Маска Лебедя

В зале стало так темно, что он не мог разглядеть из своей ложи больше ни единого зрителя. Лишь круг света на сцене и появившуюся в нём спустя несколько мгновений Грейнджер. Драко подался вперёд, разглядывая её. Кажется.. Нет, это было очевидно, он тосковал по ней. Малфой едва не окликнул её. Лицо, бледное от грима, было сосредоточено и в то же время по̀лно эмоций. Движения были такими плавными, словно она ласкала сам воздух кончиками пальцев. Как прекрасна она была в белоснежной пачке, с обнажёнными руками, шеей, ключицами. Драко облокотился о бархатную обивку ложи, стараясь быть хоть чуточку ближе. И вздрогнул от запоздалой мысли: «Астория!» Он резко обернулся. Но не было ни очертаний, ни шороха, он был один в ложе. Не было никакой Астории. Только Гермиона и возникший из теней позади неё Ротбарт. Драко не смог узнать танцовщика. Костюм и грим были потрясающими, половина лица скрыта уродливым клювом, вместо рук – чёрные крылья. Кто бы ни воплотил этот образ, он был настоящим мастером. Драко неосознанно сжал кулаки, когда Ротбарт начал кружить вокруг Гермионы. Он выглядел не как человек. И двигался не как человек. В рваном темпе, неестественно изгибаясь, волоча непропорционально вытянутые конечности, скребя когтями по полу, подбираясь всё ближе и ближе, пока наконец не объял Гермиону крыльями. Драко вскочил на ноги, когда она забилась в них совсем не художественно, не в танце, а по-настоящему. «Драко!» Он сам не понял, как аппарировал на сцену, у него даже не было с собой волшебной палочки. Морда чудовища обратилась к нему. Больше не осталось сомнений – это был не человек. Маленькие чёрные глаза зло уставились на него, с кожистого клюва сочилась тягучая слюна. Сведённые крылья трепетали, Гермиона всё ещё боролась там, под ними. Глядя прямо в глаза Ротбарта, Драко вцепился в его крылья и попытался разомкнуть их. - Отпусти её. - Кого? – скрип, не голос живого существа. - Гермиона! – Малфоя захлестнуло паникой, когда крылья перестали сотрясаться, а перья заскользили сквозь его пальцы, обращаясь в дым. - Кого ты зовёшь? – Ротбарт ядовито рассмеялся, обдавая Драко гнилостным дыханием и заставляя отшатнуться. – Её больше нет, - и чудовище вдруг само развело крылья, являя усыпанную искрами, словно небосвод в ясную ночь, тьму. Драко зачарованно протянул руку к тому месту, где должна была быть Грейнджер. Но там была лишь пустота. Она манила, засасывала. - Хочешь отправиться вслед за ней? – Ротбарт склонил морду, наблюдая. Хотел ли он?.. Нет, ради чего? - Считаешь себя монстром, потому что можешь напугать и пожрать кого-то? – Драко отдёрнул руку и поднял на него взгляд. – Ты не знаешь, кто я. И на что способен я. Выращенный среди настоящих чудовищ. «Драко..» Она ещё была здесь и нуждалась в нём. Не задумываясь больше ни секунды, Драко бросился на Ротбарта и, схватив его за голову, потащил за волосы-перья к краю сцены. Обескураженное, чудовище едва ли могло сопротивляться. И Драко вместе с ним упал во мрак оркестровой ямы. Нащупав свёрнутую и неестественно длинную шею, Малфой ни черта не успокоился, он бил ногами, топтал его крылья и конечности и вырывал перьевой покров отовсюду, где только мог. «Драко!» Наконец, он схватил Ротбарта за клюв и, приложив его головой об пол несколько раз, разомкнул, разорвал его челюсти. Обнажая, извлекая, прижимая к себе. Он не видел её в темноте, но это было ни к чему. - Всё позади, Гермиона. - Драко! – голос был знакомый, но… она коснулась прохладными пальцами его щеки. - Любимый! Это. Что? Он вздрогнул и встретил взгляд Астории. - Любимый? – мягкий, почти робкий взгляд, полный заботы. – Ты задремал, - она выпрямилась и оглянулась на напольные часы. Малфой спрятал