***
Темнело. На удивление, за окном шумно, надрывисто и угрожающе шел дождь. Крупные капли беспощадно разбивались об окна. — А ведь обещали теплую погоду, — расстроенно пробубнил Йен. Они с братом сидели в зале и каждый залипал в свой телефон. На фоне играл какой-то лоуфай, и в общем-то было вполне мило и уютно. Но какая-то тревога скреблась где-то под сердцем у обоих. Они обеспокоенно оглядывались то на друг друга, то на часы, то но входную дверь. Дженсен выглядел увереннее, у Йена же дергались брови, то с волнением вздымаясь вверх, то серьёзно и напряженно сходясь на переносице. Он вздыхал всё чаще и чаще и не мог усидеться на одном месте. Дженсен старался держаться, как мог, но тревожное состояние брата передалось и ему. — Тише ты, вытащи шило… — ворчливо и напряжённо осадил он его. — Я б с радостью, но они уже как час должны были приехать. Мы всё даже успели убрать! А там такая темень… Дороги скользкие… — закончил шёпотом младший. — Хватит себе придумывать всякое. Папа отлично водит. Может, они ещё даже из магазина не вышли. Представляешь, как много сейчас там всего? Или по обыкновению зашли в Икею и потерялись, — хмыкнул Дженсен, пытаясь развеселиться сам и развеселить брата, — Что ты придумываешь? Не думай, с ними всё хорошо будет. Что может случиться? Йен знал как минимум один ответ, что с ними могло случиться в такую погоду, но озвучивать его не стал, чтобы не нервничать самому и брата зазря не волновать. Прошло ещё пол часа. Их общее нетерпение стало невыносимым. Стрелка часов давно уже показывала больше десяти вечера. — Я не могу так больше! Я звоню им! — вскинулся младший брат. — Йен! А если они за рулем?! — кинулся к нему Дженсен, но так и не отобрал трубку. — Значит они давно уже должны были приехать! — из телефона послышались гудки. Оба юноши замерли в ожидании. Казалось, оно длилось вечно. В ночной тишине словно и дождь замер, капли не долетали до окон, и только частый стук их сердец в слышен был у них в ушах. Наконец… — Алло? — послышался из трубки незнакомый серьёзный голос. — Д-да? — робко ответил Йен. Дженсен активно жестикулировал, показывая, что тому нужно включить громкую связь. Йенифер не стал медлить. — З-здравствуйте! Это Йенифер и Дженсен Кован! А… А вы? — выпалил Джен и тут же замер, не зная, что дальше делать. — Меня зовут Джон, я старший врач реанимационной. Сейчас мы находимся на шоссе 115, — врач мялся, выдавая какую-то ненужную информацию. Йена охватила паника: — Это телефон нашей мамы! Они отправились в супермаркет за покупками к Хэллуину и их нет уже почти 6 часов! На улице такой ужасный дождь, и они должны быть уже дома! — его голос срывался, а глаза намокали, и он сжимал мягкие подушки дивана до побелевших костяшек. Дженсен же было хотел на него шикнуть, но он сам был ужасно взволнован и напуган. Его лицо побелело, по лбу катилась капелька холодного пота, руки била легкая дрожь. — Джон, — просипел Кован старший. — Дети… Боюсь, ваши родители попали в аварию. Когда начался дождь, они были на середине своего пути домой и ехали по шоссе, из-за сильного ветра дерево упало на провода и повалило фонарь, из-за чего вся система фонарей была сломана и электричество отключилось. Без источника света, по мокрой дороге, в тумане, ваши родители были дезориентированы и попали в аварию, — голос его стих, братья смотрели друг на друга практически не дыша. Слезы катились по лицу Йена крупными каплями. Он даже не всхлипывал. Глаза заволокло и он уже ничего не видел, полностью обращаясь в слух. — Они госпитализированы? — Джен совсем потерял голос. Пелена злости и горя окутывала его всё сильнее. — Боюсь, когда мы прибыли на место, было уже слишком поздно, — тихо произнёс врач. С его стороны послышалось