Вскрывая раны

       Приезд в Винтерфелл происходит чересчур триумфально и холодно.        То ли дело в северянах, нелюдимо и косо поглядывающих на очередную королеву, то ли в молчаливых и безучастных Безупречных; то ли в бешеных дотракийцах, скачущих, как полоумные, и не умеющих держать строй, то ли в криках драконов, к которым Сандор так и не привык.        А может, в холодном и неуютном небе, сером снеге и угрюмом Винтерфелле, затерянном в снегах, как потухший вулкан.        Сандор едет позади и пропускает момент, когда Джон и Дейнерис проходят во внутренний двор, чтобы поприветствовать немногочисленных Старков, а когда добирается туда, никого из них уже нет.        Начинается стандартная суматоха и слабые попытки отладить жизнь в небольшом замке, в который прибывают сразу две армии, при том, что здесь уже находятся и одичалые, и остатки дозорных.        «Ладно хоть кормежка годная. И место в замке дали», — думает Сандор. Он не знает, кто отвечает за распределение в солдатских палатках, но доволен тем, что его, как тех же дотракийцев или Безупречных, не выставили за территорию. С них станется.        Днём работа кипит — нужно успеть снабдить армию оружием из драконьего стекла, вечером солдаты тренируются в попытках сработаться. Одичалые, как уже понял Сандор, не привыкли к незнакомцам и не собираются воевать по чужой указке. Да и дотракийцы, не понимающие здешней речи — тоже, а Безупречные не смогли бы слаженно работать ни с кем, кроме своих братьев.        И в этой куче разнородных солдат Сандор ощущает себя неприкаянным. Недонаёмнику-недорыцарю нечего здесь делать. Вечерами он бродит по внутреннему двору в поисках кого-нибудь из Братства, но это бесполезное занятие.        В замок он не суётся по благоразумию, и в конце концов заваливается в кузницу. Уж кто-кто, а Джендри точно здесь. И, как оказалось, не один. Арья Страк — собственной персоной.        Не выросла, не стала женственнее или миловиднее. Даже не округлилась. Как была несуразной девчонкой, такой и осталась. Волчонок, ей-богу. Тот тоже до взросления выглядит глупо: с большой головой на излишне худом теле и неуклюжих лапах. Как выживает — непонятно.        Но Арья Старк — не тот случай. Это Сандор видит в её холодных, но отнюдь не бесстрастных глазах, в её тонких пальцах, крепко держащих метательные кинжалы; он видит её стоящей в расслабленной позе, которая в мгновение обратится в боевую стойку. Это уже не волчонок. Первое впечатление обманчиво. Глупо не видеть в ней соперницу. Достойную соперницу.        — Не сдохла, — резюмирует Сандор, и Арья смотрит в ответ с прищуром на будто бы безучастном лице. — Воровка.        Она вскидывает голову, словно это её задевает. «Ах, ну да. Она всё-таки старковская дочь. Честь и так далее, в крови и с молоком матери, как говорится».        — Я обучалась у Безликих.        — И? Тебя похвалить или пожалеть?        Сандору на секунду кажется, что она надеялась на одобрение или хотя бы признание её способностей. Да нет, не может быть. Глупость какая. Или всё-таки за этими Иглами и вздыбленной шерстью где-то заживо похоронен ребёнок-сирота, которому нужна похвала?        — И чему научилась?        — Могу показать, — улыбается Арья, и эта улыбка не предвещает ничего хорошего.        — На Ходоках покажешь. Ты же не будешь прятаться в цитадели, пока тут будет бойня?        — Ещё чего, — вскидывает голову Арья, и Сандор подмечает, что у них с Джоном это семейное.        — Никто не будет, — вмешивается в разговор Джендри. Сандор уже подзабыл, что парень здесь. Какой-то он скучный и незаметный. Вряд ли у кузнеца есть хоть какие-то шансы на Арью.        Сандор спохватывается и внезапно злится на себя. Размышляет, как какая-то бабка-сваха.        — Джендри Баратеон, к вам Санса Старк, — прерывает их подошедший мейстер.        Это так внезапно, что Сандор на секунду ощущает желание сбежать. Он не хочет видеть её сейчас, как не хочет и признавать, что бродил здесь каждый вечер в надежде её встретить. Ему так хотелось увидеть, что с ней стало, как она… Но сейчас и так внезапно…        Шелест юбок, скрывающих шрамы, лёгкие шаги по занесённой тропе и вихрь снега, взметнувшийся от распахнутой в кузнице двери. И сама Санса Старк в мехах и с непокрытой головой, с короной на алых волосах.        «Это не может быть Санса», — отстранённо думает Сандор, не сводя взгляда с девушки, замершей в дверях.        Отблески кузнечных печей играют на её волосах, заставляя их плясать лесным пожаром. Белоснежная кожа белее северного снега. И холодные, как пепел, серые глаза.        Пташка оказалась не простой птичкой, а огненным фениксом, что умирает, сгорая. Так и она — сгорела и возродилась вновь.        Блёклые губы — тонкая полоса, как росчерк на лице — что-то говорят, но Сандор, будто ударенный обухом по голове, ничего не слышит и не может понять. Он не узнает её, не узнает эту новую причёску, этот холод, этот Серсеин или Старковский холод, сковавший Сансу Старк. От прежней пташки нет и следа.        — Сколько человек заняты обработкой стекла? И сколько из них сделают годное оружие? — её голос, певучий и нежный, сейчас звучит жёстко, расчётливо и так похоже на Серсею, что Сандор вздрагивает. Он не может поверить в то, что видит. Он благодарен мраку кузницы, не дающему ей увидеть его.        Поэтому Сандор торопливо разворачивается и уходит, не отдав должного почтения и не поздоровавшись с ней, отбрасывая мысль о том, что это больше похоже на бегство. Она ему не знакома. Это не Санса.        Это волчица.