Kissi Royal Maroon Helleborus

Сяцзы всхлипывает от смеха, уставившись в экран. Ничего нового: наверняка нашёл забавную картинку или иную нелепость. Сяцзы для долгожителя удивительно смешлив и ценит моменты, приносящие веселье. Се Юйчень не удивлён и не слишком заинтересован. Если Сяцзы захочет поделиться, он скажет; если Сяцзы сочтёт факт достойным внимания, Се Юйчень может хоть телефон в море выбросить — всё равно партнёр найдёт и его, и способ убедить «ну одним глазком, Хуа-эр-е» посмотреть. Он только зевает, потревоженный движением, и прижимается вновь, обвивая Сяцзы руками покрепче, чтобы не сползать. Дремать в тепле и безопасности — редкое удовольствие, и Се Юйчень намерен им насладиться в полной мере. Тем более, когда есть такая удобная подушка с функцией успокаивающей вибрации и встроенной асмр-системой. Сердце и дыхание Сяцзы — вот его колыбельная; бережное касание вдоль позвоночника, равномерное, как массаж, поглаживание — вот его одеяло. Хорошо. — Сяо Хуа, — зовёт Сяцзы тихо, убеждаясь, что он не спит. Се Юйчень тянет ленивое вопросительное «м-м», отказываясь открывать глаза. Открывать глаза — это официально просыпаться. Действовать, как разумный человек, и говорить соответствующе. А разумному человеку не пристало потираться щекой о грудь партнёра, нежничая просто так, и непродуктивно валяться в половину четвёртого часа. И запускать руки под чужую футболку, ища близкого контакта, — тоже. Сяцзы понимает. С тихим шорохом откладывает смартфон на спинку дивана, не беспокоясь о его сохранности. Небрежный — Се Юйчень нехотя задаётся вопросом, он ли разбаловал Сяцзы. Может быть, он, и тогда стоит поздравить себя с благополучным приручением дикого кота к рукам. Может быть, это навыки Сяцзы и его уверенность, и тогда Се Юйченю стоит стараться лучше. — У Се задаётся вопросом, почему ты никогда не называешь меня ласково. Видимо, опять спорят. — поясняет партнёр, и Се Юйчень его усмешку чувствует кожей, не касаясь и не глядя. У Се и его споры со своими… Третями? Может ли он называть их третями, хотя с точки зрения устойчивости выражений вернее половины? Словом, споры Железного Треугольника на разные темы уже успели стать притчей во всех языцех. Не в последнюю очередь потому, что великолепное трио умудряется втянуть в них всех товарищей. Обыденность. Но. Он ворчит, смутно ощущая себя оскорблённым: — Кажется, кузену стоит обратиться к А Тоу. Я не виноват, что его уши посечены громом. Потому что каждому, у кого есть глаза, видно, как Се Юйчень относится к Сяцзы. Прошло то время, когда они оберегались, скрываясь в тени. Люди знают — иногда ему кажется, что слишком многие осведомлены об этом, а ведь они всего лишь никогда не опровергали, но и не подтверждали свои отношения. Тем не менее, такое нельзя упустить, как заметила Сюсю: «Ты ужасно защищаешь его, брат». Верно. Защищает. Недаром его люди уже привыкли звать Хэй Сяцзы вторым боссом — пускай многих от этого и корёжит. А Сяцзы привык давать ему скидки. Примечательный знак для человека, известного твёрдостью в финансовых вопросах. Можно было бы списать на обращение с постоянным клиентом… Но Хэй Сяцзы не даёт бесплатных консультаций никому из них. И вино сонными осенними вечерами не пьёт, завернувшись в один плед. Широкая ладонь ерошит ему волосы. — Я ему так и ответил. Наша доля — двадцать процентов, кстати. Кажется, старею… Уже собственный ученик учится обходить в торге. Сяцзы умолкает, как будто ничего не имея в виду. Как будто рассказал, только чтобы поделиться. Как будто Се Юйчень его не знает. Выжидает, подпитывая временем подозрения, зачем он это затеял. Ха. Се Юйчень знает его лучше, чем это. — И что ты хочешь услышать? — откликается он словно без интереса. Сяцзы зовёт его многими именами: Хуа-эр, Сяо Хуа, душа моя, дорогой, радость. Это… Приятно. Не мило, упасите предки, Се Юйчень не настолько низко пал, чтобы признать, что такие именования способны заставить его запнуться на полумысли, но приятно. Как любимая закуска к обеду — необязательно, но согревает разум и тянется щекотным теплом в животе. Он не умеет так. Певучие речи никогда не были его сильной чертой: Се Юйчень от романтики далёк, как небо от земли. Да, он актёр, он умеет говорить красиво — и, как успешному политику и дельцу, ему положено говорить. Но если слова пропитаны ядом, стоит ли их призывать? Он может говорить честно, он может говорить правильно. Ласково? Едва ли. Никто не учил его, как. Сяцзы должен знать об этом. Сяцзы не может быть не в курсе — Сяцзы провёл с ним бок о бок больше двадцати лет. Это не могло ускользнуть от его внимания. — Тише, тише, Хуа-эр-е, я же не всерьёз. Можешь промолчать, если не хочешь, притвориться. Просто любопытство, ничего такого. — уверяет его Сяцзы, не переставая гладить, как испуганное животное. Се Юйчень морщится, избегая его проницательного взгляда: ускользает, отвернувшись. Ему нужно подумать. Дело в том, что Сяцзы может быть неплохим человеком, но по своей натуре он совершенно не порядочный. Если бы Сяцзы действительно было «просто интересно», он бы наблюдал. Выслеживал и каталогизировал нужные моменты, определяя для себя важное. Но