Simple Pleasures

Брюс заранее осмотрел закусочную. Он выбрал идеальную точку наблюдения — крышу ветхого многоквартирного дома через дорогу. Затаившись в тени, он сидел на корточках у края крыши, там, где его никто не видел. Он навёл бинокль, увеличив масштаб широкого яркого прямоугольника окна закусочной. Дождь ручейками стекал с его тёмного плаща и капал с маски, пока он смотрел через мокрый от воды объектив на мужчину — невзрачного на вид, в очках, бледного, с тусклыми приглаженными волосами. На прилавке перед ним стояли чашка кофе и кусок пирога. Он ел медленно, пережёвывая каждый кусочек дольше, чем казалось необходимым; его глаза были закрыты, голова слегка откинута назад, как будто тот погрузился в необыкновенное блаженство. Должно быть, пирог был невероятно вкусным. Мужчина приходил в эту закусочную почти каждый вечер. Иногда он заказывал кусок пирога (тыквенный или с заварным кремом, изредка банановый) и кофе. Иногда это были сэндвич с сыром и тарелка супа. Никогда — сэндвич и пирог, как будто он не осмеливался позволить себе такую роскошь. Незнакомец всегда платил наличными. Он мог медленно, одну за одной, вынимать банкноты из бумажника и разглаживать их кончиками пальцев на прилавке перед собой. Сдачу он раскладывал аккуратными башенками из одинаковых монет или выстраивал их линиями и кругами, как бы выписывая слово по буквам. Его распорядок дня был точным, упорядоченным и почти неизменным: пойти на работу, потом в закусочную, затем вернуться домой в свою тесную квартирку, провести некоторое время за ноутбуком (со стороны Брюс мог наблюдать, как он сидит там, хотя ему никогда толком не удавалось разглядеть экран), принять душ и лечь спать. Никаких неучтённых промежутков времени... За исключением часов между полуночью и четырьмя утра. Иногда в это время он выходил из квартиры. Но каждый раз, когда Брюс пытался проследить за ним, мужчине удавалось ускользнуть. Он исчезал, казалось бы, невозможным образом: сворачивал на улицу с односторонним движением, которая вела в тупик, и потом его там уже не было. Он жил один. Похоже, у него не было друзей. По крайней мере, Брюс никогда не видел его в компании с кем-нибудь. Когда официантка, держа кофейник, подошла, чтобы налить кофе, он просиял, глядя на неё восторженными глазами. Его губы зашевелились, когда он с почти детским энтузиазмом указал на пирог. Что именно они кладут в пирог, что так заводит тебя? Или тебя волнует что-то другое? Есть какие-то планы на вечер? Брюс не слышал, что говорил мужчина, но заметил выражение лица официантки — она кивала и улыбалась, но напряжённо. Как будто чувствовала, что с ним что-то не так. Она немного попятилась — возможно, бессознательно, — и свет в глазах мужчины померк, хотя он по-прежнему натянуто улыбался. Он опустил голову, и официантка быстро удалилась на кухню. Улыбка мужчины исчезла, как по щелчку. Он продолжил есть с отсутствующим выражением лица, делая паузу через каждые несколько кусочков, чтобы отпить кофе. Тебе не очень везёт с женщинами, не так ли? Они знают. Они видят в тебе волка за овечьей шкурой. Мужчина бросил взгляд на часы и посмотрел в окно. В его глазах читалось странное ожидание. Ждёшь кого-то? На мгновение его взгляд метнулся к Брюсу, и тот напрягся. Ему показалось, что это мальчишеское лицо смотрело прямо в бинокль. Брюс тщательно изучил каждый уголок этого места. Он был уверен, что его не видно из закусочной. Подавив рефлекторную волну паники, он остался неподвижен, как часть окружения. Взгляд мужчины скользнул в сторону. Он сделал ещё глоток кофе. Брюс заметил, что у него была любопытная привычка: когда он поставил чашку, вместо того, чтобы просто отпустить её, провёл кончиками пальцев по поверхности. Как бы чтобы не оставлять отпечатков. Он делал так каждый раз. Официантка принесла чек. Мужчина пересчитал купюры, прижимая их уголки, чтобы они лежали ровно, затем начал отсчитывать сдачу из монет. С этого ракурса Брюс смог разглядеть рисунок, который они образовали — знак вопроса. Мужчина натянул капюшон своей чёрной толстовки и вышел из закусочной, сгорбившись и опустив голову, позволяя дождю промочить себя насквозь. У него не было зонтика. Ты так подхватишь простуду — вот, что мать Брюса всегда говорила ему, когда он выходил на улицу, не надев пальто. Точно простудишься. Брюс ждал. Затем он спустился с крыши, подошёл к закусочной и вошёл внутрь. Официантка забирала пустую тарелку и кофейную кружку. Она подняла взгляд. При виде Брюса, стоящего в полном снаряжении Бэтмена, она вскрикнула и уронила чашку. Осколки тут же разлетелись вдребезги. — Я не трону тебя, — сказал он. — Что вам нужно? — спросила официантка, затаив дыхание. Он указал на осколки на полу. — Это? — она моргнула широкими, как у оленёнка, глазами. Она была молодой, темноволосой, с маленькой родинкой возле носа. — Ладно. Конечно. Он достал пластиковый пакетик из сумки на поясе, присел на корточки, собрал осколки и положил их обратно в сумку. — И ещё кое-что, — добавил он, — тут только что был мужчина. Ты знаешь его имя? — Имя? — она нахмурилась. — Эм... Эдвард. Его зовут Эдвард. Я не знаю фамилии. Брюс коротко кивнул. — Спасибо. С сумкой в руке он вышел из закусочной.

