Cult of the Body

За окном выл ветер, наигрывая уже знакомый реквием. Ноты были тяжёлыми. Пропитанными скорбью и ненавистью. Сказитель в этом похоронном танце угадывал черты Аякса. Видел он в них и голубые омуты, в которых никогда не было нежности. Лишь ледяной вызов. Одиннадцатый предвестник фатуи сам был неким ледяным вызовом с тяжёлой рукой, наглой ухмылкой и глазами, в которых никогда не было эмоций. Лишь глыба льда, сравнимая с ледниками на самых высоких пиках. Скарамучча думал, что он больше походит на человека, чем Тарталья. Что, конечно же, было не так. Об этом напоминали шарниры вместо суставов и отсутствия дыхания. Может быть, они оба никогда не были людьми. — Снова ты здесь. — Знакомый голос вызывает раздражение. — Удивительно, что ты всегда приходишь, когда я думаю о тебе. Да, и где мне быть, кроме своей спальни. — Холодно хмыкает юноша, известный как шестой предвестник фатуи. — Ты думаешь обо мне. Как мило. — Язвительный голос Чайлда вызывает у Скарамуччи скрежет зубов. Этот идиот был таким надоедливым. — Когда идёт метель, я вспоминаю о тебе. — Говорит Скарамучча, не скрывая пренебрежения. — Я ненавижу снег, ты знаешь это, да? Ты похож на метель. Такая же мерзость. — Голос пропитан презрением и ядом. — Не упускаешь возможности сказать, что ненавидишь меня, да, коротышка? — Аякс подходит ближе. В темноте комнаты его долговязый силуэт был плохо различим, но Скарамучча чувствовал его всей своей ненастоящей кожей. Когда тяжёлые руки коснулись обнажённых плеч, Сказитель хмыкнул. Холодные губы касаются щеки, шеи. Прикосновения Аякса всегда были сравнимы с прикосновениями ледяного ветра, который ни на минуту не утихал в стране снега и льда. Аякс навсегда останется в памяти Скарамуччи кем-то, кто напоминал о том, что Сказитель не принадлежит себе. Сказитель ненавидел эти прикосновения. Даже когда желал, чтобы горячие руки коснулись его кожи. Даже когда тёплые губы кусают мочки его ушей, а из горла рыжего так и вырываются стоны. Шестой предвестник по-прежнему все это ненавидел. — Отвали. — Скара не хочет этого. Он не хочет чужих касаний, поцелуев и присутствия рядом. Ему было хорошо в одиночестве в этой сырой тёмной комнате, когда за окном воет ветер и даже звёзд не видно из-за клубов снега. — Ты всегда говоришь мне «отвали», коротышка. А потом стонешь на моем члене. — Ты ведь сейчас договоришься. — Шестой предвестник откидывает голову назад, открывая доступ к тонкой шее. Его голос звучит угрожающим. — Разве я не уже договорился? — Голос Чайлда звучит капризно и обиженно. Этот тупой ребёнок так хотел, чтобы его подчинили себе. Скарамучча кривится. — Коротышка, я знаю, что ты любишь поиграть в недотрогу. Но, видишь ли, я твои игры не люблю. Так что просто трахни меня, хорошо? Слова Тартальи вызывают у шестого злобу. Он резко разворачивается к нему и смотрит снизу вверх. Глаза цвета летнего неба смотрели с мольбой и похотью. Но в Скарамучче это вызывает лишь ещё большее раздражение. Пальцы цепляются за подбородок Аякса и сжимают нежную кожу чужого лица. — Разве я не сказал «отвали»? Ты, блять, слушать разучился? — Тонкие бледные пальцы сжимают чужую челюсть сильнее. Оба знают, что там останется красные следы, которые потом расцветут фиолетовым и желто-зеленым. Скара видит как Тарталья сглатывает и хватается рукой за запястье Сказителя. — Ты мерзкий идиот, отравляющий мою жизнь. — Скара продолжает сжимать челюсть рыжего парня, чьё лицо было усыпано миллионами веснушек. Рука тянет лицо на себя, горячее дыхание одиннадцатого предвестника обжигает губы созданного бога. И это вновь напоминает Сказителю, что человек здесь лишь Аякс. Злая усмешка проскальзывает по тонким холодным губам и Сказитель кусает нижнюю губу Тартальи. Ощутимо, но пока не до крови. Предвестник пытается отстраниться, но рука сжимается ещё сильнее, а зубы продолжают насиловать нижнюю губу человека. — Успокойся. И прекрати дёргаться. Ты пришёл из-за этого. — Переходит