лицо в ладонях и потёр глаза, чтобы прийти в себя. Его невеста в прекрасном изумрудном вечернем платье с улыбкой смотрела на него. - Я буду ждать тебя у камина, - она сделала движение, чтобы отодвинуться, но он вдруг, неожиданно для самого себя, придержал её за локоть. - Астория. - Да, Драко? Так просто, любяще. Без ярости, презрения и без самого худшего – безразличия. Он мог забыть всё в её объятиях, стереть своё прошлое и начать новую жизнь. Он мог доверить ей всё. Но.. он убрал руку. - Ты изумительно выглядишь. - Спасибо, - Астория пригладила и без того идеальную прическу и прошелестела юбкой до дверей кабинета. – Поторопись, пожалуйста, мы можем опоздать на представление. Сегодня он увидит Гермиону Грейнджер. * Её кисти соскользнули с кровати, и Том подставил ладонь, чтобы поймать, однако, всего лишь замедлил их движение. Он отдал ей практически всё, что мог. Оставалось самое сложное. И он бы ни за что не рискнул пойти на такое, если бы уже не видел это в её воспоминаниях. Он невесомо коснулся её виска, воскрешая в памяти те значимые минуты. Они наконец-то получили возможность поговорить. Миссис Уизли коршуном следила, чтобы они нигде не оставались наедине, и заваливала их всевозможными заданиями по подготовке Норы к предстоящей свадьбе Билла и Флёр. Но даже она не была всесильна. - И ещё, когда мы доберёмся до крестража, как мы его разрушим? – сидя на полу в своей комнате, спросил Рон. - Ну, - произнесла разбиравшая книги Гермиона. – на этот счёт я кое-что почитала. - Это где же? – удивился Гарри. – Я думал, книги, посвящённые крестражам, в библиотеке отсутствуют. - Отсутствуют, - подтвердила Гермиона и покраснела. – Дамблдор изъял их, однако, он.. он их не уничтожил. Рон сел прямо и вытаращил глаза. - Как, во имя штанов Мерлина, тебе удалось наложить лапы на книги о крестражах? - Это… это не было воровством! – воскликнула Гермиона, переводя с Гарри на Рона почти отчаянный взгляд. – Они по-прежнему оставались библиотечными книгами, хоть Дамблдор и убрал их с полок. И потом, я уверена, если бы он действительно хотел, чтобы до них никто не добрался, то гораздо сильнее затруднил бы.. - Ближе к делу! – сказал Рон. - В общем… это было довольно легко, - тонким голосом сообщила Гермиона. – Хватило простых Манящих чар. Ну, вы знаете – акцио. И они… они вылетели из окна кабинета Дамблдора и приземлились в спальне девочек. - Но когда же ты это проделала? – спросил Гарри, с обожанием и неверием глядя на Гермиону. - Сразу после.. похорон Дамблдора, - ответила Гермиона голосом ещё более тонким. – После того, как мы договорились уйти из школы и заняться поисками крестражей. Я поднялась наверх собрать вещи, и.. мне пришло в голову, что, чем больше мы о них узнаем, тем легче нам будет… Умница. Он гладил её по голове, наслаждаясь мягкостью волос. Снова и снова, не в силах оторваться. Всё, что ему было необходимо, всегда было в её голове. - Я была там одна.. ну и попробовала.. и у меня получилось. Они влетели в открытое окно, и я.. я уложила их в свой чемодан. – Гермиона сглотнула и сказала с мольбой в голосе: - Я не верю, что Дамблдор рассердился бы на меня. Мы же не собираемся использовать эти сведения для того, чтобы изготовить крестражи, правильно? Как знать?.. Он положил ладонь ей на щёку, пристально разглядывая лицо и совершенно не тревожа. Он хотел запомнить её. - Мы что, ругаем тебя? – поинтересовался Рон. – Так где они, эти книги? Гермиона, порывшись в книжной груде, вытащила из неё объёмистый том, переплетённый в поблекшую чёрную кожу. Выглядела Гермиона так, точно её подташнивало, а книгу держала в руках опасливо, как будто та была неким совсем недавно скончавшимся существом. - Вот в этой даны точные