Kissi Royal Maroon Helleborus

Он купил еë за бесценок, заметил случайно на барахолке. В кои-то веки заплатил, не торгуясь — и даже накинул сверх пятьдесят юаней, не сумев отбиться от сдачи в три бобовых пирожка. Подхватил приобретённую страдалицу и неспешным шагом унëсся в обжитую берлогу. А теперь врачевал вот. Под внимательным взглядом Хуа-эр. Его партнёру было любопытно — и принесённый в дар ящик лучшего белого шоколада открыл ему двери в очередной недружелюбный дом Сяцзы, словно волшебный ключ. Сяо Хуа вообще был мастер подбирать ключи от любых замков. Скрипка охала под чуткими пальцами, жалуясь на жизнь. Сяо Хуа смотрел, подобрав одну ногу под себя и уперев острый подбородок о колено. Как ему было так удобно, Сяцзы предпочитал не представлять. Хуа-эр-е, словно кошка, порой любил поваляться в странных позах. Эта была ещё более-менее человеческой. Не на что жаловаться. Сяо Хуа редко бывал в его гнёздах — что-то о территориальных заморочках и неизвестно откуда почерпнутой концепции личного пространства, которая, однако, допускала житьë Сяцзы в собственном доме Се Юйченя, — но если бывал, привносил в заброшенную холостяцкую обитель странную нотку уюта. Как будто всегда тут был. Устраивался на просиженном пружинистом диванчике, как на троне, и царственно игнорировал захвативший власть над местом творческий беспорядок. Выглядел ожившим сном. На Хуа-эр-е, кажется, даже пыль опасалась падать, отказываясь признавать вторженцем в своё королевство. Словом, Сяо Хуа наблюдал, ослепительный в своей ленивой неподвижности. Сиять ему не мешала даже самая чёрная кофта, которую Сяцзы смог у себя откопать, вкупе с угрожающей просьбой переодеться, пока он не ослеп от концентрации красоты и белого цвета на квадратный метр. Напротив, кажется, Сяо Хуа только больше светиться стал, уютно закутавшись в выданную одежду — это свитшот, Сяцзы, — и демонстрируя признаки задумчивости, а стоит ли еë возвращать или проще компенсировать кражу покупкой новой и денежным эквивалентом за раз. Вписался в окружающую действительность ещё правдоподобнее, как мощный барьер фэн-шуй. Щурился с интересом, всецело увлечённый открывшимся зрелищем. Сяцзы всё ещё думал, как изящнее признать вслух, что внимание Сяо Хуа ему лестно. Увы, столь тонкое дело, как починка музыкального инструмента, напрочь лишало его большей части многозадачности, оставляя возможность концентрироваться лишь на деле и подмечать восхищённое удовольствие в глазах Хуа-эр, когда удавалось приладить ещё кусочек. Спешить не следовало. Скрипка — инструмент деликатный, как говорил мастер. Томная хрустальная леди — нет, никак нельзя обидеть, будь осторожен, ученик, и в руки свою партнёршу другим давать не смей. Мастер был адептом то ли древней школы, то ли местной секты, а потому полагал, что хороший музыкант со своим инструментом справляться должен сам, без всяких настройщиков и ремонтников, и Хэй Сяцзы к тому же приучал. Навыки за давностью лет пылью покрылись, но не проржавели — привычные к мелкой работе руки постепенно вспоминали, что, как и куда. Тем более, что в настоящее время достать правильные материалы было легко. Только и оставалось, что азарт с нетерпением придерживать, чтобы по глупости не напортачить, и Сяцзы медлил нарочно, дышал поверхностно и мелко, чтобы не спугнуть зыбкий ритм вспоминаемых движений. А ещё был Сяо Хуа. Сяо Хуа, который среди старшего поколения был печально известен, как прекрасный подражатель — и совершенно того не чурался, на ходу перенимая чужие удобные повадки. Се Юйчень, пожалуй, был тем самым учеником, которого любой наставник бы обожал и ненавидел в то же время: до знаний жаден, учиться всегда готов, да только осваивал больше, чем любому профессионалу бы