на шёпот Скарамучча, вновь злобно ухмыляясь, когда видит пошлый блеск в голубых глазах. В них могла отражаться вселенная, но Сказитель никогда бы её там не заметил. Впрочем, он к этому и не стремится. Все, что его интересовало в рыжем пареньке, это его тело. Не больше. Чайлд приземляется на мягкую кровать. Знакомое ощущение мягкой перины окутывало парня в свой кокон. Но позволить себе расслабиться он не мог. Не в этой тёмной комнате, когда за окном воет ветер и шумит метель, а шестой предвестник стоит около кровати. Не тогда, когда из него собираются вытрахать всю душу. Впрочем, если верить древним сказаниям, то души-то у него и не было. У него, в принципе, много чего не было. — Мне тебя что, самому раздеть? — Хмуро спрашивает Скара, упирая руки в боки. Сказитель отчётливо слышит шумно сглатывание и лишь снова усмехается, готовясь к шоу. Шестой предвестник знает, что его слова вызывают у рыжего злость. Знает, что его бесит вынужденная подчинённость Сказителю. Он знает это. И наслаждается ещё больше, когда Тарталья стягивает себя узкие тёплые брюки. Вздрагивает от ледяного ветра, проходящегося мерзкими мурашками по бледной коже, усыпанной рыжими веснушками, так похожими на расплавленное золото. Скара не понимал, как у человека, родившегося в столь холодном месте, могло быть столько солнца на теле. Начиная от волос и заканчивая бесконечными веснушками по всему телу. Если бы он был хотя бы немного романтиком, то обязательно бы сказал, что Аякс его солнце в стране льда. Но романтиком он не был, да, и Тарталью никогда своим не считал. Одиннадцатый предвестник остаётся без одежды в считанные минуты и Скара ухмыляется, видя нагое тело и уже полустоящий налитый кровью член. Сам сказитель не раздевается. Холодными пальцами касается головки и лишь глаза закатывает на шипение любовника. Рука двигается медленно. Ровные движения без присущей предвестнику резкости. — Разве я не говорил тебе, чтобы ты перестал соваться ко мне? — Он сжимает член сильнее, давит на уретру и усмехается, когда Тарталья под ним дергается от знакомых ощущений. — Разве я, блять, непонятно выразился? Может, мне стоит объяснить по-другому? И не смей говорить. Не хочу слышать от тебя ничего кроме мольбы. Ясно? — Вторая холодная рука касается тонкой шеи. Скара примеряет ладонь на кадык, хмыкает, когда видит блеск азарта в глазах Аякса. Ему очевидно нравилось происходящее. Пальцы давят. Не сильно, но так, чтобы перекрыть доступ к кислороду. Аякс задыхается. Рука продолжает водить по стоящему члену, давя на уретру и гладя уздечку и одиннадцатый предвестник стонет впервые за вечер. Это лишь первый такой стон. Мышцы сопротивляются под руками Скары. Они пытаются вдохнуть воздуха, дабы дать такой нужный кислород организму. Но ни черта не выходит. Это вызывает у Сказителя презрительный смешок. — Что такое, Аякс? — Имя, данное при рождении, вызывает у Тарталья высокий хриплый стон и тяжёлые вздохи. — Ты такой блядский идиот. Но ты в курсе, не так ли? — Одиннадцатый предвестник продолжает задыхаться под куклой Сегуна Райден. Ему просто отвратительно плохо. Кислорода не хватает, рука не отпускает член, а продолжает водить по нему с ощутимой силой холодных пальцев. А гребаный вкрадчивый голос вызывает неприятные мурашки. Скарамучча убирает обе руки с тела любовника и избавляется от вещей. Будь у него суставы вместо шарниров, а в теле текла бы настоящая кровь, то бледная кожа точно бы покрылась колкими мурашками от холода в спальне шестого предвестника. Увидеть злобного карликового шестого предвестника нагим, было неким достижением, по скромному мнению Чайлда. Он видел Сказителя совершенно голым минимум раз в неделю, если никто из них не был в командировке. Это тоже было личным достижением Тартальи. Скарамучча достаёт банку холодного лубриканта, изготовленного из слизи слайма, из тумбы, а затем достаёт что-то ещё. Что-то тонкое и острое. Что-то, чем можно было бы с лёгкостью