Маска Лебедя

Дэйвид Маршалл злился. И чем больше ему приходилось танцевать в паре с Гермионой Грейнджер, тем сильнее. Его партнёршей почти всегда была Жаклин. А теперь он довольствовался её компанией, лишь когда Паскаль давал Грейнджер время передохнуть. Жаклин же, казалось, это совершенно не задевало. Она шутила, открыто смеялась, была расслабленной и как никогда соблазнительной. И это, на контрасте с молчаливой Грейнджер, доводило его ещё сильнее. Боже. Как он хотел просто бросить её на пол из высокой поддержки и раздавить её голеностопы. Переломать руки-веточки, свернуть шею. И он был более чем уверен, что его чувства разделяет чуть ли не большая часть труппы. На их репетиции всегда сбегались посмотреть, а если Паскаль или Лора не позволяли сидеть с ними в репетиционной, толпились у дверей и подглядывали в щели. Словно что-то манило их. И Дэйвид отлично понимал, что дело не в нём. Это была Грейнджер. Все смотрели на неё, все следили за ней. И во взглядах всех танцовщиков он видел то же, что испытывал и сам. Они все необъяснимо ненавидели Гермиону Грейнджер. Он понимал, что она не сделала совершенно ничего, чтобы так относиться к ней. Ну, была у неё интрижка с новым хозяином оперы, ну, внёс её Паскаль в список Королевой Лебедей в обход других солисток. И что с того? Чтобы выйти в итоге на сцену требовалось кое-что большее, чем умение вовремя раздвигать ноги. И Грейнджер не выделывалась, она пахала, и он сам был свидетелем её прогресса. Да, она не пыталась быть милой, не заговаривала ни с кем в перерывах и, как только заканчивались все занятия, сразу же прощалась и уходила. Она просто делала свою работу. Но он буквально ощущал, как злость копилась в нём. День за днём, касание за касанием. Словно она была проклята. Его передёрнуло, когда Паскаль хлопнул в ладоши, призывая солистов снова занять позиции. Маршалл ещё раз размял плечи, стараясь не смотреть в сторону Гермионы. Давая себе ещё секунду, чтобы настроиться. Успокоиться. Однако стоило заиграть музыке, как его почти сразу бросило в жар. Дэйвид неосознанно сжал кулаки, когда она приблизилась к нему. Почему? Что в ней такого? Он взглянул в её лицо. В тёмные глаза. Он больше не мог, нет, нет, НЕ МОГ. Дэйвид резко отпрянул, оступился и едва не потерял равновесие. Звуки рояля эхом звучали в его голове, даже когда пальцы Джона остановились над клавишами. Фигуры присутствующих педагогов, Алана и кучки наблюдающих солистов нелепо дёрнулись и застыли на своих местах, точно приклеенные. - Извините, у меня вдруг закружилась голова, - он сделал ещё несколько шагов прочь. Пока не стало проще дышать. - Наверное, ты переутомился, сегодня отлично потрудились, - быстро подошедший Паскаль отечески положил руку ему на плечо. – И волнение перед премьерой тоже никто не отменял, - гораздо тише добавил француз, чтобы это услышал только Дэйвид. – Но ты зайди всё же к Джуди, пусть осмотрит тебя, хорошо? На сегодня всё, bien merci! – Дюбуа махнул рукой Джону и обратился к солистам: - Несколько крайних репетиций показали, что вы усвоили то, что я старался донести. Браво! – его взгляд остановился на Гермионе. – Занимайтесь до премьеры индивидуально, если чувствуете необходимость, но не переусердствуйте. С завтрашнего дня встречаемся только на общих прогонах! Крохотная улыбка тронула губы Гермионы Грейнджер, когда она хлопала в ладоши вместе с остальными, благодаря балетмейстера. Но вряд ли Дэйвид Маршалл мог догадаться, что причиной тому были не слова Паскаля и не удовлетворение от собственного успеха, а всего лишь предвкушение тех свободных часов, которые она сможет провести так, как пожелает. С недавних пор у неё появилось желание. * Прежде она не