Глава Первая
«Прощай, безмятежность!»
Последний день обреченных на смертную казнь
Сегодня был последний день для семьи Брофловски. Дальше путей не было, всюду окружали враги и даже протянуть руку к солнцу — было сродни преступлению. Впрочем, солнце уже зашло за горизонт. «Эльфийскую Королевскую семью Брофловски наконец поймали!» — гласили вывески, газеты, стены, на которых еще недавно были размещены листовки с побуждением убить Брофловски и получить за это особую награду… Джеральд обнимал сыновей: Кайла и приемного сына Айка, а также свою жену — Шейлу, которая ни на секунду не отпускала своих детей далеко от себя. Все были разбиты, сломаны. Желания и мечты обречены на смерть, как и каждый член семьи. Избежать смерти, рассчитанной Богом — вполне возможно. Но избежать смерти, спланированной людьми — вряд ли удастся.Виселица
С гримасой боли, стыда и вынужденностью отступать, Шейла шептала своим сыновьям нежным голосом матери, готовой, если на это вообще возможно быть готовым, оставить своих детей: — Вам нужно уходить! Обещайте, что сбежите! Кайл, прошу тебя, береги своего брата! Отныне лишь он — вся твоя семья. Еще один клан эльфов был свергнут. Королевский семейный клан Брофловски. Король Джеральд Брофловски II только что был повешен на петле, перед публикой нацистов, гвалта смеха и всеобщего веселья. «Vive le plaisir! Hourra la potence!» — кричали всюду люди, чьи сердца изливались счастьем, видя предсмертные муки ненавистных ими эльфов. ("Да здравствует веселье! Ура виселице!") Шейла каждый день, что они вместе странствовали в страхе быть убитыми, (от страха которого впоследствии им и не удалось скрыться) повторяла одно: что главное — жить. Она была спокойна, казалось, словно принуждают не к смерти, а выпить раньше времени шампанского. «Вам, эльфам жидовским, один избран путь — на виселицу! Виселица ведет в ад!» — кричали нацисты. Королева развязала себе упавшие на плечи огненные, длинные волосы, которые передались и Кайлу, и гордо подняла голову. Этим она показывала безжалостной публике — будучи грешнее повешенного, которой нравилось смотреть на страдания, — что несмотря на смерть мужа, Шейла и весь эльфийский народ не лишен главного достоинства — чести. Кайл, с все еще сохранившимся королевским алым плащом, незаметно для публики кивнул матери, утешая ее нежным, но решительным взглядом, убеждая ее и самого себя, впрочем безутешно, что с ними все будет хорошо. Шейла легко вздохнула, словно готовилась к этому моменту издавна. Она смирилась со смертью, но не смирилась с поражением. Кайл взял плачущего брата под руку, готовясь в любой момент скинуть свой длинный плащ в лужу грязи на тротуаре и бежать со сцены, прочь от виселицы, хитро подобрав нужное время и момент. Но это было бы невозможно. Произошло так, что одежда слишком выделяла Кайла, даже если все отвлечены, ни один его жест не останется без внимания. Настолько были прекрасны одежды принцев в то знойное время. Кайл стянул алый плащ, оголяя плечи. Вскоре, он упал, и Кайл со всей важностью, пнул этот некогда сияющий плащ в публику невеж. На этот жест отреагировали привычным уже смехом. Выкинутый, словно мусор плащ поймали и началась потасовка. Которая, впрочем, не возымела ни малейшего влияния на ситуацию Кайла. Скоро его переоденут в одну белую рубаху и он должен будет быть повешен. Однако Кайл желал жить и не собирался сдаваться так скоро. Вдруг Кайла одернул за плечо высокий француз, грубо предупредив: — Le prochain sera vous. Êtes-vous prêt à mourir? — спросил он на французском. ("Следующими повешены будете вы. Готовы ли вы умереть?" ) — Je ne mourrai pas tant que je ne serai pas heureux. — ответил Кайл, также на французском. Его произношение было не такое естественное, но до дыр верное. ("Я не умру, пока я несчастен".) — Это уже неважно, сеньор, — объяснил француз, — вы приговорены к смерти. И попрошу не трепаться вам понапрасну языком: полноте! Разве кто мог спастись от судьбы в виде виселицы? — Без обиняков: да! Не бывает судьбы вовсе, если судьбою вы называете людское создание — виселицу, что судит несправедливо, а убивает для веселья. Это жалкая попытка человека быть богоподобным! Более того, я докажу, что спастись от виселицы можно! — Кайл вдруг засмеялся. Но после минутного молчания, он спросил неизвестного незнакомца: — Почему вы спросили, готов ли я умереть? — Я поэт. — Краткостью слов многое всегда мгновенно объясняется. И как только к Кайлу подошли священники, чтобы переодеть его в одну белую рубаху, неизвестный