указания о том, как изготовить крестраж. «Тайны наитемнейшего искусства» - ужасная книга, по-настоящему ужасная, в ней столько злой магии! Интересно, когда Дамблдор убрал её из библиотеки? Если только после того, как стал директором школы, готова поспорить, Волдеморт вычитал всё, что ему требовалось, именно из неё. - Но тогда зачем же он выспрашивал у Слизнорта, как изготовить крестраж? – спросил Рон. - К Слизнорту он обратился лишь для того, чтобы выяснить, что происходит с человеком, который разрывает свою душу на семь частей, - сказал Гарри. – Дамблдор был уверен – к тому времени Реддл уже знал, как изготовить крестраж. Думаю, ты права, Гермиона, вполне возможно, что из этой книги он все сведения и почерпнул. «А ведь ты прочла не только её, Гермиона. Значит, ты и сама прекрасно знаешь, что следует делать». * Сновидения растаяли на кончиках ресниц. Она больше не боялась. Не было времени, она готовилась. Лёжа на дне ванной, под слоем воды, она смотрела на неторопливо всплывающие пузырьки воздуха. Отделяясь от её тела, волос, от стенок ванны, спокойно, гармонично, они стремились к поверхности в своём естественном ритме. И складывались над ней в разнообразные узоры, пока не лопались и не исчезали. Гермиона могла разглядеть в них какие-то образы, силуэты. Даже склонившееся над ней лицо. Глаза, которые не исчезали, когда лопались пузырьки воздуха, и продолжали вглядываться в неё, на самом дне. - Приди в себя. Знакомый женский голос. Гермиона протянула наверх руку, чтобы избавиться от наваждения, но та, что находилась по ту сторону, отразила её движение, и их ладони остановились в миллиметрах друг от друга. Разделённые поверхностью воды. Гермиона едва не выпустила весь оставшийся запас воздуха и притянула руку обратно к себе. Как заворожённая, она наблюдала, как та, другая, повторила её движение и так же продолжила смотреть на неё. - Какая же ты жалкая. Кто мог говорить ей подобное? Кто имел на это право, после всего, что она вынесла? Гермиона отстранённо пыталась разглядеть, кто это был. Лицо было слишком знакомым. Словно она видела его каждый день. Уверенное, полное достоинства. Вьющиеся тёмные волосы, карие глаза с таким твёрдым взглядом и губы, раскрывающиеся, чтобы выпустить тот самый голос: - Выходи, Гермиона Грейнджер! Какого чёрта ты делаешь? - она услышала слезы? – Или борись, или сдохни прямо сейчас! Воздуха больше не осталось. И она не желала бороться. С чем в этой ситуации она могла бороться? Всё уже было решено. У Гермионы потемнело в глазах, но она не шелохнулась. Пусть будет так. Она скользнула рукой по бортику ванны, чтобы нащупать лежащую там маску, попрощаться, и закрыла глаза. Гермиона Грейнджер. Кто такая Гермиона Грейнджер, в конце концов? Почему её заставляют проходить через всё это? Почему считают, что у неё хватит на это сил? Разве она не обычная девчушка, которая просто хотела танцевать? Разве не была она одной из многих, одной из сотен, безымянных, похожих, под копирку, трудолюбивых танцовщиц? Разве не очевидно, что она была всего лишь экспериментом, персональным вызовом для Паскаля? НЕТ. «Под тобой пропасть, ты провалишься». Она поднялась. «Ты непременно будешь блистать». Оба её преподавателя были правы. Такова была её судьба. Она стала прима-балериной. И она будет блистать, даже несмотря на то, что под ней пропасть. Потому что она… Гермиона Грейнджер. * Она репетировала, чувствуя движение буквально каждого позвонка, мышцы, каждого сустава и сухожилия в собственном теле. В ней было столько энергии, что она могла бы без отдыха танцевать хоть до следующего утра. Она опережала музыку на несколько тактов, но месье Дюбуа молчал, позволяя ей вращаться всё быстрее и быстрее. Рядом