Никуда не деться

                                  Мимир почувствовал, что с его братьями что-то происходит задолго до того, как все стало явным.       Уничтожив Бальдра, они отправились к себе, готовиться к Фимбулвинтеру, что наступал на пятки.       Многолетняя зима выла по ночам, днем не давая простора взгляду, уничтожая все живое, что не могло обеспечить себя теплом и пропитанием.       У них же не было больших трудностей — Кратос великий сын Греции. Воином он был и за пределами своей родины, потому Мимир вздыхал от облегчения, когда у них был горячий очаг.       Атрей рос не по годам, а и того чаще. Мальчишка учился шить, ремонтировал одежду, вкусно готовил; Кратос приводил в порядок их оружие, стирал, грея воду в бочках, и потому, в целом, выживали они очень неплохо.       Атрей не забывал и о помощи Мимиру: сменял веревки, обрабатывая рога и тонкую кожу у век от жгучего морозца, кусающего за открытые участки.       Мимир долго дулся, когда в первое время Атрей одевал на него что-то вязанное — только глаза и было видно. Не то чтобы был хоть кто-то рядом, кто мог бы полюбоваться на него, помимо его братьев — Фимбулвинтер жесток к чужакам.       Мудрец был благодарен. Мальчишка проницательно чувствовал его, несмотря на разницу в возрасте и отсутствие своевременного учения со стороны отца.       Мимиру оставалось удивляться откуда в Атрее доброта и огромная нежность, зная, что его мать не была полезным родителем.       Сын Кратоса был легок на подъем, любознателен и очень умен.       Он штудировал древние письмена, шепотом делясь мыслями с Мимиром, стоило Кратосу позабыть о тренировках и охоте, отправляясь ко сну.       Мимиру были приятны их разговоры.       Синева волшебных глаз Атрея — чудесный, завораживающий цвет, от которого в будущем люди будут терять голову, — заставляла его вспоминать свою родину и прошлую жизнь.       Они подолгу не спали, решая задачки или изучая новые истории, и Мимиру оставалось молча улыбаться, зная, что Кратос дает им всем эту возможность.       Воин не засыпал, чтобы послушать сына.       Мимир видел и другое: Атрей с годами стал немного стеснительным. Это было необычно, откуда бы это в нем взялось, ведь он довольно самоуверен.       Но Мимир видел, как мальчик замолкал в присутствии Кратоса.       Замыкался, становился идеальным ребенком.       Возникал вопрос: нужен ли Кратосу этот идеал?       Бог угрюмо молчал, прожигал сына взглядом, и отслеживал любое передвижение.       Мимир хотел закричать, что так нельзя, что с мальчиком нужно быть ласковее, внимательнее. Но он знал, что именно творилось в сердце Бога. Потому закатывал глаза, устраивался поудобнее и наблюдал.       Атрей становился тише, реже улыбался, и Мимир ловил любой момент, чтобы расшевелить его: смешил, заставлял играть и отправляться, в обход приказам отца, в путь. Недалеко, конечно.       Мальчишка доверялся ему больше, говорил чаще, и Мимир ждал, когда же тот поделится наболевшим.       А посему время шло, зима сменяла зиму. Атрей становился все старше, лучше.       Мимир с удовольствием подмечал, как мальчик вытянулся, как ушла детская припухлость щек. Сила его привлекательности уже не могла находится за гранью личности Атрея, он становился все краше.       Волосы стали немного длиннее — он уже не давал отцу стричь их так коротко.       Веснушки и родинки только богаче облюбовали красивое лицо, а глаза стали глубже, туманнее и немного темнее.       Лисий разрез глаз завораживал своими тайнами, на которые был так падок сам Кратос.       Атрей не пошел в отца, да и от матери в нем было мало: его плечи были узки, бедра стройны. Гибкая спина в родинках и тонкие лодыжки — он сильно преуспел в охоте, подтянувшись в своих умениях.       Острый взгляд, быстрота, ловкость.       И вдруг Мимир понял к чему шло дело.       Сперва Атрей начал оставаться с отцом, когда тот чистил оружие, ухаживая за своими боевыми друзьями.       Мальчик достал Коготь, медленно запоминая и повторяя. Кратос часто смотрел на его руки, каждый раз сжимая челюсть крепче, стоило Атрею неаккуратно перетянуть нежную, бледную кожу, но продолжал работу.       Просто рычал в несколько раз чаще.       Позже Кратос сам ждал, когда Атрей присоединится, расположившись у камина.       Он темным взглядом отслеживал то, как Атрей убирал книги, помогая Мимиру занять подушку на столе, и плавно направлялся к мужчине, присаживаясь напротив. Со временем — все ближе.       На охоте Атрей делился своими знаниями о красках, которые видел. Это была их с Мимиром игра, они рассуждали, какие соцветия можно смешать для того, чтобы получить ту или иную расцветку.       Атрей любовался редкими всполохами яркого, будь то выжившие ягоды рябины или даже обычный колокольчик. Последний был такой же белый, как и все, что их окружало в эту студеную зиму, но Атрей был рад видеть даже другой оттенок.       Кратос внимательно слушал и многим позже принялся за дело. Собрал ингредиенты, толок в ступке, извлекая краситель, добавляя крахмала и талой воды, чтобы сделать качественную краску. Рубил деревья, собирая смолу и сок, чтобы разбавлять получившееся великолепие, после чего оставил на столе сына, не проронив и слова.       Атрей, обнаружив подарок, долго прижимал пробчатые баночки с ценным материалом, опустив голову. Не дышал, ласково перебирал пальцами по крышкам. Даже не смотрел, какие цвета в многочисленных емкостях.       Мимир со своего места видел, как мальчик оберегал свое неверие, как шелковисто, почти бесшумно выдыхал, отворачивая скулы, чтобы не было видно эмоций.       Кратоса не было в доме, и время прошло давнее, когда Атрей прятал от него себя, но по тому, в каком искреннем замешательстве он оказался, Мимир ясно разглядел то нежное, чем и был Атрей внутри.       Его душа была добра, справедлива, но в каждом человеке есть многим больше чем плохие или хорошие качества. Кто-то просто был более раним, и это именно то, что ощущал Атрей в мгновения уединения с первым подарком, который он получил.       Мимир не знал его матери лично, не видел ее со стороны. Знал по словам, и всего раз мог вспомнить, то, как она пыталась докричаться до него, чтобы узнать необходимую ей информацию. Тогда он был на службе у Одина, и не рисковал открытым проявлением своеволия, но уже тогда он знал точно: ребенок не был на первом месте в ее судьбе.       Так как же ты сберег свое большое сердце, Атрей?       Мимир закрыл глаза и дал ему то необходимое, в чем он нуждался больше всего — уединение.       И после все стало налаживаться. Они не говорили об этом, и здесь Мимир был удивлен, что инициатива в этот раз была от Атрея, а не самого мужчины.       Атрей пользовался красками по ночам или рано утром, бесшумно исчезая из дома, чтобы полюбоваться на рассвет, и молчал, словно это табу — говорить о них вслух.       Кратос замкнулся. Но Мимир-то видел, что он осторожно приглядывал за Атреем, когда тот уходил к скалам у дома, когда метель немного укладывалась.       Он садился у двери и замирал изваянием, наблюдая за профилем Атрея.       