Simple Pleasures

BlackRabbit: Ты знаешь, что я никогда не предам группу. Я не собираюсь стучать на нас копам или типа того. Я просто говорю, что не знаю, смогу ли и дальше активно участвовать в этом. Если мы начнём взрывать всякую хрень, то из-за нас могут пострадать невинные люди. NoTrueNihilist: И? BlackRabbit: Я имею в виду, это сделает нас не лучше наших врагов. NoTrueNihilist: Ты, блядь, сейчас издеваешься надо мной? Я ненавижу этот трусливый пиздёж про «это сделает нас такими же» и не могу поверить, что слышу его ЗДЕСЬ. Вот именно этими словами, что ответный удар по плохим делает нас такими же, они и держат нас под своим грёбаным каблуком BlackRabbit: Значит, пока у нас есть оправдывающие мотивы, всё, что мы делаем, справедливо? Ты серьёзно в это веришь? GodFucker: Ребята, сделайте глубокий вдох. Если мы начнём грызться друг с другом, то всё закончится раньше, чем сумеет начаться. Раз Rabbit не хочет помогать с Большой ночью, он не обязан этого делать. NoTrueNihilist: Нет. Мы здесь все в одной лодке, а он пытается притвориться, что ни при чём? Участвуешь ты или нет, в стороне стоять нельзя. И точка. Итак, когда приступаем? Слова, белые на чёрном фоне, мерцали на экране. Было странно наблюдать, как эти люди спорили друг с другом в чатах. Брюс всегда думал о «группе» Загадочника как об едином, безликом организме, чем-то с единой волей и целью. Но все они были реальными людьми — так сказать, друзьями Загадочника. Сам Загадочник в основном говорил через свои прямые трансляции, редко участвуя в текстовых чатах, как бог, который наблюдает и даёт указания свыше, не присоединяясь к остальным. Большая ночь. Загадочник упоминал нечто подобное. Скоординированная атака с использованием взрывчатки. Группа продолжала говорить о ней в чатах, но почти всегда без особой конкретики. Брюс пролистал сотни страниц и просмотрел записи прямых трансляций Загадочника; было неприятно слышать этот глубокий, искажённый голос и видеть его в костюме убийцы, — этого человека, которого он стал считать почти другом. Лицо Эдварда — Загадочника — вспыхнуло в его голове. Эти умоляющие глаза. «Ты обнимешь меня?» «Мне жаль. Мне жаль, что я убил тех людей. Это ты хотел от меня услышать?» Брюсу не следовало поддаваться этому порыву. Он решил, что больше не будет обнимать его. Эти объятия заставили его осознать, что его привлекает этот человек, его пленник, и что он должен делать всё возможное, чтобы держаться от него на расстоянии, как физически, так и эмоционально. Заметил ли Загадочник..? Брюс отогнал эту мысль. Ему нужно было разгрузить голову. Оставалось ещё так много всего, что он не исследовал. Брюс проглотил полную ложку «Лаки Чармс» и вытер молоко со рта тыльной стороной ладони. Он взглянул на изображения с камер. Эдвард — Загадочник, — снова напомнил он себе. Он пытался думать о нём как о Загадочнике — и потому, что сам Загадочник попросил его об этом, и потому, что это был способ ослабить беспокойное зарождающееся сочувствие Брюса к этому опасному социопату — Загадочнику, — который в данный момент спал, свернувшись калачиком на боку, обнимая своего плюшевого Бэтмена. Брюс закрыл чаты и начал открывать другие папки. Все они были помечены случайными буквами и цифрами, которые, как он предположил, были своего рода шифром, и которые делали навигацию на жёстком диске Загадочника чертовски запутанной. Ему казалось, что он блуждает по лабиринту. Он открыл папку с изображениями, которые поразили его как удар под дых. Даже по миниатюрам было очевидно, что это были фотографии его жертв. Так много красного. Брюс уставился на них, чувствуя, как во рту пересохло... Затем закрыл папку. Он открыл текстовый документ, который не был чатлогом. Плоть — головоломка, Как наши края подходят друг другу. Одно касание — и я собран, Ты создаёшь и разрушаешь меня, разбрасывая мои кусочки. Очередная загадка? Он пролистал вниз. Ещё больше таинственных строк: Вскрой мой череп и раскрой мой мозг, кусочек за кусочком, Прочитай каждый дюйм меня кончиками пальцев Соедини пуповиной наши души Собери всё обратно в неправильном порядке. Стихи... Загадочника? Раздался стук в дверь. Брюс вздрогнул и выключил экраны — и экран с камеры безопасности, и монитор. — Заходите. Вошёл Альфред. — Звонил Люциус. Он хочет услышать ваше мнение по нескольким вопросам, связанным с «Уэйн Биотех». Генеральный директор «Страйкер» желает поговорить с вами лично — хотя бы по телефону — до завершения сделки. На мгновение Брюс не понял, о чём