дублировала свою партию Жаклин, и на контрасте с Гермионой ей движения казались сонными и напрочь лишёнными эмоций. Дэйвид стоял перед Гермионой, преклонив колено, и раздражение в нём давно уступило место восхищению. Она была великолепна. Как никогда. В до черноты стёртых пуантах, с целеустремлённым осмысленным взглядом, казалось, дотронешься до неё и ощутишь лишь сталь. Но он подхватил её на руки, и она была почти невесома, гибкая, пластичная. Идеальная. Стоило отпустить, и она распрямилась стремительно, как тетива, приземлилась на самые кончики пуантов, закружила, взлетела вновь в его руки, расплавилась, собралась воедино, поведала целую историю кончиками пальцев в воздухе и упала замертво к его ногам. - Гермиона, отличный настрой! – Паскаль не дождался финальных аккордов, пружинистым шагом пересекая сцену и хлопая в ладоши. – Magnifique*! Все, взгляните на мисс Грейнджер! С такой примой нас ожидает оглушительный успех! Хоффман! – он резко развернулся к оркестровой яме. – Следи за каждым её движением. В этот раз ведёшь не ты, а она. - Но, - дирижёр подавился воздухом. – месье Дюбуа! Вы же знаете.. - Я знаю! – возбуждённо прикрикнул балетмейстер. – Что с твоим опытом и навыками твоих музыкантов, это не станет проблемой, - он развернулся на пятках и вцепился в плечи по-прежнему сидящей на полу Гермионы, заговорил прямо в её раскрасневшееся лицо. – Ты смогла сделать это. Я вижу и чувствую, что сейчас ты живёшь танцем и это не притворство. Восхитительно, Гермиона, браво! – он подорвал её с пола и порывисто обнял. Так же быстро отпустил и обернулся вокруг себя, посмотрев кажется на каждого танцовщика на сцене. – Вы все уже добились признания! И сегодня вечером я не прошу вас превзойти самих себя, я предлагаю вам снова выйти на эту сцену и подарить зрителю то, чего он так жаждет и ради чего будет возвращаться вновь – иную, полную волшебства и чистых эмоций, жизнь. Всего мгновение тишины, в течение которого Гермиона почувствовала, что не может дышать от захватившего её восторга, и сцена взорвалась аплодисментами. Никогда ещё она не чувствовала такого единения с труппой, как сейчас, когда хлопала Паскалю и друг другу вместе со всеми. Алан в костюме Ротбарта, смешной без грима, легко потрепал её по плечу, рядом смеялись Виолет и Фелисити, открыто, беззлобно глядя на свою вырвавшуюся в примы соседку. Все солисты, музыканты, мистер Хоффман и мисс Лэнг, даже Софи с неизменным планшетом подмышкой. - Встречаемся на премьере! Ей было так легко на душе.. Это было почти как в тот день, когда они чествовали в гостиной Гриффиндора близнецов Уизли за шоу фейерверков, которое те устроили в первый день Амбридж на посту директора Хогвартса. - Гермиона, – пальцы Жаклин ледяным браслетом обвили её запястье. – Поздравляю. - Спасибо, - улыбнулась Гермиона, сразу же высвобождая руку из её хватки и встречая тяжёлый, почти неподвижный взгляд француженки. – Сегодня ты наконец сможешь расслабиться и насладиться представлением, не прилагая к этому совершенно никаких усилий. - Ты права, - Моро жеманно усмехнулась и проводила взглядом нескольких танцовщиц. Потихоньку они начали расходиться, уступая сцену команде рабочих и декораторов, вносящих последние штрихи перед выступлением. – Но всё же je suis professionnel**, Гермиона. И ни на секунду не позволю тебе чувствовать себя.. незащищённой. Я стану твоей тенью, и ты постоянно будешь чувствовать мою поддержку и готовность заменить тебя на сцене в любой момент. Так что не бойся. Долгий вдох. - Спасибо, Жаклин. Благодаря тебе я не буду одна. * Что такое красота? Что такое притягательность? Очарование? Перед лицом времени всё это имеет сроки годности. В то время как характер, внутренний