* * *

Он наблюдал за этим человеком уже восемь дней. За это время не произошло ни одного убийства. Несмотря на осторожность Брюса, он полагал, что мужчина знал, что за ним наблюдают. Загадочник не оставил ни отпечатков пальцев, ни физических следов своего пребывания на месте преступления в доме мэра. За исключением одного — единственного волоса, спрятанного внутри открытки, которая была адресована Бэтмену. Светло-каштанового, тонкого волоска. Брюс мог бы выдать его полиции. До сих пор он не знал, как объяснить — даже самому себе — почему он этого не сделал... За исключением изводящего чувства, что если он сделает это, то нарушит негласные правила игры и дверь закроется. Его шанс ускользнёт. Волос явно предназначался ему. Это не могло быть совпадением. Это было послание: приди и найди меня, если сможешь. Вот. Я облегчу задачу. Возьми частичку меня. Итак, Брюс провёл тест ДНК, используя своё собственное оборудование. Он искал совпадения в базе данных департамента полиции Готэма, к которой у него был доступ благодаря Гордону, но ничего не нашлось. У Загадочника не было судимостей. Затем последовала серия случаев вандализма, сотни из них в течение нескольких дней — слова «БЭТМЕНУ», написанные аэрозольной краской на стенах различных мест в Готэме. Больше никаких посланий. Только эти слова. Если это была работа Загадочника, то у него должна была быть какая-то помощь: невозможно, чтобы один человек мог сделать всё это самостоятельно. Это повергло Брюса в замешательство. Он не видел ничего общего между этими местами. В конце концов он начал думать, что Загадочник вообще был ни при чём, что это не его работа, а просто подражатели. Но когда он расстелил на столе карту Готэма и воткнул булавку в место каждого происшествия, булавки образовали символы из шифра, которые Загадочник использовал в своей первой открытке — ПР---ЫЕ РА-О--И. Буквы и пробелы. Простая головоломка. «Заполните недостающие фрагменты». Простые радости. Он понял, что это значило. Это было название готэмской закусочной. Изогнутое окно. Полосы голубого неонового освещения. И каждый вечер в 20:00, ровно как по часам, мужчина в чёрной толстовке был там. Конечно, он был не единственным регулярным посетителем закусочной. Но то, как он неизменно появлялся каждую ночь без опозданий... Как он всё поглядывал в окно, ждал, смотрел... Поэтому Брюс продолжал смотреть за ним издалека, ожидая, пока он оступится, что-нибудь раскроет. В конце концов, у него не было реальных доказательств того, что это был Загадочник: это было всего лишь предчувствие. Но в какой-то момент он устал ждать. Пришло время сделать ход.

