Kissi Royal Maroon Helleborus

Он просыпается медленно, с усилием проталкивая тяжесть собственного сознания через пуховый вязкий туман. Иногда ему кажется, что он слышит знакомые голоса; порой они передают неразборчивый, но важный сигнал, и ему нужно на него откликнуться, это важно, и он стискивает зубы, заставляя себя двигаться, даже если всё его тело предательски пусто, а разум ошибочно спутан. Се Юйчень приходит в себя через неделю. Ему кажется, что прошло мгновение. Первое, что он ощущает, это запах. Стерильная соль растворов; густая едкость повязок; душная чистота больницы. Достаточно, чтобы понять, что он на поверхности. Слишком мало, чтобы определить, где именно и с кем; союзники или противники, кто бы ни засунул его сюда, ему нужно узнать, связаться с… Он сможет. Понемногу. Он не пытается первым делом открыть глаза, как сделал бы кто-нибудь другой на его месте. Вместо этого Се Юйчень сосредотачивается на осязании: скользкая игла капельницы, химическая твёрдость трубок, дешёвая хлопковая ткань постельного белья и пижамы — и болезненно жёсткие бинты повязок. Это не Пекин. Значит, он всё ещё в нужном районе. Значит, времени прошло немного. Это хорошо. Следующим мгновением он вспоминает: упрямо заставляет уплывающий в конги разум работать, фокусируясь на необходимых событиях и желании выстроить их в линию. Это несложно, хоть и сосредоточиться сразу не получается; он уже проделывал этот трюк, и не раз. Суть в том, чтобы разогнаться — а дальше тренированный мозг включится в дело сам. Сотрясение (которое, вероятно, у него есть) не может остановить Се Юйчень надолго. Ни одна физическая травма не сможет отнять то, что у него есть. Его память, его знания, его инстинкты — он знает, как их защитить. Он вспоминает. Это провальная экспедиция и не менее провальное спасение; это притворство, это плен и пытки; это пещера-колодец и знакомые сильные пальцы, удерживающие его от падения. Это У Эрбай, ублюдок Цзяо и Сяцзы. Сяцзы. Жив. Если он тот, кто спас Се Юйченя, значит, они у друзей. Значит, У Се последовал по оставленным меткам и смог разобраться с ситуацией. Это хорошо. Но не доказано. Он должен убедиться. Он не может различить на слух ничего, кроме равномерного пиканья приборов и смутного гула где-то за стенами. И инстинкты не сигнализируют об опасности, о присутствии, о наблюдении. Значит, в палате никого нет. Как и камер: он бы почувствовал, если бы на него смотрели. Наличие брата-хакера существенно увеличило его возможность ощущать полученные через устройства взгляды. Ему нужно выбрать: попытаться открыть глаза и дать знать о своём пробуждении или постараться уснуть снова, чтобы накопить побольше сил. Он выбирает второе. Не похоже, что кто-то придёт в ближайшее время. А если и придёт, то он будет не в состоянии ничего оценить, вымотанный бодрствованием. В следующий раз он просыпается на рассвете. Во-первых, за окном громко поют птицы; во-вторых, свет падает прямо ему на лицо — новые методы вывода из комы от любимого кузена, что тут сказать. В-третьих, он чувствует тепло и чужое дыхание. Этот человек сидит рядом с ним, уткнувшись лбом в его ладонь, которую же придерживает рукой; у него мозолистые пальцы, сильные и крепкие, но хватка осторожна, словно Се Юйчень — игла в механизме ловушки, которую не стоит тревожить. У него есть что-то холодное, напоминающее металлическую полоску — может быть, дужка очков? Может ли это быть Сяцзы? Се Юйчень рискует. Он открывает глаза осторожно, совсем немного, чтобы бросить быстрый взгляд из-под ресниц. Картинка размывается, но общий силуэт, эта фигура, эта футболка и сгорбленная, напряжённая линия позвоночника — он знает этого человека. Или знает того, под кого он маскируется. Он рискует ещё раз, позволяя себе испытать правило трёх попаданий: пытается шевельнуть ладонью, тревожа спящего соседа. Тот вскидывается мгновенно, поворачивается, держа в другой руке вытянутый из ниоткуда кинжал. Знакомые движения, знакомое оружие — о, и это