он говорит, а затем вспомнил свой последний разговор с Люциусом. Они продавали отдел биотехнологий. Точно. — Разве это не его работа — разбираться с такими вещами? — Это ваша компания, мастер Брюс. Усталость осела на его разум, как пыль. Брюс никогда не просил об этом. Ни о чём из этого. Он не выбирал быть наследником империи своих родителей. Но протест звучал бы плаксиво и по-детски, поэтому он просто сказал: — Я перезвоню ему завтра. — Перед вами также всё ещё стоит вопрос о том, чтобы сделать публичное заявление по поводу убийств. Он сказал, что вы дали на это согласие. Он правда это сделал, не так ли? Дерьмо. — Ну, и что они хотят, чтобы я сказал? Альфред подошёл и протянул ему лист бумаги. Брюс пробежал глазами по строкам: «Я, как и все вы, по-прежнему потрясён шокирующими и ужасными преступлениями, которые поразили Готэм за последние несколько недель. Наш город потерял не только своего любимого мэра, но и комиссара Пита Сэвиджа и окружного прокурора Гила Колсона. Акт отнятия жизни — это акт одновременно высокомерия и трусости. Те, кто считают, что стоят выше закона, те, кто думают, что могут вершить правосудие по своему усмотрению без дальнейшей ответственности, без учёта священных прав, гарантированных всем гражданам, таких как право на справедливое судебное разбирательство, — являются врагами всего, что нам дорого. В эти трудные времена мы должны стремиться сосредоточиться на справедливости, в которую искренне верим. Мы не можем позволить хаосу и страху поглотить нас...» И так далее. Всё это показалось Брюсу довольно самонадеянным и пустым. Это должно было придать ему храбрый образ и подчеркнуть его сильное моральное лидерство, но вряд ли осуждение убийства можно было считать таким уж смелым поступком. Действительно ли жителям Готэма нужен был какой-то богатый парень, чтобы напомнить им, что убивать людей — это плохо? А учитывая его собственную деятельность линчевателя, к этому прибавлялась ещё и доля лицемерия. Конечно, слушатели этого не знали бы. Но знал Брюс. — Это написал Люциус? — спросил он. — Нет. Это работа отдела по связям с общественностью. Пока это черновик, и они открыты для предложений. Он скомкал бумагу. — Ну, я предлагаю что-нибудь другое. Альфред поднял бровь. — Например?.. — Я не знаю. Что-нибудь менее фальшивое. Звучит так, как будто было написано для политика. — Мастер Брюс. Он знал, с ним было трудно. Брюс развернул кресло в сторону. — Я до сих пор не понимаю, почему меня вообще попросили сделать это заявление. — Вам нужно поддерживать свой имидж. — Ты заставляешь меня говорить, как какую-то знаменитость из инстаграма. Я чувствую себя комфортнее, прячась в тени. Альфред ничего не ответил, но Брюс почувствовал, как пристальный взгляд буравит его затылок. — Мастер Брюс, — снова тихо сказал он. — Да? И снова — никакого ответа, только этот взгляд. Брюсу стало немного не по себе, но он продолжал смотреть в сторону, боясь того, что Альфред мог увидеть в выражении его лица. И как только Брюс отправил в рот ложку овсяных хлопьев, Альфред вдруг спросил: — Когда вы собирались рассказать мне? — О чём? — спросил он с набитым ртом. — О том, кого вы заперли в комнате наверху. Брюс замер. Дерьмо. Когда он успел понять? В тот день, когда он позволил Эдварду — Загадочнику — принять ванну? Или Альфред подслушал разговор Брюса с ним? Или он узнал ещё раньше? Неужели он просто ждал, когда Брюс сам ему признается? Отрицать это казалось бессмысленным. С самого начала было глупо полагать, что он сможет скрыть это от него. Брюс медленно опустил ложку. — Я хотел рассказать тебе. Когда-нибудь. Но я не знал, как. — Кто это? — голос Альфреда был обманчиво спокоен, но в нём ясно читалось напряжение. Брюс медленно развернул кресло и встретился взглядом с Альфредом. — Загадочник. Лицо Альфреда слегка напряглось. — Вы уверены? — Ты имеешь в виду, схватил ли я того человека? Да, я уверен. Он не то чтобы особо это скрывает. — Брюс. — Я знаю. — Неужели? — Это не первый раз, когда я делаю что-то незаконное. — Чёрт возьми, само существование Бэтмена было незаконным. Выражение лица Альфреда оставалось напряжённым и мрачным. — Чего именно вы намереваетесь добиться, удерживая его здесь? Какова ваша цель? — Информация. Альфред медленно вдохнул. — Вы зашли на чрезвычайно опасную территорию, — тихо сказал он. — То, что вы делаете — даже если он убийца, — как только вы перейдёте эту черту, Брюс, вы не сможете отступить. Это изменит вас. Брюс напрягся. — Всё не так. Я клянусь. Я