убить. — Ска… — Рот, Аякс. — Спокойный ровный тон и Чайлд замолкает. Это не было согласовано. Но. У них ничего никогда не было согласовано. Это точно не было нормально. Но черт. Когда они выписывались в понятие нормальные? Один в двенадцать лет свалился в бездну и пробыл там бессчетное количество времени, а другой просто сосуд для гнозиса электро архонта. Скарамучча садится прямо напротив Тартальи. — Смотри на меня. Только на меня. И не смей касаться себя. — Сказитель видит как в темноте черты молодого лица искажаются. Самый молодой предвестник фатуи ненавидел подчиняться. И тем не менее, он всегда приходил к старшему только ради подчинения. Это не было секретом ни для одного из них. Скарамучча набирает на пальцы достаточное количество смазки и греет её в руках, сам неуверенный для чего. Ведь холода он и не ощущал почти. Колени плотно прижаты к груди. Анус выставлен на показ и шестой предвестник точно смотрит на то, как Скара входит сразу двумя пальцами в себя. В его движениях нет ни капли нежности к себе. Только грубая, но эффективная растяжка. Скарамучча слышит хриплое дыхание Тартальи, слышит как он постоянно сглатывает. Собственные пальцы не достают до простаты и это вызывает у Скарамуччи раздражение, которое просачивалось под кожу. Пальцы продолжают входить и выходить, растягивая нежные стенки сфинктера. Это вызывает короткий звонкий стон, который почти тут же обрывается самим предвестником. Скарамучча выглядывает из-за коленей и видит голодный взгляд любовника. Хмыкает. Делает пальцами толчок и слышит хлюп. Вытаскивает мокрые пальцы. Сказитель забирается на бедра Тартальи. — Руки держи при себе. — Строгий тон не оставляет сомнений, что Тарталья должен повиноваться. Но в руке Скары уже был скальпель. Так какая к черту разница уже? — Я серьёзно, Аякс. — Руки Чайлда останавливаются на половине пути к худым бёдрам Скары и опускаются назад на кровать. — Что ты, блять, собираешься делать? — Хмуро спрашивает Тарталья, когда видит блеснувший в руке скальпель. — Рот. — Скара повторит это ещё не единожды за вечер. Наверняка. За окном выла метель, комья снега прилетали в окно. Сказитель не греет новую порцию смазки в руках. Холодную наносит на член. Тарталья дергается под ним и шипит, злясь на Скару. Это было грубо. — Нехуй своевольничать. — Обыденно говорит Скара, размазывая смазку по длине члена. — Да пошёл ты. — Уже иду. И рот. Головка члена приставлена к сфинктеру. Тарталья кусает нижнюю губу не представляя дальнейшие действия Скарамуччи. Чайлд был тем, чьи действия нельзя было предсказать. Но сам Чайлд бы с этим поспорил. Они просто не оказывались в постели с шестым предвестником. — Твою мать! — Рявкает Тарталья, когда Скарамучча одним грубым движением садится до конца. Возбуждение и так било по башке слишком сильно из-за вечного ощущения опасности, а такие действия вызывают желание просто взять и начать втрахивать шестого предвестника, дабы он прекратил свои извечные издевательства. Но Чайлд не мог. — О да, ещё электро архонта помяни, будучи во мне, блять. — Злобно бурчит Скара. Одна его рука лежала на шее, а другая на выступающих ребрах, покрытыми шрамами от боевых ран. Тарталья был в курсе, кто такой Сказитель. Он был единственным предвестником, после Доктора, кто знал его историю полностью. И он был единственный, кому Скара бы не побоялся довериться. И это было глупо. Очень глупо. — Знаешь, зачем он мне? — Скальпель снова блестит в темноте. Тарталья отрицательно качает головой. — Вот именно, что нет. Будь хорошим мальчиком и не дергайся сейчас. Аякс вздрагивает, когда холодное лезвие касается его груди. Скара не давит на острый предмет, но он все равно оставляет кровавую полосу. Стон вырывается из горла, когда Скара приподнимается на стоящем члене и тут же опускается, хрипло стоня. Холодные губы Сказителя касаются кровавого следа. Язык размашисто проходит по нему, собирая капли с привкусом железа. Аякс под ним тяжело дышит, пальцами сжимает