Со своего места Мимир, если просыпался, конечно, в такую-то рань, мог разглядеть в щель двери, как мальчик рисовал.       Стройные ноги он забросил на камни, устроив на коленках свою тетрадь в кожаном переплете, делая наброски, после чего пользовался красками.       В этот момент Мимиру слышался шелест нитей, которыми Кратос перетягивал наручи и оружие. Их не было очень долго, часто Бог уходил всего за минуты до того, как мальчишка заканчивал, собираясь домой. Здесь Мимир возвращался обратно в мир сновидений, не скрывая довольной улыбки.       Кратос чувствовал себя живым, когда видел глубокую привязанность Атрея — это было следующее наблюдение.       Мальчик стал более открытым с отцом, в дороге он часто спрашивал Кратоса об их пути, интересовался его мнением и от этого происходили волшебные метаморфозы в поведении и на лице уже самого Бога.       Кратос каменел всеми мышцами, замирал и пристально смотрел в синие глаза. Мимир то знал, что он там видит: ласку, живой ум и интерес.       В этих глазах Кратос и терялся, отпуская себя.       Подумав, он всегда отвечал, односложно, коротко, но позже начиная рассуждать, делиться мыслями и от этого уже менялся сам Атрей. Он подходил ближе, ловил каждое слово и искрился изнутри, но сам — молчал.       Он всегда замолкал, когда говорил отец, но в его глазах, ох, Мимир когда-нибудь поговорит с ним об этом — его глаза отражали все то, что он переживал внутри. Радость, увлечение, желание, чтобы отец не прекращал, не замыкался.       И наконец, Мимир видел то самое, что появлялось у них обоих. Оно было, не семенем да ростком — а хорошей корневой системой, о которой можно судить из-за распускавшихся цветов их чувств.       Мимир, приняв правила игры, не озвучивал свои мысли.       Атрей присаживался рядом, а не напротив у костра, как было раньше. Мальчишка потихоньку прижимался ближе, с холодом, на что Кратос только кивал, не отталкивая. Со временем стал сам брать Атрея за руку, когда тот проходил мимо, чтобы посадить его рядом.       Реже предлагал свои колени, как подспорье для удобного обустройства — часом, Фимбулвинтер кусал с разных сторон, холод стоял трескучий.       Мимир маскировал смех под кашель.       К радости Атрея, и неудовлетворению Кратоса, с ними приключилась еще одна история, что не пришлась по духу могучему воину.       Была вьюга, что не давала и носа вытащить, чтобы не оказаться парализованным. Даже Кратос воздержался от похода, оставшись дома.       Мужчина ремонтировал кожаный браслет с деревянными бусами, который Атрей нечаянно порвал, сорвавшись с кентавриды, что забрела к ним в поисках легкой наживы. Зацепившись за ее обмундирование, тонкий браслет пришел в негодность, и отец взял его на себя.       День шел размеренно и довольно ленно, Атрей не принялся за свои обычные занятия, довольно крутился рядом с отцом, положив голову ему на бедро, сонно наблюдая за тем, как тот работает.       Их прервал громкий вой, от которого Мимир почувствовал, как дыхание ветра проникло к ним в дом, сквозь плотно закрытые двери, вместе с отчаянным воплем.       Волк был в беде, и звал он на помощь от безысходности. Ведь когда ты слаб, подавать знаки своего незавидного положения — полное безумие.       Атрей медленно приподнялся со своего места, продолжая опираться на отца, и сжал обкусанные губы, нахмурившись. Кратос уже знал, что его сын не оставит в беде того, кто просит о помощи, кивая на внимательный взгляд сына. Они выдвинулись немедленно, натянув на лица ткань.       Волк оказался и не волком вовсе, а так, маленьким, пушистым комком шерсти.       И будь Кратос один, он бы ни за что не взял его с собой, такого даже убивать смысла нет. Разумным было отдать его более сильным особям, чтобы выжил сильнейший или позволить природе забрать свое.       Но Атрей воспротивился сразу, увидев глаза волчонка: дикие, полные ужаса и скорби. Недавно потерял мать.       Атрей не мог его оставить.       Так начались тяжелые деньки для Мимира и Кратоса.       Первый потерпел крушение от постоянного слюноотделения волчка, которого Атрей нередко на ночь клал на стол, рядом с Мимиром — отец запрещал оставлять его в постели. И животное было очень радо новому соседству.       Кратос же терпел любвеобилие волка — тот принял бога за сильнейшего члена их собственной маленькой стаи, стараясь подлезть к нему под руки или просто повыпрашивать ласки.       Атрей смеялся, но после угрожающего разговора с отцом, что пообещал выпихнуть животное за дверь и посадить на цепь, Атрей смешливо и немного благосклонно принял предложение о тренировках.       Фенрир вырос довольно скоро и вот уже от него не допросишься и малой толики нежности. Он стал массивным волком, стал главным среди прочих на их территории.       Спеки и Сванна были чудесными противоположностями Фенрира. Они спокойны, чутки, смотрели на Атрея, как на своего личного бога, когда как Фенрир смотрел на Атрея, как на равного.       Атрей любил их до безумия, проводил вместе с ними время, вычесывал, играл и, что странно, Кратос никогда его не одергивал.       Он тайно, в моменты хорошего настроения, подходил к местам обитания волков и легонько гладил за ушами, что-то объясняя на греческом. Нередко обучая их командам на родном языке.       Все свелось к тому, что у Мимира стало больше времени на себя и на сон. А Атрей и Кратос стали частыми гостями за пределами их леса, уходя дальше вместе с волками, наслаждаясь охотой и обществом друг друга.       Многим позже, Кратос стал специально заканчивать дела раньше, чтобы выделить время Атрею, побыть немного вместе.       А позже Атрей решился на авантюру.       Мимир знает, что Кратосу было неудобно от единственной вещи, что усложняла жизнь, но решение проблемы он не находил, предпочитая замкнуто уходить от ответа. Атрей знал об этом тоже и пытался помочь отцу. Мимир не перестает удивляться прыткости мальчишки — он зашел издалека.       Сперва он останавливался в сокровищницах храмов, в которых можно было взять уцелевшие свитки и книги, чтобы понемногу забирать в свою коллекцию. Не все, но многое приходилось Атрею по душе. Он тихонько делился с отцом своим богатством, расписывая, о чем повествует то или иное произведение.       Мужчина становился мягче, всегда смотря на Атрея светлым взглядом, в котором плавилось золото. Он рассматривал чужое воодушевление и осторожно кивал, когда Атрей ждал от него реакции.       Позже он подбирался к отцу под бок и тихо читал вслух то, что могло заинтересовать самого Кратоса: приключенческие романы, повествующие о достижениях народов, военные трактаты и дневники бывших полководцев. Сам мальчишка отдавал предпочтение поэзии и лирике.       И наконец, Атрей спросил, не хочет ли Кратос попробовать изучать буквы, что были ему плохо известны. Читать неясные для него символы совершенно не нравилось настоящему греку и много лет он не возвращался к этому делу.       Кратос согласился.       Эффект от их занятий был невелик, ему все еще трудно давалось чтение, но они все чаще собирались с книгой, тетрадью и карандашом для того, чтобы немного позаниматься.       