замечала, какая чёртова куча людей её окружает. На репетициях, в зале и за сценой, в коридорах, буквально в каждом помещении оперы. Они пели, разогревались, танцевали, настраивали музыкальные инструменты, бегали с техникой, работали молотками и дрелями, паяли провода, устанавливали декорации. Все они разговаривали, бранились, спорили, смеялись, кашляли, стучали каблуками, хлопали дверьми, сталкивались друг с другом. Вели себя так, словно специально старались производить как можно больше шума. Только бы скрыть очевидное: все, как один, наблюдали за ней. И если раньше Гермиона боялась, что кто-то мог навредить ей, то теперь это просто раздражало. Никто из них даже близко не стоял с Малфоем. Он подарил ей украшение и исчез, давая возможность без давления осознать, распробовать мысль о том, что он выбрал её как равную себе. Оставил волшебную палочку, чтобы соблазнить властью, коей наделяла магия, взрастить жадность к бо̀льшему и затмить, в конце концов, то, что он лепил из неё монстра. И тот факт, что Гермиона поддавалась, упивалась превосходством и постепенно переставала видеть в этом такое уж зло, говорил о том, что превращение уже началось. Порой её начинало колотить от осознания, но.. рядом был Том. Она знала, что он не оставит её. И в срок исполнит обещание, даже если она воспротивится ему. Гермиона больше не была уверена, что её решимость покончить со всем останется такой же непоколебимой, когда настанет время. Этим утром она проснулась, сжимая палочку в руке, в полнейшем смятении. Она не могла понять, где находится, и выкрикнула «Протего», заметив на соседней подушке маску. Она испытывала ужас, ей хотелось защититься. А значит Том не лгал ей. Спустя мгновение всё прошло. И она собиралась проводить с ним как можно больше времени, пока ещё могла узнать его. Обратиться к нему. Увидеть. Но вместо этого Гермиона устало взглянула на своего партнёра. За часы сегодняшних репетиций Маршалл успел ей опостылеть. По всей видимости, и она ему тоже. Когда Паскаль хлопнул в ладоши, чтобы они ещё раз заняли свои позиции, Дэйвид страдальчески нахмурился. Он сразу постарался скрыть это и принялся разминать плечи, но Гермиону было не одурачить. Она никогда не видела, чтобы он так реагировал, когда танцевал с Жаклин. Он очень удивился бы, если бы знал, что их с Гермионой мысли схожи. Ей тоже не нравилось танцевать с ним, его движения казались ей топорными, лишёнными изящества, руки – неуклюжими и недостаточно сильными. Зазвучала музыка. Гермиона двинулась к Дэйвиду. Если бы только она могла, подобно Малфою, воздействовать на чужой разум. Так же искусно проникать в чужие мысли, путать их и внушать то, что ей нужно. Глаза в глаза. Не трогай меня, уйди, не смей прикасаться. И Дэйвид действительно не смог. Что было тому настоящей причиной, Гермиона не знала. И не слишком хотела знать. Она сдерживала торжествующую улыбку, когда благодарила Паскаля и коллег за работу, когда миновала толпы и толпы крутящихся всюду людей, когда переоделась и быстро вышла из здания оперы. Она тихо рассмеялась, вдохнув по-осеннему прохладный воздух, и накинула на голову капюшон худи. - Знаешь, я вдруг вспомнила, - возбуждённо заговорила она, не обращая внимания на взгляды прохожих. – после занятий папа часто возил меня в библиотеку. Там было столько книг! – она ласково провела по маске, спрятанной в тёплом кармане. – Я чувствовала себя как Белль в замке Чудовища, фантазировала, что сама когда-то могла бы стать хозяйкой подобного богатства.. Она перебежала на другую сторону улицы, лавируя между стоящими в пробке автомобилями. Изумрудные и алые навесы многочисленных ресторанов и бутиков чередовались вдоль дороги, точно рождественская