поэт, перед тем как исчезнуть из истории навеки, добавил: — Счастливо вам, принц Брофловски, — сказал он, низко поклонившись Кайлу, сбегая со сцены и пропадая в толпе. И как бы не бегал взглядом по этой толпе невежественных людей Кайл, пришедших смотреть на страдания, словно как театром наслаждаться, он уже не смог найти этого странного поэта. Однако все равно знал, что тот наблюдал за ним. «И не узнаю даже, если стану вдруг героем трагической пьесы…» — подумалось Кайлу, когда он уже был переодет в белую рубаху и почувствовал на себе весь холод до этого такой согревающей осени. Кайл упал на колени, чтобы проститься с матерью, на которую надевали петлю. Он прошептал по-эльфийски самые теплые слова, которые не сможет описать никакой писатель и никакое перо. Глаза его намокли, но он держался за руку младшего брата — тот был его единственной опорой. Айк плакал навзрыд, и это еще больше надрывало сердце Кайлу. Но они не могли ничего сделать, потому что незачем спасать того, кто не хочет быть спасенным. Его мать была сильной женщиной. Однако и для нее нужно было не так много, чтобы сломить и заставить потерять жажду жизни. — Последние слова, Королева? — Скорее убейте меня. «Meurs!» — кричала публика, когда Шейла испустила последний, звонкий, прекрасный женский крик, а после мгновенно потеряла способность издавать и малейший звук. Она задыхалась. ("Умри!") Она дергалась в предсмертных судорогах, задыхаясь, вися над землей. Она болезненно побледнела, королева пыталась освободиться от веревки, но и не надеялась на успех. В этот миг королева напоминала муху в паутине. Лицо ее, изначально еще молодое и красивое, теперь вызывало отвращение и жалость. Со временем она совсем замедлилась, судороги ее закончились, а в конечном итоге, она бездыханно осталась висеть под аплодисменты. Все кончено. Конец ее был настолько красив, что плачущие дети, которых в толпе нередко просто давили, вызывали умиление. Кайл не смотрел. И он закрывал глаза младшему, дрожащему от слез брату. Позже, Шейлу спустили с петли. Ее утащили, мертвую, с застывшей гримасой ужаса на лице. Только тогда Кайл отпустил брата. Айк замотал головой, плакая, он просил Кайла спасти маму. Кайл дрогнул от этой просьбы и молча отвернулся от Айка, так как не мог смотреть. Айк сразу же утих. Кайла осторожно подвели крупные священники к соседней веревке, от которой зависела вся его жизнь. Айк не рискнул протестовать — это было очень опасно. Но он все еще надеялся. — Вы слишком любезны с этими эльфийскими свиньями, ваше священство! Margaritas ante porcos, — вполголоса сказал какой-то юноша, наверняка ещё школяр. ("Не мечите жемчуга перед свиньями" (лат.)) Его последние слова Кайл не понял, так как не знал латыни. Однако, он догадывался, что они значили. — Верно! Немедленно повесить! — крикнул друг школяра. — А то, пожалуй, придется нам для забавы ради и в назидание повесить главного судью. — Слава! Слава! Et dieu de ne pas interférer! ("И Бог пусть не вмешивается!") — кричала публика. Кайл не знал, что сказать. В глубине души он все же опасался, что время беспощадно и не даст придумать ему план скрыться, надежда угасала в нем. Он стал бояться, что его повесят. Только Айк еще плакал и тихо умолял оставить их с братом в покое. Несмотря на то, что Айк был приемным сыном семьи Брофловски и не являлся эльфом, его тоже было решено повесить. Кайлу было больно от осознания, что в этом виновны именно эти связи, пусть и не кровные. Кайла повесит толпа, если он заставит ее ждать; его повесят, если он попытается убежать; куда ни повернись, перед ним была пропасть, то есть виселица. А публика внимала, она глядела, упивалась. Отзвук благосклонных рукоплесканий еще продолжал звучать у Кайла в ушах. Зрители погрузилась в то блаженное созерцательное состояние, в каком автор внимает актеру, играющему его пьесу. Как бы сказал Шекспир, вспоминая о театре, в котором он работал и играл: «Вся наша жизнь — театр!» Кайл ощущал себя словно героем трагической пьесы, в тоже время как бы то ни было странно — он чувствовал себя всего навсего массовкой своей публики. Слово «пощадите» замерло на устах Кайла. Он оглянулся. Никакой надежды: все хохотали. — Проклятие! И многоточие, которое он мысленно поставил к своим словам, таило в себе какую-то пленительную мысль.***
Под покровом ночи
