Kissi Royal Maroon Helleborus

Дом встречает его знакомым присутствием. Свет не горит и окна закрыты, плотно захлопнута дверь. Только в прихожей, в самом тёмном углу, небрежно завёрнутые в полиэтиленовый пакет, чтобы не пачкать пол, устроились стоптанные чёрные ботинки, а на вешалку рассеянно брошена приметная кожаная куртка. Се Юйчень внимательно прислушивается. Не стучат ножи на кухне, не слышно напевания прилипчивого мотивчика любимой песни Сяцзы, не шумит вода в душе — тихо, словно никого нет. Несвойственно для Сяцзы быть таким сдержанным, когда он возвращается. Се Юйчень сбрасывает туфли отточенным движением, выворачивается из рукавов пальто, перекидывая его на одёжную стойку вместе с зонтом, и спешит внутрь, прикидывая, где искать в первую очередь. Спальня, ванная, подвал, чердак — и обязательно проверить те заросли у забора на заднем дворе, если Сяцзы ранен, мог инстинктивно забиться туда. Если Сяцзы ранен — он выхватывает аптечку на ходу из ближайшего тайника, воскрешая в голове состояние уже пройденных, нетронутых, — то либо слишком серьёзно, что не стал брать наиболее близкие лекарства и направился сразу к тяжёлой артиллерии, либо не физически — и тогда понятно, отчего так тихо. В доме не пахнет кровью; в доме не пахнет болью; Сяцзы не ранен. Просто не ощущается. Се Юйчень, ведомый намеченным планом, добирается до спальни. Заглядывает, настороженный, готовый в любой момент увернуться от лисьего огня или броситься спасать; выдыхает. Даже в полной темноте на кровати хорошо различим плотный чёрный клубок — спасибо привычке использовать исключительно белые простыни для обычных дней. Сяцзы спит. Точнее, спал: сейчас, почуяв, приподнимает тяжело голову, блеснув золотой нитью зрачка. Се Юйчень всё же осторожничает: подходит медленно, отставляет тревожную аптечку на тумбочку, демонстрируя пустые руки. Вознаграждается усталым зевком и опускается рядом на кровать, касаясь Сяцзы уже бесцеремонно — молчаливое разрешение получено. Тревожно — Сяцзы лисий облик не любит. Он и в человеческом-то хвосты выпускает не слишком охотно, разве что для дела — если нужен филигранный контроль ци; или поддразнить — только дома, только наедине; или спать — если слишком холодно. А полный оборот и вовсе не использует без самой крайней необходимости. Сяцзы ледяной. Се Юйчень заменяет злым прищуром рвущееся с губ ругательство и подхватывает партнёра на руки, плотно прижимая к себе. Лис не кошка, держать неудобно; он помнит, как записывался когда-то давно на обучающий мастер-класс по обращению с лисами — как кормить, как заботиться, как брать в руки. Сяцзы в человеческом облике высокий и худощавый, в зверином — длинный и откровенно тощий. Больной. Проклятие выпивает всю его ци, пожирает энергию, как кислота; в этот раз, видимо, Сяцзы потратил слишком много сил, и оно беснуется, выгладывает носителя до косточек. Се Юйчень делает глубокий вдох. Вытягивает наружу скрытое, выворачивается из маскирующей сети — выдыхает, и мир становится им. Он заполняет собой всю комнату, так, как умеют лишь кошки и драконы, сгибается, окутывая Сяцзы — непривычно, неправильно маленького, — и дышит, дышит, дышит в унисон, вливает собственную ци: капля за каплей, пульс к пульсу, ноту за нотой, перевязать растерзанные нити, восполнить пересохший источник, подбросить дров в затухающий костёр, раздуть искры, пока не запляшет на стенах весёлый лисий огонь, пока не согреется тихое сердце в ладонях. Он бы выжег, он бы выбил, он бы сам проклятие поглотил — только оно с Сяцзы так давно, что уже частью его стало, и никаких навыков не хватит, чтобы их разделить. Была бы у Се Юйченя чудесная игла, затупляющий тьму порошок, что угодно — да не нашлось пока. Древние проклятия, что не убивают сразу, худшие. Просто никогда не снимаются. Надо собрать больше амулетов к следующей работе Сяцзы. Прежнего количества на все случаи явно не хватает. Им бы как-нибудь подтолкнуть появление седьмого хвоста — затормозит временно вредоносный поток, отбросит в развитии, — да только треклятые лисьи традиции такого количества сил требуют, что лежать потом месяц обоим. На это сейчас нет времени: не тогда, когда каждый день — катастрофа на грани мировой. Конец года: все отложенные планы идут кувырком, просыпаются из ниоткуда целые горсти проблем, только и успевай справляться. Конец года: мир немножко сходит с ума. Момент, когда по его рукам стекает тонкими лентами чешуя, а драгоценная ноша тяжелеет — один удар сердца. — Змеи официально худшие. — говорит Сяцзы вместо приветствия, пользуясь удачной позицией, чтобы распластаться по Се Юйченю, словно по тёплому камню. — Одни из самых раздражающих существ. Ему неудобно: фыркает отрывисто, ёрзает, опрокидывая Се Юйченя на кровать, и укладывается поверх уже так, выпуская все шесть хвостов в качестве отвлекающего манёвра. Щурится довольно, полусытый и согретый, пользуясь темнотой, чтобы вдоволь наглядеться и ненароком запустить подрагивающие от прежней слабости руки под рубашку, отыскивая на ощупь чешуйчатые пластинки. — Лисы и змеи в природе не ладят. Логично, что это касается и духов. Партнёр явно не настроен обсуждать, из-за чего оказался в столь удручающем состоянии. Что же, Се Юйчень не настаивает: он успеет спросить позже. Главное — сейчас Сяцзы в норме. Даже очень в норме, раз хочет обменяться ци по-человечески — вон, хвосты подрагивают в предвкушении, мечутся пушистыми вениками, так и просятся букетом в ладонь на погладить. — Значит, ты не будешь против, если я тебя съем, а, Хуа Эр Е? — хитрая ухмылка в совокупности с весело поднятыми ушами только подтверждает, что с Сяцзы уже всё хорошо. Хитрый старый лис — очухивается Хэй Яньцзин за секунды, куда там другим. Вспыхивает, как щедро политая бензином стопка бумаг. — Я не змея, а ты не дикий лис. Веди себя хорошо, Сяцзы. В конце концов, они оба знают, что взаимообмен сказывается на ци лучше, чем обычные односторонние вливания. А ещё успокаивает: пожалуй, им это нужно. — Понял-понял, босс. Только понадкусываю. Становится шумно, и теперь это правильно: Сяцзы любит поговорить.