мишура, ярким золотом горели фонари на фоне тёмно-синего вечернего неба. Мелодично позвякивали колокольчики на открываемых дверях, слышался шум голосов, смех, отрывки известных мелодий, доносились запахи блюд. В животе у Гермионы заурчало, и она вновь усмехнулась. - Рядом с библиотекой была закусочная, мы с папой обожали местные хот-доги. Я всегда добавляла так много горчицы и кетчупа, что, когда заканчивала есть, всегда приходилось идти умываться. Папа смеялся и говорил, что у меня нос в точности, как у оленя Рудольфа. Сейчас он мог бы сравнить меня разве что с фестралом. Она замерла посреди улицы. Она узнала о фестралах от Гарри. А спустя пару лет могла уже и сама их видеть. Гермиона встряхнула головой и торопливо продолжила идти. Она сбилась с мысли. О чём она говорила? - Что бы ты хотел прочесть сегодня? Нам нужно наметить что-то заранее, чтобы не терять слишком много времени. Ммм, - она обошла пожилую пару и свернула за угол. – Мне решать самой? Ладно, это справедливо, в прошлый раз ты выбирал. Они были уже близко, и Гермиона всерьёз задумалась, чего бы ей хотелось. История? Детектив? Обучающая литература? Ноги принесли её к порогу магазина раньше, чем она смогла решить. - Добрый вечер, мисс, - молодой человек за прилавком широко улыбнулся, наверное, узнал её. Она была в этом магазине несколько раз за минувшую неделю. – Если возникнут вопросы, обращайтесь. Также он запомнил, что она ни разу за это время не просила о помощи. Гермиона кивнула, стараясь сразу же раствориться среди полок, хотя совет ей бы не помешал. - Я хочу… - слабо прошептала она, пробегаясь глазами по заголовкам, но ни на чём не задерживаясь. Я хочу. Мягкое свечение между полками указало ей путь. Гермиона с теплотой в сердце последовала за ним. Подушечками пальцев по переплётам-корешкам, пока их руки не встретились. - Так нечестно, Том, - улыбнулась Гермиона. – В этот раз я должна была выбирать, - и тем не менее, она взяла книгу. – Ты прав, слишком долго. Учебник по неврологии? Это что-то новенькое, - она пролистала оглавление. – Может пригодиться, если столкнусь с контузией? – она внимательно посмотрела в его лицо. – Надеюсь, что нет. Но будет интересно почитать. Не слишком уверенный, разговаривала она по гарнитуре или нет, продавец тихо проследовал обратно к кассе, оставив странную покупательницу самостоятельно определяться с выбором, как и во все предыдущие разы, что она бывала здесь. * Гермиона очень торопилась. Могла бы трансгрессировать. Несмотря на слова Паскаля о том, что солисты могут расслабиться, она не могла себе этого позволить. С острым сожалением оставила книгу на прикроватном столике, надела трико и вышла. Сначала репетиция. Жаль, она не владела дезиллюминационными чарами с тем мастерством, чтобы качественно применить их к самой себе. Крадучись, словно вор, по скрытым переходам, чтобы остаться незамеченной, она добралась до холла. И затаилась за одной из колонн. Соблазн использовать волшебную палочку, чтобы подогнать болтающих у гардероба танцовщиц, был так велик, что она едва сдерживалась. Депульсо. Конфундо. Империо. И всё поглаживала спрятанную в кармане маску, чтобы успокоиться. Магия была подобна наркотику. Чем больше Гермиона думала о возможности использовать её, тем сильнее была тяга. Тем больше формул и заклинаний всплывало у неё в голове. Наверняка Малфой того и добивался, оставляя ей палочку. Он играл с её разумом, даже не находясь поблизости. Удивительно сильные чары. Легилименс? Она ими не владела. Но Драко мог обучить её.. Гермиона глубоко вдохнула. Она не собиралась использовать магию. Оставалось набраться терпения. И только когда за последней девушкой захлопнулась дверь, Гермиона бросилась