интердевочка

              коридор самого настоящего притона, кажется, сейчас взорвётся от держащегося в воздухе напряжения и все тут стоящие будут выкинуты за шкварник амбалом-охранником дядей гришей, как ласково окрестил его пчёлкин. — да всё путём, мужики. он пацан местный, да? местный же! пчёла, ну скажи ты. — бормочет нервно кос, закрывая собой нерадивую блядь и вытаскивая волыну из кармана пальто. получать по ебалу за витю не хочется, но он уверен, что это пиздец как благородно, и вообще, должно быть вознаграждено кем-то свыше. ну или на крайняк самим витей, который сейчас смотрит на стоящих напротив мужиков во все глаза, невинно хлопая выгоревшими на солнце ресницами, с которых сыпятся остатки туши. и чёрт бы дёрнул холмогорова заступаться за это размалеванное на забугорный лад недоразумение. — всё путём, мужики? перманентный ахуй вити сменяется какой-то тантрической злобой на весь мир и на холмогорова в первую очередь. его ебать не должно, в принципе, как пчёлкин живёт и чем дышит, потому что это всё специально было, по плану одному вите известному. специально забыл смыть какую-то помаду от «невской зари», специально от него пасёт за три километра приторно-сладкой «шахерезадой» и, вообще-то, он специально перешёл дорогу какому-то серьёзному дяде в розовом пиджаке. чего только не сделаешь ради пачки зелёных, которые витин карман греют чересчур приятно. может, не подойди сейчас космос, ему бы отвалили ещё больше, за моральный ущерб. кто ж знал, что у того самого мужика в розовом пиджаке хер не стоит на такие вещи, как витина косметика, которую он одолжил у проститутки иры ещё месяца два назад, но так и не вернул. ей-то уже не надо, за ней богатенький кошелёк бегает и платит в два раза больше назначенного, за что ирку проклинает вся проститутская община в этом борделе. вите тоже платят больше, просто за то, что у него между ног хер, а это уже что-то из ряда вон выходящее, чем витя ужасно гордится. даже местная мадам клод в пчёлкине души не чает, и в узких московских кругах его знают если не все, то большая часть точно, да и за такие посещения надбавка охуеть какая огромная. один только космос холмогоров чего стоит. платит бабки, приходит, но даже не пристает, скотина такая. сиди, говорит, витенька, я тебя трогать не буду, слово пацана даю. вот только самому пчёлкину в хуй не упёрлось сидеть как девица на выданье, он бы за этот час четверых таких обслужил, и ушёл со спокойной душой домой. космос-то трахать его не хочет, думает, в благородство играет и его за это обязательно похвалят. только, проблема в том, что трахаться пчёлкин любит больше, чем благородных рыцарей на чёрном линкольне, которые всаживают бабки за душевные посиделки с проститутками. — ты чё натворил? рыцарь, блять, круглого стола! меня ж теперь за твои выебоны за ноги подвесят, идиота кусок! — заводится с пол-оборота пчёлкин, когда мужики с нечитаемыми ёблами выходят из борделя, толсто намекнув, что явиться к ним в контору нужно как можно быстрее. — че ты вообще прицепился ко мне, а? хера ты бегаешь ко мне постоянно, я к тебе в постоянное пользование перешёл? пчёлкин крутит рыжей башкой по сторонам, выискивая на полках что-нибудь особо тяжёлое и тупое, чтобы всадить холмогорову по наглой роже и успокоить рвущееся наружу негодование, иначе одним особо тяжким это всё не закончится. под руку так удачно попадается разрисованная статуэтка венеры, и витя даже схватиться за неё успевает, пока космос не подходит ближе, вырывая из трясущихся рук хрупкий мрамор. ну, или хорошую имитацию мрамора. — ты че, озверел что ли? успокойся, бля, витёк. ничё они тебе не сделают, а если сделают — на пику сядут. чё ты как баба? — осекается и пару секунд разглядывает витино лицо, только кивая чему-то в своих мыслях. пчёлкин оскорбляется ещё больше, показательно отвернувшись к двери, ведущей в его комнату, и не дай бог космос сейчас двинется в эту сторону. — че ты припёрся? я сегодня занят весь день. — я в тебя, может, влюбился, а ты со мной так базаришь, пчёлкин. — тоже мне, раскольников местного разлива, блять, — снова разворачивается лицом к собеседнику, кусая напомаженные губы сильнее, чем того требовала ситуация, нервно задирая рукава какой-то неприлично расстегнутой рубашки. — это ещё почему? — хмурится недоуменно холмогоров, упираясь взглядом в последнюю застегнутую пуговицу на этой ебучей рубашке пчёлкина. — тоже влюбился в проститутку и тоже рубишь бабки. а теперь пиздуй отсюда, ты тут и так всех пугаешь, а у меня время жмёт. — картинно стучит пальцем по наручным часам пчёлкин, ограждаясь дверью от ебучего холмогорова с ебучим пистолетом от греха подальше. — я за тобой вечером заеду, пчёла! голос за дверью звучит приглушенно, но витя, к огромному сожалению