Кончилась теплая осень

      Йен болезненно открыл глаза. Через щель в шторах в комнату врывался яркий луч рассветного солнца. Йен любил солнце, но сейчас оно резало глаза. Парень накрылся с головой и простонал. Ничего не хотелось. И школу не пропустишь — Дженсен будет нервничать. — Ебанное утро… — он с неохотой сел, не снимая с головы одеяла. Спускаться вниз и видеть брата не хотелось. Было стыдно за свою злость, было стыдно за все эти дурацкие подглядывания, — Ну я и дурак… — ему всё ещё не хотелось думать, почему же тело так отреагировало. Углубляться в это не хотелось. «Углубляться…» — Йен вспыхнул, — Фу блять, не-не-не-не-не-не-не-е!       Он подскочил и сбросил с себя одеяло. Тело неохотно повиновалось. Нерастянутые мышцы заныли. — Йен? Ты уже проснулся? — снизу послышался достаточно бодрый голос старшего брата. — Д-даааа, — с неохотой отозвался Йенифер. Сталкиваться с ним взглядом не хотелось. А внизу будет ещё им пахнуть. Да даже не им, а этим алкоголем, едким потом. Йен сердито нахмурился и болезненно потер переносицу. Он абсолютно не выспался. Глаза опухли, и попытки сосредоточить взгляд отзывались неприятными импульсами, да и, скорее всего, они были ужасно покрасневшие. В таком виде вообще не хотелось никуда выходить и никому показываться, даже брату.       Неохотно натянув футболку, Йен с секунду метался, надеть ли шорты поверх трусов или нет. Смятение после вчерашнего победило, и вот юноша уже вяло спускался вниз в домашних шортах. Брат активно возился на кухне. На удивление, алкоголем и потом не пахло. На первом этаже было вполне свежо. Куртка висела на своем месте, в дверную щель Йен заметил, как кровать брата аккуратно заправлена, а его покрывало бережно сложено. Только сейчас это почему-то не радавало, а только пробуждало чувство вины в Коване младшем. — Доброе утро, — приветствовал Дженсен его легкой виноватой улыбкой. Йен откликнулся слабым кивком. Быстро завернув в ванную, он принялся умываться, пытаясь смыть усталось, надеть на лицо маску бодрости и радости. Но упорно стекала как с гуся. — Кря, блять, — недовольно прошептал Йен и принялся чистить зубы. — Йен, давай скорее. А то чай остынет. И это, — растрепанная темная голова показалось в дверном проёме, — Нам надо поговорить.       Подобное заявление не обрадовало Йена. Он тут же помрачнел, скрывая лютую панику и стыд. «Это все, это конец…» Про вчерашнюю ссору он и думать уже забыл. Мысли были только о том…       Вытерев полотенцем лицо, Йен удивился, как он не стал выглядеть посвяжевшим и пободревшим. Увы, магия утреннего умываяния не была настолько сильна. Он присел за стол на свое место. Перед ним стояла кружка заваренного зеленого чая и тарелка с яичницей. Желток был в ней потекший, как и душевное состояние у Йенифера. Дженсен подсел напротив. Он поставил перед собой вчерашний любовно собранный ланчбокс. — Ну-с, — Джен с волнением вздохнул и глянул на Йена. Его убитый вид сильнее угнетал самого старшего брата, но виду подавать быыло нельзя. Покрасневшие опухшие глаза говорили Джену о том, какой итог был у их несостоявшегося вчерашнего разговора. Ему даже на миг показалось, что у Йена впали щеки и высохли губы. Он казался ещё бледнее, чем был обычно. — Так о чем ты хотел поговорить? — подал голос младший. Он лениво ковырял вилкой в тарелке. Зеленый чай он не любил, а яичница была слишком суховата, чтобы есть её в сухомятку. — А, ну, — Дженсен замялся. Он никогда не говорил о таком и не умел. Всю его юность его мама сглаживала его экспрессивные углы, а сейчас мамы нет рядом. Резко и сильно взгрустнулось. Джен натянуто улыбнулся, — Мы вчера как-то странно расстались…       Йен вздрогнул. Ему казалось, что в каждом его микродвижении Дженсен видит намек на вчерашнее, и уже все понял. — Да ладно, ты устал и все такое, — он махнул вилкой и маленькие кусочки желтка улетели на пол. — Нет, Йен, не все такое, это было…       Они оба замолчали. Йен не хотел ничего говорить, потому что врать он не умел, и не хотел ни слушать, ни говорить правду, и всем этим разговором Дженсен мучал его, хотя он был рад с ним поговорить в любое время. Дженсену же казалось, что он так сильно обидел младшего брата, что тот от него навеки закрылся, и он больше никогда не сможет наладить с ним связь. Джен не был готов сразу преодолевать такие высокие и прочные преграды.       Напряженную и колящую тишину разорвал резкий телефонный звонок. — А?! Я сейчас, Йен, — Джен поднялся и пошел в комнату за своим телефоном. Йен решил воспользоваться моментом, и когда Дженсен скрылся за поворотом коридора, рванул с места и побежал на второй этаж. Там он сбросил все, что под руку попалось в рюкзак, упал на кровать и выдохнул. «Нервно…»       Йен стянул с себя домашнюю одежду, залез в удобный свитер пастельно-зеленого цвета, свои любимые джинсы и, махнув рукой на волосы, потянул рюкзак за лямку и направился к выходу. Ему хотелось поскорее покинуть дом. Было слишком нелепо, слишком колко, непривычно. Их разговор был каким-то глупым, неудобным, неаккуратным. Словно он собрал все моральные ямы и кочки. И они даже парой слов не успели обменяться.       На пути к выходу его опередил Дженсен, на ходу натягивая на себя куртку. Его взгляд был беспорядочен и обеспокоен. — Дженсен? — О Боже, Йен, прости меня, я совсем забыл! Я обещал Трою забежать к нему перед парами, я должен ему кое-что передать! Прости, мы снова не успеваем поговорить, вот черт… — Дженсен подлетел к нему в один миг и схватил за руку поверх локтя, — Братиш, прости, это очень важно, я обещаю, мы все решим и обсудим вечером! — и также быстро он снова сбежал вниз, только хлопнула дверь. Он даже не успел запустить прохладный утренний воздух начинающейся зимы.       Тишина дома снова обступила Йенифера и медленно откусывала от него маленькие кусочки, растворяя в себе. — Уж лучше бы сознался сам, придурок… Хоть поговорили бы, — Йен сел на ступеньки и обхватил голову руками. Слезы снова подступили к глазам. До школьного автобуса ещё было 40 минут. Но юноше не казалось, что его старший брат будет волноваться, если он пропустит один день в школе. Йену казалось, что Дженсен даже и не узнает. — Ну и в жопу тогда! — он кинул портфель на пол и пошёл обратно к себе, зло скинул с себя одежду и завалился снова на кровать, накрываясь одеялом с головой и скуля от бессилия.