стержень, мудрость – лишь крепнут, обрастают другими достоинствами. Том смотрел на неё, лежащую на дне ванны, борющуюся с собственной слабостью. Впервые за долгое время он не явился к ней, когда она коснулась маски, когда явно хотела его участия. Ему нужны были силы на иное. И она лишний раз доказала, что он был прав. Она не была ничтожеством. Вовсе нет. Она выбралась и, не замечая его призрачного присутствия, пошла дальше. Без него. И была лучше, сильнее, выше. - Спасибо, Жаклин. Благодаря тебе я не буду одна. Разделённые ширмой, они вместе с Жаклин наносили макияж. Но Гермионе не нужен был сценический грим, она уже мастерски носила маску лебедя всё это время. Та, кто убила Беллатрису Лестрейндж, сложила волшебную палочку и его маску в ящик стола в гримёрной. Та, кто уничтожала крестражи, сидела перед зеркалом и покрывала бледные плечи пудрой, завершая образ. Та, кто с таким остервенелым мастерством пользовалась заклинаниями и проклятиями, почти ритуально-медленно повязывала ленты пуантов вокруг лодыжек. Та, кто вернула его к жизни, готовилась стать кем-то ещё бо̀льшим, прикалывая к внутренней стороне прилегающего, в точности как вторая кожа, белья ту самую брошь. Она была готова. Он не сдержался и положил руку на спинку её стула. Кажется, она ощутила мимолётное прикосновение. Или то было дуновение сквозняка на её обнажённых лопатках? Гермиона улыбнулась. Он был рядом с ней. Она не могла видеть его, но знала, что он сосредоточен только на ней. А это значит, что она могла полностью отпустить себя. «Двадцатиминутная готовность», - раздался голос координатора из динамика. Она в последний раз взглянула на себя в зеркало. И, пожалуй, это было впервые, когда она соответствовала собственному отражению. Гермиона с наслаждением смотрела вглубь зеркала, глаза в глаза, осознавая, что никто не посмеет смутить её и разрушить момент триумфа. Даже она сама. - На выход, девушки! – из коридора донёсся воодушевлённый голос Паскаля. Едва слышно скрипнула дверь. – Жаклин, тебя тоже касается, - он в пару шагов пересёк комнату и заглянул за ширму. – Гермиона? Она обернулась к нему. Месье Дюбуа надел явно один из лучших костюмов на эту премьеру. - Я не хотел тебя излишне взволновать, но всё же не мог не зайти, - он подошёл ближе. – Посмотри на себя, - и мягко подтолкнул обратно к зеркалу. – Настоящая Одетта, - склонившись к её плечу, он смотрел на её отражение. – Гермиона, сейчас я вижу в тебе столь многое, и я не понимаю, почему не видел этого прежде. Где ты скрывалась? Почему? – Гермиона даже не пыталась реагировать и отвечать на его вопросы. Это был его способ просить прощения. – Сегодня для нас откроется новый путь. И ты обязана пройти по нему до конца. Обещай мне. Она тихо выдохнула: - Обещаю. «Белая Лебедь, пятнадцать!» Паскаль сжал её плечи. - Bonne chance***! * Задышали, запели струнные, загудели, забормотали духовые, зарычали, завели сердцебиение барабаны, заплакали, закапали клавишные. Гермиона провела кончиками пальцев по плотному иссиня-чёрному занавесу. Там, за ним, клочок света, в котором будет решена её судьба. И сотни неравнодушных до её терзаний зрителей в обитом бархатом мраке. - Ты больше не в фаворе, Гермиона, - протянула стоящая в нескольких шагах Моро. – Месье Малфой пришёл в компании charmante mademoiselle****. Как будто это могло её тронуть. Оркестр затих. Гермиона расправила плечи, сконцентрированная только на дыхании. Вдох. Раздались первые аплодисменты. Публика приветствовала мистера Хоффмана. Гермиона досчитала лишь до десяти, когда занавес мягко скользнул в стороны и зазвучали первые ноты произведения. Духовые и скрипки. Выдох. Луч прожектора выхватил её из темноты, и она ожила. Так вот, каково это.