из укрытия. В нишу за колонной, к скрытой во тьме лестнице. Люмос. Равнодушно перешагнула через истлевшее платье, словно его и не существовало. Репелло маглетум. И начала быстро подниматься по ступеням. Оглохни. Один пролёт. Сальвио гексиа. Второй. Протего максима. Незаметный узкий проход над самым закулисьем. Репелло инимикум. По винтовой лестнице снова наверх. Фианто дури. Пока не вышла на продуваемый сквозь узкие оконца-бойницы чердак. Каве инимикум. У стен стояли накренившиеся на треснувших прогнивших ножках, убранные паутиной стеллажи. Тергео. Репаро. Она скинула тяжёлые уличные ботинки и подобрала оставленные у входа пуанты. Не помешали бы чары горячего воздуха, пока она надевала их, сидя на голом полу. Наконец она встала и вынула из кармана маску. Гермиону вдруг пробила дрожь, когда она приблизила маску к лицу. Секундное сомнение промелькнуло в мыслях. Возможно, ей не нужно?.. - Ты передумала, Гермиона? – голос был тихим, далёким. Но всё же придал ей сил. - Нет, - она приложила маску к лицу и сразу же ощутила обволакивающее, успокаивающее тепло. – и больше никогда не спрашивай меня об этом, - я не выдержу. - Я не хочу становиться чудовищем. - А чего ты хочешь? Его фигура появлялась из темноты плавно, словно формируемая дымом. С тех пор, как он дал обещание, он стал казаться ей всё более эфемерным. А у него хватит сил побороть её? Он протянул к ней руку, и весь скудный свет, какой только проникал сюда, начал стекаться к кончикам его пальцев. Точно он держал делюминатор. Чего она хотела? Она смотрела, как наливалась светом его раскрытая ладонь, как отблески заиграли на его лице, зажглись звёздами в глубине его глаз. Он ждал смиренно, молчаливо, для него не существовало ни времени, ни страха, ни усталости. Гермиона заворожённо застыла перед ним. Хотела славы и всеобщего признания, став непревзойдённой прима-балериной. Хотела власти, став наперсницей Драко. Однако в кромешной тьме лишь рука Тома оставалась её ориентиром. И Гермиона, трепеща всем телом, приняла её. - Я хочу стать такой, как ты, - свет на мгновение озарил их обращённые друг к другу лица и стал плавно перетекать в её ладонь. – Хочу стать Ангелом-хранителем, оберегать, защищать.. – по запястью вниз, до локтя, искрящимися каплями куда-то под ноги. – А если не выйдет, останусь призраком в этой опере. Она хотела рассмеяться, но не могла. В его чёрных глазах она видела предсказание, что обратится в ничто. И всё, что она могла делать до этого момента, - танцевать. Так яростно и отчаянно, как никогда. Она встала на носки, готовая исполнять па-де-де, которое они репетировали каждый вечер. - Что бы ни случилось, - он мягко развернул её и, повинуясь внутреннему ритму, повёл вперёд. - Ты должна оставаться собой. Она ступала, не чувствуя под собой пола, парила. Он окружал её собой, был и Ротбартом, и Принцем, и учителем, и напарником. Ей больше не нужно было разогреваться, как только она надевала маску, он был теплом у неё внутри. - Но ты должна стать сильнее, Гермиона, - он вращал её в своих руках, удерживая за талию, и она успевала увидеть лишь блики в его глазах. – Должна стать твёрже, - выпустил её и, отступив, растворился в тени. Она выдохнула и, вытянув ногу, опустилась на пол. Наклонилась, чтобы коснуться лицом своего колена. Но лепестки были такими шелковистыми, что она, не сдержавшись, провела по ним руками. В репетициях с Томом это нравилось ей больше всего. - Должна стать безжалостней, если хочешь справиться. Гермиона улыбнулась, поднимаясь на ноги и делая серию быстрых вращений. В точности зная, куда двигаться, чтобы найти его в темноте чердака, усеянного алыми как кровь бутонами роз. * Её горло беспрерывно болело. В