хотелось. Семейное, что уж там. Положено быть мастером на все руки — Сяо Хуа и был, не упуская момента освоить что-нибудь новенькое. Сяцзы одобрял: самым таким же был. Нет в мире бесполезных навыков и знаний — есть неумение их применять. Вот и сейчас Хуа-эр наверняка запоминал каждый его жест, успевая уделить внимание как эстетическому любованию, так и техничному разбору. Что, в свою очередь, немножечко грело и учительскую жилку в зачерствевшей от старости душе Хэй-е. Приятно, черт возьми, когда всё в тебе ценят — оценивают — по достоинству. Скрипке было плохо. Удивительно, что еë пытались продать, а не выбросить. Новую приобрести было бы куда как проще. Хэй Сяцзы шёл на принцип. У него была гордость — и ответственность за уплаченные деньги, разумеется! Отступление не планировалось. Даже если потребовалась бы пара месяцев, дело хотелось довести до победного конца. — Шифу говорил, что нужно дать инструменту имя, если выбираешь его для себя. Будешь еë называть? В какой день починки Сяо Хуа оказывается рядом, ненавязчиво помогая по мелочам — подать это, убрать то, придержать, — Сяцзы честно не замечает. Хуа-эр-е хорош в подкрадывании. Настоящий… Ну да, кот. Подобрался, уселся рядышком в лотос, выпрямленный, как статуэтка, и блестит глазами, ожидая ответ. Сяцзы даже отвлекается, чтобы посмотреть. Называть? Скрипку? Его мастер никогда не называл. Номер — и хватит. С руки чужакам не давай, как любимую, да только сколько любимых у мужчины за жизнь бывает? Всех помни, да ни одну выше другой не ставь — не привязывайся, только талант потеряешь. Назвать скрипку? Ломаную, калечную, подхрипшую от беспомощной дрожи разболтанных штифтов? Сразу видно, Сяо Хуа — ученик Эр-е. — Не знаю, Хуа-эр, — качает он головой в сомнении. — в голову ничего не идёт. Может, потом. Сяо Хуа понимающе моргает. Они успевают закончить с декой до ужина. Во вторник Сяцзы вырезает новый смычок. В субботу ранит ладонь, будто какой-нибудь Чжан, пытаясь натянуть его. В воскресенье Се Юйчень бесцеремонно отбирает у него непокорный конский волос, стягивая нить за нитью в заметной семейной технике Хун. В понедельник рука заживает. В четверг Сяо Хуа, заметно измотанный дневным собранием, хватает неловкую занозу, вырезая завиток: мелкая, но кровит после вывода сильно, и Сяцзы приходится вспомнить, где в этом доме аптечка, а Хуа-эр-е — смириться с некрасивой нашлепкой из пластыря. Сяцзы нудно ворчит о технике безопасности, отгоняя усталого, но упрямого партнёра обратно на диван, и думает, думает, думает. В среду он не работает, наводя шорох среди знакомых, чтобы добыть правильную вещь, а Сяо Хуа не появляется, отвлекшись на сообщение от кузена. В пятницу, понедельник, следующее воскресенье и ещё две недели они не видятся, разбросанные меж делами и людьми, лишь созваниваются привычно, убеждаясь, что по ту сторону телефона всё хорошо. Во вторник Сяцзы появляется на пороге Сяо Хуа с коробкой пирожных. В субботу Сяо Хуа сворачивается на его кровати клубком, беззастенчиво используя Хэй Сяцзы в качестве матраса, подушки и одеяла разом. В утро воскресенья Сяцзы ставит тарелки с отваром на футляр скрипки и отказывается убирать, пока ворчащий Се Юйчень не съест всё. — Нашёл хорошее имя для нашей дочери! — усмехается он, откидывая крышку театральным жестом и приглашая Сяо Хуа посмотреть. Внутри, недоверчиво молчаливая, лежит скрипка. Целëхонькая. Сяо Хуа, привычный к его именованиям людей и вещей их детьми, сразу обращается к главному: маленькой, почти незаметной надписи у грифа — прямо на группе тёмных пятнышек. Сяцзы выжигает на крови глупое, сентиментально-мечтательное «Слепой дождь». И улыбается, ловя отзвук понимания во взгляде Сяо Хуа: — Составлю тебе компанию на репетициях.