Der Weg zur Heilung - Путь к исцелению

      Не размыкая пальцев, доктор обессиленно уперся переносицей в плечо Гереона, стараясь восстановить дыхание.       — Этого было слишком мало, — просипел он, и в голосе сквозило разочарование. —       Первитин не даст тебе освободиться так быстро.       Гереон выпрямился, позволив доктору снова сесть выше.       — Ты хочешь… Но мне нужно что-то. Я не могу сделать тебе больно.       — Но ты сделаешь, — прищурился Анно. — Такова твоя природа.       «Природа Иуды?» Слова ударили не хуже пощечины.       Перед глазами как по щелчку вспыхнула сцена последнего соития с Хельгой.       Звериный агрессивный секс у стены и на полу, упавшая лампа, отталкивающие его женские руки и испуганный голос: «Мне больно!».       Она сама просила. Нет… . Нет, нет, нет, нет, нет.       Гереон замотал головой, закрыл глаза и сжал виски руками, прогоняя ненавистные воспоминания. Уже привычное успокаивающее прикосновение к щеке заставило его снова вернуться в реальность. На него с исследовательским интересом смотрели глаза Анно с лица доктора Шмидта.       И доктор усмехнулся, отрицательно качнув головой, словно отвечая на мысленную цепочку брата.       — Природа созидающего, Гереон.       Тогда ярость снова пронзила все существо Гереона.       — Какой же ты ублюдок.       Он легко перелез через обнаженного психотерапевта и соскочил с кушетки, прошлепав босыми ступнями по холодному паркету. Гереон раскрывал все подряд шкафчики кабинета, пока не нашел заветную баночку «нефтяного желе».       — Для каких целей уважаемый психотерапевт держит у себя в приемном кабинете вазелин? — скрипнув зубами, ядовито поинтересовался он.       — Науке известно, что он хорошо помогает при ранозаживлении — легко ответил доктор, и Гереон коротко усмехнулся.       — Вот сейчас и проверим. Переворачивайся на живот.       На обратном пути он захватил плотный рулон-подголовник с приемного кресла.       — Шевелись!       Анно медленно и безэмоционально выполнил указание.       Разгоряченный постыдными воспоминаниями и неудовлетворенностью, Гереон действовал жестко. Засунув подушку доктору под бедра, он щедро зачерпнул мази из баночки и ввел внутрь доктора сразу два пальца. Психотерапевт дернулся, но быстро замер, вцепившись пальцами в изголовье кушетки.       «Одним из побочных эффектов первитина является сильно нарастающее либидо за счет стимуляции некоторых отделов центральной нервной системы. Однако, активируя симпатическую нервную систему, носящую образное выражение «бей и беги», вещество одновременно вызывает отток крови к жизненно важным органам, то есть к тем, которые помогут животному в случае опасности победить врага или убежать. Самое сильное воздействие, как уже было сказано, приходится на сердечно-сосудистую и центральную нервную системы. Половая же система в эрготропном состоянии деактивируется. Более того, устойчивая эрекция, необходимая для успешного соития, возможна скорее при ингибировании симпатической системы, так как она контролирует состояние покоя полового члена и процесс детумесценции. Испытуемый, длительно принимавший высокие дозы первитина, начинал испытывать проблемы с эректильной функцией, хотя кратковременный прием небольших доз лекарства вызывал, наоборот, частые спонтанные устойчивые эрекции, позволяющие беспрерывно заниматься сексом часами без возможности получить разрядку. Физиологические, неврологические и химические механизмы, лежащие в основе психоактивного действия первитина нам еще только предстоит выяснить, однако его эффект, несомненно, найдет отклик в клинической медицине». — Klinische Wochenschrift, 1930.       После недолгой и неаккуратной подготовки, Гереон вошел резко и сразу на всю длину. Доктор втянул воздух сквозь зубы и тихо зашипел, но по-прежнему ничего не сказал. Покорное молчание взбесило Гереона. Захотелось причинить боль по-настоящему.       «Маленькая месть человечнее отсутствия мести».       Его движения стали рваными, грубыми. При особо сильных толчках психотерапевт глухо и коротко стонал или пытался пошевелиться, чтобы принять более удобную позу, но Гереон с садистическим наслаждением пресекал эти попытки, плотно прижавшись к спине психотерапевта и зафиксировав его руки.       — Полегче, — наконец прохрипел доктор спустя двадцать минут активных фрикций.       Гереон замер, как если бы его внезапно оглушили. Медленно вытащив член, он увидел на самой головке небольшие бордовые сгустки и размазанные красные разводы.       Гереон в панике отшатнулся так, что едва не упал. Отцепившись от рук доктора, он лихорадочно отмечал присутствие отпечатков своих пальцев на бледной коже, которые наверняка позже превратятся в синяки. Лишенный во время соития способности реагировать на посторонние стимулы, подгоняемый неконтролируемой злобой и страстным желанием разрядки, Гереон потерял ощущение места, времени и партнера. Потерял ощущение себя.       Доктор осторожно повернулся обратно на спину, морщась от боли сел на кушетке и внимательно вгляделся в лицо Гереона. Он больше не улыбался.       — У вас кровь, — глухо выдавил из себя наконец Гереон.       Психотерапевт медленно кивнул и склонил голову на бок.       — Нужно обработать.       — Я приму меры позже.       — Вам было неприятно, — угрюмо констатировал Гереон.       — Вопрос в том, было ли приятно тебе, Зигфрид.       — Нет. Это было насилием.       — Ты хотел этого.       — Нет. Я ненавижу насилие.       — Насилие есть обладание.       — Нет.       Доктор задумчиво поднес указательный палец к губам и неспешно протер рот до самых уголков, а затем прикусил кончик фаланги.       — Первитин всего лишь снимает этические границы, заставляя испытуемого делать то, что он хочет.       Гереон яростно замотал головой.       — Это ложь. Ваши синтетические вещества, убирая все барьеры, меняют саму суть людей. Зачем вы делаете это со мной?       Он поднял на доктора свои невозможно светлые глаза, делавшиеся ярче и прозрачнее из-за покрасневших белков.       Губы Гереона дрожали от невысказанной обиды.       Тогда Анно легко встал с кушетки и подошел к своему брату, ласково коснулся щеки, вытирая выступившие слезы, а затем взял его за руку.       — Пойдем за мной, Гереон.       И Гереон подчинился, как и всегда. В который раз они вернулись к своему импровизированному ложу.       Анно присел на самый его край и лег, увлекая Гереона за собой. Затем обвил ногами его бедра, притянул партнера еще ближе, прижал к своему телу.       Поцелуй его был теперь серьезен и сладок, он утешал и горячил кровь. Словно забыв о недавно пережитом инциденте, Гереон чувственно и спешно отвечал на нежность, податливо терся о кожу доктора, стремясь доставить ответное удовольствие.       — Гереон…       Теперь, когда все стало совсем по-настоящему, потребность обладать смешалась с потребностью отдавать. Гереон тихо всхлипнул, когда его подрагивающий член накрыла рука доктора, и Анно скользнул голенью по его ягодице, чуть царапнув ледяным металлом клипсы гартера.       — Ты опять возбужден…       — Не обращай на меня внимание, Гереон.       — Но я хочу тоже…       — Какой ты красивый, Гереон.       Гереон подавился воздухом и конвульсивно дернул бедрами вперед.       — Мама никогда не говорила тебе, какой ты красавец?       — Ннет… Анно…       — Анно всегда считал тебя очень красивым.       — Он был лучше меня…       — Да, но тогда он еще не ведал о твоем перерождении. Он был глуп и самонадеян в своей гордыне и потому умер. Ты, сын океаниды, раскроешь в себе ее мощь, ты станешь крылатым, о шести руках и о шести ногах. Истребишь в себе слабость и научишься созиданию, и тогда ты поведешь нас за собой, самый красивый из людей, первый сверхчеловек.       Гереон глубоко вбивался в подставленную ладонь, уткнувшись носом в шею Анно. Слова брата привели его к катарсису.       Свободной рукой доктор безостановочно поглаживал плечи и спину Гереона, ни на секунду не прекращая прикосновений.       Экстатическое наслаждение, стимулируемое запахом и ощущением взаимности спустя полчаса фрикций начало наконец нарастать, и психотерапевт предугадал его пик, увеличив давление пальцев на пульсирующем органе. По мере приближения оргазма, стоны Гереона становились громче, а дыхание сбилось окончательно. Он излился в руку брата с протяжным воплем, сотрясаясь от силы разрядки не меньше минуты. Анно, приподнявшись, крепко стиснул судорожно дрожащего Гереона, удерживая ослабевшее тело от падения.       — Вот так, мой мальчик. Вот так.       Эмоции, вызванные прокатившейся волной освобождения, были настолько яркими, что стали выливаться слезами из уголков глаз, грозя перерасти в истерику. Доктор водил сухой ладонью по волосам Гереона, его шее, плечам, спине, неразборчиво шептал успокаивающие слова, нивелируя приступ.       За освобождением пришла инерция. Действие первитина, длившееся в общей сложности около пятнадцати часов, сходило на нет. Истощенная нервная система, выпустив последний салют, начала отключаться. С трудом оторвавшись от Анно, изможденный Гереон рухнул на соседнюю кушетку. Доктор протянул руку за марлей, смочил ее в спирте и тщательно протер ладони. Затем поднялся, чтобы снять с вешалки свой халат и тут же почувствовал как беспокойно и настороженно скользнул по нему взгляд брата. Торопливо он вернулся обратно, накрыв Гереона легкой хлопковой тканью, отметив, как тот моментально зарылся в нее носом.       От халата пахло Анно, и этот запах успокаивал Гереона, словно дикое животное. Некоторое время доктор посидел рядом с братом, осторожно дотрагиваясь до его взмокших волос, пропуская пряди между пальцами, даря приятные ощущения безопасности и защищенности.       Затем тихо встал, подобрал ворох белья Гереона и аккуратно сложил его на стуле. Педантично оделся сам. Завязав галстук, Анно немного постоял перед зеркалом, оценивая свой внешний вид. Потом обошел все распахнутые Гереоном шкафчики, устраняя беспорядок. Задержавшись около одного, доктор задумчиво вытащил ампулу с морфином и, поколебавшись, отломил стеклянный кончик, употребив содержимое.       В конце концов, он вернулся к кушеткам, лег на соседнюю половину двойного ложа и взял брата за обмякшую руку. Почувствовав прикосновение, Гереон приоткрыл тяжелые веки, постарался сконцентрироваться, узнал. Слабо улыбнувшись, он едва слышно выдохнул «Анно», и почти тут же провалился в крепкий восстанавливающий сон без сновидений.