чести. Он хотел видеть, как жизнь вытекает из её вытаращенных от ужаса глаз. Хотел чувствовать, как заходится её обречённое сердце, прижав вторую руку к яростно вздымающейся груди. Её хрипы были для него музыкой, её конвульсивный танец – настоящим искусством. Он наслаждался каждым мгновением и даже не заметил, как она исцарапала его руку ногтями. И только когда сорвала с него жёсткую молочную маску, Том резко отклонился назад, чтобы магла не поранила его лицо. Да, можешь оставить её себе. Этот маскарад всё равно почти завершился. И надавил сильнее. Мысленно он уже получал из рук Хепзибы желаемое, избавлялся от старухи и воспроизводил безупречные формулы темномагического ритуала. Мысленно он уже создавал новый крестраж. Упав на пол, гладкая маска описала по каменному полу ровный полукруг и закатилась в тень, прямо под ажурную решётку вентиляции. Где и осталась лежать, позабытая всеми. И только глаза мертвой девушки в роскошном вечернем платье слепо взирали в её сторону, пока не были выедены крысами. * - Ну же, Гермиона! - голос преподавательницы резко отражался от зеркал студии, заставляя маленькую девочку сжиматься от стыда. – Тяни носок! Ещё раз! Музыка уже давно не играла, они остались вдвоём после занятия. У Гермионы снова не получалось соответствовать требованиям учителя. Женщина стояла прямо за её спиной, будто это могло помочь ученице сконцентрироваться. - Вдох, руки в стороны, - она подтолкнула девочку между лопатками, чтобы та ещё больше прогнулась в спине. – и тянешь, как будто скользишь то тонкой корочке льда, - мышцы жгло, и Гермиона чувствовала, что ступню вот-вот сведёт судорогой, но, сцепив зубы, всё равно продолжала тянуть носок. Балет захватил её с тех самых пор, как она увидела «Лебединое Озеро» в классической постановке Большого театра. Родители не слишком хотели отдавать её на танцы, но зная, какой дочка бывала упрямицей, всё же согласились. В конце концов, она могла перестать ходить на занятия, как только надоест. Так думали они. Но не Гермиона. Которой хотелось во всём быть первой. Она и мысли не могла допустить о том, чтобы признаться, что они зря потратили усилия и деньги. Это было невозможно. Она должна была стать, по крайней мере, лучшей в своей группе, чтобы заявить, что ей больше неинтересно этим заниматься. Но. Как бы горько это ни было признавать, ей было далеко до совершенства. И тяжёлый вздох преподавателя лишний раз подтвердил это. - Под тобой пропасть, Гермиона, и ты провалишься. Ты провалишься. Эти слова преследовали её, пока она, сглатывая слёзы, одиноко переодевалась у своего шкафчика. Заталкивала в рюкзачок истерзанные пуанты. Гермиона носилась с ними как одержимая, когда обнаружила их среди подарков под рождественской ёлкой. Она и предположить не могла, как сильно придётся их изуродовать, чтобы смочь танцевать в них. - Гермиона, родная, - послышался от двери мужской голос. - Папа? - девочка испуганно обернулась. Он обычно ждал её в машине, и у неё было какое-то время прийти в себя после занятий. - Подойди, - ласково позвал он её, присев на корточки и протянув к ней руки. Гермиона оставила рюкзак у шкафчика и побежала к отцу в объятия, впервые подумав о том, что, возможно, сдаться – не такой уж и плохой вариант. Всего раз. Она сдастся только раз. И больше никому не позволит заставить себя чувствовать такой беспомощной. - Что, сложно, солнышко? - мужчина ласково пригладил вылезшие из тугого пучка непослушные волосы дочери. - Да, пап, - удивительно, но после того, как она произнесла это вслух, стало гораздо легче. Она посмотрела в любящее лицо отца. В нём не было ни капли осуждения или разочарования. Девочка улыбнулась, чувствуя, как снова подступают слёзы, но теперь от облегчения. Образ папы начал расплываться у неё перед глазами, неожиданно приобретая незнакомые черты. Гермиона проморгалась, отгоняя наваждение, но… Мужчина вдруг оттолкнул её от себя и воздух резко вышел из её лёгких. Она неловко вздохнула, но этого оказалось недостаточно, когда твёрдая рука сомкнулась у неё на горле. Это был… Кто это был? Дыхание хрипами вырывалось у неё из груди, кровь пульсировала в висках, было так больно. Она цеплялась за незнакомца руками, всем телом пытаясь оттолкнуть, но всё тщетно. Он был словно камень, к которому прижал её полуобнажённую спину. Маска скрывала половину лица, и Гермиона сорвала её прочь, чтобы напоследок увидеть своего убийцу. У жестокости было слишком утонченное обличье. И, кажется, она знала его. * Гермиона проснулась с громким вдохом. Как будто её на самом деле только что душили. Тихонько извинившись перед недовольными соседками, которые ещё пытались урвать немного сна, она накинула поверх пижамы толстовку и, нацепив на ноги тёплые тапочки, выскочила из комнаты. В коридоре было холодно и, поёжившись, девушка припустила в сторону уборных. Этот кошмар снился ей с такой частотой, что она больше не боялась. С каждым разом она пыталась подметить всё больше деталей. Мужчина казался ей смутно знакомым, но каждый раз это ощущение ускользало, стоило ей отвести от него взгляд. А это происходило неизбежно в самом конце, перед пробуждением, когда она оказывалась лежащей на полу и смотрела только в тёмный угол лестничного пролёта. Туда, где исчезла его маска. Порой ей приходило в голову, что обстановка сна напоминает ей здание театра, в котором она теперь трудилась и жила. Но с чего бы? Наверное, так мог выглядеть неприметный закуток в любом здании, построенном больше полувека назад, а