* * *

Он принёс осколки чашки обратно в свою лабораторию и осмотрел их. На одном осколке — части ободка чашки — ему удалось разглядеть слабый отпечаток нижней губы. С помощью ватного тампона он собрал образец и провёл анализ ДНК, сравнив его с последовательностью у волос. И тут появилось совпадение.

* * *

На следующий вечер он снова вернулся в закусочную. Снова шёл дождь. И снова мужчина в чёрной толстовке был там, в одиночестве, сгорбившись над столиком, ел свой пирог. Брюс медленно ступал на какую-то морально серую территорию. Он понимал это. Но Загадочник был опасен, непредсказуем — и в особенности он был зациклен на Бэтмене. На грудь Брюса давили тяжесть, чувство ответственности за ужасную смерть мэра, за Сэвиджа и за Колсона. Ему пришлось справляться с этим по-своему. Быстро. Решительно. Колебаниям не было места. Загадочник хотел быть пойманым. А Брюс не возражал. Но Загадочник явно не представлял, с кем имеет дело. Его сердцебиение было быстрым, но ровным. Он шёл плавной, быстрой, размеренной походкой хищника, постепенно сокращая расстояние между собой и сгорбленной фигурой, идущей впереди. Эдвард. Куда он направлялся? Обычно после ужина в закусочной Эдвард пешком шёл к станции метро, но теперь шагал в противоположном направлении. У него не было машины. У него даже не было зонта. Но дождь, казалось, его не беспокоил. Он шёл, опустив руки по бокам, мокрые волосы прилипли к его голове. Когда Брюс подошёл ближе, он услышал, как мужчина тихонько напевает себе под нос. Звук почти терялся в ровном шуме дождя. Мелодия была одновременно игривой, жутковатой и... смутно знакомой, хотя Брюс не мог вспомнить, где слышал её раньше. Они завернули за угол. И Эдвард остановился. Брюс инстинктивно замер, держась в нескольких шагах позади него. Дождь барабанил вокруг них по узкой, уединённой улице. Впереди мерцал жёлтый свет уличного фонаря. Не оглядываясь, мужчина начал петь чистым, мелодичным тенором. Его голос поднимался подобно сладкому аромату в затхлый, прокуренный запах Готэма: — Я лучше стал бы птицей, чем червём. Я бы стал — бог бы дал. Конечно, стал... — Пока он пел, его рука медленно ползла к чему-то, спрятанному в куртке. — Я лучше б молотком стал, чем гвоздём... Это был старый трюк. Отвлекающий манёвр. Эдвард был быстр, но Брюс оказался быстрее. Через полсекунды его рука в перчатке зажала мужчине рот, другая рука обхватила его торс, прижав руки к бокам. Последовал короткий, резкий вздох. Его жертва затихла и напряглась, но не сопротивлялась, даже когда Брюс оттащил его с потрескавшегося тротуара в затемнённый переулок. Крыса оттуда юркнула прочь, скрывшись за мусорным контейнером. — Не кричи, — прошептал Брюс, склонившись над ухом Эдварда. Пленник слегка вздрогнул в его хватке, немного поёрзал и податливо обмяк. Брюс чувствовал, как колотится его сердце, трепещет, подобно колибри, в узкой груди. А потом Эдвард захихикал. Смех был приглушённым, но безошибочно узнаваемым. Рука Брюса крепче зажала ему рот. Он подумал о мёртвом человеке: мёртвом мэре, мёртвом отце, обмякшем в кресле, с лицом, перемотанным изолентой, с отрубленным в суставе большим пальцем. Он подумал о Колсоне: об абсолютном ужасе в его глазах, о голосе Загадочника, дразнящем его с другой стороны экрана мобильного телефона. — Это для тебя какая-то шутка? — прохрипел Брюс. — Игра? Голова Эдварда медленно качнулась из стороны в сторону — молчаливое отрицание, — затем вверх и вниз, кивая. Нет. И да. — Это был ты, не так ли? Ты убил их. Его глаза закатились вверх, чтобы встретиться взглядом с Брюсом. Они казались огромными. Белки влажно поблескивали в темноте. — Ну? Ещё один медленный кивок. Он часто дышал, всё ещё