Что важно знать читателю: эльфы не маги, они не способны колдовать или зачаровывать, все те бредни об этой сверхспособности одно сплошное клише и не более чем чья-то выдумка. Быть оно действительно так, эльфы стали бы символом вечного мира, ибо не позволили бы разразиться кровавой войне. На что действительно способны эльфы — им подвластны человеческие чувства. Отнюдь, они не могут ими вертеть как пожелают, эльфы как существа, соединенные с природным миром — ощущают чутко, да так, что всякая чужая ложь или правда, ненависть да любовь зачарованной цепью тюремно держит сердце. Нет никого, от кого можно было бы получить больше понимания и сочувствия, чем от эльфов, ведь они, что может показаться любому их другу, проживают эмоциональный спектр, как собственный. Эльфы хорошо врут, однако если ты врешь эльфу — это бесполезно. Это самый проницательный народ и, как известно, лучшие актеры в мире театра — это эльфы. Хотя отнюдь, в народе, эльфы считают скверным пренебрегать своим языком и говорить неправду: разве что то не будет во благо. – Эльфы не были приняты людьми по тем глупым причинам, почему у людей в общем-то возникает антипатия к кому-то. В конце концов: всякая ненависть смешна и ничтожна. Все начиналось с зарождения самой истории эры, всегда королевство и власть эльфов считали межличностной и ненадежной. Войны с ними вели регулярно, пока не добились наконец кризиса. Народ эльфов всегда считался вымирающим, а потому охота на эльфов было делом указывающим на высокий статус. Война уносила много невинных. Но что такое сто миллионов мертвецов? На войне с трудом представляешь себе даже, что такое один мертвец. В конце концов эльфы лишь убедились, что они самые обыкновенные узники и одно лишь им оставалось — прошлое, и если кто-нибудь из них пытался жить настоящим или даже будущим, то такой смельчак спешил к собственной смерти. – Королевство эльфов разорено. Массовое уничтожение эльфов вызвало кровавую развязку. Было принято решение принцем эльфийского народа, Кайлом Брофловски III: сражаться за землю более — бессмысленно, подвергнется опасностью весь народ! Это было слишком рискованно. Выход достойный чести: спасаться, скрываясь, как то только было возможно, вредя людям лишь в случае самозащиты. Ведь оставались всегда еще и те люди, которые оплакивали ужасные холокосты, полные мертвечины, которые сжалились, пускали на ночлег эльфов-бродяг, даже семьями. Почему эльфам было важно сохранять свою честь? По крайне мере, пока оставался жив правитель. Эльфы — как правило, дружный и миролюбивый народ, однако на момент кризиса, под угрозой голода и смерти, среди народа поселилось скалистое на всех недоверие. Время было кровавое: ни надежды, ни любимого человека рядом уже у многих не бывало. Эльфы впали в отчаяние, подкрепленное смирением с голодной жизнью без проблеска счастья. Появилось большое множество кланов, с разными целями и образом жизни. Впрочем, были и те эльфы, которые избрали себе путь одинокого полуночника. Таких было немного, ведь при таком выборе многие попадали в просак, умирали, не протянув и недели. Кайл был вынужден плутовать также: одиноко, в голоде, мучаясь с истощением и упорно заставляя также гореть румянцу на щеках, огню в зеленых глазах и продолжать верить и надеяться на конец кризиса, что он и его брат будут еще живы, когда всему смраду придет достойный тому конец! Айка приходилось нести на руках, он был сильно истощен и обессилен. Они сбежали в лес с трудом, остерегаясь что повременив еще немного с поиском ночлега — и их снова найдут, возможно, убив на месте. Теперь только мрак лесной чащи был им спасением. Что еще важно знать читателю: Кайл был рожден в день красного солнца. В нем сочетались негармоничные черты, которые, как бы это ни было парадоксально, порождали гармонию. С детства Кайл страстно любил читать и потому был мудрым правителем, преследующим не только свои цели, но и цели своего народа. Пожалуй, эльфийское королевство было могущественно благодаря сословной монархии и хорошо развитому, честному парламентаризму. Кайл был из тех редких юношей, что не позволяли негативным мыслям захватить и ожесточить свое доброе сердце, даже если оно подвергнется самым ужасным пыткам, какие бывали в истории. — Еще немного, давай же, ты справишься… — шептал себе под нос Кайл, смотря себе под ноги кровавых ступней. Он был на грани своих сил, но он не мог бы смотреть в свое отражение, если бы сейчас отступился. Все то время, что Кайл преданно любил гулять босым — кануло в лету. Сейчас он изнывал от боли и проклинал себя, что не поборолся за свои туфли с робким нацистом. Вся лесная тропа, которой и видно не было, была в камнях, порою особенно острых. Это ничуть не напоминало те