он говорит — а значит, желает. Так Сяцзы поступает, когда пытается что-то открыть. Для них обоих, не для одного. И вот в чём проблема: Се Юйчень не уверен, что может дать ему желаемое. Потому что он пробовал. Когда-то давно, когда ледники ответственности ещё не заставили его смириться с невозможностью и принять своё несовершенство. В мечтательные девятнадцать, когда он думал, что быть человеком проще, чем быть главой клана. (Он ошибался.) Тренировался перед зеркалом во время передышек между стопками документов, переключая разум на новые задачи. Подбирал верные слова. Не смог ни одно произнести без фальши. Се Юйхуа проговаривал их, как заученный мотив, вкладывая правильную эмоцию, но ни грамма Се Юйченя. Это было полнейшим провалом. Он не преуспел. Сейчас? Он начинает с малого. Надо только не открывать глаза, чтобы не сбиться. Представить… Представить, что он спит. Что Сяцзы спит. Весь мир — это сон, а в иллюзиях случается что угодно. — Мой партнёр, — произносит он сперва. Искренне — он знает, как вложить искренность в это. Точно так же, как в имя, идущее следом. — Сяцзы. Это уже отработано, проверено годами. Это понятно и известно. Это то, к чему он привык, это то, что легко читает Сяцзы, распознавая малейшие детали интонаций. Это настоящее — для сравнения сказанное. Сколько в мире ласковых прозваний? Се Юйчень специально начинает с самых нелепых, убеждаясь в собственной игре. Ему не страшно и не неловко: просто странно, как будто покалывает иголками давно онемевшее место. Это всего лишь не его слова. Сяцзы, к его чести, дослушивает до конца. И пускай Се Юйчень чувствует, как Сяцзы потряхивает от беззвучного смеха, его дорогой партнёр всё же молчит, позволяя сохранить достоинство. Благородно. Но непредусмотрительно. Потому что Се Юйчень, возможно, отвратителен в использовании сладких прозвищ, но гордость у него есть, и столь яркое проявление снисходительности — хоть это всего лишь ответственность за свои действия, и Сяцзы в самом деле ничего оскорбительного не подразумевал, — заставляет его жаждать провокации. Возможно, он в юношестве переобщался с членами семьи Хо и подцепил их мстительность. В любом случае, невыносимо отвратительное по меркам любого адекватного человека «детка» он оставляет напоследок. И предательски пускает в ход, когда Сяцзы начинает успокаиваться. Ему следовало бы ожидать ответного хода. Он подготавливается к любой глупости, которую может изречь Сяцзы — и вот кто способен вести любые бесстыдные речи часами напролёт, так это Хэй Сяцзы. Сяцзы в этом мастер. Се Юйчень не упускает сей факт из виду. Но совершенно бесстыжее и с виду безобидное прозвище ставит его в тупик. — Котёнок, — бессовестно зовёт Хэй Сяцзы, понижая голос до мурлыкающего шёпота, только чтобы разразиться дурацким смехом, да столь заразительным, что Се Юйчень, возмущённо распахнувший глаза от столь наглого нарушения правил, невольно начинает смеяться вместе с ним. — Такая нелепость. Как ты вообще… Сяцзы мудро откладывает ответ до тех времён, когда они оба успокоятся, цепляясь за Се Юйченя так же, как он цепляется за Сяцзы. Было бы крайне неловко упасть с дивана от неконтролируемых эмоций, думает Се Юйчень, послушно подползая выше, чтобы Сяцзы мог удержать их. Успокаиваться приходится дыханием на счёт. Лежать у Сяцзы на плече тоже неплохо. Так он не слышит чужое сердцебиение, но может чувствовать его, а если пожелает, то легко может ткнуться в устойчивую ниточку пульса на шее, считая удары. — Всё для моего Хуа-эр, — бодро отвечает Сяцзы, напрашиваясь на какую-нибудь меткую фразу; впрочем, брешь в защите он устраняет моментально, продолжая. — Воистину, душа моя — самый талантливый человек в мире. Кто ещё бы смог вместить такое многообразие смыслов в какую-то пару слов! Пожалуй, я продолжу наслаждаться столь тонким именованием, не требуя другого. Правдивая лесть, льстивая правда — Се Юйченьдемонстративно фыркает, показывая, что обмануть не удалось. Это было ужасно, хочет сказать он, честно признать поражение, но Сяцзы успевает первым: — Было не так уж плохо, правда, Сяо Хуа. Ты чудесно выглядишь, говоря глупости. Мне понравилось: «сокровище» звучало великолепно, ты его произносишь так протяжно, по-змеиному даже… «Солнце» тоже получилось отлично! На грани между желанием убить и утащить домой. Остальное, хм… — Было отвратительным. — иронично заканчивает Се Юйчень, воспользовавшись моментом. — У тебя звучит органичнее. Когда не развлекаешься. Он знает, что Сяцзы улыбается и наверняка изображает шутовски удовольствие от похвалы, но не смотрит. Всколыхнутая внезапными действиями лень возвращается, заставляя вспомнить об уюте. Он мог бы подавить сонливость, но зачем? Отсмеявшийся Сяцзы притих в задумчивости, дела решены. Се Юйчень может отдохнуть. — Спать, — бормочет он предупреждением, поворачиваясь, чтобы устроиться поудобнее. Сяцзы податливо двигается, чтобы позволить ему лечь, как хочется. Се Юйченю достаточно того, что Сяцзы никуда не денется из рук. Достаточно держать, слышать и быть уверенным, что они в безопасности. Достаточно тихого «отдыхай, Хуа-эр-е», чтобы поверить и опуститься в дремоту снова.