глаза словно насыпали песка, она не могла плакать, хотя любая мысль о Гарри приводила её в отчаяние. А их было много. За последние месяцы, что она провела рядом с ним, охотясь за крестражами, она не раз и не два всерьёз думала о смерти. Думала о том, что они погибнут, так толком и не познав жизни. Угроза была реальной, и им лишь чудом удавалось спасаться. До сегодняшнего дня, когда Гарри добровольно отправился в Запретный лес на встречу с Волдемортом. Чтобы тот наконец убил его. И часть самого себя, не подозревая об этом. Чудовище. Проклятый монстр. Гермиона поморщилась. Она не могла привыкнуть ни к крикам боли, ни к рыданиям, ни к запаху крови, который, казалось, пропитал всё вокруг. Они были практически беззащитны перед последователями Волдеморта – в большинстве своём, кровожадными бесчеловечными ублюдками. И будто этого было мало, Волдеморт призвал дементоров, акромантулов и даже пару великанов. Повезло тем, кто погиб сразу. Была тому причиной Авада Кедавра или шок от полученных травм. Но были и те, кто погибал мучительно, до сих пор. Невосполнимая потеря крови, раздавленные раны, темно-магические проклятия. Одни кричали от боли и судорог прямо сейчас, другие хрипели, давились, неспособные вдохнуть или выдохнуть, третьи стонали и плакали, тихо или громко просили их спасти. А были и те, кто просто лежал и ни на что больше не реагировал, постепенно угасая. С тех пор как Волдеморт отступил, их доставляли в разгромленный Большой зал отовсюду. В местах, где их находили, эти ребята раньше играли в квиддич, отдыхали, переписывали конспекты и сочиняли предсказания, соревновались с плюй-камнями или зачарованными шахматами. Кто-то из них не достиг совершеннолетия. Но у них были проломлены головы, разорваны грудные клетки, животы, сожжены и оторваны конечности. С этим не могли справиться зелья мадам Помфри или Репаро. Волшебный Хогвартс, в котором они жили, учились и взрослели, стал их насильственной могилой. Рука, сжимающая палочку, дрожала, но Гермиона едва ли чувствовала это. Стоило на секунду дольше прикрыть глаза, и под веками сразу же отражались вспышки проклятий. Её всю потряхивало, она то и дело вскидывала голову, прислушиваясь. Когда же придёт Волдеморт? Когда к замку приволокут тело или останки Гарри для демонстрации? Когда он устроит унизительную процедуру прощения тех защитников Хогвартса, которые от безысходности склонятся перед ним? Когда всех остальных и неугодных по чистоте крови выставят в линию у стен замка и сожгут, раздавят или сведут с ума? Что их ждало в мире без Гарри? Какова была лично её судьба без него? Её ожидали бездна и смерть. И от этого отделяла лишь призрачная надежда на то, что Гарри как-то спасëтся, найдёт способ. Как это было прежде.. Палочка протестующе скрипнула в её пальцах. Мерлин, она сжала древко слишком сильно. Гермиона поерзала на холодной каменной ступени холла и снова уставилась в стену. Ещё минута. Она подождёт ещё минуту. Она не сдвинется с места, она не будет хоронить Гарри раньше срока. Не будет хоронить свою жалкую жизнь. Не будет рисовать картины их общей кончины. - Гарри Поттер, - голос Волдеморта неожиданно чётко прокатился под сводами замка, заставив её подскочить и дёрнуться к дверям замка. - мёртв. ВОТ И ВСЁ? Стена неожиданно врезалась ей в плечо, ноги отказывались держать. Голос Волдеморта продолжал звучать у неё в голове, но она не понимала, что он говорит. Он убил Гарри. Тысячи воспоминаний о его ярких, полных жизни глазах, заполонили вдруг её сознание, сменяя друг друга как в калейдоскопе. Он смотрел на неё, улыбался, злился, спорил, смеялся, плакал, размышлял, грустил, засыпал. Это всё был её дорогой Гарри. Мимо неё тенью пронеслась