немного дрожал... Но не выглядел испуганным. Стеклянный, ошеломлённый взгляд его глаз, расширенные зрачки за мутными линзами огромных очков, румянец на щеках, открытый, тяжело дышащий рот под ладонью Брюса, всё это больше напоминало... Брюс посмотрел вниз. В штанах мужчины была выпуклость. Брюс дёрнулся, напрягаясь, затем взял себя в руки. Сосредоточься. Он вытащил из кармана шприц для подкожных инъекций и воткнул в шею Эдварда. Тот вздрогнул, ахнул и безвольно повис на руках Бэтмена. Брюс сунул руку в куртку Эдварда и пошарил внутри, ожидая найти пистолет или, может быть, молоток — что ещё он мог бы найти? — но вместо этого его пальцы в перчатках сомкнулись на жёстком картоне. Он вытащил его. Открытка? Он прочтёт её позже: здесь задерживаться нельзя. Брюс сунул открытку в один из мешочков на поясе, затем потащил Эдварда до конца переулка и поднялся по шаткой железной лестнице на крышу многоквартирного дома. С человеком без сознания, зажатым под мышкой, он путешествовал над улицами, прыгая между крышами, пока не добрался до места, где была припаркована его машина — одна из многих. Как только его пленник был закован в наручники и надёжно спрятан в багажнике, Брюс сел в машину, плотно сжав пальцы в перчатках на руле. И на мгновение его уверенность пошатнулась. Чем он сейчас вообще занимался? Бэтмен был линчевателем, но даже у него было несколько правил. Прежде всего, он не убивал людей. Он не использовал оружие. Конечно, он причинял людям вред, но только затем, чтобы вывести их из строя, а не затем, чтобы причинять боль ради боли. Он не пытал. Так в чём, собственно, заключался этот его план? Как он собирался вытянуть правду из этого человека? Было ещё не слишком поздно. Он ещё мог сделать всё по правилам и передать Эдварда полиции, чтобы тот ответил за свои преступления. Брюс подумал о том мальчике — сыне покойного мэра. О его потерянных, пустых глазах. Позже полиция сказала, что это ребёнок нашёл тело. Брюсу было знакомо его растерянное выражение лица, потому что он сам оказывался в похожей ситуации. Его разум до сих пор отказывался принимать те события. В какой-то момент он почувствовал себя отрешённо. Нет. Это было слишком личным. А Загадочник был слишком умён, слишком опасен. После погони, в которую Брюс втянул их, он бы не доверил того полиции: Загадочник найдёт какой-нибудь способ выскользнуть у них из рук. Казалось странным, что Брюсу удалось так легко поймать его. Как будто он хотел, чтобы его поймали. Как бы то ни было, теперь он был у Брюса. Альфред бы этого не одобрил. Но ему и не нужно было знать. В поместье Уэйнов было много комнат, в том числе звуконепроницаемых. Он мог надёжно спрятать своего пленника, пока обдумывал следующий шаг. Он вытащил открытку — ту, которую Эдвард носил в своей куртке — из сумки на поясе, медленно повертел её в пальцах. На этот раз конверта не было. На лицевой стороне открытки было изображено улыбающееся существо с коричневой шёрсткой, которое Брюс поначалу принял за ласку, с лапками, сложенными на щеках, окружённое множеством красных и розовых сердечек. Текст ниже гласил: «IM OTTERLY OBSESSED WITH YOU!». Он развернул открытку. Внутри было написано: «Я – Никто. А ты – ты кто? Может быть – тоже – Никто?» На этот раз никаких шифров. Никаких загадок. Просто отрывок из стиха. Но само наличие открытки — знакомый почерк — почти не оставляло сомнений в том, что это был тот самый человек, который забил мэра до смерти лопаткой для ковра. Брюс сунул открытку обратно в сумку, тронулся с места и выехал из переулка. Дождь барабанил по лобовому стеклу; дворники, как гильотины, рассекали капли, превращая уличные фонари и светофоры в мазки света и крови.