еще прекрасные прошлым летом поля или белые, шерстяные-мягкие ковры. И несмотря на то, что Кайл очень не любил зиму из-за сильного в их среде мороза — сейчас он очень сожалел, что на улице было теплое лето и нету снега, который спас бы его ноги от десятков порезов. «Но у всего свои плюсы. Несмотря на отсутствие холодного, но мягкого снега — думал Кайл — нам хотя бы не нужно искать теплые укрытия. Мы бы уже погибли от холода, или умерли, если бы заболели» Кайл почти не видел, куда он идет, — густой лес не кончался, темнота кругом и монотонное черное, как смоль, небо, на котором луна освещала недостаточно хорошо чтобы уберечь себя от случайных ушибов, — но оно было и неважно, ведь конкретной цели Кайл не преследовал. Четкого маршрута у Кайла не было. Сейчас он полагался на эльфийское чувство интуиции и шел туда, где чувствовал какое-то притяжение. Он не пускал в свои мысли отчаяние, он боялся, что мать была бы сильно разочарована им, если бы он сдался. В них обоих всегда было много амбиций и сильная воля. Айк, казалось, еще держит в памяти случившееся совсем недавно с Шейлой, его матерью, погибающей не на его глазах — так как Кайл закрыл ему зрительный доступ — но на хорошо запомнившихся последних словах, а затем криках матери и всех прочих звуков. Настоящие родители покинули Айка с рождения, он никогда не знал их и не желал их знать. Он был человеком, но преданно любил свою эльфийскую семью, которая приютила его. Казалось, у него в голове все смешалось и перемешалось уже не один раз. Он был ещё совсем ребенок и вжавшись в плечи Кайла, он негромко плакал и всхлипывал. Кайл утешал его обещаниями, в которых изо всех сил сам старался поверить. Лес кончался. Кайл остановился и осторожно выглянул за густые деревья— виднелись темные большие ворота, вход в город. Они были открыты и дарили надежду. — Кажется, я вижу ворота города, в котором полно света этой темной ночью. Не думаю, что люди там чем-то отличаются от французов, но по крайне мере мы сможем скрыться от наших преследователей. Мне нужно срочно найти, чем скрыть мои острые уши. Иначе мне конец, — Кайл обрадовался, а затем чуть саркастично добавил: — Будь проклята моя анатомия… В голову Кайла пришла мысль смастерить на время толстый венок. Однако та сразу отпала — одно неаккуратное движение, и он перестанет держаться на голове. Его потерянная где-то корона тоже была в виде венка, она была символической и неплохо закрывала уши и мешала непослушным волосам лезть в лицо. Но та была сделана из прочных материалов. Кайл судорожно начал ходить кругом, что позволяло ему лучше сосредоточиться на своих мыслях, Айка он отпустил посидеть на пеньке. — Как насчет этой ленты? Просто обвяжи ее вокруг головы. Ты же видел тех француженок на площади у виселицы? На некоторых из них тоже были повязаны ленты. Стало быть это модно, возможно на тебя не обратят внимание. А если что, то скажешь, что ты из Франции. Кайл, хоть и не мог физически засиять от надежды, все таки посветлел. Лента, предложенная Айком была одной из любимых повязок для волос Шейлы. Атласная, черная, прекрасно сочетающаяся с рыжими волосами. Она хорошо растягивалась и крепко держалась. Наверняка Айк уже готовился к худшему исходу и сохранил для себя некоторые памятные вещи. Кайл тут же надел ее, прикрыв уши, а оставшиеся недочеты закрывали вьющиеся рыжие волосы. — Тут опасно, — пожаловался Айк, — мы совсем рядом с городом. Мне здесь страшно. Почему мы должны идти туда? Почему в город? Нас поймают и повесят, неужели тебе не страшно? «Ну-ну, тише» — успокаивал Кайл брата. Он переместился и сел рядом с ним, Кайл тихо заверил его: — Согласен, это не самая моя лучшая идея. Но мы не можем продолжать идти по ночному лесу, мы оба устали. В конце только в городе зажглись фонари. Айк, тебе будет страшнее провести ночь в лесу, чем в городе. Там безопаснее, чем тебе может показаться. — Но мы можем привлечь чужое внимание. На тебе лишь одна длинная рубашка, а ноги в крови. Кайл, ты слишком оптимистичен, ты так погибнешь! Как мама! Ты оставишь меня одного! — Айк снова заплакал. Смотря в сторону города, слыша как плачет Айк, Кайл устало вздохнул и поник взглядом. Он перенес сильные потрясения и мучился с внутренним голосом своего рассудка. Почти потеряв все силы, он лишь мрачно смотрел на город и зажмурился, когда почувствовал влагу в глазах. Но он все же встал и подал руку Айку. — Нам пора, Айк, вставай, — Кайл заглянул Айку в лицо и нежно, тепло улыбнулся. — Я обещаю тебе, что я всегда буду рядом с тобой.