профессор Макгонагалл. Последовали какие-то студенты. - Пойдём, Гермиона, - кажется, это Рон приобнял её за плечи и как слепую повёл к дверям замка. - НЕТ! Отчаянный крик Макгонагалл ударил, словно пощёчина. Гермиона вырвалась из рук Рона и побежала вперёд, расталкивая всех со своего пути. Оказывается, в ней ещё жила надежда. Она должна была сама увидеть, чтобы убедиться. - Нет! Гарри! – закричала Джинни, кто-то вторил ей. Гарри. Гарри. Волдеморт стоял у дверей Хогвартса. Пожиратели – плечом к плечу за его спиной. И Хагрид. Хагрид держал Гарри на руках. А Гарри.. он будто спал. Гермиона столько раз видела это его лицо, тихонько наблюдая, пока они жили в палатке. Так, возможно?.. Самое время проснуться, Гарри! - ГАРРИ! – она сама не узнала свой голос, горло вновь полоснуло болью. Он не откликнулся. Ни на её зов, ни на зов кого-либо из уцелевших товарищей. Все звуки вокруг слились для неё в однообразный гул. Проклятья защитников Хогвартса, смех Беллатрисы, рыдания Хагрида. Бесполезный шум. - МОЛЧАТЬ! Она даже была рада, когда всё это стихло. - Игра окончена, - голос Волдеморта заставлял цепенеть и без всякой магии. Как они собирались уничтожить его? – Клади его сюда, Хагрид, к моим ногам – здесь ему место! Змея удобно устроилась на его плечах, её тупая морда ластилась к Волдеморту. Они не смогли избавиться и от змеи. Зато были на волосок от гибели, когда та маскировалась в трупе Батильды Бэгшот. Если бы у Нагини не было приказа задержать Гарри, она бы прикончила их ещё в сочельник. «Последний же враг истребится – смерть». Эти слова были написаны на надгробии родителей Гарри в Годриковой Впадине. Гермиона интерпретировала это в положительном смысле – как жизнь после смерти. А Гарри заплакал от бессилия и горечи. Сжал в ответ её руку. С благодарностью принял зачарованный рождественский венок из роз и возложил на могилу. Обнял Гермиону за плечи и молча повёл прочь, по глубокому снегу, среди могил, мимо тёмной и тихой церкви к узенькой, невидимой вдали калитке. Жизнь после смерти – это то, что осталось родителям Гарри. И то, что им всем теперь оставалось. Всё это время Волдеморт говорил что-то, прохаживаясь рядом с неподвижным телом Гарри, Беллатриса всё посмеивалась, но Гермиона не слышала их. Перед ней стояло лицо Гарри и дорожки остывших слёз на его щеках. А ей так хотелось сказать ему: «Я тоже твоя семья, Гарри! У тебя есть я. И всегда буду». Но не хватало духа, казалось неуместно, не перед могилой его родителей. И он порой так смотрел на неё. Как будто можно было не говорить, он и так это знал. Её Гарри. Кажется.. Нет. Теперь она это отчётливо осознавала: даже та часть в нём, что принадлежала Волдеморту, была дорога ей. Если бы Гарри не пошёл в Запретный лес, и они каким-то непостижимым образом смогли бы одолеть Тёмного лорда… Гермиона бы справилась с ним. Она бы смогла выдержать ненависть Гарри, его трансформацию. Она была уверена, что душа Гарри была достаточно сильна, чтобы не дать Волдеморту завладеть собой полностью. Так отчего они не пошли этим путём? К чему это проклятое самопожертвование, Гарри? Если они и так все умрут? Не моргая, она смотрела в его лицо и молчаливо требовала ответы. И, вдруг, на какое-то мгновение ей показалось, что его ресницы дрогнули. Она знала! ГАРРИ! А затем.. Её мир пожрало Адское пламя. Крик разорвал её изнутри. Гарри больше не спал. * И Гермиона открыла глаза. Он смотрел на неё. Словно любовался, пока она спала. - Ты уничтожишь меня сегодня, как и обещал, - язык с трудом ворочался, потому что она понимала, что это действительно правда. – Волдеморт. - Да, Гермиона, - он мягко улыбнулся, протягивая ей последнюю сочащуюся алую розу. – Ты готова к премьере.