Kissi Royal Maroon Helleborus

Сяцзы дремлет у него на коленях. Се Юйчень замирает с пустым взглядом, остановившись в середине движения. Временно утратившие значение бумаги наполовину застывают в воздухе. Сяцзы предпочитает спать, уложив голову ему на плечо и обняв за пояс, словно большая коала. Он прилипчивый: может проскользнуть за спину, чтобы усадить своего дорогого Хуа Эр правильно, как кота, или сам забраться на руки, прижимая к подушкам своим весом и сонно дыша в шею. Но даже это Сяцзы проворачивает редко, предпочитая находить себе более продуктивное занятие для безделья. Из них двоих Се Юйчень тот, кто облюбовал чужие колени в качестве подушки. На Сяцзы в периоды мигрени лежать удобно: он худощавый, но не тощий, в меру жёсткий для поддержки шеи, тактильно приятный, комфортной температуры. Сяцзы обязательно запускает руку ему в волосы, чтобы взлохматить их — иногда Се Юйченю кажется, что партнёр считает его укладку личным врагом, — и гладит, аккуратно вплетая элементы массажа, самого простого и наименее заметного, пока Се Юйчень не выдохнет успокоенно. Чуткие прикосновения Сяцзы убеждают расслабиться. Разрешают разомлеть настолько, что получается заснуть без снотворного. Се Юйчень откладывает документы на столик, стараясь не шуршать. Он определённо не хочет разбудить Сяцзы. Ситуация нова; он хочет испробовать её целиком. Исследовать и, возможно, составить план. На тот случай, если она вдруг повторится. Беспощадное нечто в груди подбивает сделать фото. На память. В маленькую (не) коллекцию моментов, связанных с Сяцзы. Се Юйчень, как обычно, отказывается: собирает волю в хлыст жестоко и загоняет непокорное, непослушное, строптивое на место. Никаких фотографий. У него нормальная память, он в состоянии выделить кусочек в ней под очередной фрагмент с Сяцзы. Фото — излишество. Причуда. Баловство. Компромат. Разве что зарисовать… Се Юйчень рисует ужасно, отвратительно, недостойно для главы Се. В его рисунках Сяцзы ни одна душа не узнает, ни живые, ни мёртвые. Нарисовать — и убрать в самое тайное хранилище. Проводить кончиками пальцев раз в десятилетие по выверенным, бездушным мазкам кисти и воскрешать перед глазами. К слову, о глазах. Сяцзы умеет спать и в очках, и в ленте, но сейчас в неудобстве нет необходимости. Се Юйченю освещение приглушить — один жест кистью. Не выключить совершенно; он эгоист и знает это, но хочется убедиться в происходящем, запомнить, прочувствовать. В полной темноте не получится. Не видно. Полумрак лучше. Надо только… не окрашивать взгляд. Они оба умеют чувствовать направленные эмоции. Сяцзы заметит — проснётся. Это не то, чего хочет Се Юйчень. Если он хочет полюбоваться, он должен быть бесстрастным. Типичным боссом Се на очередном семейном собрании, как сказал бы Сяцзы. Одно дело взгляд. А что насчёт прикосновений? Сяцзы обычно не реагирует, если дотронуться до него, приползшего подремать с работающим Се Юйченем на диване. Должен ли он? Се Юйчень смотрит в сомнении на собственную ладонь, в вероломном движении потянувшуюся погладить партнёра. Он не умеет так, как Сяцзы. Даже если специально подмечал, как Сяцзы это делает. Теория без практики ничто, да и рука у Се Юйченя далеко не лёгкая. Точно разбудит. Подушечки пальцев предательски притрагиваются к выбившейся пряди у виска. Сяцзы и эта его причёска, своенравная, как её владелец. Как он вообще умудряется поддерживать это воронье гнездо в порядке в полевых выходах? Ещё и пушистым и мягким, как кошачий мех. Где-то здесь скрыта тайна уровня историй о божествах бон. Се Юйчень смиряется, как и всегда. Проводит раз за разом по волосам невесомо, не позволяя себе осмелеть. Приглаживает легко, почти с опаской, держа эмоции под контролем. Никаких попыток прочесать пальцами вихры на затылке, никакого массирования висков, никаких слабых улыбок. Дышать, не думать, не будить. Видимо, где-то он всё же проваливается. Сяцзы хмурится, бормочет что-то неразборчивое, но не очень положительное, судя по мимике, и вдруг резко переворачивается на бок, утыкаясь носом замершему статуей Се Юйченю прямо в живот. Дыхание у него горячее. Щекотное. Больше не сонное. Се Юйчень осторожно отнимает руку, пытаясь сохранить видимость обычного вечера. Сяцзы определённо проснулся, но делает вид, что не. Стоит ли ему признать ошибку сейчас или… Мысль надёжно обрывается, смятая в бумажный комок уверенной рукой. Сяцзы прижимает его ладонь к своей голове настойчиво, отказываясь отпускать, пока Се Юйчень не сдаётся, обескураженный, и не путает пальцы в густой тёмной шевелюре. Только тогда Сяцзы отступает — лишь для того, чтобы обнять, нелепо и неловко, и притиснуться плотнее. — Ещё, Сяо Хуа, — бубнит он, потираясь головой, как огромный ласковый кот. — Я не кусаюсь. Можешь сильнее. И если Се Юйчень слышит удовлетворённое и капельку насмешливое мурлыканье, пока смиренно выполняет требование Сяцзы, то что же. Возможно, это был хитроумный замысел Сяцзы — заманить Се Юйченя в ловушку из себя. Или его любопытство, толкнувшее наконец дотерпеть до проверки, что такого привлекательного скрывает валяние на коленях, что гордый Хуа Эр Е продолжает возвращаться снова и снова. Или ещё что-нибудь. Предпосылки здесь менее важны, чем последствия. Се Юйчень с осторожностью касается давно зажившего шрама над ухом и принимается медитативно ерошить мягкие пряди, стараясь одарить партнёра тем же умиротворением, что знает сам. Это оказывается проще, чем он думал: просто перебирать, гладить, прочёсывать пальцами, как гребнем, пока дыхание Сяцзы не изменит ритм, становясь глубоким, ровным, безмятежным. Пока Сяцзы не заснёт у него на руках снова, беззаботный и доверяющий. Се Юйчень гасит свет окончательно и наконец улыбается.