не... — он замолчал. Он оставлял Эдварда одного, прикованного к кровати, без воды, на целый день. Он не мог точно утверждать, что не делал ничего бесчеловечного. — Я бы никогда не стал мучить беспомощного заложника. Даже убийцу. Ты знаешь меня лучше, чтобы думать, что я на такое способен. Альфред нахмурил брови. — Итак, как же тогда вы намерены извлечь из него информацию? — Я пробую с ним договориться. Альфред тупо уставился на него. — Я знаю, как это звучит, — сказал Брюс. — Но я делаю успехи. У меня всё под контролем. — И почему мне так трудно в это поверить? Он почувствовал, как жар приливает к его лицу. — Тогда что, по-твоему, я должен делать? — Сдайте его властям, — тут же сказал он решительно и твёрдо. — Если у вас действительно есть веские доказательства того, что он — Загадочник, передайте и их тоже. Расскажите им всё, что знаете. Ну конечно. Конечно, это он и должен был сделать с самого начала. Именно так он всегда и действовал. Так почему на этот раз поступил иначе? Он вздохнул. — Я не могу этого сделать. — Почему же? И действительно, почему. Брюс всегда знал, насколько система была коррумпирована и неэффективна. Разве не поэтому он вообще стал Бэтменом? Но до недавнего времени он не понимал, насколько далеко зашла эта коррупция. Она настолько навредила Эдварду, что просто выдать его в эти распахнутые пасти властей казалось подобным предательству. То, что он думал об этом в таком ключе, уже являлось доказательством того, что он слишком привязался к нему, что его понятия были опорочены. Но действительно ли это что-то меняло? — Я не верю, что власти справятся с этим должным образом, — наконец сказал он. — И вы полагаете, что сможете лучше? В одиночку? — Я многому научился. И... Альфред, он не... он не такой, каким я его себе представлял. Он сложный человек. Услышав это, Альфред закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. — О, Боже, — прошептал он; слова, кажется, предназначались скорее ему самому, чем Брюсу. — Что? — Брюс. У вас серийный убийца заперт в кладовке наверху. — Я внимательно за ним слежу. Он оказался неожиданно... сдержан. И он готов сотрудничать. — Честно говоря, меня больше беспокоит ваше психическое состояние. — Я знаю, что эта ситуация не идеальна. — Вот уж точно. — Но это только временно. Пока я не найду лучшее решение. — Надо ли мне вам напоминать, что мы говорим о Загадочнике? Он безжалостен. И хитёр. Даже если у вас нет плана, я подозреваю, что он есть у него. После всего, что он сделал... Брюс на мгновение прикрыл глаза. — Он должен был стать таким, чтобы выжить. Альфред, его детство, то, что с ним случилось, что этот город сотворил с ним... это ужасно. — Я не сомневаюсь, что он очень больной человек. Но тем больше причин, по которым он должен находиться в специальном учреждении. Где-нибудь, где о нём смогут позаботиться специалисты. — Я знаю, как о нём «позаботятся» в Аркхеме, — сказал Брюс. — Они ему не помогут. Его запрут в комнате, накачают наркотиками и забудут о нём. — Его общество уже повлияло на вас, не так ли? Вы говорите, что делаете успехи в общении с ним. Но кажется, что это он делает успехи с вами. Брюс отвёл взгляд. — Не принимайте ничего из того, что он говорит, за чистую монету. Человек в таком положении, особенно кто-то вроде него... Он скажет что угодно, чтобы втереться к вам в доверие и заполучить свой путь на свободу. Он пытается расположиться к вам, заставить усомниться в вашем образе мыслей... — Я всегда верил, что система не работает. Ты же знаешь. — Он хотя бы не знает вашу настоящую личность? — Нет. Нет, я никогда не снимаю маску, когда я с ним. — Если вы продолжите держать его здесь, будет лишь вопросом времени, когда он узнает. Он потёр одну руку о другую, сжав челюсть. Конечно, Альфред был прав. Разве Брюсу не приходили в голову те же мысли? — Ты сообщишь в полицию?  — тихо спросил он. Лицо Альфреда поникло. По его чертам скользнула тень усталой покорности. — Когда вы впервые надели эту маску, я пообещал, что буду помогать вам и пройду этот путь вместе с вами. Я сдержал обещание, к лучшему или худшему. Брюс с облегчением прикрыл глаза. — Спасибо тебе. — Но я очень беспокоюсь о вас. Иногда я думаю, что всё это — эта жизнь, эта тайная личность — только усугубило вашу травму. И что я этому посодействовал. — Нет, Альфред. Ты мне очень помог. Ты всегда мне помогал. — Его голос звучал хрипло. — Иногда я думаю, что бы сказали ваши мать и отец. Брюс, конечно, этого не знал. И никогда не узнает. — Без тебя меня бы здесь даже не было, — сказал Брюс. — Ты знаешь, о чём я. После того... — он перевёл дыхание. — После того, что произошло... всё, чего я хотел — это заползти к ним в могилу и лежать вместе с ними. Все эти деньги и внимание прессы ничего для меня не значили. Даже меньше, чем ничего. А таблетки, терапия... они поддерживали жизнь в моём теле, помогали вставать с постели и иногда двигаться. Но на этом всё. Мне помогло не это. Ты единственный, кому действительно было не всё равно. Ты спас мне жизнь. Ты не позволил мне заползти в эту темноту, в эту пустоту, как бы сильно я этого ни хотел. И я знаю, порой кажется, что я принимаю это как должное, но это не так. — Он встретился взглядом с Альфредом. — Я знаю, что слишком многого от тебя прошу. Я не могу винить тебя за то, что ты сомневаешься. Но теперь я... я зашёл слишком далеко, чтобы остановиться. Это личное, необходимое, я не знаю, как ещё объяснить. Я просто должен пройти по этому пути, куда бы он ни вёл. Плечи Альфреда поникли, и он тихо вздохнул. — Как я уже сказал, я не буду вмешиваться. Но и не буду притворяться, что потворствую всему этому. Мой совет остаётся в силе: передайте его властям, а остальное решать вам. — Он повернулся и направился к двери. В последнюю секунду он остановился, положив руку на дверную ручку. — Я сообщу Люциусу, что нынешняя речь вас не устроила. Он попросит отдел по связям с общественностью придумать что-нибудь другое. — Хорошо. Спасибо. — И Брюс... — он сделал паузу. Брюс ждал. Но Альфред только покачал головой и вышел, закрыв за собой дверь. Брюс откинулся на спинку стула. По идее, он должен был чувствовать облегчение. Альфред знал, и он не собирался никому сообщать. Секрет Брюса был в безопасности. По крайней мере на данный момент. Но его внутренности будто скрутили узлом. Он развернул кресло, снова включил монитор и возобновил просмотр бесконечных текстовых документов. В его голове царил хаос. «Сосредоточься», приказал он себе. Его глаза улавливали случайные фрагменты, но не могли собрать их воедино, не могли разобраться в них. Он не мог отделаться от мысли, что Альфред был прав: что его собственное психическое состояние ухудшалось, что он катился вниз по кроличьей норе, глубже и глубже погружаясь в безумие, что у этого мог быть только один исход: катастрофа, которая сожжёт всё дотла. В клетке на столе крыса приводила себя в порядок передними лапами. Брюс наблюдал за ней. Он заметил, что было странно успокаивающе просто наблюдать за крысой — представлять её маленькое сознание, в котором не было места для таких абстрактных понятий, как справедливость, тяжесть выбора и моральная серость, которое знало только потребность в еде, тепле и дружеском общении. В конце концов, крысы были социальными животными. Держать её в клетке совсем одну казалось жестоким. Может быть, ему стоит купить ей друга. Он подумал об Эдварде. О выражении его лица прямо перед уходом Брюса. Он точно заметил. Но его реакция была неожиданной: замешательство, удивление... и страх. Ну конечно. Конечно, он был напуган. Он был пленником, а у его похитителя был на него стояк. Даже если он отвечал взаимностью Брюсу, даже если Загадочник фантазировал о Бэтмене, это не меняло всей ситуации. Эдвард был беспомощен и полностью зависел от Брюса. Он просто пытался выжить; он не мог по-настоящему ни на что согласиться. Брюсу захотелось снова обнять его, с ещё большим желанием. Он хотел пойти к нему прямо сейчас и успокоить его. Я не причиню тебе вреда. Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь. Он подавил этот порыв. Сейчас его собственные эмоции были слишком изменчивы и непредсказуемы. Он почувствовал лёгкое головокружение. Дыши. Он сосредоточился и начал считать каждый вдох и выдох, расслабляя своё тело от макушки до пальцев ног, мысленно повторяя «сейчас ты в безопасности». Старые приёмы. Но и они не всегда помогали. Он провёл трясущейся рукой по волосам. Прошли годы с тех пор, как он был так близок к панической атаке. Ему нужно было взять себя в руки. Он медитировал по полчаса каждый день по привычке; возможно, ему следовало увеличить это время до часа. Определённо, он будет медитировать перед следующим визитом к Загадочнику. Ему требовалась каждая капля его силы воли и сосредоточенности. Он не мог позволить себе быть слабым. Чёрный пёс беспокойства свернулся у его ног, но это было старое и знакомое присутствие — то, с чем он не мог бороться, но должен был просто сосуществовать. Дыши. Дыши. Дыши.