действительно очки. Се Юйчень повторяет жест. Сяцзы — или тот, кто кажется им, — фокусируется. Сдвигается так быстро, что Се Юйчень чувствует себя спящим: как призрак, моментально. Это он так ослаб, или Сяцзы успел натренироваться? Потом. Он моргает, подтверждая, что видит. Сяцзы отстраняется столь же резко, как подходит; выпутывает руку, отлетает к окну, как ударенный, единым рывком закрывая шторы; в пару шагов возвращается и склоняется над Се Юйченем снова. Сдëргивает очки, вглядываясь — и да, это действительно Сяцзы. Можно подделать лицо, можно подделать фигуру, но проклятие Хэй Сяцзы подделать не получится. Чёрные белки, угольная радужка и невидимые на их фоне зрачки; базальтовая паутина беспорядочных линий на веках, захватывающая постепенно плоть вокруг глаз; тонкие переходы оттенков чёрного, которые Се Юйчень в силах уловить только благодаря специфическому воспитанию — их границы светятся для него мельчайшими нитями и искрами золота и серебра. Сяцзы. Щурится: местные шторы недостаточно плотны, чтобы защитить его глаза. Ему надо надеть очки поскорее. Вместо этого Сяцзы хватает его левую ладонь: поднимает, как сделал бы только он, и осторожно прикладывает кончиками пальцев к своему лицу, обводит ресницы и веки, щëку и нос, линию челюсти, показывая, что маски на нём нет. Не убирает: прижимает, как если бы Се Юйчень обхватил его лицо сам. — Хуа Эр. Сяо Хуа. Се Юйчень. Ты меня слышишь? — зовёт он почти шёпотом. Шёпот в тишине слышнее крика, вспоминает Се Юйчень и моргает ещё раз, соглашаясь. — Ты чуть не умер, идиот. — говорит ему Сяцзы, у которого слезятся глаза. Не сентиментальность — просто Се Юйчень не единственный дурак здесь; Сяцзы следуют скорее надеть очки, чтобы было комфортно смотреть. — Какого чёрта ты пошёл за мной, Се Юйчень? Если я говорю, что не люблю ходить на похороны, это не повод устраивать их прямо передо мной! О, он зол. Сяцзы редко зовёт его по настоящему имени всерьёз, тем более, по полному; «Юйчень» иногда проскакивает в его речи, как показатель сильного раздражённого беспокойства или шутливости, если добавляется «гэ». «Се Юйчень» не предвещает ничего хорошого. Се Юйчень чувствует, что пытается улыбнуться, и не останавливает тело от реакции. Он осторожно надавливает подушечкой указательного пальца Сяцзы на висок: несколько раз, так быстро, как только получается. Сяцзы поймёт: это из их маленького языка. То, что сам Сяцзы использует регулярно в его адрес, постукивая по очкам. «Не думай слишком много». Заставить губы шевелиться сложнее, но Се Юйчень должен и справляется. Пускай и кажется, что ворочает неподъëмные валуны из наждачной бумаги. Пускай и без звука. Сяцзы прочитает. «Выбор» «Ты» «Мой» Он поймёт. Не может не. Се Юйчень в оценке сил Хэй Сяцзы никогда не ошибался. Жаль, на это уходят все силы, что он скопил. Устал, потом, даётся «шепнуть» ему последним, прежде чем тело отказывается повиноваться. Они успеют поговорить потом. Они, наверное, даже поругаются, может быть, даже до драки, когда он окрепнет. У них есть время. Се Юйчень засыпает с удовлетворением. Он смог выполнить то, что должен был сделать. Он смог выполнить то, чего хотел. Они смогли выжить. Хэй Сяцзы вздрагивает, несмотря на предупреждение, когда Сяо Хуа отключается. Смаргивает липкую влагу — из-за света — и глухо, резко смеëтся, запрокинув голову. Устраивает тонкую израненную ладонь вновь в своей бережно, небрежно натягивает очки и снова устраивается у постели спящего Се Юйченя, как верный зверь. Этот нелепый, невозможный, безрассудно логичный человек… Его человек. Его партнёр. Конечно, Сяцзы подождёт. О, он обязательно дождётся, когда Се Юйчень поправится, чтобы взять эту умную голову в руки и объяснить, что ему нельзя умирать раньше, чем уйдёт сам Сяцзы. Строго, категорически запрещено. Се Юйчень задолжал ему долгую и счастливую жизнь. В конце концов, никто не заставлял его называть Сяцзы своим. Хэй Сяцзы обязательно дождëтся. Просыпайся скорее, невозможный ты человек.