чье-то «Это ты с кем? С детьми? У них были дети? Сколько им?» — Вам… Есть с кем остаться на ночь? Есть кто-то взрослый рядом с вами? Бабушка? Дедушка? Тётя? — казалось, Джону уже хотелось закончить этот разговор. — Мне, — Дженсен прочистил горло, — Мне двадцать три года, я совершеннолетний, — голос всё равно срывался. — Тут рядом полиция. Я попрошу машину подъехать к вам, — с той стороны снова послышались какие-то голоса, вой сирены, полицейская рация, шумел дождь и шины скрипели по мокрой дороге. Джон повесил трубку. Братья остались в тишине. Рыданиями разразилась комната. Йен всё ещё осознавал, но с каждой секундой осознания его плач становился всё громче. Он просто кричал, держась за сердце, в груди невероятно кололо каждый раз, как он пытался вздохнуть. Слёзы текли неустанно по его щекам, глаза щипали и болели от того, как сильно он жмурил их, будто надеясь, что когда он их откроет, это будет просто самый ужасный кошмар в его жизни. Йен просто задыхался в рыданиях, вытирал сопли трясущимися руками. Он ничего не видел перед собой, все плыло и растекалось, голова шла кругом, только одна мысль становилась всё ярче и болезненными вибрациями отдавалась у него в голове: «Боюсь, было слишком поздно…» Дженсен же просто молча сидел. По его лицу текли слезы, но совсем немного. Он сжимал футболку на груди и рвано дышал. Его сковывали страх, тревожность, непередаваемый холодный ужас. Как будто всё тело разом затекло. Его сердце билось так глухо и больно, что ему казалось, что каждый следующий удар — последний. Тело постепенно охватывала судорога, становилось труднее дышать. В комнате не хватало воздуха, росло напряжение. Крики Йена становились всё громче, но Дженсен их практически не слышал. Он встал и полумертвой, шатающейся походкой подошёл к окну, приоткрыл его, чтобы было чем дышать, но это не помогло. Грудь всё ещё сдавливало, сердце ловило спазм, сжималось так сильно, будто вот-вот лопнет. Руки дрожали, колени тряслись и Дженсен чувствовал невероятную слабость, словно упадет и больше никогда не встанет. Он посмотрел на Йена. Тот сполз уже на пол и скорчился в маленький комок, продолжая плакать и кричать от боли и страха. Его лицо было всё белое, в красных пятнах. Пальцы тоже были белыми, а по шее поползли красные пятна размером с яблоко Больше не было видно его маленьких поцелуйчиков солнца. Он закрыл голову руками, словно защищался, второй обнимал свои колени, судорожно хватаясь за всё, за что придётся, чтобы сохранить хоть какую-то связь с реальностью. Его глаза уже опухли, сопли он уже не вытирал и они просто стекали вместе со слезами на пол. Ему было абсолютно не до этого. Сердце Дженсена снова болезненно сжалось и пропустило удар. Ему стало так невыносимо жалко себя, жалко Йенифера, жалко их обоих, бедных, несчастных, и невероятно, невероятно одиноких. Он тихо завыл, и его вой становился всё громче, слёзы потекли активнее, голова стала ужасно тяжёлой и закружилась. Он, шатаясь, проковылял к брату, практически упал рядом с ним, взял его руку в свою, мокрую и до жути напряжённую, откинул голову назад и тихо завыл, поскуливая, ловя ртом воздух и стараясь размеренно дышать, потому что если бы он этого не делал, он точно бы задохнулся. Йен лежа прижался спиной к брату, крепко, до белых ногтей и костяшек сжимая его руку, и продолжал содрогаться, не слыша своих рыданий. Дженсен тоже их не слышал, он просто размеренно гладил своего младшего брата, а сам словно чувствовал, что это на самом деле мама гладила и успокаивала его. Сколько они так пробыли в одиночестве, на полу в зале, они не помнили. Только когда заслышали звук полицейской сирены, а затем стук в дверь, в комнате было уже тихо, браться сидели на