Они ложились поздно ночью у очага, раскидав шкуры по нагретому полу, и готовились к занятию в уютной тишине.       Мимир отметил, что все сводилось к тому, что Атрей забывался, заглядываясь на лицо отца, по которому прыгали блики от огня.       Под конец занятий уже Кратос учил Атрея греческому, что шло намного плавнее.       Атрей был довольным и выглядел, как сытый кот, плотнее прижимаясь щекой к плечу отца, следя за мерным письмом мужчины, рассматривая его сильные пальцы и немного небрежный почерк.       Все чаще они просто лежали в обнимку, слушая друг друга, не притронувшись ни к одному из письменных принадлежностей.       Мимир считал, что и это достижение.       Атрей стал с удовольствием засыпать в постели отца.       Это уже настораживало, но и сам Кратос нередко ложился к нему или поднимал одеяло приглашая сына.       Они клубком сворачивались друг напротив друга, сжимались, чтобы не коснуться, — после, с подачи Атрея, изучали грани дозволенного — мальчик касался его холодным носом, прячась в подмышку, потом касался лодыжками чужих крепких ног, обхватывал руками, открывал шею, для того чтобы Кратос зарывался в нее.       Позже их было не различить по отдельности, настолько плотно они соединялись.       И после всего этого, как окрестил это мысленно Мимир — животного привыкания, они начали говорить.       Не просто спрашивать друг друга о насущном и планировать, куда отправиться следом, или что будут готовить на ужин, а прямо-таки открывать рты и разговаривать.       Но Мимир не был рад, потому что здесь он уже не выступал любимчиком, не нужен был, как рассказчик, чтобы разрядить тишину. И он принял решение уйти в спячку, чтобы восстановить силы, ведь Фимбулвинтер сказывался на нем не лучшим образом — охота проходила без него, он чаще пребывал в сладком забвении, предоставляя им возможность насладиться друг другом.       Он не думал, что они так прямо воспримут его благородное наставление.

_____

      Атрей чувствовал жар каждый раз, когда отец касался его.       И делал он это все чаще.       Стоит начать готовить освежеванную дичь, отец мгновенно оказывается рядом, проводит по его плечам, коснется кистей, огладит мелкой лаской тонкие пальцы.       Может сесть за его спину, когда он читает в одиночестве. Отец не трогал его тогда, но Атрей чувствовал его горячую грудь и жар бедер, на которые он опирался, набравшись смелости.       Кратос ходил с ним купаться.       Приносил снег, грел воду в огромной бочке и окунал Атрея, помогая намыливать спину, лопатки, касаясь тонкой кожи мимолетной лаской.       Атрей расслаблялся и выкидывал из головы, что он уже не совсем ребенок, просто позволяя отцу все, что тот бы хотел ему дать.       Нередко он отодвигался и мягко касался руки Кратоса, приглашая.       Отец никогда не отказывался.       И они обмывали друг друга, снимали полностью одежду, оставаясь лишь в шрамах и рунах на теле. Атрей отбрасывал свое стеснение, специально лаская отца за ушами, промывая его бороду, проходясь руками по губам, нежно омывал шрамы, чутко оглаживая зарубцевавшуюся кожу.       Кратос поддерживал его за талию, чтобы тот не соскользнул по гладкой, отшлифованной бочке, в которой он сам сидел, сделав скамейку для своего хорошего роста, когда как Атрей стоял, чтобы быть с ним на одном уровне.       Атрей смотрел ему в глаза, нежно касался век, брызгая следом водой, смешливо отфыркиваясь от отца, что не скрывал лучиков морщин у глаз от незаметной улыбки.       Мимир на самом деле видел не совсем то, что они ему показывали.       Когда живешь под одной крышей, трудно сохранить конфиденциальность ваших взаимоотношений, и сперва у них действительно все было немного… натянуто. Не так плохо, как после смерти матери, но и не то, к чему они пришли сейчас.       Просто Мимир думал, что они только притираются друг к другу, когда как на самом деле Атрей еще до того, как Кратос принес ему краски, успел прикоснуться к его губам.       В благодарность, конечно.       Отец спас его от огромного тролля, поджидающего в скалах, и Атрей просто распереживался и перенервничал. Он сделал это инстинктивно, то, что он мечтал сделать давным-давно, но просто не решался. Мечты на то и мечты, верно?       Кто же знал, что это сорвет все многовековые цепи в сознание его отца.       Тогда он прижал его к сену, под навесом у их дома и вгрызался в шею, оставляя рваные отметины.       Ласкал прямо на месте рун, касался его тонких татуировок и зацеловывал скулы, желая слизать все подарки солнца — веснушчатый нос заставлял его забывать многое из того, что Кратосу нужно было бы помнить.       Он отскочил от него в мгновение ока, услышав тонкий всхлип сына, что потянулся к его шее, чтобы притянуть отца ближе.       Тогда они долго молчали, поодаль друг от друга. Просто сидели и смотрели, после чего отец извинился на греческом, сжимая голову руками, с силой проводя по коже черепа.       Атрей же пытался восстановить дыхание и заполошно бьющееся сердце.       Они говорили. Конечно, они говорили об этом. Долго, часто.       Больше отец, но только потому, что он остервенело доказывал, что эта связь запретна, им нельзя, и что он больше этого никогда не сделает.       Приводил примеры из своей молодости, пытался разозлить Атрея своими похождениями, вспоминал Спарту.       Обмолвился, что у него уже были две близкие женщины, которых он потерял. Кратос пытался его напугать и пытался убедить самого себя.       Атрей, наконец, устал. Он не заслужил правды? Разве он уже недостаточно был одинок и не нужен? Ему важно, чтобы отец был рядом. Ему нужен Кратос.       Но если он не хочет, то Атрей отступит.       Как только Атрей ушел посредине убеждений отца, так ничего и не сказав на чужой монолог, они не могли найти путь друг к другу. Атрей продолжал учиться, развиваться. Слушался отца, держался за Мимира и помогал им всем, выживая.       И сорвался первым именно Кратос.       Его взгляд был жарким, касания сильными, властными. Он смотрел сыну только в глаза, баловал, не признаваясь в этом. Не мог устоять перед тем, чтобы лечь рядом ночью, когда сон Атрея был глубоким.       И все старался уличить момент, когда Атрей прочувствует всю пору взросления и отпустит их связь. Но этот час все никак не приходил — Атрей только нагло ухмылялся острыми уголками губ.       В один день мужчина раздраженно поднял сонного сына с кровати, дав ему в руки плед, и выгнал их с Мимиром на прогулку, благо погода позволяла.       Они долгое время бороздили ближайшую к ним территорию, и даже, по желанию Атрея, сорвались проведать Чарли, но тот не отозвался.       Черепаха была сильно замерзшей, но они не могли проникнуть к нему. На пути стояла поросшая лианами преграда, явно оставленная Фрейей.       Женщина давно не появлялась в своем пристанище, и стоило им услышать вблизи крик птицы, Атрей подхватил Мимира и поспешил скрыться, чтобы не попасться ей на глаза.       Их время еще не пришло, женщина не была готова говорить — только действовать.       По возвращению, оказалось, что Кратос сделал подъем наверх, к чердаку, и смог утеплить его, немного обустроив на первое время.       