слышит его слишком хорошо, прислоняясь спиной к двери. нахуй таких посетителей, ей-богу. муки совести пчёлкина преследуют крайне редко. настолько редко, что даже его довольно сомнительный способ заработка вызывает абсолютное ничего. на сердце никаких тяжестей нет, на душе так тем более. говорят, у рыжих души нет, так вот у пчёлкина её нет вдвойне, что больше не считается чем-то постыдным. в свои двадцать быть довольно известной ночной бабочкой в москве не звучит гордо, но база кормит и выёбываться нет смысла, даже если все друзья разбежались кто куда, только прознав о делах пчёлкина. и хер бы с ними, с этими друзьями, если бы витина мама каждый раз не задавала вопросы, куда пропал виталик или димка из соседнего подъезда и почему он не заходит в гости. — потому что крысы тыловые, мамулечка. всё нормально, у меня новые друзья. не переживай. конечно, витя молчит о том, что эти самые друзья ебут его во всех позах на продавленном матрасе, в доме, похожем на херов сарай, за что ещё и бешеные бабки платят, лишь бы провести лишний час в компании пчёлкина и не спалить свои пидорские наклонности перед товарищами по цеху. думается, что всю зарплату они спускают именно в этих стенах и далеко не на пышногрудых дам за соседними дверьми. вечером космос не приехал, да и через неделю тоже. в грудине что-то подсказывало, что пчёлкина нагло и совершенно по-свински опрокинули. а он-то дурак, почти поверить успел в ту лапшу, которую ему холмогоров навешать успел за четыре месяца посещений. и не то чтобы было обидно, но нет, всё-таки было до одури обидно. он же сидел, ждал как щенок, клиентов отменил, чтобы с косом прокатиться, а тут вот оно как. тебя дважды обули, лох цветочный. и если витя ещё хоть раз увидит этого полудурка в пиджаке, он непременно пробьёт ему в слишком красивую рожу и даже не пожалеет ни разу. потому что витя пчёлкин не какая-то там портовая шлюха, его просто так кинуть нельзя, даже если вас зовут космос холмогоров и вы представляете из себя двухметровое нечто с тт-шником в кармане. вите с такими тягаться не впервой. только если раньше это были старшеклассники за двором школы, а заканчивалось это максимум фингалом под глазом и вызовом родителей к директору, то сейчас, вполне ожидаемо, это может закончится для пчёлкина плачевно, и родителей вызовут на опознавание тела в склифе и дальнейшие похороны. да и хер бы с этими похоронами, если бы витя не успел заскучать по этому быдлану, который уже месяц не появлялся в поле зрения и не приседал на уши своими рассказами про нелёгкую. в голове было всего два логических объяснения этому феномену: либо его убили, потому что с таким образом жизни дожить до тридцати — уже невероятный успех, либо витя просто его заебал своей сучьей натурой, которая так и пёрла изо всех щелей, стоило холмогорову появиться на пороге борделя. радовало во всей этой ситуации одно: сергей михайлович, которому витя случайно перешёл дорогу во время своих неудачных попыток привлечь новых клиентов, подкатив к этому самому михалычу, больше не присылал своих амбалов для выяснения «деловых отношений». что за деловые отношения могли их связывать пчёлкин даже думать не хотел, потому что и так понятно, что ничего хорошего ждать от этих рэкетиров не стоит. связываться с такими влиятельными дядями витя просто-напросто боялся, а космос был банальным исключением из этого правила жизни, да и тот наебал, оставив пчёлкина наедине со своими пороками. герой-любовник, блять.  для холмогорова последний месяц пролетел как-то слишком стремительно. настолько, что пока он бегал по своим делам, свободного времени хватало только на то, чтобы пожрать в перерывах между стрелками и прочими сделками, никак витю не касающимися. уже на то, чтобы разобраться с конторой михалыча, ушло две недели, а на то, чтобы убрать всю грязь, которую они оставили после своих тёрок, — ещё две. так и подчищали за собой потихоньку, избавляясь от тушек тех самых бугаёв, которые прессовали пчёлу месяц назад и которые нихуёво подпортили репутацию холмогорова, как честного предпринимателя, барыжащего стволами на чёрном рынке. вышли почти сухими, не считая штраф за быструю езду за пределами мкада. и космоса, по идее, должен устраивать такой расклад, но перед витей он проебался слишком сильно, чтобы радоваться. с одной стороны, он-то спас свою красавицу из лап чудовища, но теперь пчёлкин даже не посмотрит на него, если он вообще до сих пор работает и его не посадили за проститутство или, чего хуже, не отправили кораблём за границу в качестве живого товара. ехать к притону от офиса минут десять, если не меньше, всё скопление подобных заведений находится в опасной близости друг от друга, от чего конкуренция в области шлюшьей растёт с каждым днём. космос