полу, облокотившись об сидушку дивана, подперев друг друга плечом. Они держались за руки, взгляд их был пустым, они рвано дышали после долгих и изматывающих рыданий. Йен практически не дышал. Он осип и, дыша через рот, слегка похрипывал. Глаза его были ужасно красными и опухшими, и он не чувствовал никаких других вещей. Он больше не сжимал в своей руке руку Дженсена, но и не отпускал её. Дженсен смотрел в пол, потому что не мог поднять голову и взглянуть на все фотографии, которые висели на стенах, где они были все вместе. Дженсен услышал стук в дверь не сразу, потом какой-то мужчина позвал их по фамилии. Кован старший медленно поднялся, будто шёл не через воздух, а через тягучий тяжёлый мазут. Из его воспоминаний уплыли моменты, когда он доставал ключи, открывал дверь и впускал двух полицейских в форме. Они пытались с ним поговорить, что-то спрашивали у него, пытались взять за плечо. Дженсен постарался резко отстраниться от них, но это было больше похоже словно он чуть не упал, пошатнувшись. Он смерил их пустым взглядом, не видя и не запоминая лиц. Ничего им не сказав, он вернулся в зал и сел рядом с братом. Тот лег к нему на колени, продолжая быть в таком же отсутствии. Дженсен положил ладонь ему на макушку, перебирая мокрые рыжие волосы, совершенно забывшись. Йен молча протянул ему руку, Дженсен взял её в свою и они продолжили сидеть так. Полицейский что-то передал по рации, кто-то ему что-то ответил, но братья не слышали это. Они не чувствовали затекших конечностей, не ощущали своих замерзнувших ладоней, стоп, плеч. Они практически не дышали. Только кровь стучала в висках, и сердце болезненно трепало грудь.***
Йен сидел на лавочке возле дома и бесцельно смотрел на землю. Прошло около недели. На самом деле, Йен не считал и совершенно потерялся во времени. Дженсен ходил из стороны в сторону рядом. Он кусал ногти, хмурил брови и трепал спутанные волосы. Небо хмурилось тоже, оно было серым, рваным, холодным. Вот-вот и начнет моросить. Похороны только закончились. Завтра они оба поедут в опеку, где Кован старший возьмет опекунство над своим младшим братом. Йен успокаивал его, что ему через полтора года исполнится восемнадцать и тому не придется нести на себе тяжкий груз такой ответственности. — Нет, Йен, ты не понимаешь! Я не намного старше тебя! Я ещё сам не был ко всему этому готов… — Дженсен снова потянул руку ко рту и впился в ноготь, — Я не смогу тебя обучить тому, чему бы научил отец… И я не буду ласков с тобой, как мама… — он присел рядом и обхватил голову руками, — Я может даже прокормить нас не смогу… — голос его осел. — Эй, Джен… У меня есть ты, это уже очень много. Я устроюсь на подработку! Мы можем продать родительский дом и… — Дженсен толкнул его в плечо. — Да как ты можешь так говорить?! — Но ты его не потянешь… — Там всё наше детство, вся родительская молодость, это всё, что нам от них осталось! — он так широко раскрыл глаза от ужаса, что можно было заметить каждый лопнувший капилляр от напряжения. — Да, но… — Йен с опаской опустил руку брату на плечо. Живот стянуло, под ложечкой засосало и свело скулы. Йен списал это на нервы. — Я знаю… Я знаю, я со своей работой не смогу даже на половину покрыть оплату дома… — Дженсен тяжко вздохнул, не отталкивая брата, — В какой район ты бы хотел переехать? — смирившись, спросил тот, распутывая пальцами волосы. — Ну, поближе к школе, наверно, чтобы тебе не пришлось ещё и на проезд тратиться. Дженсен невесело усмехнулся: «Паршиво…» Ко входу в дом подошла остальная родня и друзья родителей. Дженсену не хотелось их видеть. Они были словно черные тени, с темными намерениями, мыслями, бесчувственными и черствыми. Он боялся, что начнётся делёжка, отстаивания прав на собственность