Атрей взбежал вверх, с удивлением рассматривая мягкую постель с добротным каркасом и дубовый стол, который шлифовал отец.       Так началось время переделки их собственного дома.       За несколько дней Атрей помог Кратосу обновить лестницу, переделать пол и соорудить небольшое место для работы.       И хотя пространства было не так уж и много, Атрей смотрел блестящими глазами на все то, что им удалось сделать и не прекращал обихаживать свое место для отдыха.       Золотые глаза, с искрами на дне, наблюдали за сыном, не останавливали.       Мальчишка даже забыл о волках, которые получили блаженные дни отдыха от тренировок и охоты.       Единственное, о чем напоминал Кратос — о заготовке зелий, за что Атрей хватался с удовольствием.       После чердака, Кратос перешел к уборке подвала, в котором когда-то прятался Атрей от Бальдра. Подвал послужил им хорошим хранилищем для еды, и Атрей также с пылом принял участие в его обустройстве.       Кратос часто не мог спрятать довольство от присутствия сына рядом.       Следом Кратос взялся за пристройку, в которой хотел сделать свою собственную спальню. Она не была ему нужна, он привык к спартанским условиям, но он принял это решение, потому что хотел, чтобы Атрей чувствовал себя здесь, как дома. Переступал через себя.       На это ушло куда больше времени, чем на подготовку чердака и уборку погреба, но оно того стоило.       Теперь на ночь Кратос уходил к себе.       Комната, по его желанию, хранила только большую кровать, покрытую шкурами, место для оружия и небольшой стол со свечами.       Атрей же чаще стал пропадать у себя в комнате, занимаясь магией, чтобы не мешать отцу, но к вечеру он всегда был внизу, в гостиной, заботливо готовя ужин, пока отец был на улице и колол дрова.       Атрею очень нравилось то, что у них происходило: отец стал более собранным и будто его уже не так волновало то, что Атрей влюблен в него.       Атрей именно этого и добивался. Но ему все равно хотелось его немного растормошить.       После того как они немного потренировались и вернулись домой, Кратос опустился за дальний стол, перебирая собранные Атреем земельные травы и грибы, взглядом попросив передать ему остальные припасы, что Атрей не успел обработать.       Благодарно мазнув губами по колючей щеке отца, Атрей вышел из дома, чтобы взять несколько поленьев для печи.       Кратос провожал его спину горячим взглядом, медленно хмыкнув.       Отец проявлял всю силу выдержки. Иногда тихо что-то ворчал на греческом, но это не последняя стадия его нетерпения, поэтому Атрей продолжал, улыбаясь и хитро поглядывая на взволнованного отца.       Вечер шел гладко, и мальчик решил, что сегодня они заслужили немного отдыха от всех их нерешенных проблем.       Омыв руки в соли, Атрей, успевший научиться немногим секретам у Фрейи, что была знатоком и ценителем хорошей кухни, приступил к приготовлению пищи по рецептуре, проверенной временем.       Простота и аскетичность были его лучшими друзьями, потому он прибег к ним, как к преимуществу. Отец радел за здоровый образ жизни, чтобы работать с удвоенной силой, когда они оттачивали свои навыки. Поэтому Атрей взял немного рыбы, ягод и трав.       Пока он делал заготовки, ловко перебирая ингредиенты, в голове крутились способы приготовления, – жареная, вареная, вяленая, сушеная, копченая… С рыбой и морепродуктами готовят не только первые и вторые блюда, но и самые разные закуски.       Так что же пришлось бы по душе отцу?       Атрей ловко обработал посуду и использовал немного специй, посыпая ими рыбу по минимуму, чтобы сохранить натуральный вкус, не перебивая его. К рыбе он приготовил творог и сметану, чтобы скрасить блюдо, после чего перешел к огню.       Он попробовал запечь рыбу в печи, после чего пожарил на раскаленном камне тонко нарезанные куски. В сочетании с ягодами можжевельника, мангольдом и соусом из сметаны и щавеля аромат стоял просто удивительный.       Напоследок Атрей украсил еду укропом и любистоком, со своего маленького огорода, что он разбил у себя в комнате, они как раз чудно подходят к рыбе. В качестве закуски стол украсило блюдце с мхом.       Атрей приготовил чай на черемухе, зная, как отец относится к здешнему меду, не приветствуя забродившие напитки.       Кратос подошел к сыну со спины, поцеловав косточку позвоночника, отчего Атрей вздрогнул, чувствуя, как подкосились колени. Отец нежно обхватил его за талию, и сразу отпустил, отстраняясь. ― У нас праздник?       ― Я совсем немного продуктов задействовал, ― пробормотал Атрей, ломко ухватившись за край стола.       ― Вопрос был не в этом.       Призрачную улыбку отца Атрей чувствовал затылком, но повернуться не решился, подрагивающей рукой разливая из сосуда чай.       Шея горела от томного прикосновения, и Атрей заставил себя не трогать кожу, чтобы не утонуть в том, что затевал его отец, а иначе, знал, что просто сдастся и опустится перед отцом на колени.       ― Я подумал, что ты переживаешь, что я расходую наши припасы, ― погладив сильные плечи отца, Атрей поставил рядом с ним чай и отошел к столу Мимира, чтобы взять немного тростника. ― Нет никакого праздника, просто решил тебя порадовать.       ― А есть повод?       ― Я не могу сделать приятно своему отцу?       В комнате повисла звенящая тишина.       Атрей слегка сгорбился, свел лопатки и притих, осознав, как это прозвучало со стороны.       Со спины не было слышно даже дыхания, единственное, что разбавило их молчание, был сильный порыв ветра, ударивший в дверь, отчего скрипнули доски, звякнув замком.       ― Можешь, ― голос отца был хриплым, бархатистым, он ударил в солнечное сплетение, согревая. Разжигая.       ― Как?       Кратос чувствовал, как внутри все закрутилось огненной спиралью, потянув в паху, но постарался не двигаться, чтобы не выдать своего состояния.       Атрей стоял в одной широкой рубашке, с его, Кратоса, плеча, а снизу были легкие льняные штаны, обхватывающие стройные ноги второй кожей.       Мальчишка пренебрегал теплой одеждой дома, особенно, когда сам крутился у огня, чувствуя тепло, несмотря на все предупреждения Кратоса. Тот часто болел и был не таким уж и невосприимчивым к холоду, но его ребенок, как всегда, упорствовал.       Атрею нравилось таскать домашнюю одежду отца, он надевал ее тогда, когда точно знал, что им никуда не нужно спешить, и это убивало в Кратосе терпение.       Сын выглядел еще меньше и у́же в плечах, чем был на самом деле. Его нижняя рубашка, которую он надевал под шкуру и броню, обхватывала его в руках и на груди, когда как на сыне она сидела просто восхитительно. Была совершенно не по размеру, но черт бы побрал этого хитрого лиса, Атрей знал, какое впечатление о себе оставлял.       И этот его вопрос, он просто заставил его заскрежетать зубами.       «Как?». Черт бы побрал этого ребенка, Кратос бы с удовольствием показал, как бы он мог удовлетворить его.       Что бы мог сделать, где сжать и что именно с себя снять.       Но он только прикрывает глаза. Его плоть подняла нижнее одеяние, наливаясь горячим и жаждущим, и Кратос знал, что Атрей заметил. Они оба знали.       ― Сперва ужин, а иначе для кого это? ― хрипло выдохнул Атрей, аккуратно развернувшись на месте, продолжая готовить стол для отца, и пряча свои острые порозовевшие уши. Кратос был в шаге от того, чтобы кинуть сына на этот самый стол и- ― Ладно? ― пробормотал мальчик ласково и это сразу успокоило мысли Кратоса.       ― Хм.       Когда они закончили ужин и в напряженном молчании убрали стол, все оказалось настолько неправильным, особенно то, что Кратос направился в комнату, мягко поблагодарив.       Атрей облокотился плечом о косяк и с силой запустил деревянную миску в отца.       Кратос поймал ее в воздухе, остановившись спиной к сыну, практически в дверях в свою спальню. Дерево раскрошилось в его пальцах, оставляя после себя обрубки, упавшие на пол.       ― Ты что, серьезно? ― хмыкнул мальчишка, с увлечением рассматривая, как отец продолжает стоять спиной, сжимая пальцы руки, которой разбил дерево, в кулак.       ― Атрей, ― предупреждающе.       ― Ты правда думаешь, что я всю жизнь буду продолжать делать вид, что не люблю тебя?       Слова выскользнули так плавно и так правильно, что у Атрея даже немного закружилась голова.       Он был с отцом открыт и конечно показывал характер, зная, что тот либо приструнит, либо проучит, но всегда поймет, потому что они семья.       Но никогда он не давал себе волю, когда дело доходило до того, о чем они оба очень долго молчат.       Атрей подошел ближе, упорно рассматривая спину отца, не желая отступать. Тот уже неплохо так потрепал им нервы. Он знает, чего хочет. Кого. И он уже взрослый.       ― Что? ― Кратос говорил тихо, угрожающе, но Атрей все равно не видел ее в нем. Ни угрозы, ни тишины. В нем была буря, в нем было ожидание.       Они оба хотели найти ключ к двери, что стояла между ними.       Мужчина повернулся, и Атрей не обратив внимание на плавленое золото глаз, просто смотрел на его слегка загорелую кожу — он слышал, как Мимир говорил, что жизнь и солнце новых земель постепенно стирает с него застаревшую боль и пепел.       Он видел это сейчас, прямо перед ним был прекрасный взрослый мужчина, с очень сильными, заботливыми руками, крепкой волей и животным нравом. Атрей любовно оглаживал затуманенными глазами отца, зная, что сегодня тому не удастся отстранить его.       ― Ты смешон, отец, так быстро бегать еще нужно поучиться, ― улыбнулся мальчишка, делая еще один шаг навстречу. Кратос продолжал стоять, по-животному отслеживая каждый его шаг, движение, эмоцию. И Атрею очень хотелось открыть ему свою шею, дать ему волю. ― Я хочу от тебя определённости.       ― Определённости?       Атрей сощурился и кивнул своим мыслям.       Последние шаги были очень легкими, на протяжении всей их многогодовалой битвы.       Он стоял вплотную и достигал макушкой лишь нижней части его груди. Кратос смотрел на него сверху вниз, его ноздри трепетали, а глаза заволокла пелена.       Атрей ждал, но на самом деле больше просто хотел дать время самому себе. Налюбоваться. Да и решить, с чего бы начать в первую очередь?       Но ждать и решать не пришлось, он просто смотрел в глаза отца, видел его шрамы, сильные мускулы, широкую грудь. Он просто прижался к нему, ткнувшись чувственно носом туда, до куда достал. Кожа гладкой груди была теплой и под его щекой и руками она немного дрожала.       Атрей, почувствовав прилив сил и энергии, решил продолжать. Ему было это нужно, необходимо, он хотел его касаться.       Пылко положив ладонь на огромный, страшный шрам отца на торсе, Атрей трепетно огладил его, плотно прижавшись подушечками пальцев и задрожал уже сам.       Судорожно вобрав воздух в легкие, мальчик застонал, приоткрыв соблазнительные губы, прижавшись ухом к сердцу мужчины. Рукой же повел вниз, коснувшись высокого пояса, слегка поиграв с завязками.       Тело было податливым, а движения Атрея порывистыми, он уже совсем часто дышал, его длинные ресницы трепетали, а скулы приобрели нежный оттенок и Кратос больше не мог.       Ничего не мог с собой сделать.       ― Такая тебе нужна определённость? ― прорычал отец, страстно хватая сына за руки, закинув его к себе на плечо, с оттяжкой шлепнув по бедру, скрытому тонкими штанами.       Он широкими шагами преодолел расстояние до своей спальни, кинув мальчишку на огромную кровать, с силой захлопнув дверь, закрыв ее на амбарную щеколду.       Атрей мелодично рассмеялся. Его глаза искрились теплом и светом.       Он немного отпружинил на мягких уплотненных шкурах, и доверчиво откинулся, расставляя острые коленки, открывая бледную шею, как и мечтал.       Взгляд из-под ресниц обещал все грехи, но Кратос этого не замечал.       Он видел мальчика, которого очень любил: его мягкие, шелковистые волосы, разметавшиеся по его постели, тонкие запястья, округлые бедра, что хотелось вкусить, мягкое тело, румяную кожу и обольстительные глаза.       ― Отец…       ― Я на тебя смотреть не могу. Ты просто заставляешь меня… гх-р, ― отец опустился на кровать, не касаясь Атрея, только смотрел, пожирая взглядом. Его руки развязывали тесьму на нижних одеяниях. ― Но ты же понимаешь? Понимаешь, почему я не позволяю себе?       ― Но ты позволяешь! ― фыркнул Атрей, приподнимаясь на локтях, рассматривая отца и то, как он скидывает всю свою одежду.       Его плоть была покрасневшая, большая.       У Атрея помутнилось перед глазами.       ― Мальчик-       Атрей приоткрыл губы, чувственно коснувшись их кончиком острого языка, с темнотой рассматривая то, как отец взялся за себя, сжимая у основания.       Ему пришлось резко встряхнуть головой, чтобы прийти в себя, вернуться к разговору.       На дне зрачков Кратоса плавились смешинки.       ― Твои поцелуи, твои прикосновения, думаешь, это все шутка? Можно потрогать… и, и-       ― Потрогать? ― перебил он зардевшегося Атрея. ― Продолжай. Потрогать что?       Атрей зло взглянул на него, приподняв аккуратную бровь.       Отец смеялся над ним, но Атрей то знал, что заставит его поменять свое мнение.       Он приподнялся еще немного, аккуратно перевернувшись на живот, и застонал, разыгрывая смущение, пряча глаза. Приподняв упругие бедра он прижался к постели отца, вытягивая руки ближе к изголовью, сведя лопатки.       О, он знал, какой вид из себя представляет.       ― Меня трогать! ― недовольно проворчал Атрей, обольстительно выгнув спину. Кратос зарычал громче, схватив его рукой, больно сжимая. Крепко, страстно. Как нужно, как было необходимо уже давно. ― Прекрати, я ведь говорю с тобой.       ― Время разговоров закончено.       Ярость в словах только вызвала мягкий смех, но уже через мгновение, Атрей оказался вновь лежащим на спине — отец стал стремительно снимать с него одежду, небрежно высвободив из его же рубашки, переходя к штанам, что пришли в негодность в первую же секунду. Кратос просто порвал их по шву, на что Атрей ахнул, сжимая чужие плечи, выгибаясь от прохладного сквозняка, пробежавшего по оголенной коже. Он быстро оказался подмят отцом, и они оба были абсолютно наги перед друг другом.       ― Нет, не закончено, ― просипел мальчишка, просто потому что ему хотелось слышать хриплый голос отца, но тот только грозно фыркнул, прижавшись к нему грудью, проведя ладонями от плеч до коленок, с силой сжимая кожу, поглаживая.       Атрей ластился сильнее, не отрывая глаз от отца.       Тот выглядел дорвавшимся, голодным и недовольным. Довольно недовольным — Атрей планировал это исправить.       ― Сын, ― пророкотал отец, внезапно, толкнувшись нижней частью по его собственной плоти так, что перед глазами взорвались звезды, а с губ сорвался вскрик. ― Помолчи, ― ласково проурчал Кратос, довольно разглядывая, как Атрей тянется к нему, сжимает плечи, как горит его плоть. Такая хорошая, гладкая, как раз для его руки.       Атрей весь для него одного.       Кратос поцеловал мягкие губы, желанно лизнув в самую сердцевину, получая легкое касание в ответ.       Он облизывал, гладил мягкую плоть, глотая чужие вздохи удовольствия и удивления.       Атрей сжимал его загривок, прижимая отца ближе.       Кратос углубил поцелуй, изучая маленький наглый рот. Ровный ряд зубов, сладкий, юркий язык — Кратос просто не мог контролировать грудное рычание, вылизывая чужую изнанку щек.       Атрей тянулся к нему, дрожа ресницами от удовольствия стреляющего до низа живота и возвращаясь обратно наверх.       Кратос собирал его вдохи и выдохи, поглаживая поясницу, притягивая Атрея ближе.       Оторвавшись от манящих губ, мужчина прижался к трепетному местечку за ухом.       Ему была невыносима сама мысль, чтобы отстраниться.       Мальчик грелся в его руках, дрожал и Кратос хотел его всего без остатка.       Он покажет ему, как им может быть хорошо. Атрей никогда от него не уйдет.       ― Ты у-уверен, что мне стоит молчать? ― мурлыкнул Атрей, возвращая поцелуй, оставив нежное касание под глазом отца, на тонкой слегка просвечивающей коже.       Кратос что-то низко, хрипло проворчал, касаясь пальцами меж ягодиц, с жаром чувствуя отклик Атрея.       Мальчишка всхлипнул, его нежная плоть была сомкнута, но Кратос только гладил, ненавязчиво нажимая на края, не проникая внутрь.       Атрей по кошачьи изогнулся немного в сторону, открыв шею, на что Кратос мгновенно среагировал, поцеловал тонкую кожу и невольно прикусил, вдыхая запах своего мальчика.       Как же хорошо Атрей помещался в его руках.       Маленький, тонкий, скулящий.       Он разобьет его вновь и вновь, чтобы возродить под себя. Он даст ему все то, что он хочет.       ― Όχι πια, ― довольно проурчал Кратос на греческом, интимно сжимая губами сосок Атрея, широко проведя по нему языком, слегка прикусив и получив больше смешков. Кратос спрятал улыбку на чужой груди, втянув плотный комок в рот, потираясь плотью о сомкнутые бедра сына. ― Атрей...       Пальцы мальчишки прошлись по ровному позвоночнику, с силой проведя сверху вниз, и остановились на животе, добираясь до жестких паховых волосков. Кратос фыркнул на дразнящие движения и довольный лисий взгляд Атрея, что потерялся в их удовольствии. Мужчина тихо, бархатно рассмеялся, куснув чужой острый подбородок, мягче двигаясь по веснушчатой щеке и выше, к виску.       Но Атрей был решительнее отца. Применив магический импульс он заставил Кратоса привстать и упасть на спину, так, что теперь их головы оказались в изножье кровати. Атрей вскарабкался на бедра отца, с нажимом надавливая всем собой на плоть.       Кратос восхитительно прижался губами к его губам, положив руки на поясницу, слегка толкаясь, заставляя Атрея покачиваться на отце. Сын ощутимо разнежился от испытываемых эмоций.       ― Слишком сильно, Атрей? ― мальчик склонился к его лицу, взявшись за подбородок, пригладив бороду.       Податливое тело подставлялось под все касания и Кратос благодарно нежил Атрея, коснувшись губами маленького овала родного лица, заставляя довольно жмуриться.       ― Хорошо. Как мечталось, ― выдохнул он на греческом, преданно заглянув в глаза.       Кратос терпко прихватил пухлые губы, чуть ощутимо раскрывая рот, позволяя сплестись языками.       ― Ты просто заставляешь меня, вынуждаешь, как я мог не прикасаться к тебе все это время? ― мужчина поцеловал шею, плечо, сгиб локтя, сильно подаваясь бедрами вперед, заставляя Атрея схватиться за него, чтобы удержаться.       ― Ты мой, ― улыбчиво выдохнул Атрей, коснувшись языком мочки уха отца, прихватив ее зубами.       Игривое настроение заставило Атрея спуститься ниже, позволяя плоти отца прижаться к его груди. Мальчик расцеловал линию шрама, касаясь напряженного живота, наслаждаясь взглядом отца.       Кратос закинул руки за голову, раздвинув сильные ноги, позволяя Атрею устроиться между ними, изучая.       Атрей не терял время зазря, податливо притираясь об отца и ласкал лобок, чутко вдыхая терпкий запах, желая опуститься еще ниже.       ― Сын, ― низко, довольно. Рычащие ноты голоса заставили Атрея затрепетать.       ― Мой? ― уточнил Атрей, положив ладонь на основание плоти, слегка сжав, неуверенный кто из них застонал громче.       ― Παιδί.       Атрей тихо засмеялся. Кратос неожиданно вскинул голову, его черты стали острее. Атрей мягко провел пальцами по косым мышцам отца, медленно наклонившись и оставив долгий поцелуй на том месте, где чуть ранее была его рука. Отец задержал дыхание, положив широкую ладонь ему на висок, слегка сжав кожу, прорычав что-то неразборчивое.       Атрей ласково ткнулся отцу в руку, продолжая путь из поцелуев совсем рядом с плотью, чувствуя, как она касается мокрой головкой его незащищённого горла. Он довольно закрыл глаза, опираясь на колено Кратоса.       Отец надавил сильнее, вскинув бедра, чтобы член мазнул по щеке и здесь Кратос понял, что все, что было в нем темное, уже не спрятать.       ― Сделай так еще, ― зашептал Атрей, обвив пальцами запястье отца, заставляя вернуть руку себе на скулу, направляя. ― Да…       ― Громче, Атрей.       ― Уже не жаждешь тишины?       ― Сорванец, ― рыкнул отец, потянув одну из рук Атрея к своим губам, расцеловывая хрупкую косточку и точку спешащего пульса. ― Иди ко мне.       Атрей жалобно мурлыкнул, но подался крепким рукам, что положили его на грудь. Атрей подлез руками под отца, обхватив спину, довольно подставив зацелованные губы под еще множества сладких касаний.       Кратос целовал его глубоко и долго и Атрей отвечал с неменьшим напором, ерзая, стоило лишь отцу раскрыть его и коснуться его сердцевины.       ― Вот так, обними ногами, ― подсказал мужчина, шире разводя его ноги для себя. ― Хорошо.       ― Отец.       ― Такой маленький, ― похвалил Кратос, касаясь бусины соска, сжимая ладонями ягодицы, слегка поддевая крупным пальцем податливое кольцо сына. ― Нежный.       Атрей громко застонал, кусая за подбородок, целуя бороду, жадно прижимаясь курносым носом к шее отца, жарко дыша на кожу. Глаза поплыли, ресницы трепетали, пока отец смазывал его их слюной, крепко держа Атрея за щеки, заставляя приоткрыть маленький рот, чтобы погладить язык. Атрей всхлипнул, любовно поцеловав грубые подушечки пальцев Кратоса.       ― Гладкий, соблазнительный, ― словно в забвении шептал мужчина, хрипло застонав от вида того, как Атрей целовал его руки. Его маленький хитрый улыбчивый рот обхватил только два пальца на одну фалангу, но Кратос мгновенно вытащил их, жарко впиваясь в любимые губы, не в силах оторваться. Благодарный стон был ему наградой, и отец сильнее сжал желанное тело в руках, проникая на ноготь в жаркое нутро. ― Ты хоть знаешь сколько я чувствую к тебе?       ― Знаю.       ― Надеюсь на это.       Атрей задышал громче, сжимая шею, жадно потираясь о грудь отца, соприкасаясь в ответной ласке.       Кратос оставил небольшое пятно на шее сына, зацеловывая румяную кожу, соединяя созвездия родинок на его острых ключицах. Зарываясь носом в его яремную впадину, по-животному фыркая на маленький смешок Атрея.       Кратос прижался крепче к шее, одной рукой обхватив длину сына, не удержав рыка в глотке. Атрей коснулся губами уголков губ Кратоса, жадно потираясь о его бороду.       Мужчина второй рукой продолжал добавлять пальцы, лаская мокрую кожу, чувственно оглаживая изнанку Атрея, и в голове не могло не крутиться, что близость была лучше, чем все то, что Кратос успел испытать.       Атрей лучше во всем.       Атрей, словно прочитав его мысли, обхватил длинными пальцами его лицо, заставляя посмотреть на себя.       Его сын был вокруг него, на нем, в его сердце. Частое дыхание вырвалось с малиновых губ, а глаза, эти большие, синие глаза, просто заставляли действовать.       Атрей коснулся его губ, показав свою маленькую улыбку, которую отец так любил.       ― Как ты хочешь?       ― Просто хочу тебя, ― прошептал Атрей, прижавшись скулой к широкой ладони, заглядывая ему в глаза из-под острых пушистых ресниц. ― Могу я попробовать?       ― Что?       Атрей смущенно хмыкнул и поцеловал шрам под глазом отца, тихонько выдохнув: ― Тебя.       ― Да, ― согласился Кратос, наблюдая, как Атрей спускается ниже, рассматривая напряженную плоть, не сумев уделить внимание чему-то одному, лаская взглядом бордовую крупную головку и длину, сладко вздыхая, словно раздумывая, к чему приступить в первую очередь. ― Не торопись. Подумай.       ― Будто бы это так просто, ― тихонько рассмеялся Атрей.       Кратос поразился, насколько ему было легко вернуть сыну легкий смешок в ответ. Как же быстро им стало правильно. Так, как нужно, так, как необходимо было сделать уже давно.       Атрей чутко подул на головку, прежде чем обхватить отца. Кратос выгнулся, зарычав. Атрей не отводил от его лица взгляда, и нежно коснулся языком уздечки, не сдержавшись уже сам — прикрывая глаза и продолжая путь вниз, изучая линию вен.       Мужчина захрипел, выдыхая сдавленный звук, словно ему больно, но Атрея это только подстегнуло. Он взял крупные яйца, взвесил их в ладони и изящно выкрутил кисть, оттягивая, заставляя Кратоса сесть на постели, взявшись за голову Атрея, строго удерживая, не позволяя действовать дальше.       Атрей игриво взбрыкнул, ударив ладонью по каменному предплечью, и отец заставил себя расслабить хватку. Атрей продолжил целовать ствол, обхватив головку, деликатно мазнув ее языком.       ― Мой хороший… маленький, вот так, ― порыкивал Кратос, грубо сжимая подушку, так, что та была вспорота неудержимой хваткой, оставляя после себя лишь перья и рваную ткань. ― Глубже. Медленнее.       Атрей послушался, бархатно застонав вокруг объема, непроизвольно затрепетав ресницами и прикрыв глаза. Кратос содрогнулся, обхватив Атрея за челюсть, дрожащими пальцами погладив веки, призывая показать глаза. Атрей открыл их мгновенно.       Кратос переживал сильные эмоции, что застилали его разум и ему было и хорошо, и плохо одновременно. Невероятно.       ― Ещё, ― властно, громко и Атрей повиновался, обхватив часть плоти руками, чтобы насладиться очередным хрипом отца, у которого теперь вся длина была во власти Атрея. Ненадолго отстранившись, Атрей мокрыми губами в благодарность коснулся железного бедра отца, прошептав:       ― Отец…       ― Атрей, ― Кратос подтянул его ближе, впиваясь в любимые губы, собирая с них свой собственный вкус.       Кратос, посадив Атрея на свои колени, заставил расставить бедра и толкнулся меж ягодиц. Атрей дышит ему в губы, они больше не соприкасаются ими, просто дышат и стонут, пока Кратос проталкивает пальцы в Атрея, заставляя гибкие стенки плавно поддаться.       ― Что ты делаешь? ― заполошно выдохнул сын, ткнувшись губами в щеку отца, потеревшись о скулу. ― Отец?       ― Попробую тебя, ― низко ворчит мужчина, приятно растягивая тугую плоть, покусывая шею Атрея. ― Раскрою для себя.       ― Мягче… не отстраняйся, хочу тебя чувствовать.       ― Так? ― довольный ропот вырывается из широкой груди. Кратос усмехается, чувствуя, как потряхивает сына в его руках, на его коленях, стоит только коснуться железы внутри Атрея. Поглаживая и надавливая на сладкую точку глубоко внутри, Кратос бархатно хмыкнул, бережно поддерживая узкую спину. ― Да, вот так…       Атрей вскрикнул и сладко прикусил ключицу, ногтями вцепившись в плечи от остроты чувств. Кратос прижал его ближе и взял чужую ладонь, положив на головку своего члена, заставляя сжать ее и оттянуть крайнюю плоть.       ― Отец... Отец, ― зашептал мальчик, тихонько заскулив, чувственно коснувшись своего собственного кольца мышц, мягко проверяя, готов ли он. Он чувствовал себя очень хорошо. Кратос сильно сжал его бедра. ― Люблю тебя.       ― Я люблю тебя.       Атрей не успевает удивиться ответу, который произнесен отцом не на родном ему языке. Его пронзает яркая вспышка удовольствия, наслаждения от тугого проникновения. Атрей коротко, жалобно вздохнул и сжался, на что Кратос громко пророкотал, укрывая Атрея грудью.       Атрею было немного забавно, от переживаний, как лихорадит отца от узости, но и его смешливому настроению пришлось прерваться, пока Кратос не толкнулся глубже, заставляя стенки расходиться под напором мокрой головки.       Атрей широко открытыми губами хватал воздух, чувствуя себя насаженным, распростертым. Наслаждающимся.       Кратос же не мог выразить эмоции ни одним известным ему словом, и даже богатая культура речи Греции не пришла ему на помощь.       Атрей в его руках был жаркий и натянутый, как струна его Когтя. Кратос гладил позвоночник, тонкую линию талии, целовал родинки и веснушки.       ― Атрей, я не выдержу, ― зарычал он, по-медвежьи сгорбившись, прижав мальчишку ближе к груди и порывисто вбиваясь глубже.       ― Кто сказал тебе быть медленным?       И Атрей полетел на спину — Кратос вытянулся в руках, нависнув над мальчишкой, голодными глазами, в которых Атрей успел увидеть насмешку, окинул его распластанное тело. Он начал прицельно бить по его мягкой плоти, безудержно вбиваясь стальными бедрами, на что Атрей прогнулся в спине, прижав отца ближе, и потерял счет времени.       Кратос целовал его лицо, заставлял посасывать свою грудь. Хватал нежные коленки, целуя выступающие косточки. Не останавливался.       Атрей чувствовал, как в его животе теплится самое настоящее пламя, мышцы были совсем мягкими, а внизу, там, где отец брал его, натянутая кожа сжимала его член, не желая выпускать из лона. Атрей скулил и тяжело хрипел от того, насколько глубоко Кратос толкался, слегка задерживаясь и вновь повторяя плавные движения.       