простынь. Скара отстраняется, делает новый аккуратный порез той же толщины, что первый. Тарталья под ним продолжает задыхаться, хвататься руками за все что попадается под руку и шипеть от соприкосновения холодного метала с горячей кожей, на которой уже была испарина от всего происходящего. Скарамучча снова приподнимается на члене, тут же резко опускаясь на него. Несколько таких грубых толчков вызывают стоны у обоих. Чайлд хрипит и его пальцы все же перемещаются на чужие бедра, оставаясь на них же. Новое касание скальпеля было намного более ощутимо, чем первые два тонких пореза. Кровавая полоса образовалась на том месте, где суматошно билось сердце. Густые капли крови стекают к рёбрам, Тарталья кусает губы, стараясь не вскрикнуть от ощутимой боли. Губы Скарамуччи собирают в свой рот стекающую солоноватую кровь. Он зубами впивается в кожу и ухмыляется, слыша новый пошлый звук из глотки предвестника. Сказитель тратит пару минут, чтобы оставить засос прямо рядом с порезом. Кровь наполняет его рот, оставаясь в нем мерзким металлическим послевкусием. — Руки при себе, Аякс. — С губы стекает густая красная капля крови, когда Скарамучча отстраняется. Снова берет в руку скальпель и делает ещё длинный тонкий надрез, из которого выходит кровь густыми каплями, падающими на белую чистую простынь. — Скара, пожалуйста. Я больше не выдерживаю, блять. Пожалуйста. — Чайлд звучит отчаянно нуждающимся. Голос был сорван, по груди тянулись кровавые полосы, а член стал чересчур твёрдым в преддверии оргазма. Член Тартальи иногда задевал простату Сказителя и вызывал короткий хриплый стон. Шестой фатуи вздыхает. Разглядывает грудь рыжего, которая вся была изрезана и в крови, разглядывает шею с парой синяков на ней, рыжие, мокрые от пота, волосы. Одиннадцатый предвестник был разрушен. Уничтожен. Повержен. И это доставляет Сказителю удовольствие. Оно было садистским, точно чокнутым и таким пиздецки правильным. За ощущением власти в своих руках, Скара не обратил внимание на бьющее в мозг возбуждение и желание кончить. Но сейчас, глядя на уничтоженного Аякса, возбуждение напомнило о себе. И он все же сменяет гнев на милость. Начиная двигается на члене быстрее, чувствуя, что возбуждение все же даёт о себе знать и пульсирующий член Чайлда тоже напоминал о себе. Кровавые губы Скарамуччи касаются нового пореза, пока бедра продолжают двигаться в грубом темпе. Одна рука Тартальи скользит с бедра к члену Сказителя, но замечания за очередное своевольничество Тарталья не получает. — Аякс, будь хорошим мальчиком и кончи для меня. Ты ведь так сегодня постарался, да. Даже не дёргался под скальпелем. Ты хорошо справился. Кончай. — Последнее произносится строго и Скарамучча ощущает горячую вязкую сперму в анальном отверстии. Аякс стонет громко, протяжно и надрывно, вызывая у Скары короткий хмык и неприятные ощущения в анусе. К его члену притронулись за вечер лишь пару раз. Скара хмурится от неприятного ощущения, сильнее давит на руку Чайлда, и тоже с сиплым стоном кончает на поджарый живот Тартальи тугими белыми струями. Сказитель тут же слазит с предвестника с протяжным недовольным стоном. Мерзкое ощущение жидкости в анусе заставило сморщиться и кинуть тяжёлый взгляд на еле дышащего Тарталью. Мозг работал хреново в первые пять минут. Два предвестника просто лежали в остатках крови, спермы и смазки. — Я еду в командировку в Ли Юэ. Мы долго не увидимся. — Бормочет Тарталья и Скарамучча думает, что оно к лучшему. В нем давно начинало селиться чувство больной привязанности. А привязанность это не то, что нужно верным псам Царицы. — Ясно. Отлично. Хотя бы отдохну от тебя. — Бурчит Скара, поднимаясь с кровати и собираясь идти в ванну. Тарталья продолжает лежать на кровати. Он точно не собирался сегодня никуда уходить. Остаться спать в кровати испачканной спермой, смазкой и кровью, хуевая идея. Но номеру одиннадцать было плевать. Совершенно. В конце концов, это он тот, кто все это начал.