и весь ЕГО дом разделят по кускам люди, которые совершенно им не проникнуты. И то место, где отдыхала его душа и где его посещало вдохновение тут же потеряет свою сущность. Словно его дом был живой, а они хотели его расчленить и продать на органы. Раздать по кусочкам на черном рынке. Голова закружилась. — Я пойду отлить, — он похлопал брата по коленке, оставив того на растерзание родни, стараясь гнать от себя мысль, что это эгоистично и безответственно. Дженсен оправдывал себя тем, что Йен выглядит лучше него, и может не так сильно переживает, как он сам. Может, он все вырыдал в первый день… Конечно, это всё может быть не так, но… ему сейчас очень хотелось позаботиться о себе самом. — Ну что, как ты, Йен? — на лавочку перед домом присела тётя Кейт. Тот в свою очередь пожал плечами. — Не знаю, тётушка. Я вижу как ужасно чувствует себя Дженсен, из него прям… Он усыхает на глазах. А я… Я как будто в порядке, но мне так пусто. Я не знаю, что я чувствую… — Йен снова пожал плечами и посмотрел на тётю. Та, как будто что-то отмечая для себя, кивнула. — Ну… Может, ты пока что не осознал всего происходящего… — больше пробормотала, чем сказала она. Хотя Йен точно помнил первые три дня, когда он не мог спать, когда осознание накатывало на него каждые два часа и слезы текли неумолимо, как он рыдал в подушку, пытаясь не разбудить брата, который сам дремал тонким и беспокойным сном, — Что решили делать с домом? Вокруг собирались остальные участники этого ужасного мероприятия, и Кован младший съёжился под их пристальными взглядом. Он заминал пальцы, не зная, куда деть руки и всего себя. — Эмм… Я не знаю, пока не было как-то времени это обсудить… Тут неожиданно большие ладони опустились на его плечи, и сверху послышался уверенный голос старшего брата. — Мы пока не решили, что будем делать с домом, но скорее всего продадим и переедем либо в небольшую квартиру, либо в маленький частный домишко. Никому из вас и кусочка этого дома не останется, так и знайте, — он оскалился, — Он не будет продан вам по скидке или отдан по наследству. В завещании родителей чётко было сказано, что он теперь в моей собственности, и я четко заявляю, что вы попадаете в чёрный список, если не собираетесь покупать дом по той цене, которую я назначу! — Дженсен нервничал и сильнее сжимал плечи младшего брата. Тот, поддерживая его, сжимал в ответ его ладони, холодные и потные. Брат собирал всю свою мужественность в кулак перед этим сборищем и был на пределе. Толпа возмущенно загудела: — Да мы не собирались заявлять о своих правах! Дженсен, что ты нас за каких-то извергов держишь?! Что как не родной-то! Что за грубость! Что, некому больше воспитывать, так теперь все можно?! — Я все сказал, а теперь уходите, мы хотим побыть одни. Йен, пошли домой, — он наклонился к нему и шепнул последнюю фразу на ухо. — Д-да… До свидания! — он взмахнул рукой всем взрослым и взметнулся вслед за старшим братом, боясь оглянутья, лишь бы подальше от этой галдящей толпы. Джен пропустил его вперед и громко, показательно захлопнул входную дверь. В окно в коридоре, выходящее на крыльцо, братья наблюдали как взрослые разбредаются, раздраженно жестикулируя. Дженсен устало вздохнул и молча побрёл в свою комнату. Йен было метнулся к нему, но тот проигнорировал его. — Подготовься завтра к школе, Йен. Пора уже… Дверь за старшим братом закрылась. Почти сразу же оттуда послышались низкие минорные мелодии электро гитары. Брат искал расслабление в музыке. Йен переживал, как бы это сильнее не вызвало в нём тоску, но в свою очередь он сделал всё, что мог, и сам побрёл на второй этаж, в свою комнату. Запахи родителей в коридоре, которые ещё не успели выветриться, медленно разъедали его сердце.