Отец опустился на локти и схватил его шею зубами, ускоряясь. Атрей чувствовал, как течет, оттого, как хрипит отец, от всех тех звуков, что он издает в постели.       ― Атрей!       Мальчишка вздрогнул выплеснувшись на чужой пах, нежно задрожав — Кратос громко зарычал и с оттяжкой извергся, длинными толчками загоняя сперму дальше по нежному нутру. Атрей заскулил, жадно рассматривая, как отец продолжает кончать. Жаркий ропот звучал в его груди, он с силой зажмурил глаза и продолжал легко толкать плоть, стимулируя Атрея на тонкие звуки.       Когда наконец семя стало скапливаться у входа, оставляя подтеки на ягодицах и паховых складках, Кратос замер.       ― Так горячо… ― прошептал Атрей, поглаживая широкие плечи, мягко успокаивая натруженные мышцы отца. У него самого внизу все горело от липкой жидкости и чувствительности его плоти, которую Кратос обхватил, окропив ее своими соками.       ― Хорошо? ― проурчал мужчина, опустившись на постель, прижав Атрея ближе, по-свойски огладив округлое бедро и озябшие плечи.       ― Хорошо, ― согласился Атрей тихо, чувствуя, как отец проник в него вновь, но пальцем, слегка погладив шелковый вход. ― Ах!       ― Ещё? ― Атрей задрожал от сытого тона отца, не ответив, только поцеловал губы, потеревшись о них щекой.       Внутри все было очень воспаленным и нежным, и даже то, как отец трогал, приносило жгучие разряды.       ― Отец!       ― Хм.       Он взял его еще раз, но уже со спины. Развернул к себе и прижался грудью, накрыв спину. Толкнулся по сперме и несдержанно застонал на ухо.       Кратос держал его в руках, гладил предплечья, его плоть, любовно сжимая, мягко держа в пальцах, и толкался, толкался, толкался…       ― Давай, Атрей.       ― Такой большой, ― ухмыльнулся Атрей, засмеявшись и сразу глухо выдохнув из-за того, как Кратос сжал его бедра, толкнувшись сильнее. — Раззадорен?       ― Провоцируешь.       ― Просто наслаждаюсь, ― улыбнулся Атрей, прикрывая глаза, облокотившись на грудь отца, вытянув руки вперед, чтобы отцу было легче брать его, когда они оба на боку. ― Такой ненасытный.       ― Ты сам сделал меня таким, ― проурчал отец ему на ухо, зацеловывая раковину по контуру, нежно выдохнув, рассматривая, как его мальчик сжался, ссутулив плечи от легкой щекотки. Кратос грубо сжал одеяло, толкнувшись сильнее, потому как Атрей сжался не только сверху. ― Расслабься.       ― Ты вообще не помогаешь, ― выдохнул Атрей, жмурясь, слегка подаваясь навстречу движениями. ― Ох, сильнее.       ― Нет.       ― Отец.       ― Ладно, хорошо, ты, дьявол, ― раздраженно выдохнул мужчина, полностью переворачивая Атрея на живот, накрыв его сверху, прижав к постели. Член двинулся дальше, головка давила ровно на бархат чувствительной кожи, и Атрей вскрикнул, ощутив искры в паху, груди и на кончиках пальцев.       Мальчишка зажмурился и приподнял бедра, подставляясь, когда отец двинулся ему навстречу, жарко дыша в загривок. Он оттолкнул отца, заведя руку за спину, отчего плоть туго выскользнула.       Кратос почувствовал, как по его головке потекло предсемя, а между ног у Атрея было все очень липко. Запах мускуса мучил его рецепторы, так, что Кратосу хотелось Атрея взять по еще одному кругу.       Но он вдруг подумал, что им действительно нужен перерыв, он сможет оттянуть оргазм. Но и эта мысль вылетела из его головы, когда мальчишка перевернулся на спину и схватил его у основания члена, направляя в себя. Атрей притянул коленки к груди, раскрываясь, его взгляд был поплывшим и довольным, игривым.       И Кратос просто не смог отказаться от него, такого податливого, открытого. Он толкнулся внутрь, выбивая стон у мальчишки, задавая устойчивый ритм, придерживая себя за бедра, чтобы не подкоситься и рухнуть ослабевшим торсом на сына.       Перед глазами уже все плыло, только в сердцевине сына чувствовалась мокрая сладость. Кратос поцеловал грудь, худые ребра и сжал бока, продолжая вбиваться внутрь, не отводя темного взгляда.       Плоть размашисто ходила по нежности Атрея, когда язык Кратоса скользнул в чужой рот. Толчки становились медленнее, глубже и Кратос говорил себе остановиться, но он не мог. Атрей обнаружил, что руки отца запутались в его коротких шоколадных волосах.       Тело мальчика было сильно расслаблено, он только принимал все то, что отец мог ему дать. Его мягкие изгибы, податливую плоть. Кратос не мог перестать расцеловывать опухшие губы сына.       Атрей хватался за его пальцы, они оба взмокли, но не переставали тянуться друг к другу. Мальчишка, всхлипывая, чувствовал насколько влажным он был, прислушавшись к скользким звукам, когда Кратос возвращался в него.       Целоваться с ним в постели было даже лучше, чем делить редкие касания украдкой. Теперь он знал, что им обоим нравилось, теперь Кратос двигался именно так, чтобы заставить стонать Атрея, задыхаться и впиваться слабыми пальцами ему в плечи.       Затем все мысли просто покинули их разум. Кратос двигался, как вспышка, и тело Атрея напряженно крутило из стороны в сторону, его руки собирали мягкие простыни по бокам в узлы, и казалось, что все тело Атрея ждет, когда можно будет излиться.       Кратос гнался за его удовольствием, не в силах устоять.       Мужчина, поцеловав сведённые аккуратные брови сына, нежно прикусил их зубами.       Внезапное, восхитительное чувство, что Атрей принадлежит ему целиком и полностью, наполняет Кратоса такой же силой и скоростью. Плоть твердеет только сильнее, на что Атрей издаёт мягкий удивленный звук и сжимается крепче. По мере того, как его толчки набирают скорость, Кратос обнимает Атрея, переворачивая, и заставляет обхватить ногами его талию, загоняя плоть глубже в сына, пока их скользкие от пота тела не соприкасаются, и он хрипло шепчет на ухо: ― Люблю тебя.       ― А я тебя.       Когда Атрей увидел, что отец растворился в удовольствии, он замер, вскрикнув, пока их тела била крупная дрожь. Удовольствие волнами сходило, оставляя после себя только нежность. И сонливость — Атрей удовлетворённо мурлыкнул, зарывшись отцу в подмышку, пока он укладывал его удобнее к себе под бок, не в силах оторваться от сына, легко оглаживая разгоряченное тело.       ― Атрей?       ― М?       ― Ты был прав.       Атрей даже не стал переспрашивать, в чем именно он оказался прав. Он и так прекрасно знал, что хотел сказать отец.       Благо их связь ни на что не повлияла кроме как на то, чтобы связать их друг с другом еще крепче. Они все также знают друг друга, понимают с полуслова, они все также близки.       Просто теперь между ними не пройдёт даже самое тонкое лезвие и это единственное, что ему нужно знать.       ― Ещё бы, ― ухмыльнулся мальчишка, поцеловав отца, притягивая его лицо ближе, игриво кусаясь.       Кратос опустил руки на талию Атрея, целуя подставленные губы, греясь в свете сына, чувствуя, наконец, что обрел покой.       И если в будущем их ждет Рагнарёк, а следом смерть — он знает, что прожил не зря и сделал правильный выбор. Свой выбор.       И если все смертные интересуются, что там будет после смерти — Атрей знает точно: у них с отцом после смерти начнётся история.