тачку тормозит как раз возле столпотворения девчонок, которых он краем глаза замечал, пока навещал пчёлкина. снятием эти посиделки назвать было сложно. — ой, а вы к вите, да? — блондинка из толпы привлекает внимание холмогорова своим писклявым голосом, хлопая пышными ресницами. ничего примечательного космос в ней не замечает, проститутка как проститутка, ещё и голос противный. — ну типа да, а че, позвать можешь? покумекать с ним надо. — рожу кривит от своих же слов, с трудом заставляя себя вылезти из линкольна. — я на чёрном буду, передай. девчонка резво упархивает в здание, пока космос за угол заворачивает, чудом не спотыкаясь об опрокинутый мусорный бак. что говорить вите — решительно неясно, все слова, которые кос усердно подбирал вчерашним вечером, кажутся полной галиматьей, по крайней мере, для холмогорова точно. он-то и не думал так сильно запариваться, надеялся, за пару дней управятся со всей этой шелухой, но как обычно всё пошло по пизде в самый последний момент. через десять минут томительного ожидания витя выходит неприлично раскрасневшийся и растрёпанный, измазанный какой-то ярко-красной ебенью, вероятно, помадой. этот стиль пчёлкина космос не совсем понимал, но спрашивать каждый раз либо ссыковал, либо просто ему было до пизды в каком виде витя рассказывает про очередного ебанутого мужика, который продлил на два часа и просто рыдал в подушку. и чёрт знает, отчего он такой запыхавшийся, к космосу так быстро бежал или только что закончил обслуживать клиентскую базу. — мы михалыча грохнули, — вот так сходу бормочет под нос космос, опуская взгляд на носки своих лакированных ботинок, которые он уже успел загадить, как детсадовец нашкодивший, ей богу. и если бы его конкуренты сейчас видели непробиваемого космоса юрьевича, то непременно бы обыграли ситуацию в свою сторону, со всем размахом. — поэтому не появлялся, там такой замут был, пиздец. думал быстро разгребём, а хуй там. в общем, вот так. ты это, не злись, ладэ? по голубым глазам понять было сложно, охуел он прямолинейности сказанных слов или от самого смысла повествования. витя, кажется, не совсем уверен в том, что он должен делать. злиться что ли на это чудовище или просто молча развернуться и уйти, после чего убиваться ещё месяц и в конце концов спиться и умереть от пьянки в двадцать пять лет. — повтори? вы чё сделали? — продолжает стоять на месте, вытаскивая руки из карманов олимпоса, который он наспех напялил, когда ирка влетела к нему в комнату как в жопу жаленная. — вы там все поголовно отмороженные? — ну ты чё глухой? михалыча порешали, пчёла. че за вопросы дебильные? заебал под ногами путаться, вот и всё. о том, что грохнули сергея михайловича явно не по этой причине, пчёлкин догадывается сам, совершенно выпадая из реальности. это то есть, холмогоров ради него завалил дядьку, под которого прогибалась добротная половина москвы, решал вопросы, пока витя сопли на кулак наматывал. как-то тупо всё складывалось в рыжей голове, потому что слов на этот раз действительно не было. такой серьёзной херни для вити ещё никто не делал. купить табуретками пытались, точкой на рынке тоже, но вот таких подвигов, конечно, ещё никто. витя аж дёргается, когда холмогоров слишком резко подходит ближе, совершенно не соблазнительно облизывает большой палец и трет витю по щеке, почти заботливо, аккуратно придерживая чужой подбородок пальцами. не будь пчёлкин таким советским, мог бы действительно списать на какую-то нездоровую заботу о мальчиках по вызову, с убийствами во имя любви и последующей жизнью бок о бок. — ты чё делаешь? — у тебя губнушка по всей морде размазалась. сердце в груди витиной щемит не по-детски, стучит барабанной дробью и само себя осуждающе гасит. за непонятно откуда взявшуюся привязанность к двухметровой шпале с греческим именем, за совершенно непроститутское желание пригласить куда-нибудь, чтоб всё по классике было, с мороженным и бутылкой пепси, и за то, что гнать взашей космоса больше не очень-то и хочется. — пойдём в кино? я рано освобожусь сегодня, можем успеть на рокки. там вечерний. — витя выпаливает быстро, чтобы точно не передумать, даже не смотрит в сторону холмогорова, кусая нижнюю губу. и не выглядит так, как будто цепляет богатого дяденьку, нервничает ужасно, ковыряя заусенцы на больших пальцах. потом болеть будут, но уже как-то по барабану. — а чё эт в лесу сдохло? — он действительно не догоняет, стирая остатки помады с чужого лица, и смотрит в упор на серьёзного витю, губы закусывающего. и только потом догоняет — не шутит. реально предложил, даже насильно никто не заставляет, нож к горлу не приставляет. и похоже, даже не злится. — я в семь заеду. пойдёт тебе, интердевочка? — забились, герой, блять, любовник. не приедешь — яйца оторву.