у неё было слишком богатое воображение. Девушка умылась холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. Да, ей приходилось нелегко в труппе, у неё не было никаких связей или знакомств, и нужно было вкалывать втрое больше других танцоров, чтобы хотя бы попадать в кордебалет или, если повезёт, на второстепенные роли. Она невесело усмехнулась, вспомнив начало сна. Это было одно из её самых ранних воспоминаний детства. Одно из самых постыдных. Папа тогда спросил, не хочет ли она бросить балет. И она была готова сказать «да», «с меня хватит», «папочка, забери меня скорее домой». Но. Она была здесь. Она, чёрт побери, была здесь. И, если она не сдалась тогда, глупо было отступать сейчас. У неё больше не было надёжного тыла в виде родителей, они покинули её много лет назад. Всё, что у неё фактически имелось – это искусство. Её дом – здание оперы, а мечта – сцена. Даже в редкие выходные она особо не выходила наружу, предпочитая больше тренироваться, опасаясь потерять своё место. Хоть и не блестящее, но оно было её хлебом и крышей над головой. Из коридора донеслось покашливание и гулкие приближающееся шаги. Видимо, кто-то ещё встал так же рано, как и она. Гермиона натянула на голову капюшон и поспешила освободить уборную. Она не любила оставаться наедине с другими девочками, чувствовала себя неполноценной перед ними. Ведь, как бы она ни старалась, главных ролей ей не видать, и все окружающие были прекрасно осведомлены об этом. Снисходительные взгляды и заносчивые комментарии некоторых из них стояли Гермионе поперёк горла. Прелесть подвальных помещений старого театра заключалась в том, что в них имелась масса укромных мест, и Гермиона даже спустя два года всё ещё находила здесь какие-то новые, неприметные комнатушки и тайные переходы между стенами. Она проскочила в один из них, но, выйдя по другую сторону коридора, снова услышала неподалёку шарканье чьих-то ног по каменному полу. Не оглядываясь, она быстро прошла к лестнице и поднялась на несколько ступеней, прислушиваясь. Возможно, это была паранойя, но ей хотелось перестраховаться. Потому что совсем недавно сложилось так, что ей дали роль корифейки* в одном представлении, а девочка, которую заменили, была в такой ярости, что нагнала Гермиону с ножницами и отстригла ей внушительный клок шевелюры. Это было глупо и бессмысленно, Гермиона не слишком-то дорожила своими волосами, учитывая, что их всегда приходилось убирать в плотные причёски. Но научило её тому, что под действием давления и конкуренции многие склонны к насилию. И хорошо, что та девушка отстригла Гермионе волосы. Что, если бы она вздумала лишить её, к примеру, глаза? Шаги снова послышались совсем рядом. Её преследовали? Но за что? Гермиона взлетела вверх по лестнице и вышла прямиком в холл театра. Даже билетёрша пока не явилась на свой пост в кассе. Стеклянные двери были заперты, сквозь них пробивался с улицы неяркий солнечный свет. Тускло горела единственная лампочка в глубине холла, там, где находился гардероб, и, тихо ступая по алому ковру, Гермиона направилась прямиком туда. Предчувствие чего-то дурного грузом легло на сердце, она оглянулась по сторонам. От кого она бежит? Вокруг не было ни души. Только сквозняк играл со свисающими хрустальными каплями огромной люстры на потолке холла и декоративных канделябров, развешенных всюду по стенам. Но почему тогда такое чувство, будто кто-то дышит ей в спину? И, словно призрак, мимо Гермионы пронеслась девушка в потрясающем иссиня-чёрном сверкающем платье и двинулась впереди неё к гардеробу. Гермиона потрясённо застыла. Это платье… Она где-то его уже видела. Более того, она догадывалась, какое оно на ощупь. Не может быть! Она бегом нагнала таинственную девушку, когда та уже поворачивала за угол. Незнакомка прошмыгнула в нишу за одной из колонн, и Гермиона последовала за ней. Жажда получить разгадку была сильнее страха. Она будто попала в собственный кошмар, который преследовал её с первой же ночи, как она осталась в этом театре. Но как? Почему? Разве такое возможно? Гермиона затравленно озиралась вокруг, с точностью узнавая в полумраке представшую обстановку. Но она была совершенно одна. Она наступила на что-то мягкое и, запутавшись тапочком, неловко опустилась на колени. И это было… то самое платье. Гермиона вскрикнула, нащупав в его ветхих складках человеческие кости, и вскочила на ноги. Это был не простой сон. Это было невероятное ужасающее видение. Гермиона не верила ни во что сверхъестественное, за двадцать лет жизни чудеса не происходили с ней ни разу. Но это… невозможно было объяснить. Тяжело переведя дыхание, она повернулась к тому месту, куда направлялся её взгляд в конце каждого сна. Только сейчас девушка поняла, что именно скрытая за ажурной решёткой вещь излучала тот призрачный свет, что заполнял собой всё пространство. Отодвинув в сторону паутину, она просунула узкую ладонь под решётку и дотянулась до гладкой маски. На ней не было ни пылинки. Гермиона заворожённо погладила пальцами её идеальную поверхность. Исходящий от неё блеклый свет начал постепенно угасать. - Здравствуй, Гермиона, - раздался над её ухом ласковый мужской голос. Какая премилая ирония – воскреснуть в руках грязнокровки, которая столько времени и сил потратила, чтобы его уничтожить. Но, похоже, это были не единственные жертвы, которые ей пришлось принести. У девчонки не было волшебной палочки, а память - чиста, как лист. Что ж, последнее было ему только на руку. Вот ты и нашла меня.